День за днем

      Выдался ужасный вечер. Пришлось снова набить рожи парочке ублюдков, которые домогались до официантки. Макото, вертихвостка. Не разбирает перед кем крутит задницей, а потом бьется в истериках от страха.       — Вот брошу тебя в следующий раз и разбирайся с этими уродами сама. — недовольно бурчу на девушку, а она в благодарность целует меня в щеку.       — Сейя, может быть уже ты начнешь до меня домогаться? Кричать не буду. — горячо шепчет она мне в ухо. Растягиваюсь в улыбке. Такая глупая девчонка. Милая, но глупая.       — Прости, красавица. Предпочту остаться одиноким. — протягиваю ей купюру за виски и чаевые и покидаю заведение. Мой дом находился недалеко от бара, в пятистах метрах, за гостиницей.       Глубокая ночь, обычно в такое время перед дверьми этого гостиничного притона пьяные ублюдки неистово бьют друг другу морды, а сегодня была тишина. Захожу за гостиницу и слышу непонятные рваные стоны. Оглядываюсь и вижу тело из которого торчит огромный меч. Из-за своего чувства помогать всем и вся, меня всего перетряхивает, и я подбегаю к этому телу. Девушка. Все лицо в крови, избитая. Как она вообще все еще жива?       — Прости, но сейчас будет очень больно — говорю ей, но вряд ли она вообще сейчас что-то понимает. Хватаюсь за основание меча и резко вытаскиваю клинок из ее тела. Она резко кричит и в мгновение проваливается в забвение. Поднимаю девушку на руки. Нет. Только не умирай.       — Ятен! — дверь выбита ногой, а я вбегаю в кабинет своего брата и кладу тело девушки на стол. — Ятен! Скорее! — брат вбегает в кабинет, как ошпаренный.       — Это что?       — Помоги быстрее, я нашел ее валяющейся за гостиницей, из нее меч торчал.       — Она не жилец, ты что! Оставил бы там! Я ж тебе не великий кудесник!       — Ятен!       — Ладно. Сейчас попробуем что-то придумать.       Он несколько часов проводил свои медицинские манипуляции. По итогу над телом девушки весели с десяток капельниц, но как минимум она была приведена в порядок и дышала.       — Она в коме. Ты слишком добрый для нашего дерьмового мира. Лучше бы дал ей умереть спокойно. — брат снимает перчатки и бьет меня резиновой парой по плечу, оставляя наедине с полуживой красавицей, с дырой в брюхе, которую Ятен обработал и зашил, предварительно проверив не повредили ли ей органы.       Я обхожу стол, подхожу к ней и вглядываюсь в лицо. Прекрасная. Даже ссадины и синяк на этом лице не портили всей красоты. Точные тонкие черты, грубые. Четкие аккуратные брови, прямой носик, с чуть вздернутым кончиком, пересохшие губы, непонятно пухлые они от природы или от того, что ее как следует отметелили, острый подбородок. Интересно, какие же эти глаза? Все, что я сейчас мог видеть - это только белые выгоревшие ресницы.       Что же с тобой произошло, девочка? Чем же заслужила быть вспоротой и так жестоко брошенной? Дотрагиваюсь до ее лба и глажу ее по волосам.       Все еще теплая.       — Проснись, как можно скорее. Я хочу знать, что с тобой случилось.       День за днем. Каждое утро. Триста шестьдесят пять дней и ночей, в которые она не проснулась. Ни в один из этих дней. Я уже потерял веру и надежду в то, что она придет в себя. Как же так может быть? Я привык каждый вечер сидеть рядом с ней, говорить ей что-то, целовать ее руки и молить о том, чтоб она проснулась. А она только дышит и не просыпается. Я такой глупец. Как можно было втюриться в полумертвую девушку, которая всем своим видом требует, чтобы ее придали земле, но я, будто сумасшедший, мучаю ее тело, заставляя лежать на металлической поверхности.       Очередное утро. Ятен выходит из кабинета.       — Я начал отцеплять от нее капельницы. С последней она перестанет жить, но пара недель на прощание у тебя есть.       — Почему не все сразу?       — Не хочу тебя ранить так стремительно. И еще хочу дать ей шанс, может ей удастся сделать тебя счастливым. Ну что, ты починил ту штуковину?       — А? Мотоцикл? Да.       Я точно душевно больной человек, раз проникся чувствами к без пяти минут мертвой девушке. Я даже посмел поцеловать ее. Знаю, роман — это сказка, а сказка — обман, но можно на миг поверить в сказку? Я, почему-то, действительно, поверил в то, что поцелуй разбудит ее.       Бред.       Я вовсе не принц, да и она, особо, на принцессу не похожа, но я поверил. Коснулся ее все еще теплых сухих губ своими, забирая в свою память миг нежности. Надеюсь, что ей хотя бы приснится это.        Вновь наступило жаркое лето и тот триста шестьдесят пятый день пребывания незнакомки. День, когда Ятен собирался снять последнюю капельницу.       Я, сидя в машине рядом с домом, собирался с мыслями о том, что это конец. Все, никаких сказок не бывает, лишь жестокая реальность, в которой нам всем суждено погибнуть, как она. Просто наше время еще не настало.       — Сейя! Сейя! — Ятен выбегает из дома. Он ошарашен, его трясет. — Сейя! — вопит он мое имя со всей своей дури — Она… — ни слова мне больше не нужно было, чтобы вылететь из машины и помчаться к ней. Стоя рядом, я нежно глажу ее по голове и жду. Жду, что она откроет глаза. Я так долго ждал этого момента. Теперь я узнаю о ней все, и никогда не отпущу, не позволю ей жить тем, чем она жила. Никогда.       Незнакомка медленно открывает глаза и резко зажмуривается от непривычности яркого света, что бается ей сейчас так больно. Наконец она проморгалась и теперь я могу видеть ее глаза, которых никогда ранее не видел. Какие они прекрасные. Глубокий, с долей печали был ее взгляд. Эти глаза очень много видели, они определенно видели львиную долю горечи, нежели счастья. Ее взгляд останавливается на мне. Я смотрю на нее не отрываясь, боюсь, что она сейчас же снова покинет меня. Боюсь понять, что это может быть сон.        — Ты заставила меня так долго ждать — я дотрагиваюсь до ее руки. Она ничего не понимает и резко одергивает ее, так же стремительно поднимается и садится на столе.       — Где я и кто ты? Я же ведь умерла…– ее голос севший и хриплый. После того, что она пережила, как вообще может говорить? Да еще и с такой жестокостью и холодом, хоть и дискомфортной хриплостью в голосе. Она невероятная сила, воля и упорство. Ее даже вспоротое брюхо не сломило, и она не покинула этот мир, будто назло всем.       — Ты у меня дома, в раю. Я — Сейя, тот кто нашел тебя валяющейся с мечом в животе, — она оглядывается, а затем в припадке начинает оглядывать и ощупывать себя. Немудрено, что за целый год от ее болячек остались лишь шрамы. Она напугана и ей точно не очень понятно, что происходит — ты год тут провалялась. И это уже без шуточек.       — Год? — она поднимает свои ошарашенные глаза, а потом резко закрывает лицо руками, бормоча — Что же теперь делать? Я столько потеряла времени, да почему же я не сдохла? — все, что я разобрал.        — Прости, что отвлекаю от самобичевания, но могу ли я узнать твое имя? А то ведь год уже со мной живешь.        — Хару…ка. Харука.        — Далекая? Так вот почему ты заставила, так долго ждать — я пытаюсь как-то разрядить обстановку, но Харуке это не очень понравилось.       — Не смешно.       — Да брось. Смешно. Помогу тебе слезть? — она кивает мне в ответ, думая, что я просто подам ей руку, но вместо этого, я поднимаю ее на руки и ставлю аккуратно на пол, будто она создана из фарфора. Она чуть пошатывается от непривычки и падает на меня. Ловлю ее и сковываю в объятиях.       — Так и знал, что ты любишь обниматься — усмехаюсь я. Она смотрит на меня полным смущения взглядом и тут же вырывается, ровно вставая на ноги.       — Считаешь, уместно так себя вести? Я знаю тебя пять минут, а ты…       — А я тебя знаю год. Ты год лежала на этом столе и вообще, мы уже хоронить тебя хотели. Так что за тобой должок.       — Какой еще должок? Я тебя на куски разделать могу и собакам отдать — грозная блондинка выпаливает свою пламенную речь и уже собирается направиться на выход, но я ловлю ее за руку, притягивая к себе.        — Ты куда собралась-то? Нет, девочка, ты мне все расскажешь и, когда я буду уверен, что ты в состоянии решать свои проблемы, тогда и отпущу. Я шучу, но в игрушки тут играть не собираюсь– смотрю ей прямо в глаза, которые панически бегают, разглядывая мое лицо. Я, только что, был холоден и жесток, говоря все слова, от которых девушка приоткрыла рот. Теперь же, я улыбаюсь, и ее взгляд останавливается на моей улыбке. До этого момента, она была напряженная и колючая, но она вся обмякла мгновенно, стоило мне заметить ее взгляд. Теперь, она уже аккуратнее высвобождается из моих оков, спокойно проходит к двери, но оборачивается на выходе.       — Зачем тебе все это?        — Что?       — Зачем ты спас меня? Зачем сейчас заставляешь остаться?       — Ты красивая, я влюблен.       –Дурак, врать не умеешь.       — Если честно, я не смог просто пройти мимо тебя, валяющейся с мечом в пузе и тем более не смог бы выкинуть тебя умирать где-то. Я очень добрый, поэтому, на твоем месте, меня стоит поблагодарить.       — Спасибо. Я так рада, что продолжу жить эту дерьмовую жизнь! — девушка взрывается и вылетает из кабинета. Видимо, легко мне не будет. Спешу за ней.       — Да стой же ты! — хватаю за руку — Стой! Куда бежишь? Дом не большой, далеко от меня все равно не спрячешься.        — Мне нужно побыть одной. Где…ванная комната?        — За твоей спиной. — открываю дверь через девушку — Я подожду тебя.       — Не утоплюсь, не бойся.       — Я не этого боюсь.       — Вены тоже резать не буду. Я боец, я не умру жалкой смертью.       — Это тоже весьма неактуально.       — А что тогда?       — Напоминаю, ты год провалялась в коме. Не находишь, что твоя активность более чем э-э… Эксцентрично? Ненормально? Ну, короче, ты перебарщиваешь и можешь свалиться обратно. А у тебя, как я понял, есть какие-то дела, верно?       — Ах вот ты какая в живом состоянии! Приветик, я — Ятен! — мой братец вылезает, как черт из табакерки, и пугает нашу гостью, которая чуть подпрыгивает от его приветствия.       — Да вас еще и двое. Черт.       — Брат, чего это она?        — Ятен, перед нами уникальный случай. Пациентка, после продолжительного коматозного состояния страдает чрезмерной гиперактивностью, что характерно, устраивает бунт и собирается выйти за рамки предложенного ей лечения, покинув нашу «клинику» — вздыхаю я, а Ятен начинает хохотать, поняв всю абсурдность сказанных мной слов.       — Доктор Коу, если уж так, то я ее лечащий и мне решать, как ее лечить! — не сдерживая смех, говорит брат.       — Прошу прощения, господин! — театрально поклоняюсь ему. Харука смотрит на нас, как на стопроцентных идиотов.       — Не стоит, многоуважаемый родственник. — продолжает Ятен, но не выдерживает Харука, которая сложив руки на груди, недовольно произнесла:       — А я вам не мешаю? Может я пойду?       — Да куда же вы, голубушка, пойдете? — Ятен аккуратно берет блондинку под руку, а я пристраиваюсь с другой стороны — У вас, простите, ни кола, ни двора, пять минут в сознании, год на глюкозе, а она идти собралась! Сейя, ты погляди, точно экземплярчик!       — Как тебя там? Не важно. Ты меня уже так раздражаешь — обращается Харука к Ятену, а потом поворачивает голову ко мне –и ты тоже! И вообще пустите меня! — она вырывается, толкнув нас чуть вперед, а сама юркнула в ванную комнату.       — Ну что, господ Коу, не соблаговолите ли вы выпить чашечку чая? — выдыхает брат.       — Всенепременно, о милейший — отвечаю ему я       — Идиоты! — кричит Харука из-за двери, слыша наши дурачества.       Следующие тридцать дней, день за днем, Харука приходила в себя. У нее оказывается отличный аппетит, эта девушка, имея абсолютную точеную стройность, не была разборчива к пище, а мясо уплетала за двоих, хотя, может это сказывалось отсутствие живого белка в организме на протяжении долгого времени. Также она оказалась нисколько не брезглива, при виде противных насекомых Ятен громче визжит, а Харука лишь недовольно морщится, скорее на визг Ятена и спокойно прихлопывает или раздавливает букашку. Она эрудированна, за тридцать дней прочла около десяти книг из Ятеновой библиотеки, отвлекалась лишь на тренировки и естественные потребности организма, хотя читала даже за едой. Говорила немного, шутки не оценивала. Самая настоящая снежная королева.       — Сегодня новолуние — тихо сказал я. Мы лежали в кузове разбитого DodgeRam, и смотрели прямо в синее небо, которое было усыпано звездами. Единственное чистое, что осталось в нашей реальности. Как мы оказались в кузове вдвоем? Я просто заметил, что стоило нам с Ятеном отправиться спать, двери начинают скрипеть. Выглянув из окна, я увидел, как Харука залезает в кузов и просто ложится на спину, заводя руку за голову, а вторую укладывая на живот и лежит так, долго-долго, думая о чем-то. На второй раз я последовал за ней. Она даже не шелохнулась, когда я забрался в машину. На третий раз, я уже ждал ее сам.       — И что из этого? — тихо спрашивает Харука.       — Ну как… Новая луна — новая жизнь — я почувствовал себя глупо. Действительно. Ну и что, что новолуние?       — Мне нужно будет уйти, не мешай мне, ладно? — неожиданно говорит девушка, заставляя резко сменить положение на сидячее.       — Одна ты никуда не пойдешь, нагуляла уже себе вспоротое брюхо.       — Да почему же ты такой упрямый? Я же сказала, что могу убить тебя! — она тоже садиться и мы смотрим друг на друга. Она — недовольно, а я — серьезно-влюбленно, строго, но с нежностью, но она умеет доводить, заставляя грубо ответить:       — Убей и тогда вали на все четыре стороны, все равно на том свете тебя найду, даже не сомневайся.       — Да чего тебе от меня надо?       — Я же сказал… — неожиданно для нее после этих слов я ловко впиваюсь в ее губы, краду поцелуй, и облизываю свои губы после него — Я — влюблен.       Ответ не заставляет себя ждать, и типичная пощечина влетела бы мне по лицу, но я перехватываю руку.       — Как ты смеешь?! — недовольно начинает вопить эта блондинка. На улице поздняя ночь, а у Ятена очень чуткий сон, не хотелось бы разбудить его, поэтому я вновь притягиваю девушку к себе, затыкая ее губы своими, теперь уже глубоко, страстно. Отпуская руку, обнимая за талию, прижимая ближе к себе, а Харука же до последнего колотит меня по спине, пока не проваливается в поцелуе сама, начиная мне не менее страстно отвечать. Аккуратно опуская ее на спину, не разрывая танца губ и наваливаюсь на нее сверху. Ее руки такие горячие, когда она успела забраться под мою футболку?       Она — мощнейший мотоцикл, которая мгновенно задвоиться. Она сама начинает раздевать меня, в то время, как я, отпустив ее сладкие губы, спустился на нежную шею, попутно высвобождая ее от топа, под которым ничего больше и не было, кроме упругой груди, которая несомненно манила к себе. Спускаюсь поцелуями от шеи вниз, сжимаю одну и целую вторую. Девушка выгибается подо мной и наконец-то с ее, искусанных мною, губ срывается шумный выдох и тихое нашептывание моего имени, так, будто она совсем не хотела бы, чтобы я услышал, но я услышал. Она ранее не называла меня даже «ты», не называла никак, и лишь раз услышав из ее уст сладкое: «Сейя», я мгновенно возвращаюсь к ее губам, вкладывая в поцелуй долю благодарности, за то, что произнесла мое имя, за то, что осталась здесь, за то, что сейчас отвечала мне.       Отрываюсь и смотрю прямо на ее раскрасневшееся лицо. Она медленно открывает глаза и тоже смотрит на меня. Не так как всегда, без надменности и холода, с капельной огня, из-за нахлынувшей страсти, с нежностью и доверием. Она моргает чуть быстрее, чем обычно, дыхание учащенное, словно она бежала кросс. Облизывает и закусывает губу.       — Я тебя никуда не отпущу, потому что люблю. Я тебя достану из-под земли, если убежишь. Тебе ясно? — очень тяжело выдавить из себя серьезность и строгость, когда ты в шаге от перевозбуждения, а под тобой вообще лежит прекрасное создание человечества, но мне удается передать всю ту жесткую эмоцию, которую Харука понимает без слов и ее дальнейшие ответы не требуются, она кивает, и я наконец улыбаюсь ей и продолжаю начатое. Вновь губы, шея, ключицы, грудь. Дойдя до плоского живота, я понял, насколько ее тело изнемогает, какую истому она испытывает, втягивая в себя живот от мучительной бури внутри.       Лишаю девушку и шорт, и белья сразу, избавляясь от лишних церемоний. Целую низ живота и поднимаюсь по телу вверх, возвращаясь к губам. Ей тяжело дышать, она уже не знает, как ей выгнуть спину, чтобы избавиться от чувства ломкости в каждом позвонке. Целую в губы, параллельно лаская ее, но лишь чуть надавив, Харука отрывается, разрывая поцелуй, выгибается и охает, протяжным стоном. Это музыка для ушей, чем увереннее мои движения пальцами, тем горячее ее выдохи и сладостные стоны. Она пылала, будто факел. Требовала больше, сама полезла разбираться с моими джинсами, ей не терпелось. Сразу ясно, что ждать из нас двоих, умею лишь я. Она убирает мою руку, и требовательно меняет положение, избавляя меня от остатков одежды и усаживаясь сверху, начиная медленно ерзать. Моя очередь испытывать удовольствие. Она явно чувствовала себя уверенно именно так, в ее характере быть сверху, быть первой, лидером и защитником, но даже одарив меня сейчас своей слабиной, изнемогая подо мной, долго не смогла этого терпеть, овладев мной самостоятельно. Она не менее страстно целовала меня сама, покрывала тело поцелуями, сжимая и поглаживая кожу, двигаясь на мне, доводя до точки высшего человеческого наслаждения.       Она лежит на мне, голая и горячая, а в купе с холодным ночным легким ветром по нашим телам бежали мурашки.       — Правда? — успокоившись и отдышавшись спокойно спрашивает меня Харука. Я не в силах соображать, о чем она говорит и лишь вопросительно мычу ей в ответ, — Любишь меня?       — Люблю, Харука, верь мне и не переспрашивай.       — Я ненавижу лжецов и, если ты не достанешь меня из-под земли и отпустишь, я найду и порежу тебя на тысячу кусков и отдам собакам.       — Невыносимая, можешь молча наслаждаться или тебя нужно затыкать?       — Пообещай мне.       — Я обещаю тебя никуда не отпускать и клянусь каждой звездой на этом небе и будь я проклят, если не сдержу слова.       Наконец-то я чувствую, так она вздрагивает, и шумно улыбается. Чувство, будто она ждала этих слов всю свою жизнь. Она поднимает на меня взгляд и чуть подтянувшись вверх чмокает меня в губы.       — Пойдем, я замерзла. — улыбаясь произнесла Харука.