Коллекционер квантовых катастроф

Что это было? Наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось, словно кто-то дернул рубильник, и софиты, выжигавшие, выбеливавшие мир до кристаллической квантовой чистоты погасли, оставив его слепым и задыхающимся от послевкусия пьянящего возбуждения, один на один с оглушительно сладким сумраком, прохладой и капельками пота, сбегавшими между лопаток, как ручеек подтаявшего ледника. Беспомощно озираясь, он завертел головой, с трудом продираясь сквозь плотный кокон звуков окружающего мира. Влажный шелест покрышек, отрывки телефонных рингтонов, шарканье подошв рваным африканским ритмом вплеталось в густое полифоническое многоголосие, раздававшееся отовсюду и ниоткуда одновременно, вызывая головокружение и невнятное беспокойство. Когда зрение все-таки нашло общий язык с сознанием, он заметил, что его состояние начинает привлекать к себе постороннее внимание. Женщина по ту сторону оцепления, темнокожая, с копной психоделических кудряшек, настороженно смотрела в его сторону, рассеянно прислушиваясь к бормотанию полицейской рации, прицепленной к карману ее форменной куртки. Набрав полные легкие сырого, с привкусом весны и бензина лондонского смога, Джон переступил с ноги на ногу, да так и застыл, невидяще распахнув глаза в пустоту… …позабывшее о старых шрамах и новых проблемах тело вибрировало, звенело от переполнявшей силы, мышцы горели и ныли, как перетянутые струны, желая действия и разрядки - немедленно, прямо сейчас… Осознание, давно похороненное глубоко внутри уязвленной, униженной, загнанной в подкорку памяти, само собой подняло его руку и поднесло к глазам. Ладонь покалывало от приятного тепла, стекавшего от запястья в самый центр и выстреливавшего щекотными мурашками в кончики пальцев, и на кончике среднего – будто капля воды – переливалось, пульсировало крошечным запальным язычком живое голубоватое пламя высотой в четверть дюйма, едва различимое в ярком солнечном свете. Не веря глазам, Джон опустил кисть, и огонек послушно окутал фалангу тонкой пленкой, «подышал», наливаясь силой, будто соком плод, снова собрался в каплю и побежал по тыльной стороне. Джон быстро перевернул ладонь, и капля немедленно просочилась между пальцев, скатилась в центр пригоршни, дрожа там, как окрашенная голубым ртуть. Джон медленно вдохнул, и огонек начал раздуваться, растекаться все шире, как горящий медицинский спирт, выпитый студентом Уотсоном во время посвящения в студенческое братство Бартса в далеком восемьдесят шестом. Нервно стряхнув огонь с пальцев, как воду, Джон перевел взгляд на запястье, выглядывавшее из рукава плаща. Браслет, прежде выглядевший причудливым, шрамированным тату цвета иранской хны, побледнел, будто выцвел, некоторые участки завитков и вовсе исчезли, оставив вместо себя тусклую россыпь пыльных крошек, которую хотелось стереть платком… Джон недоверчиво провел пальцем по рисунку, чтобы убедиться в его наличии. Рисунок почти не прощупывался и совершенно не напоминал плотной, упругой структуры кандалов, вживленных в человеческую плоть. Кандалов, блокировавших почти все его способности. И эти способности теперь бурлили внутри, раздирая вены наркотическим восторгом. А потом мир оглох, ослеп, сузился до крошечной точки в пустоте, оставив его задыхаться от боли в пылающих легких и сдавленных, будто тисками, суставах. Отголоски всех травм, ран и повреждений, перенесенных им за последние годы, будто в калейдоскопе пронеслись по нервам, заново кромсая мышцы, дробя кости, уродуя тело с нечеловеческой достоверностью, выжатой во времени до убийственного концентрата. Наверное, он бы упал, если бы не крепкая рука, вовремя подхватившая его под локоть. Джон не был уверен, что не кричал, судорожно сглатывая едкую смесь металлической окалины и отвратительно-сладковатой соли с языка. - С Вами все в порядке? Что… что, черт возьми, это было? Мужчину он узнал. Тот самый полицейский из галереи, управлявший операцией, как спикер Палаты Общин на утверждении нового бюджета или командир пожарного расчета при тушении Рождественской елки в Кентерберийском аббатстве - быстро, деликатно, буднично. …хорошее дорогое пальто, хорошая рубашка без галстука с незастегнутой верхней пуговицей. …седина, щедро припорошившая яркой платиной некогда тщательно причесанные, но вернувшиеся к естественному хаосу, волосы. …твердый подбородок человека с принципами, внимательный взгляд, усталый от недостатка сна и работы сверх меры. - Давно его знаете? – мужчина все еще держал под руку, вероятно, опасаясь «рецидива». - Эммм… - Джон честно прикинул в уме. Минут пятнадцать? Или меньше? – сложно сказать. Учитывая, сколько он говорит… …если принять во внимание его разобранное на подробности прошлое – лет восемь? Или больше? - Работаю с ним почти три года и никак не привыкну к этим его… озарениям. Как он это делает, ума не приложу. Мы все отделом пробовали… и ничего близко. Черт, – мужчина спохватился, выпустил Джонов рукав и протянул широкую ладонь, - Грег Лестрейд, инспектор по особо тяжким. Вообще-то мы в основном занимаемся убийствами, а не подделками. - Джон Уотсон, – Джон пожал ладонь и осторожно пошевелил ступней, прислушиваясь к ощущениям. Нога и не думала прекращать свой несвоевременный ангажемент, тянущей болью скручивая подколенную мышцу, и мысли о такси проступили с удручающей отчетливостью. – А что с заложником? Он жив? - Да, им занимаются саперы на площади Пиккадилли, - инспектор бросил взгляд на собравшихся в кружок подчиненных и одним движением взъерошил без того торчавшие на затылке вихры. - Знаете, Шерлок вообще-то не такой уж бесчувственный, как обычно о нем говорят. Это уже третье сообщение о минировании за последние трое суток. И без его помощи все эти люди скорее всего уже были бы мертвы, чего уж там. …Шерлок. …Шерлок? Ах да, точно… «Бейкер-стрит, 221Б, Шерлок Холмс» Он перекатил на языке имя, будто это был леденец… с вкусом старого хереса и тертой коричной палочки… добавил фамилию и нёбо обволокло терпким ароматом дорогого гаванского Bolivarа*, который Джон разделил с Диком Финчли в Афганистане, когда их подразделение попало в окружение в развалинах деревушки к северу от Барги-Маталь, и держало оборону почти трое суток безо всякой надежды на подкрепление, поскольку рацию вместе с сержантом Ридом накрыло первой же миной. К концу второго дня они действительно думали, что живыми им не выбраться, и та сигара вполне годилась, чтобы сойти за последнее желание. - Это было впечатляюще, - Джон выдохнул гремучую смесь послевкусия прошлого и вернулся в настоящее. – Удивительно. Совершенно необыкновенно… Простите, Вы не поможете мне поймать такси? - Джон виновато пожал плечами, - нога… старая травма. Мужчина профессионально просканировал его взглядом от макушки до ботинок и нахмурился, что-то прикидывая в уме. - Шерлок сказал, что Вы с ним… Мне жаль, что он так умчался и бросил Вас тут одного… Как насчет перекусить? Есть неплохой паб в Сохо. Хозяин проходил у нас по тройному убийству и сел бы пожизненно, не докажи Шерлок, что в это время мистер Грассо угонял премиальную тачку в Блумсбери, в пяти милях от места преступления… Лагер или стаут? Лазанья там, кстати, у него тоже отменная. Джон вспомнил о запеченных утиных ножках. С апельсином и можжевеловыми ягодами, мирно покоящихся в теплых объятиях духового шкафа до его возвращения… и почувствовал, что ему совершенно не хочется возвращаться – сегодня, со всеми странными мыслями, толпившимися в голове, как первокурсники на зачислении. Тишина и умиротворенный покой дома вдруг почему-то показался клеткой, откуда не будет выхода, не будет спасения, когда все вопросы прозвучат разом. И не такой уж факт, что ответы ему, Джону Уотсону, понравятся. - С удовольствием. По тому, с каким облегчением тот хмыкнул, Джон вдруг подумал, что вполне возможно спонтанный «перекус» был для него выстраданной и честно заслуженной передышкой и он искал всего лишь повод, чтобы им воспользоваться. Инспектор нравился ему все больше. Перед тем, как сесть в машину, Лестрейд раздал поручения своим слегка озадаченным подчиненным, особо неодобрительно смотрела на Джона та женщина с все еще хрипящим радиотелефоном, но возразить никто не решился, как и задавать боссу неудобные вопросы. Все, что расслышал Джон, падая на переднее пассажирское сидение серебристого седана, была странная, неприятная фраза, брошенная под ноги, как плевок… - Мало было одного фрика на нашу голову. … Паб оказался действительно неплохим – с горячим пастушьим пирогом, щедрыми тарелками домашней пасты, креветками, обжаренными в масле до аппетитного хруста, с большими запотевшими кружками свежего пива почти дюжины сортов и громадной плазменной панелью, круглосуточно транслировавшей Премьер-лигу, лигу Чемпионов и еще бог весть какое футбольное безумие. Джон не был готов к толпе вопящих болельщиков, но в этот день бог оказался на его стороне, и на экране шла месячной давности запись полуфинала Ливерпуль-Челси в пользу Ливерпуля, чего, к сожалению, уже не могли изменить невнятные призывы подвыпивших посетителей. Джон не считал себя нелюдимым, но первая четверть часа вдруг показалась ему мучительной бесконечной пыткой, с набиравшими оборотами вполне здравых сомнений – какого черта он согласился и какого черта он здесь делает… впервые в жизни он не знал, о чем говорить. Но ему и не пришлось. Инспектор оказался легким простым собеседником, да и две пары пинт, исходившие вкусной пеной на подставках, быстро сделали свое дело, снимая с языков печати и замки. Мясной пирог быстро исчез с тарелки, и Джон не заметил, как они перешли на ты. Причем, до «общего» знакомого их почти-взаимная-беседа так и не дошла, но Грег знал уйму смешных анекдотов, а Джон отлично умел слушать и смеяться в нужных местах… к тому же оказалось, что болеют они за разные клубы и пьют разные сорта… и тут уж им было о чем поспорить и что обсудить. Джон никак не мог согласиться, что британский Cains Finest** хоть в малой доле уступает ирландскому Guiness**, что и выяснилось в дегустационном процессе в рамках неофициального следственного эксперимента, ничего не доказавшего, поскольку Грег вдруг расхохотался и сказал, что Шерлок ни за что бы не ограничился одной точкой на карте, а поскольку пить он не умеет, эксперимент закончился бы, едва начавшись, в камере для задержанных за непристойное поведение в общественном месте. Джон кивал, не имея ни одного довода возразить, и думал, что у инспектора красивые глаза. Что его не портят первые морщины, скорее наоборот… и что у Джона давно ничего не было по эту сторону баррикады. Последний роман случился почти год назад, и дело было не в том, что его возраст давно застрял за чертой сорокалетия. Ее звали Лора, с ней было о чем поговорить, куда пойти и чем заняться в постели, но совместные радости почему-то уже вызывали не ожидаемого удовлетворения и новой порции жизни в крови… наоборот, раз за разом он чувствовал разочарование и пустоту, будто в жару, в поднесенном к губам стакане вместо ледяной минералки оказалась лишь пена, оседавшая горечью на языке. Они расстались через неделю, к взаимному удовлетворению, признавшись, что каждый искал в другом что-то еще… Джон обнаружил, что стемнело, что они сменили бар раз или два, когда рассказывал о своей службе на Ближнем Востоке – о том, как они попали в засаду, как он зашивал под минометным огнем брюшную полость сержанту Дребберу, липкими от крови руками собрав в нее вывернутые внутренности… что сержант оказался на редкость крепким парнем и выжил, несмотря на мнение врачей в кабульском госпитале, посчитавших его выздоровление чудом. Единственное, что Джон упустил в рассказе – как долго он прокачивал через тело пострадавшего энергию, преодолевая барьер ограничительных браслетов и выжигая собственное тело изнутри. Очевидно, самосохранение никогда не было его сильной чертой. Джон вдруг почувствовал глухую тоску… и не потому, что позови он Грега к себе - тот не будет возмущаться недвусмысленным предложением, а вежливо откажет. И вовсе не потому, что не такой. Этот красивый, сильный мужчина просто не мог быть один - Джон не слепой и не настолько идиот, чтобы не замечать очевидного – имея специфическую профессию, инспектор Лестрейд выглядел семейным и ухоженным, о нем определенно заботились чьи-то любящие, внимательные руки. И ни одна женщина не сделала бы это так, как другой красивый, сильный мужчина, получивший на это право по взаимности. Мужчина, определенно со средствами и возможностями, судя по часам и ботинкам от хорошего мастера. Впрочем, рассеянно подумалось, будь Джон моложе… лет на пятнадцать-двадцать… его вряд ли остановило бы наличие соперника, не важно, насколько высоким было его положение или счет в чековой книжке. Голова все больше наполнялась звоном, а Джон уверенностью, что пора послать к черту свой удобный и безопасный возраст, последнее время сковывавший его куда крепче тех самых браслетов, превращая жизнь в мутное, бессмысленное повторение. Проверяя бесстыдную версию, Джон провел по губам кончиком языка, стирая горьковатый вкус и не отводя прямого взгляда от чуть хмельных инспекторских глаз, в которые точно так же будет смотреть сегодня кто-то другой… к примеру тот, кто позвонил двадцать четыре раза, Джон считал… Грег грустно кивнул и усмехнулся, посмотрев на часы. Что он сделает, этот славный инспектор, если Джон сейчас позовет его к себе на кофе и английский завтрак? Зачем он вообще затеял эти странные «посиделки» с еще более странными разговорами – от одного лица, поскольку Джон по большей части молчал и слушал? Неужели из-за фразы таинственного мистера Холмса, легкомысленно брошенной в полицейском оцеплении? «Он со мной» С ним? С кем - с ним? - …ты с ним давно? - Джон вздрогнул, будто Грег подслушал его мысли или, что еще хуже, Джон сказал это вслух. Но заметив, яркую, ослепительную панику на лице визави, инспектор быстро пояснил, - раньше я тебя вроде не видел. С ним. Черт, опять это «с ним»… - Эммм… недавно, - чистая правда и большее, что он мог ответить. – Это было… внезапно… мистер Холмс умеет привлечь внимание. Грег так громко расхохотался, что на них обернулись с соседнего столика раскрашенные бело-синим лица в изрядном подпитии, только что с негодованием спорившие с телевизионным арбитром по поводу назначенного пенальти. Джон понял, что попал в точку. Пригласить к себе этого мужчину захотелось еще сильней, но он испытал сожаление и странный стыд… не за свое неправильное желание… вовсе нет. Инспектор был несвободен. Причем, несвободен давно и волне счастливо, и этого не могло изменить отсутствие у него обручального кольца. На запястье из-под белоснежной, без единого пятнышка, манжеты как-то по-особому укоризненно выглядывали часы. Дорогие. На дорогом, ручной работы, ремешке. Породистый дизайн, сдержанный настолько, чтобы не вызывать понимающих усмешек у коллег и непонимающей зависти у знакомых, которым подобный аксессуар оказывался не по карману. Ремешок успел обзавестись парой царапин и потертостей – как боевой напарник шрамами, да и самой модели было, как минимум, года два или три. Но если спустя это время часы по-прежнему служили владельцу, отношения между ним и дарителем были так же стабильны, как и швейцарский механизм премиум-класса. Джон смотрел слишком долго и слишком вызывающе, чтобы Грег не заметил. И, вопреки клише о полиции, он не был ни тупицей, ни ханжой, чтобы не понять содержания. Сбросив двадцать пятый беззвучный вызов, он вынул у Джона из пальцев пустой стакан и поставил его на поднос пробегавшей официантке. - Передай Шерлоку, я не считаю его психом, - тихо выдохнул он, и что-то было в этом недосказанным, а может, наоборот - лишним. - Он знает, - Джон удивился, как легко вырвались слова, будто он и правда, знал. - Я вызову тебе машину, - он заколебался, и Джон догадался - о чем инспектор не решается спросить. «Бейкер-стрит?» Ему стало смешно и грустно. - Спасибо, не надо. Это всего в паре кварталов, доберусь. - Ладно, - инспектор встал, покачнулся и протянул руку, – полагаю, еще увидимся. По крайней мере, подрывник еще на свободе, а Шерлок не успокоится, пока не доиграет с ним до конца. Пожатие осталось таким же твердым, как до их спонтанного пивного пати, и Джон снова пожалел, что ему не двадцать. Впрочем, называть свой адрес он так и не стал. Даже хорошему полицейскому. Даже хорошему полицейскому, с которым он, как оказалось, не против провести ночь.