Коллекционер квантовых катастроф

Джон чувствовал себя неуютно. Громадный белоснежный зал в соответствии с канонами современного дизайна предназначался для единственного экспоната – маленького сумрачного полотна внутри скромной на вид рамы с потускневшей от времени пепельно-золотой патиной. В отличие от него Джон Уотсон не имел ни художественной, ни финансовой ценности и смотрелся неуместной, чужеродной инклюзой посреди торжества высокого искусства. В полупустом зале дюжина старательно игнорировавших друг друга претендентов на шедевр напоминала странную пост-модернистскую инсталляцию - их беззвучное броуновское движение едва улавливалось даже камерами слежения и смутно напоминало культовый сериал о статуях, оживавших только тогда, когда на них никто не смотрел… И лишь элегантная, худая, как палка, леди в гротескном, похожем на маленький гонг колье что-то беззвучно нашептывала на ухо очередному гостю, нанизывая его на аукционную интригу, будто редкую багамскую жемчужину на шелковую нить. Двоих из «тихой» публики Джон не раз видел в сюжетах светских новостей, еще четверо побывали в его скромном доме лично – трое, чтобы приобрести уникальную безделушку, чтобы позже привести в замешательство своих гостей, которые непременно попытаются объяснить странные свойства диковинки, и только один – купить ключ на другую сторону. Но поскольку он все еще был здесь, прикидывая шансы пополнить коллекцию личным Вермеером, прежнее желание воспользоваться ключом уже не было таким сильным. Джон не был уверен, что его заметили… скорее всего да, но вряд ли хоть кто-то сейчас снизойдет даже до намека на возможность их знакомства без опасения привлечь внимание вездесущей прессы к собственной персоне. Неосторожное слово, случайный взгляд, жест без повода… а особенно по поводу – среди игроков высшей лиги всегда были сродни противопехотным минам и противопехотным растяжкам – задень, и наутро таблоиды взорвутся десятками великолепных скандальных версий. А пресса ни за что не пропустит такого повода, как неизвестно откуда появившаяся редкость стоимостью в тридцать миллионов английских фунтов. Леди в колье, мисс Винчеслас, владелица галереи Хикмана, выставившая картину на аукцион, ограничилась невнятной историей о том, как полотно было случайно обнаружено рабочими во время ремонта прогнивших балок старого особняка то ли в Суссексе, то ли в Девоншире и едва не пошло на растопку с прочим хламом и ветошью. Но видимо, это была преднамеренная ложь - чем туманнее судьба шедевра, тем охотнее конкуренты перегрызут друг другу чековое горло во время торгов, после чего картина еще три месяца будет выставляться для всех желающих приобщиться к творчеству знаменитого голландца. Согласно воле основателя галереи, все вырученные от продажи билетов деньги будут направлены в Харли Стрит Клиник, крупнейшую детскую онкологическую клинику Лондона, как благотворительный взнос. Заложив не отягощенные финансовыми излишествами руки за спину, Джон неспешно лавировал меж живых статуй в сторону шедевра, в сотый раз задавая себе один и тот же вопрос – мог ли владелец четырех крупнейших в стране медиа-корпораций, член палаты лордов и, наконец, его личный куратор всерьез полагать, что отставной капитан медицинской службы, ветеран двух ближневосточных конфликтов и поднадзорный ссыльный обладает достаточными навыками, чтобы незаметно для окружающих вынести тридцатимиллионный объект из тщательно охраняемого здания и не сесть в тюрьму на следующие двести лет своей скучной жизни? Очередной ответ оказался предсказуемо неприятным. Нет. Ни украсть, ни, боже упаси, купить раритет было делом не просто невозможным – бессмысленным в принципе. А потому, стоило присмотреться к предмету со странной судьбой, чтобы понять – что именно ожидал куратор от заведомо провальной эскапады Джона Уотсона. Картина не была особо впечатляющей, на вкус Джона. Хотя, может, это было лишь первое впечатление? Тусклый рассвет не добавлял живости темным фасадам старинного городского пейзажа знаменитого голландца. Отражение в воде едва смягчало общее тягостное ощущение. И лишь россыпь звезд в небесах делала что-то такое, отчего невозможно было оторвать от них взгляда… волшебство. Посреди пустых белых стен полотно казалось настороженным и сердитым. Словно выпавшее из своего времени, оно куда лучше чувствовало бы себя в маленькой гостиной или библиотеке с камином и ломберным столиком среди основательной дубовой мебели и потертых книжных корешков. Как и Джон, оно помнило те времена, когда личное пространство было теснее, а мир – просторнее, и ему, как и Джону, очень хотелось вернуться в его уютные, надежные объятия, а не торчать в свете галогеновых ламп, будто на столе в анатомическом театре. Джон с трудом отвел глаза и машинально покосился по сторонам, по привычке отмечая мертвые зоны в охранной системе. - Забудьте. Это подделка. От низкого рокочущего тембра от затылка до копчика соскользнула электрическая змейка – медленно, едко… будто капля расплавленного меда… или стекла… сползая, сворачиваясь в совсем уж неприличном месте горячим сладким клубком. Джон обернулся. Его будто ударили в живот. …античная шея, закованная в жесткий форменный воротничок, будто в ошейник, …скулы, острые, плавные, как белые скалы Дувра, …странный росчерк глаз в смешении оттенков топаза, ртути и дыма кубинских сигар, …копна каштановых завитков, выглядывавших из-под фуражки за ухом, …губы… черт, черт, черт. Джон почти услышал, как хрустят его лучезапястные кости – такого усилия ему стоило удержать собственную руку, чтобы не дать пальцам прикоснуться к этим губам… Он его не помнил. …не помнил. …знал. Дышать стало больно. Что-то вспыхнуло под веками и прошлось в затылке тоскливой, ноющей болью, растворяясь неразличимым инфразвуком в области среднего уха. Вот только в обморок не хватало упасть… И разумеется, тут же заныла нога, как будто в памяти не было ничего больше подходящего, как шрам от осколка. От него не осталось и следа давным-давно, а боль – вот поди ж ты, тут как тут. - Простите? – горло само собой вытолкнуло слова, и они чудом не застряли в пересохшем горле. - Простите? – более громко и куда более резко вторил кто-то еще. Раздраженный, угрожающе-неприятный. Опасно сощурив глаза, мисс Венчеслас стремительно лавировала меж гостей, как эсминец среди минных заграждений. - Что Вы себе позволяете? Работа надоела? Только сейчас Джон смог опустить взгляд и прочитать нашивку на куртке молодого человека… …молодой, не старше тридцати… …куртка слишком просторная, будто с чужого плеча, но это его ничуть не портит, скорее наоборот… …насмешливый взгляд из-под козырька, как блик прицела – холодный, уверенный… слишком. Для простого охранника. …и если бы он вдруг начал расстегивать рубашку под «Burlesque»* и зеркальный калейдоскоп, Джона это удивило бы куда меньше, чем скучное «Hickman» на форменной куртке. Худая леди перекрыла ему обзор, уперев руки в затянутые в дорогой бренд бедра. И слава богу – Джон пялился совсем уж неприлично. - Не нуждаюсь, - улыбнулись чертовы губы. – Но это не меняет сути. Вы продаете подделку и отлично это знаете, мисс. Парень довольно заложил ладони за спину и качнулся на пятках. - Вы не охранник… - тон едва уловимо изменился, как если бы хищная кошка обнаружила вместо косули охотника с копьем и припала брюхом к траве, прикидывая – отступить или принять замену добычи? В тишине, больше подходящей одру умирающего, чем храму искусства, шоколадный бархат пролился, как божий глас. - Где-то в Лондоне заминирован заложник, и преступник дал мне двенадцать часов, чтобы я решил шараду с этой картиной. И я точно знаю, что в ней что-то не так, иначе, в миле отсюда полиция не обнаружила бы труп в полосе прилива возле моста Ватерлоо. Кстати, труп вашего охранника… Беззвучные гости тут же пришли в движение, слаженно дрейфуя к входу и расцвечивая полумрак голубым сиянием дорогих телефонов. …еще одна инсталляция. Но парень даже не удостоил взглядом их демарш. - Кажется, я должна Вам поаплодировать? – мисс Винчеслас бросила полный ярости взгляд на оставшееся в одиночестве полотно, на закрывшуюся за последним «беглецом» дверь. В отсутствии свидетелей… Джона ожидаемо вынесли за скобки… тон вернулся к прежнему высокому напряжению. - Хотелось бы. - Какого черта, - очевидно, придерживаться светского тона леди больше не собиралась, - что за спектакль? Вы понимаете, что только что сорвали аукцион? Наши адвокаты… - Адвокаты пригодятся, когда Вам выдвинут обвинение в мошенничестве, мисс Винчеслас. Ваша картина – подделка, и я это докажу. В два шага он оказался прямо перед полотном и уставился на него, будто удав на кролика. - … он не отправил бы меня к мосту, если бы полиция могла бы опознать тело… а она бы потратила на это вечность… что, что не так в этой мазне? Почему охранник… что в нем особенного? - он нервно сжал ладонями виски, - Алекс Вудбридж, пять лет безупречной службы, невеста, привычки, контакты… Он словно говорил с невидимым собеседником, невидяще уставившись перед собой. Пальцы разведенных ладоней подрагивали от напряжения, когда в них как по волшебству оказался смартфон, и даже со своего места Джон узнал дорогую модель люксового бренда. - Будем надеяться, что и Скотланд-Ярд не так безнадежен, как все думают, - тонкие длинные пальцы за метались по кнопкам, будто охваченные пляской Витта, - о, а это уже интересно. «Алекс? Дорогой, это профессор Кэрнс. Слушай, ты был прав. Ты был чертовски прав!» Что общего у заурядного охранника и научного консультанта планетария? Он застыл, превратившись в соляной столб. - Маленькое хобби мистера Вубдрижа… Разумеется! Джону показалось, что парень сейчас вцепится в картину и почти ждал, когда раздастся вой сирены. Но тот лишь смотрел, смотрел… и снова раздалось стрекотание кнопок пижонского Blackberry. Еще миг – и он развернул его экраном к галеристке. Джон, разумеется, не рассмотрел ровным счетом ничего. - Супернова Ван Бюрена! – торжествующе выкрикнул он, - Взорвавшаяся звезда, которая появилась на небе лишь в 1858 году. Тогда как она могла быть нарисована в 1650-х годах? Джон не вытерпел, обогнул оторопевшую хозяйку и тоже уставился на картину. В россыпи звезд над темными шпилями, рука мастера отчетливо выделила одну, более яркую точку, теперь отчетливо притягивавшую взгляд, как серебряный гвоздь, вбитый в закопченный деревенский потолок. - Лестрейд, надеюсь, Вы оцените соль загадки… - он восторженно бормотал, набирая новое сообщение, как ребенок, только что получивший первый приз на школьной олимпиаде. Заминированный заложник, кажется, уже мало его занимал. А Джон не мог отвести глаз. Вермейер… картина была настоящей. И она точно была ключом. Пальцы жгло от мощи силового потока, переполнявшего полотно, как вешние воды старое русло, грозя вырваться на свободу и смести все на своем пути. Энергия звенела и вибрировала, тянулась к нему, как соскучившийся пес в поисках хозяйской власти и ласки. И то, что в полотне был изъян… по мнению странного незнакомца… только подтверждало очевидное. Картина была настоящей. И сверхновая попала на холст действительно в 1650 году… вот только в другой, параллельной реальности, где звезда вспыхнула и «провалилась» сквозь пространство в одну из образовавшихся трещин. И что с того, что сдвиг случился не только в пространстве, но и во времени, когда здесь шел уже далекий 19 век? А сама картина действительно появилась в ней совсем недавно – мисс Винчеслас не солгала ни на фартинг. Вот только не было никаких чердаков и наследников - кто-то прошел через мембрану, и «платой за транзит» оказалась картина, каким-то образом накрепко связанная с жизнью этого человека, как бывают связаны только «запутанные» кванты. Или люди. Но вот какая незадача… втянутая на эту сторону вещь вызвала ненужный скандал и привлекла к себе слишком пристальное внимание, и Джон сильно сомневался, что в ближайшее время ключ будет доступным для перехода в обратную сторону – громкое дело подобного рода в судебной системе Великобритании может тянуться не просто годами – десятилетиями, и даже самые высокие связи не помогут извлечь замешанную в преступлении вещь из рук английской Фемиды, не склонной к поспешным решениям. Джон улыбнулся, представив лицо своего куратора, когда редактор положит перед ним проект релиза завтрашней сенсации. Но это уже не его, Джона Уотсона, проблема. Кто-то тронул его за плечо. Кажется, он тоже слегка выпал из времени – в зале были люди, полно людей, и только слепой бы не узнал в них полицию - по тому, как деликатно, но настойчиво двое из них вели мисс Винчеслас к выходу, а фотовспышки крошили мягкий сумрак. - Вы не собирались, - куртки на парне уже не было, но Джон ничуть не жалел – рубашка по его мнению тоже была лишней. Идиотские, неуместно-фривольные мысли так заплясали в его голове, что он не понял вопроса. - Не собирался «что»? – ему все время хотелось потрогать неуместно-фривольные губы. Нога ныла все сильнее, и все сильнее он жалел, что его старая трость осталась дома в компании двух зонтов. - Красть картину, – парень не спрашивал и, кажется, это его забавляло. - Что?? – Джон забыл про губы и поперхнулся. - Зачем вам это? «Отставной хирург, ветеран Афганистана с посттравматическим синдромом промышляет кражей предметов искусства»… согласитесь, странный заголовок даже для «Мэйл» и «Санди Таймс», - парень хмыкнул, и от его чуть кривой усмешки на щеках проступили ямочки. Милые. Черт, опять… - С чего вы решили, что я… - Джон покосился на деловито раздававшего указания мужчину в светлом плаще с проседью в коротких волосах, очевидно, главного в захватившей арт-объект полицейской банде. Джон не боялся оказаться втянутым в неприятные допросы… но его вдруг испугало никогда больше не увидеть странного человека, сказавшего так много и так мало. - Что вы доктор? – не поднимая не него взгляда, парень быстро застучал по клавиатуре своего смартфона, вслед за чем у мужчины в плаще громко прозвонило в кармане… он прочитал сообщение и посмотрел в их сторону… не слишком, признаться, доброжелательно посмотрел, но кивнул и вернулся к опросу не успевших покинуть зал участников несостоявшегося аукциона, потеряв и к Джону, и к его визави всякий интерес. – Элементарно. Парень посмотрел на часы, круто развернулся на каблуках и резво зашагал к выходу, по пути выхватывая из рук недовольной темнокожей женщины длинное черное пальто, слегка смахивавшее на офицерскую шинель времен первой мировой войны. Неожиданно для себя стартовавший следом Джон успел заметить по мелькнувшему на подкладке бренду - «шинель» стоила ничуть не меньше, чем вещевое довольствие небольшой воинской части за пару месяцев. - У вас выправка военного, Вы профессионально оценили обстановку, едва вошли в дверь, и не скрывали этого, как если бы в Ваших намерениях присутствовал преступный умысел… - они миновали широкую лестницу и полицейский пост в фойе. И по тому, что их даже не попытались остановить – Джонов собеседник был им слишком хорошо известен и имел весьма определенную репутацию. - Вы все еще носите стрижку на армейский манер, но уже не столь явную, чтобы быть вчерашней привычкой. Короткие аккуратные ногти, крепкие руки, застарелые мозоли на среднем и указательном пальце - определенно от скальпеля. Но папиллярные линии почти восстановились, а значит, прошло не меньше пяти-шести лет. В самом начале ваша походка была твердой, уверенной и даже расслабленной, но в стрессовой ситуации появились признаки хромоты, рука неосознанно искала рукоять трости… психосоматика. Но Вы остались стоять, хотя могли воспользоваться стулом, стойкой ограждения или хотя бы опереться на здоровую ногу. Вы привыкли терпеть боль, а травма была сопряжена с опасностью, а значит самое вероятное объяснение – боевые действия. Военный хирург, закончивший практику по ранению… остается вспомнить, где Британия участвовала в войне не позднее шести лет назад и получается… - Афганистан, - под обрушившейся на него лавиной информации, Джон не заметил, что парень остановился у края тротуара, натягивая на руку черные кожаные перчатки, и налетел ему на спину. – О… простите. Тот резко развернулся и они оказались так близко, что Джон почувствовал как смешивается их дыхание, их парфюм, их сердцебиение. - Это было… - он понимал, мужчина остановит такси, сядет в машину, и Джон потеряет что-то очень важное. Почему важное? Он не готов ответить сейчас даже себе… Может потому, что он не в силах отвести взгляда? Или не в силах перестать думать, что ему надо немедленно избавиться от терпеливо взрощенных усов, добавлявших ему благословенных десять-пятнадцать лет, а теперь казавшихся совершенно нелепыми и смешными, - великолепно. Он выдохнул. Глаза напротив неуловимо изменили оттенок, утратив беспокойный ртутный холод, улыбка изменила изгиб губ до лукавой усмешки с чуть приподнятым левым краешком… опять захотелось дотронуться до него пальцами… и странное дежа-вю тут же отозвалось в ладонях горячей электрическим покалыванием. - Вы так думаете? – лукавые губы влажно шевельнулись, и Джон провел кончиком языка по собственным, совершенно пересохшим. - Абсолютно, – он тоже улыбнулся и почувствовал, что опять может нормально дышать. – А чем там закончилось с подрывником? Заложник… его спасли? Парень нахмурился, будто не сразу понял, о чем речь… или уже позабыл то, что уже не имело для него такой важности… - Эммм… да. – Он бросил быстрый взгляд на свой телефон, словно искал в нем подсказку, - думаю, инспектор Лестрейд уже направил к нему группу разминирования… в противном случае, игра была бы нечестной. Будто опомнившись, парень шагнул к краю дороги и вскинул руку. - Игра? – Джон схватил его за рукав, - человека едва не взорвали! Или это что… тоже игра??? Черный лаковый кэб мягко подкатил и остановился. Парень быстро нырнул внутрь, но не спешил закрывать дверь. Кажется, он решал в голове какую-то сложную тригонометрию, а Джон вдруг оказался в ней одной из неизвестных величин. - Бейкер-стрит, 221Б, Шерлок Холмс. Машина тронулась, быстро набирая ход, через минуту теряясь в плотном потоке. А пульс Джон продолжал выстукивать тревожные позывные из давным-давно позабытого прошлого.