***
Hannah Telle – Hurricanes🎶
Невзирая на свою молчаливую натуру, Гранат очень наблюдательная. За стеклом тёмных очков она видит всё, не упуская ни единой детали. А когда проводишь много времени с двумя людьми за закрытыми дверями, учишься замечать даже самые крохотные изменения в их настроении: тихие вздохи, томные взгляды, покрасневшие щёчки, пылающие сердца. Гранат нравится считать, что она знает своих коллег лучше остальных. Вот бы они ещё тщательнее скрывали свои эмоции, дабы она притворилась, что совершила какое-то невероятное открытие. — Ладно, что не так? — спрашивает Гранат, как только Аметист шумно вздыхает в пятый раз за прошедшие две минуты. Опуская сэндвич, тату-мастер уставляется на секретаря, твёрдо намереваясь докопаться до истины. — Забей… — вяло отнекивается Аметист, катая оливку зубочисткой по металлическому подносу. — Забила бы, не кричи твоё лицо «я хочу рассказать вам, почему у меня такая кислая мина». — Эй! Моё лицо не… — Ты и впрямь сегодня не в духе, — вклинивается Жемчуг, погружая кусочек тофу в рот. — Кто бы говорил? Я впервые в жизни вижу тебя такой довольной. — Гранат поворачивается к ней, смеряя коллегу любопытным взором. — Что? Понятия не имею, о чём ты. — Жемчуг невинно пожимает плечами, набивая рот соевым сыром, тем самым избегая ответа. Гранат закатывает глаза, и за столом опять воцаряется затишье, однако тату-мастер уверена: дольше пяти секунд оно не продлится. — Окей, моя лучшая подруга в полнейшем, мать его, отчаянии, — не проходит и двух секунд, как Аме раскалывается. — Её недодевушка внезапно пропала без вести, она не может связаться с ней ни через звонки, ни через сообщения, поэтому уже четыре дня подряд сходит с ума от волнения, и я просто хочу зарядить в лицо этой невеже. — Аметист замолкает, быстро поясняя: — В смысле, зарядить в лицо девчонке, по которой сохнет моя подруга, а не самой подруге. — Понятно. — Гранат невозмутимо кивает, ожидая, продолжит ли коллега высказываться по этому поводу. — Нет, я просто в шоке! Как вообще кто-то может так поступать? — И она действительно продолжает. — Я понимаю, она приуныла из-за какого-то там дерьма, но почему нельзя хотя бы ответить на смски?? Моя подруга не просит достать звёзды с неба, знаете ли, она просто хочет удостовериться, жива ли любовь всей её жизни! Агх, я правда думала, что та чувиха будет выше этого. Троица заканчивает трапезу в неловкой тишине. Аметист снова вздыхает, наконец-то доедая оливку: — Простите за всплеск эмоций. — Уж лучше выговариваться, нежели копить в себе весь негатив, — Гранат мягко улыбается, и Аметист отвечает тем же. — Надеюсь, у твоей лучшей подруги всё наладится. — Ага… я тоже. — Аметист косится в сторону второго тату-мастера. — Твой черёд. Жемчуг чуть ли не давится последним кусочком своего вегетерианского обеда. — М? — Не таи, кто тот счастливчик, охмуривший тебя? — Дело совсем не в этом! — протестует Жемчуг и, краснея, тянется за салфеткой. — Просто вчера у меня был весьма… необыкновенный опыт. — У-у, звучит пошленько. — Ох, уйми свою фантазию! — Жемчуг стукает её по руке, и, пожалуй, впервые за несколько дней Аметист заливается смехом. — Вчера вечером я шла с работы и, когда укрывалась под мостом от дождя, волей случая повстречала одну девушку. — Жемчуг переводит взгляд на Гранат. — Она знала Розу. Брюнетка непонимающе хмурится, а когда Гранат выпрямляется и удивлённо приподнимает брови, секретарь окончательно впадает в ступор. Аме никогда не видела её в таком потрясении. — Что она сказала? — интересуется Гранат. — Она выглядела очень подавленной, поэтому я… я попыталась подбодрить её, ну, помнишь, как Роза. Разумеется, у меня ужасно выходило, — Жемчуг сухо посмеивается, однако голос её напрочь пропитан горечью. Гранат подаётся вперёд и накрывает ладонь коллеги своей в знак поддержки. Аметист, между тем, ощущает, словно вторгается в очень личное дело. — В-в общем, я упомянула, что много лет назад одна женщина по имени Роза помогла мне, и тогда она попросила поведать о ней. Что я и сделала. — А дальше? — Сначала она не поняла, что я говорила о нашей Розе. Но как только я сказала, что Роза работала волонтёром в сиротском приюте, она тут же обо всём догадалась. — Губы Жемчуг трогает тёплая улыбка при воспоминании о вчерашнем разговоре. — Затем… она заплакала и обхватила меня руками. Я растерялась, не ожидая такой бурной реакции, но обняла её в ответ. Спустя пару минут она отстранилась от меня с широкой улыбкой и признательностью в глазах. Гранат, Роза была её воспитателем в том самом приюте. — Быть того не может… — Ещё как может! Я сперва тоже не поверила! — Жемчуг хихикает. — Она рассказала, как «мисс Кварц» радовала её в детстве. Это было так мило! Мы ещё долго болтали о Розе, даже не заметив, как дождь успел пройти. После она поднялась и снова поблагодарила меня, добавив, что чувствует себя гораздо лучше. Мне кажется, я впервые оказала такое значительное влияние на чью-то жизнь. Гранат молчаливо кивает, улыбаясь. Аметист одаривает Жемчуг кроткой ухмылкой, по-настоящему радуясь за неё. Неожиданно она осознаёт, что слышала это имя из уст своей коллеги ещё на собеседовании, и любопытство берёт верх. Брюнетка осторожно уточняет: — Эм… Вы про ту Розу, которая вдохновила вас открыть этот салон? Мастера уставляются на неё, всерьёз поражаясь тому, что она уловила данный кусочек информации из их разговоров. — Верно, — подтверждает Гранат. — Значит, Роза ещё и воспитателем работала? Ну и ну, неплохая смена деятельности, — секретарь присвистывает, мгновенно одёргивая себя. Эта женщина, очевидно, очень дорога её коллегам. Может, стоит поосторожнее выбирать слова? — Ой… П-простите, я не имела в виду ничего плохого! — Всё нормально, — заверяет Гранат. — Ты в нашей команде и заслуживаешь знать всю историю «Храма». — Она обменивается взглядом с Жемчуг, на что та согласно качает головой. — Роза Кварц была… нашей очень близкой подругой. Наставником, в каком-то смысле. И я, и Жемчуг переживали довольно паршивые времена, когда были моложе. Роза помогла нам преодолеть все трудности и остаться верными себе. — Она рассуждала так: людям свойственно меняться и расти. Это часть жизни, и даже если по итогу мы будем другими, вопреки всем нашим ожиданиям, в этом нет ничего плохого. Пока ты верна себе и чувствуешь, что выбранный тобою путь осчастливит тебя, то и бояться нечего. — В глазах Жемчуг плескаются меланхолия вкупе с отрешённостью. — Я вообще должна была стать монашкой. Аметист всеми силами пытается сдержать приступ смеха, но проваливается: — Чего??! — Знаю, странно звучит, — она насмешливо ухмыляется. — Я никогда не хотела следовать по стопам семьи, но и не видела иного будущего для себя. Роза появилась, когда я больше всего нуждалась в ней, и помогла мне осознать, что я способна на нечто большее. — Она была одной из тех, кто говорил «можешь стать, кем пожелаешь», и сама в это верила, — вспоминает Гранат. — Когда приют, в котором Роза работала, закрыли, она была потеряна. К счастью, всех детей смогли вовремя раздать в семьи и никто не остался на улице. Чуть позже она сказала нам, что хочет заняться чем-то значимым, долговременным. — Татуировки, — предполагает Аметист, и мастера кивают. — Она обожала рисовать и создавать искусство, поэтому начала профессионально учиться на тату-мастера. — Жемчуг аккуратно складывает салфетку, поднимаясь из-за стола. — Роза называла это контрастом. Хотя мы должны меняться и расти, иногда нам нужно что-то долговременное в наших жизнях, напоминающее о важных вещах. Аметист хлопает глазами с их рассказа. У девушки всегда были проблемы со стабильностью, будь то места или люди — именно по этой причине она часто увольнялась с работ и предпочитала исключительно романы на одну ночь — посему переварить нечто подобное казалось уму непостижимо. Аме нравится считать, что жизнь — одно большое захватывающее приключение, полное неизвестности, а рутина — полнейшая скукотень, однако слова Жемчуг взяли её за душу. Она и впрямь нуждается в чём-то долговременном в своей жизни и теперь, подумав об этом, кое-что поняла: у неё есть Перидот. Дружба с ней — самые стабильные отношения из всех, что Аметист когда-либо имела. Ничто в мире не заставит девушку бросить свою любимую соседку — по крайней мере, уж точно не в ближайшем будущем. Забавно, что она неосознанно воспринимала Пери как должное. — Роза такая классная, — с искренней улыбкой отзывается Аметист. — Была, — кротко поправляет Жемчуг. Только сейчас до брюнетки доходит, что они говорили о ней в прошедшем времени. — О-оу… была? Мастера обмениваются угрюмыми взглядами. — Да. Роза умерла четырнадцать лет назад. Аметист будто ударили под дых — на неё резко накатывает печаль. Она даже не знала эту женщину лично, но восхищения в словах Гранат и Жемчуг было достаточно, чтобы проникнуться симпатией к покойной Розе Кварц. — Ох, мне так жаль… — Ничего. — Гранат кладёт ладонь на её плечо. — На самом деле, именно поэтому мы назвали салон «Храм». Всё наше творчество — храм, посвящённый памяти о Розе и её идеалам. — Это восхитительно. — Аме ёрзает на своём стуле. — Могу я спросить, что с ней произошло? От внимательного взора брюнетки не укрывается, как Жемчуг с отчуждённым видом отходит помыть за собой посуду. Похоже, смерть Розы повлияла на неё больше, чем на Гранат. Интересно, почему же? — Роза влюбилась в одного мужчину и забеременела от него. Врачи неоднократно предупреждали её о возможных осложнениях, связанных с родами, но она никого не слушала, желая лишь одного: подарить жизнь своему чаду. — Ох, божечки. Неужели и ребёнок тоже?.. — Нет, ребёнок родился. Сейчас ему четырнадцать лет, он абсолютно здоров, и у него такое же большое и доброе сердце, как у его матери, — Гранат улыбается вопреки грусти в голосе. Аметист с облегчением выдыхает: — Круто! — Стивен бесспорно замечательный ребёнок, — комментирует Жемчуг, возвращаясь обратно за стол. Аметист только и успевает опешить с прозвучавшего имени. — Погодь, ты сказала Стив… — В тот же момент за окном проезжает машина скорой помощи, обрывая брюнетку своей визгливой сиреной. — Надеюсь, Ляпис уже намного лучше. Я подумывала прогуляться около реки сегодня и проверить, не объявится ли она там снова, — продолжает Жемчуг, не расслышав вопроса сбитой с толку секретаря. — Ладненько, перерыв на обед окончен! Пора приступать к работе. Через голову Аметист пролетает столько мыслей, что она буквально теряет дар речи и возможность пошевелиться на пару секунд. Как только Гранат и Жемчуг проходят через цветастую занавеску в лобби, девушка спрыгивает со своего сиденья и галопом мчит к коллегам, попутно доставая мобильник из кармана. — Ты сказала «Ляпис»??!***
— Стивен? Я дома. — Ляпис бесшумно закрывает за собой входную дверь, неуверенная, какой реакции ожидать от мальчика, но в доме никого нет. Она движется в сторону кухни, берёт стакан с полки, наполняет его водой и вздыхает из-за отсутствия какого-либо ответа. Осмотревшись вокруг, девушка замечает листок бумаги, прикреплённый магнитиком к холодильнику. «Дорогая Ляпис, Я вместе с папой в мастерской, приду сегодня днём! Если ты вернёшься и не найдёшь меня, пожалуйста, позвони моему папе! Вот его номер. Надеюсь, у тебя всё в порядке. Скучаю! – Стивен Юниверс». Ляпис трёт глаза в попытке прогнать слёзы. Она тут же тянется за почти разряженным телефоном в карман и вводит номер Грега, но останавливается перед тем, как набраться смелости нажать «Вызов». Первым делом ей нужно поговорить кое с кем другим, поэтому синевласка ограничивается коротким, но информативным сообщением Юниверсу-старшему. Наверное, Ляпис стоило вернуться домой ещё вчера, однако даже после беседы с Жемчуг девушке нужно было время, дабы собраться с мыслями и подышать свежим воздухом. Уж слишком это тяжело — думать о том, сколько боли она причинила близким. Но хватит жалеть себя. Теперь, восстановившись и осознав пару-тройку вещей, пришло время столкнуться с последствиями своих опрометчивых решений. Как только Ляпис отправляет текстовое сообщение Грегу, она ищет в контактах номер Перидот и, не мешкая, звонит ей. Напряжённые гудки толком не успевают раздаться: настолько быстро Перидот берёт трубку и выпаливает: — Ляпис?? — Перидот… — Лазурит верила, что хотя бы на сей раз обойдётся без лишних эмоций, но как только по ту сторону раздаётся полный надежды возглас, слёзы моментально подкатывают к уголкам глаз. — О звёзды, ты в порядке?? — Д-да. Да, я… — Она прочищает горло, стараясь взять себя в руки. — Мне уже лучше. Я… — Ох, господи, я так рада… — Перидот всхлипывает, отчего сердце синевласки сжимается в груди. — Фух, я так сильно переживала… Ты дома? Аметист позвонила мне и… и сказала, что её начальница говорила с тобой вчера, поэтому я… Стоп, ты же в безопасности? Я могу приехать и забрать тебя, если х-хочешь, только назови адрес! — Я уже дома, не волнуйся. — Возможно, данная просьба совершенно бесполезна, но другой Ляпис не придумала; так или иначе, им нужно встретиться и обсудить всё вживую. К тому же из-за усталости девушка пропускает упоминание о Жемчуг мимо ушей, ибо сейчас в приоритете лишь одно: сфокусироваться на текущем разговоре с Перидот. — Послушай, я… Мне нужно побыть дома. Ради Стивена. Но я обещаю, обещаю, что завтра приеду к тебе и всё объясню. Прости меня, Пери. Мне очень, очень жаль… — Всё нормально! — Ляпис не в состоянии поверить, что бармен вот так с ходу прощает её. — Я просто рада, что тебе ничего не угрожает… Не спеши там, ладно? Я буду ждать тебя. Я… Я всегда буду ждать тебя. Клянусь. Руки дрожат, всхлипывания никак не утихают, но Ляпис всё-таки продолжает: — Хорошо… спасибо. Спасибо тебе. — Внезапно на неё накатывает волна усталости, отчего желание свернуться клубочком на диване и уйти в долгую-долгую спячку резко возрастает. — Мне нужно вздремнуть. Я не спала уже несколько дней, но честно: со мной всё нормально. — Конечно, отдохни, наберись сил! Попробуй покушать что-то, если голодна. И не забывай пить много воды! А ещё я слышала, что ромашковый чай тоже помогает, — всё так же одновременно взволнованно и облегчённо тараторит Пери. Ляпис пропадала невесть пойми где последние четыре дня, а она даже не злится на неё, напротив — бармен проявляет присущую ей доброту и заботу. Вопреки длинным дорожкам слёз, губы Ляпис растягиваются в тёплой улыбке, а в голове всплывает вчерашний разговор с Жемчуг. Словами не передать, как сильно Перидот напоминает синевласке мисс Кварц. — Спасибо. — Ляпис закусывает губу, чувствуя, как бешено грохочет сердце в груди. — Перидот, я… — Да? Нет, она должна сказать это при встрече. — Спасибо, что не отвернулась от меня. — Этого пока хватит. — Я бы никогда так не поступила, — прямо отвечает бармен. — Сладких снов. Попрощавшись, Ляпис наскоро делает себе сэндвич, съедает его, после чего поднимается вверх по лестнице и падает на свою постель. Мобильник оповещает её о пришедшем сообщении от Стивена со следующим содержанием: «Я так рад, что ты в порядке!!! Можно позвонить? Или мне стоит подождать?». Девушка просит мальчика временно не беспокоить её, ссылаясь на то, что собирается поспать. По-прежнему обескураженная благодушием друзей, Ляпис проваливается в глубокий спокойный сон, лишённый всяких кошмаров. Мягкие простыни словно обнимают Ляпис, а любовь наполняет её изнутри. Давненько она не испытывала таких приятных ощущений…***
Следующий день — чёртов ураган эмоций: по-другому его не описать. Ляпис продремала всё утро, а проснувшись, почувствовала, как чья-то маленькая ладошка сжимает её собственную. Она сжимает руку в ответ, улыбаясь и поглядывая на Стивена через полуоткрытые веки. Мальчик, неизвестно сколько просидевший на стуле рядом с кроватью девушки, тут же просыпается, проливая слёзы. Друзья разделяют долгие объятия, Ляпис шепчет извинения, а Стивен, в свою очередь, заверяет, что она ни в чём не виновата. Затем Юниверс-младший сопровождает Лазурит на кухню, где её встречает аппетитный завтрак: блинчики и свежесваренный кофе. Признаться, раньше подарок приёмной матери и близко не вызывал ассоциаций со словом «дом», но сейчас, благодаря Стивену, это место всё больше начинает казаться таковым. Мальчик то и дело непринуждённо отшучивается, не выпытывая объяснений у подруги, чему та несказанно рада. Ляпис обещает в скором времени обо всём рассказать, на что Стивен понимающе кивает: — Я просто рад, что ты наконец-то дома, — с неподдельной улыбкой поясняет он. — Да… Я тоже. Покончив с завтраком, Ляпис чистит зубы и принимает долгий расслабляющий душ. Горячая вода нежно стекает по телу, лаская его; девушка запускает пальцы в намокшие волосы, медленно царапая кожу черепа. Казалось, Лазурит впервые так бережливо относится к себе, оглаживая каждый мускул, шрам и рубец. Она будто слышит, как Перидот и мисс Кварц мягко шепчут о своей любви и гордости, об уверенности в её способностях и пока что нераскрытом потенциале. Жизнь полна безграничных возможностей, и с этого самого момента Ляпис будет цепляться за каждую из них, борясь со всеми трудностями вместе с дорогими ей людьми. Синевласка натягивает белую футболку с принтом какой-то рок-группы, потёртые джинсы и родную чёрную кожанку, без которой лишь изредка выходит на улицу, а затем смотрится в зеркало. Мешки под глазами ещё не скоро исчезнут, однако, помимо этого, Ляпис чувствует себя иначе. Она словно переродилась и теперь сияет ярче любых звёзд. Улыбнувшись своему отражению и уверенно кивнув, девушка спускается вниз по лестнице. — Стивен, я пойду прогуляюсь. Мне нужно кое с кем поговорить, вернусь только к ужину. Дождёшься меня? — Конечно! — Мальчик отрывается от просмотра мультика по телевизору, весело махая ей рукой на прощание. — Удачной поездки. Ляпис машет в ответ, но останавливается перед тем, как открыть дверь. Она подходит к Стивену, наклоняется и, немного колеблясь, оставляет поцелуй на его лбу. Её щёки вмиг заливаются краской: вот так открыто выражать своё небезразличие по-прежнему неловко, но Лазурит твёрдо решила изменить и эту часть себя, начиная с сегодняшнего дня. — Спасибо за завтрак. Ляпис удаляется прежде, чем ошарашенный Стивен успевает что-либо произнести. Как только раздаётся хлопок входной двери, на лице мальчика расцветает широченная улыбка, отчего он в порыве чувств обнимает подушку.***
Поездка на поезде выдалась немного трясучей, но, по крайней мере, было не слишком людно. В самый разгар дня все обычно работают, посему среди пассажиров встречались в основном пожилые люди со своими маленькими внуками и внучками. Сердце Ляпис гулко застучало в груди по приближении к нужной станции; поезд будто скрипел тормозами целую вечность, не желая выпускать никого раньше времени. Наконец железные двери распахиваются, позволяя синевласке двинуться к апартаментам Перидот. Поскольку бармен живёт недалеко от станции, Лазурит достаточно десяти минут, чтобы в быстром темпе добраться до точки назначения. С каждым шагом коленки девушки всё больше подкашиваются, а подъём по лестнице и вовсе чуть не сводит с ума от внезапно нахлынувшего волнения. Она почти дошла. Перидот практически в пределах её досягаемости. Остаётся всего несколько метров. И вот, она уже перед дверью. Ляпис глубоко вдыхает, задерживает дыхание на пару секунд, после чего выдыхает. Стучит в дверь ровно три раза. Поначалу в воздухе стоит оглушающая тишина. Ощущение, словно все её чувства одновременно обостряются, ведь каждый стук о древесину отдаётся в ушах грёбаной барабанной дробью. Затем по ту сторону раздаются спешные шажки, несущиеся по коридору. Кто-то запинается, предположительно, об угол ковра. Наконец-таки дверь распахивается. И Ляпис лицезреет её. С неописуемым беспорядком на голове, со съехавшими с носа круглыми очками, в пижаме с милыми пришельцами — сонную, лохматую, прекрасную. В горле тотчас застревает ком. — Перид… — Лазурит обрывают самые крепкие, самые костеломные объятия, которые девушка когда-либо испытывала. Маленькие руки смыкаются вокруг её шеи, заплаканное лицо утыкается в грудь, и ничто в этом мире больше не имеет значения, кроме девушки, стоящей напротив. Ляпис обнимает бармена в ответ, утыкаясь носом в копну светлых непослушных волос. Они пахнут как дом. Девушки стоят на пороге квартиры, совершенно потеряв счёт времени, однако ни одна из них не спешит отстраняться: страх, что другая при этом растворится в воздухе, силён как никогда. Немного погодя, Пери поднимает взгляд, застланный слезами, и с лучезарной улыбкой тянет Ляпис в квартиру. Когда дверь за ними захлопывается, Ляпис прижимается к стене и завлекает бармена в очередные объятия. — Как же я скучала по тебе, — дрожащим голосом бормочет Перидот, не переставая улыбаться. — Прости, что так внезапно пропала. — Ты здесь, — возражает блондинка. — Всё в порядке. Спустя ещё несколько минут Ляпис мягко отталкивает Пери от себя, ловя её взор. И как только голубые глаза пересекаются с зелёными, никаких сомнений не остаётся. — Мне нужно кое-что сказать тебе. — Руки синевласки ласково обхватывают щёки бармена. — Можно поцеловать тебя? Ответом на прозвучавший вопрос послужила знакомая пара губ, столкнувшаяся с её собственной. Поцелуй медленный, чувственный и полный надежды на будущее. Он также частично мокрый, поскольку обе девушки плачут, но, во всяком случае, на сей раз это слёзы счастья. Отпрянув, Ляпис прислоняется своим лбом к лбу бармена; их веки опущены, а на губах сияют счастливые улыбки. — Этого мне тоже не хватало, — воодушевлённо выдыхает Пери. — Так что ты хотела сказа… — Я люблю тебя. Время словно застывает на пару долгих мгновений, и Перидот всерьёз начинает казаться, что ей грозит обезвоживание из-за количества пролитых слёз за последние дни. Растерянная, она кое-как выдавливает: — …Правда? Ляпис оживлённо кивает, прыская со смеху, и большими пальцами смахивает слезинки с щёк растрогавшейся блондинки: — Правда, правда.