Корень зла

Дневник Лауры Викториано, 27 мая, 2008 г. «Доктор Хименес дал мне новые таблетки. Мне кажется, мне стало легче думать. Но стало ли легче жить? Я пока не знаю, но начинаю понимать, что нет старого и нового Руби. Есть мой брат Рубен и есть мой друг Лесли. Надо это запомнить. Я прочитала свой старый дневник. Там очень много чего было! И я целовалась с Рубеном! Боже! Он же мой брат! Папа же хотел нас за все это… Папа?.. Папа, где ты?! Я я я я не хотела…»

Претензия на элитность — знакомо и отвратительно. «Кримсон-плаза» пытался сдерживаться, отыгрываясь строгостью и минимализмом оформления, но нет. Слишком уж много сходств с нью-йоркским «Плаза». В первые месяцы брака Майра им грезила чуть ли не круглые сутки. Достопримечательности, магазины, город в целом ей игнорировались, отель — навевал воспоминания. Себастьян слушал ее вполуха, увлеченный карьерой и безумной идеей Джозефа. Потенциал последней, казалось, оправдывал все затраты, но подвело терпение. По итогу не осталось ни жены, ни ее откровений, ни простого и понятного учебника для будущих детективов. Винить, кроме себя, некого, но исправлять что-то Себастьян не собирался. Он уже потерял все — время, желание, возможности. И «Кримсон-плаза» напоминал об этом без церемоний. На зеркальные кремовые полы, устланные дорогими паласами, безумно хотелось сплюнуть. Ничего из этого наружу, конечно, не прорвалось, и Себастьян ограничился тем, что не вытер ноги. Мокрая грязь стелилась за ним совсем недолго, в отличие от безукоризненно вежливых улыбок персонала. На них он не купится: обходительность — часть трудового договора, в который входит и забота о постояльцах. Однако новая рубашка, парфюм и свежевыбритые щеки Себастьяна их не обманут. Это читалось между улыбок и цепкими взглядами. Выбор места Рубен оставил за собой. Снова. На этот раз — с разрешения Себастьяна. Отчаянно нуждаясь в ответах и кое-каких подсказках, он выбрал необходимый риск. Департамент вымораживает Рубена — до отвратительного высокомерия и обвинительного, точно у верховного судьи, тона — и выбивает из рук все козыри. Раскусить его в таких условиях не смог и Джозеф, иначе бы не прятал протокол столь усердно. Пойти на уступки и рискнуть собой — в стиле Себастьяна. Без протокола и табельного держать баланс — между работой и личным смятением — непросто, но следовало рискнуть. Ослабить бдительность Рубена. Сыграть на его самолюбии. Вытянуть на откровенность — как тогда, в сквере. Понять его — чтобы не врать себе. Себастьян глубоко вдохнул, проверил мобильник — никаких вызовов, а, значит, шансов отступить — и быстро двинулся к ресторану. Решительность ему чуть не обломал гардеробщик, возникший словно из ниоткуда. Избавившись от плаща, Себастьян распихал важные мелочи по карманам и, бросив беглый взгляд в зеркало, толкнулся мимо лифта. Заезжающая туристическая группа — увесистые рюкзаки, расплесканный повсюду ажиотаж и толстые потрепанные путеводители — суетилась и мешалась. Незнакомый язык резанул Себастьяна по ушам, он машинально потер их и поспешил свернуть за угол. Потеплевший — мягкие бежевые панели, ольховые двери и палас в тон — коридор входил в просторный зал с большими окнами. Много света, запахов, людей, тканей и уюта. В таком месте даже Себастьяну захотелось перекусить, но он лишь туже затянул галстук и глянул на мобильник. 14:21. Есть время, чтобы отдышаться. Рубена он заметил не сразу. Дезориентировали чужие светлые затылки, мелькавшие поблизости. Всего он насчитал пятерых блондинов: двое в футболках и джинсах, один в странном блестящем комбинезоне и остальные — в строгих костюмах. Мелькнула дурацкая мысль намеренно ошибиться, заговорить с незнакомцем, но это настолько глупо и наигранно, что Себастьян и сам бы не повелся. Поэтому он занял позицию у бара — в компании джин-тоника — и завел ни к чему не обязывающую беседу с барменом. Тот был попроще, чем персонал из холла, и шел на контакт. Значок копа привел его в настоящий восторг, и Себастьян снисходительно хмыкнул. Он расслабился и рассказал пару липовых баек из отдела. Частные легенды департамента напомнили о самом начале службы: дорожные патрули, распределение по участкам и первые попойки. Время было хорошее, спокойное. Наверно, идеальное. Себастьян усмехнулся и прокрутил стакан. — Детектив. Шепот — жаркий, с нарочито неправильным ударением — почти заклеймил ухо. Себастьян резко дернул плечами, правым локтем, но промахнулся. Рубен скользнул на соседний табурет и, поправив угольный — на фоне бледной даже для белого рубашки — пиджак, слабо улыбнулся. Он выглядел измотанным до самого предела и держал лицо, скорее, по привычке и упрямству. Тени изуродовали кожу под глазами, к зрачкам — сузившимся до предела — подбирались капилляры, а пересохшие губы держали улыбку крайне фальшиво. Таким он Себастьяну нравился гораздо больше. Видеть уязвимость — гораздо приятнее, чем терзаться догадками. — Я хочу поговорить без протокола. — Себастьян сразу перешел к делу, отставил стакан и повернулся, едва не толкнув Рубена коленями. — И без гребаных пируэтов. Намек был принят вежливым кивком. Столь скудная реакция Себастьяна почти разочаровала. Неужели Рубена настолько измотал деловой обед с советом директоров «ЭрВика»? Или причина в другом? И как до нее докопаться, если из козырей — одна неожиданность? Себастьян ведь не подготовился к встрече; просто набрал Рубена, не дочитав дневники Лауры Викториано, проморгав Валентини и не доколов Гутьеррес. Но у него имелись причины для торопливости, одна из которых белела вместо кольца. — Думаешь, что если исчезнешь, то я забуду о почти-признании? — Себастьян атаковал без предупреждения и агрессии, просто скопировав метод Рубена. — Хотите, чтобы я сознался в убийстве Лауры? — Прямая цитата с изрядной долей возмущения. — Так вот, безумно хочу. Рубен в лице не изменился, но Себастьян почувствовал: он все сделал правильно, даже по меркам самого Рубена. — Признание без доказательств ничего не стоит. Особенно в общинной системе современной полиции. Его разделят на части, найдут в каждой несуществующий смысл и слепят в обвинение, отбросив прочие варианты. Но в рамках отдельно взятого детектива признание может приобрести... дополнительные функции. Рубен не сдержал зевка и заторможено прикрыл рот ладонью. Веки его дрогнули, попробовав сомкнуться, и Себастьян не выдержал, заказал два крепких кофе. — Спасибо, — кивнул Рубен и, поправив воротник, устроил ладони, сцепив в замок, на стойке. Сухожилия у него выдавались сильно, натружено. Влияет ли это на моторику? Способны ли такие пальцы играючи вогнать кому-то в шею орбитокласт? Мрачный и позабытый инструмент настолько не походил на заточку и крест Фантома, что Себастьян не успел осознать, как и зачем провел ассоциацию. — Так что не тратьте свои силы напрасно, детектив. Любое признание должно быть к месту. Себастьян с подозрением хмыкнул и кивнул бармену, придвинувшего к ним кофе. Молодой и растрепанный, он смотрел на «живого копа, прямо как в кино» с явным интересом и дважды успел подмигнуть. Все по канону плохой комедии: шпион раскрыт, так и не успев взяться за задание. Стесненно поерзав на растерявшем удобство табурете, Себастьян отставил кофе и попросил воды. Со рта еще не пропала терпкость того, которым его поила Хоффман, и, кажется, осела на эмаль. Рубен мрачно цедил обжигающий кофе и вдумчиво оценивал Себастьяна: лицо, плечи, торс, колени — холодные глаза общупали его точно руками, но не живое тело, а труп. Сглотнув, Себастьян невольно представил, как Рубен потрошит его ножом: от шеи до мечевидного отростка под грудиной. За поднесенную воду он ухватился с жадностью, едва не вылив ту на голову — чтоб отвести ненужные мысли. Один из пальцев соскользнул с края и тут же отдернулся: вода была подана со криво сколотым льдом. — В моем присутствии тебе не стоит нервничать, — сказал Рубен с улыбкой, но уголки его губ заметно напряглись. — Сегодня ты выглядишь слишком хорошо, чтобы пытаться с тобой что-либо сделать. Столько издевки на Себастьяна за раз не выливал никто. Он подобрался, расправил плечи и стукнул стаканом по стойке. Вода плеснула с полной готовностью. Рубен непроизвольно отстранился, один из его локтей угрожающе ткнулся в сторону Себастьяна. — Я ведь могу безнаказанно вывернуть тебе руку. — Но ты не сможешь вечно прятаться за значком, Себ, — прищурившись, произнес Рубен. — Так почему бы тебе сразу не сдаться и не сказать, чего ты добиваешься? Простой вопрос вогнал Себастьяна в затруднение: все честные ответы сыграют на Рубена, и тот в очередной раз изменит правила. Надо двигаться индуктивно: от четкой цели к размытым путям. Первый шаг прост как сингл на новом поле [38]. Себастьян выудил блокнот, а из него — помятый список назначений Хилла. Черновой лист, исчерканный ручкой — на пробу чернил — и со смазанной печатью департамента, так и просился в шредер, но чистой бумаги Себастьян не нашел. — Мне нужна частная консультация, — рублено бросил он, расправив лист и щелкнув прямо по центру. — Насколько вредны все эти назначения для нарколептиков? — Полагаю, что сильно. — Рубен задумчиво скользнул взглядом по бумаге. — Но некоторым полицейским кое-какие препараты я бы назначил. Укрепление нервной системы. Снижение общей тревожности. Изменение адаптационных возможностей организма. Себастьян только хмыкнул. Нападка Рубена — вялый изношенный автоматизм — его не задела, и он получил возможность придвинуться, случайно коснуться и ощутить, как сильно свело живот. Судорога, подрагивая, спустилась к паху — а что бы вызвало прикосновение поинтимней? Себастьян, закусив губу, скосился на Рубена, который неожиданно проявил усердие и ознакомился с полным списком. Он даже не отпускал комментарии, чуть сгорбился и несколько раз промахнулся чашкой. Сосредоточенный и послушный, он противоречиво напрягал. Такому Рубену Себастьян не доверял — и знать его, наверно, не хотел. Однако отодвигаться он не спешил. Плечом к плечу, склонившись над мятым листом, почти как напарники, пусть и на пару минут. В отличие от Джозефа, свои догадки Рубен держал в уме, просчитывал схемы беззвучно, а результат выдал готовый, взглянув на Себастьяна с нескрытым превосходством. — Три препарата из списка содержат барбитураты. Любая дозировка для человека, страдающего нарколепсией, не окажет нужного действия и вызовет побочные эффекты. От легкого психомоторного возбуждения до полноценного делирия. — Какие именно? — хрипло, взволнованно спросил Себастьян. Рубен, снисходительно хмыкнув, щелкнул по верхним назначениям. Поверил ему Себастьян не сразу, выхватил лист и жадно прошелся по каждой строчке. Неужто удастся разобраться хоть с кем-то? Заставить амбициозного Хименеса ответить за каждую ошибку? И доказать ее, спасая Хилла? Рубену, конечно, доверится только полный кретин. Но у него есть свой мотив избавиться от Хименеса, а, значит, и повод сказать правду. — У тебя есть старые назначения сестры? Те самые, что комбинировал Хименес? Рубен покачал головой. — Только ее старые анализы. По ним воссоздать схему лечения полностью не удастся. — Мне и не нужно! — с апломбом воскликнул Себастьян. — Для доказательства хватит и одних таблеток. — Ты хочешь привлечь этого болвана к ответственности, Себ? Личное пространство Рубен нарушил без колебаний: его лицо закрыло все остальное, дыхание дразнило губы, а в потемневших глазах и отражения не разглядеть — зрачки сожрали все живое. Момент, кольнув Себастьяна, ускользнул быстро, позволив решительно кивнуть и скомкать список. — Из-за него в тюрьму чуть было не отправился невинный человек. — И пострадало множество больных, в которых он впихивал свои таблетки. Вкрадчивый голос Рубена, близость его глаз и что-то другое, вырвавшееся наконец на волю, сомкнулись воедино. Разогнавшийся пульс заглушил прочие шумы. Ломать границы до предела Себастьян хотел как никогда, немое согласие Рубена его подстегнуло, сдвинуло ближе, еще немного и хлопнуло по затылку — предупредительно-нагнетающим кашлем бармена и резко стихшей кофемолкой за его спиной. Себастьян, чертыхнувшись, тряхнул головой и отпихнул Рубена. Взыгравший консерватизм не позволил дойти до поцелуя — а на него можно поставить смело значок и табельное! — и Себастьян ограничился тем, что яростно почесал подбородок. — Не желаете наших фирменных сырных палочек? — вклинился бармен, без спросу отбирая стакан с водой. — Такого насыщенного чесночного вкуса вы даже в самом чесноке не ощутите! Он заметно нервничал, поглядывал по сторонам и дергано улыбался. Не нужно гадать, чтобы понять, в чем смена его настроения: нежелание видеть человеческую сторону копа и, возможно, толика нетерпимости, в которую Рубен не подбросил дров. Он предпочел спалить все дотла. Бармену досталось за все: горький, плохо смолотый кофе, грязный стакан, пятно на форменном жилете, доставление неудобств посетителям и даже за чеснок. Спокойная речь Рубена сопровождалась плавными движениями: он тщательно фиксировал скопившиеся жалобы в книге предложений. Ее он вернул не бармену, а метрдотелю, раскланявшемуся у самого входа, строго выговорил что-то дополнительно и кивнул Себастьяну. — И что мне теперь делать? — жалобно спросил бармен, выбитый из колеи таким напором. Незнакомый с мелочностью Рубена, он, похоже, считал, что как-нибудь вывернется, найдет поддержку в Себастьяне или коллеге. Наивно и по-детски, но лучше пусть он узнает цену ошибки сейчас и по мелочи. — Вписывать новую строчку в резюме, — хмыкнул Себастьян и, подсунув под кофейное блюдце несколько банкнот, последовал к Рубену. Тот выглядел вполне удовлетворенным и стряхивал что-то с лацканов. Пыльцу эльфов, не иначе. — Это вообще того стоило? — спросил Себастьян, выдвинувшись с ним в холл. Туристическая текучка приостановилась, и опустевшее пространство возле лифта хранило достаточно тишины для разговоров. — Что именно? — Испортить день парню. Ты же не думаешь, что он понял, за что ты так с ним. — А меня должно это беспокоить? Усмехнувшись, Рубен качнул головой и, мельком проверив мобильник, ускорил шаг. Они обогнули лифтовую зону и сдали гардеробщику номерки. Себастьяна кольнуло разочарование: он был уверен, что им придется подняться. Снять номер вполне по карману Рубену, а спрятать в нем — или в соседнем, через балкон, как в фильмах — улики тоже возможно. Но, черт возьми, это настолько тупо и параноидально! Себастьяну стало стыдно за эту мысль, и он влез в плащ, не проронив и слова. Его смятение не зацепило Рубена, завязывающего мохеровый шарф. — Ты помнишь, что обещал мне утром? Издевался или напрашивался? По лицу не определить — слишком оно спокойно, устало и бледно. Под череп Рубену и с холодным чтением [39] не залезешь, чего уж говорить об обычной логике детектива? — Попробуй проявить немного терпения. Хоть ты, я надеюсь, обойдешься без пленки. Рубен ненадолго задумался, отметил юмористические потуги Себастьяна разочарованным взглядом и сунул гардеробщику двадцатку — небрежно и снисходительно. Чаевые — прерогатива воспитанных, но деньгами Рубен обошел многих, и кто знает, какую сумму он сбросил бы их департаменту? Чаевые также могут быть отличным прикрытием для взяток. — Чувство юмора — это не твое, — констатировал Рубен. — Особенно те его части, что связаны с лингвистикой. Он двигался в полушаге от Себастьяна, держал руки в карманах и не уступал дороги. Поток людей расступался сам, точно предчувствуя беду, и Себастьяну оставалось лавировать неподалеку, отчаянно ругаясь на каждого вновь прибывшего туриста. Родной и понятный язык, пусть и испорченный британским акцентом, его не успокаивал, и Рубена за запястье у выхода он схватил особенно грубо. — Мы еще не закончили. Рубен недобро сощурился. — Отпусти. Рубен развел его на вспышку гнева и вытащил наружу без видимых признаков давления. Манипуляция в чистом виде, но в том, что к психопату гораздо ближе Рубен, Себастьян начал сомневаться. Его пальцы, сомкнувшиеся на чужом запястье, были напряжены до предела, костяшки пальцев побелели — и отпустить значит ошибиться. Признать, что поддался эмоциям. Не задал и двух третей нужных вопросов. Напрасно солгал напарнику. Подвел Лауру Викториано и Лесли Визерса. Но он обязан — хотя бы за все сомненья! — расколоть Рубена в одиночку. Тот попробовал высвободиться, дернул руку, перехватил ладонь Себастьяна. Не вышло. Крепкая хватка копа взяла вверх — но не над Рубеном. Он утомленно усмехнулся и склонил голову, словно сдавшись. Резко опущенный на ступню каблук заставил Себастьяна взвыть и растеряться. Он вскинул ногу, хватаясь за пострадавший ботинок, и зашипел, едва удерживая равновесие. Да уж, при должной силе из строя можно вывести и мужской обувью. Впаять за нападение на копа Себастьян права не имел — он оступился первым. И, покрутив ступней, чтоб убедиться в ее сохранности, он выпрямился и вытер вспотевший лоб. — Спасибо, что хоть не по яйцам. Рубен усмехнулся и поправил рукав пальто. — В таком людном месте это вызовет слишком много вопросов. Холодный, циничный и честный ответ. Самое мерзкое, что верный — возле отеля не выручит и значок. Это не задержание и не препятствие побегу, за остальное же платить придется одному Себастьяну. — Какая же ты мразь, — сказал он просто и честно. Белобрысый психопат, которого правильнее всего доставить в отдел. Пусть у Себастьяна нет наручников, но вполне достаточно сил и поводов скрутить Рубена, сунуть его в ближайшее такси — оно буквально в пяти футах! — и наконец-то покончить с М63. Весь романтизм кодировки давно облупился и обнажил прагматичную руку убийцы, оставившего столько много зацепок, что Себастьян виртуозно проморгал их. — Прекрати озвучивать очевидные вещи, — с легким раздражением произнес Рубен, хмуря брови. Светлые, с резким изломом, они по форме смахивали на лезвия. И пусть теория Ломброзо [40] себя давно изжила, Себастьян был уверен: по ней с такими бровями сажать следовало без следствия. Навязчивое желание отправить Рубена за решетку — вот что мешало Себастьяну, но докопаться до причин он не мог. Не хватало опыта. Залезть в свою же голову без практики не выйдет. Все как у взломщиков: пусть разные пространства, но без инструментов и навыков не обойтись. — Ты делаешь то же самое, но с большим пафосом и самолюбованием, — огрызнулся Себастьян. — Боюсь, что более сложные разговоры ты не потянешь. Себастьян резко шагнул к нему, готовый схватить за лацкан, ворот, шею, волосы, что угодно. Его остановил предупредительный жест Рубена — кивок в сторону «Кримсон-плаза». Подмерзший швейцар сверлил их, казалось, всеми частями тела, нервно переминался и шмыгал покрасневшим носом. Богато расшитая униформа сидела нескладно, чрезмерно оголяя запястья и собираясь складками на впалом животе. Так и не разгоревшаяся драка его особо не успокоила, и он потянулся в карман — уж явно не за чаевыми. Рубен заметил это одновременно с Себастьяном, толкнул того локтем и подбородком указал на переход. Буквально скатывающаяся под землю лестница хвасталась скользкими ступенями. Несколько прилипших листьев не работали на устойчивость и лишь настырно липли к подошвам. Потускневшие перила оказались настолько мокрыми и противными, что Себастьян торопливо вытер руку об плащ. Державшийся рядом Рубен от окружения отстранился и с каждым поворотом указывал направление. Переход ветвился часто, подстраиваясь под ряды ларьков с паленой техникой и сомнительными хот-догами, и расходился на все четыре стороны. Не зная дороги и указателей, можно ходить кругами и выживать, не поднимаясь на поверхность, неделями. Крупнейший переход Кримсона, построенный в прошлом году на красной ветке, запомнился Себастьяну надолго. Он ностальгически хмыкнул, но поделиться с Рубеном не смог. Сработала выстроенная манера общения. Критическая нехватка доверия и чувство вины. Кроме того, он просто не потянет такую тему. Ни сбежать, ни сблизиться Рубен не пытался, просто шел по левому туннелю навстречу лестнице. Себастьян, сконцентрировавшись, припомнил, что здесь можно выйти к центральной библиотеке, парку и жилому сектору. Выстроенные по единому шаблону многоэтажки теснились по правую сторону от парка, огороженного стальным забором. Библиотека терялась в противоположной стороне, за тонкими прутьями, людьми и кучками бурых листьев. Молчание позволяло им держаться близко и двигаться в одном темпе. Себастьян забивал время счетом, отслеживая каждый стальной прут забора, и пытался сообразить, во что он снова ввязался. Направиться в библиотеку с Рубеном — не самая дурная идея, если в одном из залов по-прежнему хранят виниловые пластинки. Старые записи когда-то нравились Себастьяну, шумы в наушниках навевали покой, а сгинувшая искренность — ностальгию. Но все это было шестнадцать чертовых лет назад. Сейчас им обоим — дорога в парк. Просторный, с подтопленными жидкой грязью дорожками и влажными скамейками, он заслонялся от неба тяжелыми ветками. Лиственницы, клены, несколько ив — без листьев деревья казались безобразными и пугающими. Неодобрительно мотнув головой, Себастьян заметил, что Рубен притормозил. Недовольный, вновь отстраненный — за скрещенными на груди руками — он трижды раздельно цокнул языком. — Почему я должен все делать за тебя? — Вполне ожидаемый и правильный вопрос. — Искать темы для разговора. Давать подсказки по делу моей сестры. Консультировать ради кого-то мне незнакомого. Терпеть твою нерешительность в конце концов. Ты думаешь, я рассчитывал именно на это? Рубен отчитывал его как ребенка — причем за дело. Так на Себастьяна давили впервые. Майра, Джозеф, Браун, родители — никто не бил с такой силой, и это злило сильнее прочего. — Ты ни черта не понимаешь. Ты даже не на моем месте, чтобы понять. — Запрокинуть голову, зацепиться глазами за темное облако и резко выдохнуть. — У тебя было все, Рубен, все! Родители, коллеги, сестра, черт знает кто еще, но ты решил, что веселее их уничтожить, ведь так? Себастьян все-таки сорвался на крик. Легче ему стало совсем ненамного, ведь Рубена он вроде и не задел. Бледное окаменевшее спокойствие; казалось, застыли, не моргая, глаза. Не может такого быть. Ему настолько плевать? Или он ждет, когда Себастьяна отпустит и снова кольнет чем похлеще? Но он ведь может просто уйти, сослаться на неподобающее поведение копа и вспомнить «случайно» на допросе? Чего этот псих добивается? Прикидывает, как лучше воткнуть орбитокласт и скрыться? Эмоции забили по всей нервной системе, разгоняя по телу тепло. Пальцы сжимались и разжимались так быстро, что пульс за ними не поспевал. Заныл один из коренных зубов справа, и стоило коснуться языком — обрисовалась разбухшая десна. Вот этого ему точно не хватало. Повторно коснувшись десны, Себастьян поморщился, с трудом подавил стон и дважды порывисто шагнул в сторону. Потом обратно. Три шага назад — и на исходную позицию. На Рубена он посмотрел уже с непониманием. — Уничтожить и набрать новых трофеев — ты ведь этого хочешь? И что, какой-то рядовой коп тоже есть в списке? Какая хоть от этого радость? Рубен молчал достаточно долго, зля Себастьяна сильнее с каждой секундой. Он зябко дернул плечами и посмотрел в сторону. По облысевшей лиственнице растерянно ползла рыжая белка. Пушистый, с вылинявшим у основа мехом, хвост прикрывал ей спинку, а цепкие лапки умело хватались за выступы на коре. Себастьян запрокинул голову и рассмотрел ствол: ни единого намека на дупло. Возможно, на верхних ветках есть тайник-углубление, но заглянуть туда он не сможет. Грязь под ногами Рубена чавкнула крайне тихо, но Себастьян все равно вздрогнул, напрягся и схватился интуитивно за бок. Впрочем, отсутствующая кобура ему не потребовалась: Рубен, приблизившись к дереву, потянулся за белкой, но та, испуганно пискнув, рванула вверх, выскочив из поля зрения. Шуганная, неприученная к людям, не похожая на тех что роились в центральном парке: те смело прыгали на плечи и расцарапывали шею вместе с голубями. Побег Рубена не расстроил, и, хмыкнув, он обернулся. Лицо его потеплело, ожило, дрогнули губы. — Ты и понятия не имеешь, с чего все началось. Детерминированный поначалу хаос вышел из-под контроля. Система отношений вышла за грани линейности. Одно изменение повлекло за собой критические эффекты. Отстраненный голос скрывал эмоции за терминами, но не давал частности — не обязательно для дела, хотя бы самому Себастьяну. Засунув руки в карманы, в одном из которых нащупались кассеты Хоффман, он шагнул поближе. — Черт тебя возьми, — хрипло, почти безнадежно выдохнул он. — Если ты не будешь сотрудничать, я не смогу помочь. Стандартная фраза, призванная работать на доверие. Себастьян пользовался ей редко, но сейчас почему-то решил, что стоит. — Ты первый человек, который предложил мне помощь. Себастьян сдержал неловкий смешок, изо рта вырвался невнятный звук. Сравнение пришло в голову сразу и донельзя глупо: как будто закашлялась сама пыль, сухая и раздирающая небо. Но он не сомневался: со взрослым Рубеном никто и не рискнул бы связаться. Руку помощи таким, как он, не протягивают, наоборот — прячут за спину и молятся, чтоб не попросили. Иначе было разве что в детстве. Снова заныл зуб, Себастьян поморщился и сжал щеку, пытаясь с кожей оттянуть и боль. Обнажились верхние зубы, лицо наверняка перекосилось, но не просить же у Рубена анальгетики? — Я даже не знаю, что хуже, — прошипел Себастьян, — ты или вот это вот. — Он яростно растер щеку, щипнул за скулу и вновь обратился к Рубену: — Хотя от тебя не избавиться одной бормашиной. — Ты ведь на самом деле хочешь совсем другого... Себ. — Как будто ты не знаешь, — фыркнул Себастьян. — Узнать правду, отправить тебя за решетку и жить как прежде. — Но ты не сможешь. Перестройка твоих нейронных связей уже запущена, и скоро реакции пойдут другие. Все, что испытывает человек, имеет определенный регулятор громкости. Зная принципы работы нервной системы, можно менять эмоции и состояния по требованию. Он словно говорил с подопытным кроликом, ронял слова, не собираясь прояснять, и ждал момента, чтобы подсунуть морковку. Себастьяну еще повезло: он вовремя вышел на ответ по уровню. — Если это правда, то почему ты не перековал цепи Лауры? Что тебе мешало расковырять нейроны Визерса и сделать так, чтоб он исчез из жизни твоей сестры? Или, — Себастьян довольно сощурился, облизнув губу, — кишка тонка? О да, черт возьми. Гораздо лучше, чем просто залепить ему. Рубен оцепенел, не ожидав сопротивленья, и на шее наверняка — Себастьян был уверен, несмотря на шарф — нервно забилась жилка. Так вот она какая, успешная манипуляция: дает мнимое чувство власти. Но ведь Себастьян, как и Рубен, и Фантом, и прочие психопаты, имеет на него право? В тот момент показалось, что он и без того ждал слишком долго. Порывисто ухватив Рубена за шею, Себастьян жадно поцеловал его. Не колеблясь, не проявляя нежности и не позволив вырваться. Зажал его у лиственницы, буквально вбил его плечо в ствол, а второй ладонью — дернул, пытаясь стянуть, шарф. Тугой, грамотно завязанный узел не поддался, и Рубен кашлянул, задыхаясь, ему точно в рот. Себастьян отстранился буквально на пару секунд. Осенняя прохлада хлестнула по губам, и его снова затянуло. Жестко, влажно, солено. Сдерживаться не было сил, и Себастьян кусал губы Рубена остервенело — до щиплющей язык крови. Рубен отвечал мягче: ладонями обхватив лицо Себастьяна, царапал виски, щеки, шею и глухо, дергаясь с каждым укусом, стонал. Он прогибался под чужой силой и поддавался, позволив обшарить себя сквозь пальто. С шарфом он так и не помог, толкнул Себастьяна бедром, еще раз, третий — и пихнул к стволу вместо себя. Грубовато-изящный разворот, совсем как в танце, но воздуха и свободы — меньше. Ударившись затылком о кору, Себастьян мгновенно подумал, что это — конец, орбитокласт пройдет сквозь глотку и не дрогнет, но нет. Рубен мягко прошелся пальцами по его щекам и — резко вдавил те в шею. Сначала кольнуло, словно от свежего глубоко кровоподтека, и вдарило по глазам сухостью. Запрыгавшие разноцветные мушки, казалось, втянули весь доступный кислород, и Себастьян закашлялся. Он вскинул руки, слабо соображая, как остановить Рубена. Ладони, казалось, налившиеся свинцом, скользнули по чужому пальто, но не нашли сил зацепиться. Коленом или локтем ударить также не вышло: координация отказала, и сила вся пришлась на воздух. Хрипло втянув воздух, Себастьян подавился слюной. Бешено застучавший — по ушам и вискам — пульс приглушил непроизвольный зевок. Но адреналинового всплеска не последовало. Рубен пережал кислород слишком умело и быстро. Без жалости или сомнения, всматриваясь в Себастьяна со сдержанным интересом. Так близко и одновременно далеко. Не будь Себастьян собой, мог бы и сдаться. Он захрипел и потянулся к Рубену снова, почти не чувствуя ослабевших пальцев. Из них словно откачали кровь, но различить и почувствовать больше помешал кашель. Приглушенный хруст одного из нижнечелюстных суставов прочувствоваться им не успел. Быстрая смачная пощечина вывернула вбок голову — кора пребольно щелкнула по виску — и Себастьян облегченно закашлялся. Вкус у воздуха, как выяснилось, был сладкий и свежий. — Как долго вы еще будете копаться в смерти моей сестры? — требовательно спросил Рубен, не отпуская Себастьяна. Он Визерса ожидаемо не вспомнил, словно и не заметил его гибели. — Или собрать улики против меня тебе не под силу? Провокация была столь неприкрытой и наглой, что просто не позволила отмолчаться. — Я... не один... — выдавил Себастьян, с трудом выравнивая дыхание. Взгляд он на Рубене сфокусировал быстро, невзирая на облепивших каждый контур мушек. — В отличие от тебя. — Детективу Оде я не по зубам. Он мыслит шаблонами, правилами и заученными словами. Сильно выраженное репродуктивное мышление, зацикленное на количественном результате. Ему важны не мотивы убийцы, а числа в отчете. Воспринимать Рубена после короткого удушья — не совсем просто. Себастьян застонал, попробовал его оттолкнуть, но, получив еще один тычок в артерию, притих. О чем он думал, не беря табельное? Он может и должен собраться иначе. Отдышаться. Осмотреться. Найти уязвимость. И оформить наконец Рубена. Теперь он в своем праве. Себастьяну показалось, что где-то вверху мелькнул пышный хвост белки. А сможет ли он разглядеть людей, прогуливающихся по парку? Наверняка здесь есть хоть кто-то. Возможно, даже с мобильником. Он осторожно, с легким стоном, поводил глазами по сторонам. Поблизости — никого. Вдали, конечно, все было иначе: за стальным забором суетливо передвигались прохожие, у библиотеки толпились гогочущие подростки и, может, кто-нибудь придет по тропке из-за спины. Рубен задумчиво облизнул искусанную губу. Вздувшаяся и покрасневшая, она перекрывала собой верхнюю, и это меняло черты его лица парадоксально. Делало жестче, асимметричней и бледней. — Ты можешь задать мне четыре вопроса. — А смысл? — усмехнулся Себастьян. — Ты ж все равно... Не это... Сухой воздух царапнул горло, и он торопливо сглотнул. Слюна прошла не сразу. Рубен продолжал удерживать его за шею, весьма ощутимо передавливая кадык. Себастьян не мог не оценить захват: костяшки точно на адамовом яблоке, если дернуться — съедут на артериальный путь. Он должен атаковать Рубена снизу. Апперкот, колено, да хоть горсть мелочи из кармана. Наиболее эффективно — удар под дых, согнет без сбоев. Но Себастьяну не хватало пространства. Рубен предусмотрительно отсек часть маневров. Умно, даже очень. Себастьян чисто из упрямства стиснул зубы, не отводя от Рубена напряженного взгляда. Тот понимающе усмехнулся и, наклонившись, выдохнул в самые губы: — Я помогу тебе в последний раз. — Короткое прикосновение к губам: не поцелуй, а чистая насмешка, соленая от несвернувшей крови. — Избавиться от отца мне помогла его же глупость. Идиотская церквушка в Кони-Айленде. Пропахшая кислым вином и потом. Нас заставляли читать вслух катехизис до самого вечера, пока родители, — злая, пренебрежительная усмешка, — распивали коньяк с преподобным. — Кого это — вас? — напряженно спросил Себастьян. Рубен добровольно потянул за важную нить, и все, что он еще не сказал, давило на грудину, ломая рельеф ребер. Себастьян подтянул живот, но это не помогло, и он постарался дышать тише и медленнее. — Ты правда хочешь тратить на это вопрос? — Да, — самоуверенно кивнул Себастьян и, шмыгнув носом, вздернул подбородок. Он не боялся Рубена с его ограничениями. Не понимал, не мог прочесть и предсказать, но не боялся. Нервы натягивались до предела совсем по другой причине, которую не включишь ни в один отчет. — Нас было трое, — негромко произнес Рубен. — Я, Лаура и Теодор Уоллес. — Так, значит, — Себастьян шумно выдохнул, закатывая глаза — на бесконечно серое и злое небо, — Джозеф был прав, и без Фантома действительно не обошлось. Но это сделал ты, верно? Услышать правду сейчас — реальнее, чем на допросе. В отсутствии записи, с рукой на шее детектива, Рубен получил карт-бланш. Любое его признание — тот самый ядовитый плод, который травит даже самых отпетых юристов. Единственный реальный шанс — сберечь шею и получить что-то с нее. Главное, не смазать отпечатки. Себастьян заерзал, поджидая ответ, и Рубен хмуро щелкнул его по кадыку. Словно в глотке взорвалось нечто полое — хлестко и неприятно. — Так если прав Джозеф, — наверно, только воспитание помешало Рубену презрительно сплюнуть, — зачем пытаться вызнать что-то у меня? — Только ты ответишь, как удалось добиться такого сходства. Полушепот, брошенный без уверенности. Убийство четы Викториано — с религиозным подтекстом и с нечетким, но почерком — могло лежать на Рубене или Фантоме равноценно. Сам факт их знакомства позволяет тасовать подозреваемых, и, будь Фантом на свободе, — Себастьян был твердо уверен — от Лауры Викториано и Лесли Визерса избавился б он. Психопатическая солидарность. Она должна существовать. Просто из любопытства. — При должной подготовке — очень просто. Тщательный сбор информации. Выбор подходящих инструментов и их апробация. Подбор и установка декораций. Проверка и уничтожение алиби запасного убийцы. Рубен перечислял этапы подготовки бесстрастно, словно осточертевшие ингредиенты приевшегося блюда. Отсутствие срока давности щекотало ему нервы и провоцировало на единичные откровения. Озарение накрыло Себастьяна резко и пронзительно: если принять за точку отсчета доказанную — каждым разговором и тестом Джозефа — психопатию Рубена, то разве все сказанное им не логично? Он проверяет на прочность: жертв, копов, себя — и всматривается в результат, смакуя каждую удачу. Любуется успехами как трофеями и вбрасывает подсказки для веселья, любуясь чужой нервозностью. Как и сейчас. С Себастьяном. — Когда Уоллес рассказал тебе о своем хобби? — сглотнув, спросил тот, старательно экономя силы. Перед глазами почти не плыло, и следовало выждать момент, чтобы вырваться, не навредив Рубену. Дурацкая необходимость сдерживаться поможет снизить влияние Хиггинса: ушлого и пронырливого, способного избавить клиента от правосудия за любой синяк. — Пятого августа. В качестве подарка на шестнадцатилетие, — ухмыльнулся Рубен. Впервые по-настоящему жутко, обнажая зубы и, казалось, всю свою суть. — Я знал, что он убивал раньше, а любое знание имеет цену. Вопреки надеждам Себастьяна никто не приближался и даже не разыгрывался мокрый ветер. Их точно отрезало от шума и суеты Кримсона, и, ухвати Рубен нежнее... Стоп. Ни за что. Ни теперь — после таких-то признаний. — У тебя остался последний вопрос, — предупредил Рубен. Тратить ли его на Фантома? Ведь если Рубен знал о его деятельности, то вполне мог и посодействовать: нанять адвоката, дать нужные показания, взятки, в конце концов. Значит, у него была причина удерживать Фантома за решеткой. Возможно, тот знал о самом Рубене нечто особое. И без гребанного запрета Брауна об этом сейчас бы знал и Себастьян. Но время на Фантома еще будет. — Нет, — жестко бросил он. — Не последний. Проехавшие по кадыку костяшки заставили зайтись кашлем, дернуть плечами и быстро затихнуть под успокаивающим касанием Рубена — по пересохшим губам и без жестокости. — Тш-ш-ш. Просто задай вопрос, Себ. Себастьян задумался, протаскивая сквозь фильтры сознания все, что у него было на М63. Он вяло отметил отсутствие дискомфорта — неужто играть по правилам Рубена действительно удобно? — и, едва не прикусив ему ноготь, наконец выбрал: — Визерс. Я понимаю мотив для убийства, но зачем так жестоко? Запугивать его, оставлять синяки, уродовать прическу и швырять к ногам Лауры, точно пакет с мусором — за что? Он, мать твою, всего этого не заслужил! — Он мне мешал. Так просто. Без оправданий, пояснений и угрызений совести. Рассчитывать на большее прямо сейчас, наверно, было отчаянно глупо. — Подумать только... — выдохнул Себастьян, с трудом сдерживая нервный высокий смех. Его затрясло, дрожь забила по глотке и пояснице, и он в какой-то момент просто ткнулся в плечо Рубену. Словил запах хорошего парфюма и мягкость шарфа. Это выбило Рубена из колеи, он запоздало и неловко коснулся груди Себастьяна, повторно нащупывая пульс. Момент, в котором столь остро чувствовалась собственная слабость, заставил глупо признаться: — У тебя действительно есть что-то общее с моей женой. Закончить мысль — «Но ради тебя снял кольцо и, кажется, верность» — Себастьян не успел. Точный удар в трахею вырвал сухой, сдавивший на инстинкте крик кашель. Глаза, наверно, чуть не вывалились за веки, и Себастьян, прерывисто хватая ртом воздух, ударил Рубена в бок. Вторым кулаком — по бедру, чуть левее паха. На большее его не хватило: сонные артерии на этот раз Рубен сдавил гораздо жестче, буквально вытягивая те с кожей на себя. Себастьян, не успевая дышать, выпучил глаза; язык вывалился, точно вареный, и третий удар до Рубена не дошел. Ну разумеется. Себастьян снова упустил момент. Декомпрессия перекрутила организм, и кислород, оглушительно лопаясь, вновь заполнять легкие не стремился. Суставы, потеряв гибкость, щелкнули. Разум опустел, сдвинул восприятие к нулю, и последним, что разглядел Себастьян, стали круги под глазами Рубена. _____________________________ [38] Сингл – удар в бейсболе, удар, в результате которого бэттер сумел добежать до первой базы [39] Холодное чтение – набор приемов, которые используют менталисты, иллюзионисты и некоторые шарлатаны, чтобы создать видимость того, что они знают о человеке гораздо больше, чем есть на самом деле [40] Теория Ломброзо – устаревшая криминалистическая теория, согласно которой все преступники обладают ярко выраженными чертами лица, по которым их и можно распознать