***
— Виктор Иванович! — Маша при людях всегда называла Громова по имени-отчеству и на «вы». — Виктор Иванович, да послушайте же вы! Этот мальчик уже четвёртые сутки живёт в палатке перед нашими воротами, перегородил выезд и не собирается никуда уходить. Требует вас! Поговорите с ним. — И что я ему скажу? Ничего нового, охрана ему всё уже сказала. — Они пригрозили полицией, а он заявил, что это территория формально общественная, и у него тут одиночный пикет, а вы нарушаете его гражданские права. — Что? Какой пикет? — не понял Громов. — Да вот же — рядом с палаткой стоит плакат «Профессор Громов нарушает права своих клиентов! Требую справедливости!» — Что за чушь, Машенька? Какие права, кто клиент, что это вообще значит? — Ну, вот поговорите с ним и узнаете, — не давала прохода профессору Маша. — Да, поговори, Витька, чего ты упёрся-то? — послышался голос проходящего мимо Стампа, а Мик добавил: — Этот Макар — упрямый парень, я таких уважаю. — Макар? — переспросил Громов. — Ты что, с ним познакомился уже? — Ну, я в отличие от вас обладаю более маневренным транспортным средством. Мне выезжать он не мешает. К тому же я обаятельный и умею располагать к себе людей, — самодовольно улыбнулся Урри. — Да, я с ним познакомился. Прикольный пацан, между прочим. Зовут его Макар Гусев, и он лучший друг Сергея Сыроежкина. Торчит здесь без его ведома и согласия, так как очень за него беспокоится — Серёжа в депрессии, даже экзамены сдавать не может. Того и гляди в психушку загремит. — О, нет, этого ещё не хватало, — схватился за голову Громов. — Я же всё этому Сыроежкину объяснил. — Виктор Иванович, ну ведь Серёжа тоже причастен к нашему эксперименту, на самом деле несправедливо мучить его неведением, — пошла в атаку Маша, которая успела проникнуться симпатией и к Серёже, и к Электронику, а теперь и к Макару. — Я никого не мучаю, да поймите же вы! — разволновался Громов. — Я просто перестраховываюсь. Ведь если здесь будет крутиться рядом Сыроежкин, что-то может пойти не так. Ребёнок ведь ещё не созрел, процесс в самом начале, а всплеск психической активности хозяина под боком может повредить программу. — Разве гибридным детям не нужна любовь их хозяев? — удивился Мик. — Нужна, конечно, — согласился Громов. — А вот истерия их хозяев — не нужна. Мы же имеем дело с переносом. Это тонкий и ещё не изученный нами процесс. Психующий в непосредственной близости от гибрида хозяин может оказать на него слишком сильное воздействие. Как бы объяснить? Сознание Элека может «созреть» раньше, чем его тело, и «прицепится» к электронному процессору, а не к биологическому мозгу. И что мы в итоге будем иметь? А ничего — у тела не будет стимула развиваться и очеловечиваться. Мы получим живое существо, заключенное в теле куклы, без возможности роста, развития и коммуникации. Так что Серёжу сюда нельзя пускать ни под каким видом! — закончил свою пламенную речь Громов. — Но Макар-то ведь — не Серёжа, и никого в палатке не прячет, — вставил разумный аргумент Стамп. — Шеф дело говорит, — поддакнул Урри. — Чёрт с вами, — махнул рукой Виктор Иванович. — Но никакого Сыроежкина вслед за Гусевым сюда просочиться не должно. Все поняли?***
— Ещё раз, Макар, повторяю вам — вашего Сыроежкина сейчас и на пушечный выстрел нельзя подпускать к гибриду, а фото- и видеоматериалы ему ничего не докажут, — профессор откинулся на спинку кресла и вытер носовым платком пот со лба. Разговор с Гусевым его здорово утомил — парень уже битый час требовал от него предоставить Сыроежкину какие-нибудь объективные доказательства, что Электроник жив и процесс воссоздания его тела идёт полным ходом. А объективно доказать ничего было нельзя. Пока, по крайней мере, гибрид не очнётся и не заговорит. Или его новое тело не примет прежний вид. — Ладно, профессор, уговорили. Но пару снимков я всё-таки сделаю — пусть Сыроега увидит, что кукла меняется сама по себе. У неё ведь уже заметны какие-нибудь измерения? — Заметны, — чуть ли не простонал Громов. Гусев так его достал, что профессор был готов разрешить ему и фото, и видео снять, лишь бы тот отстал и уехал восвояси. — Пойдёмте в лабораторию. Приведя Макара в отдельно стоящий домик, лабораторию и совмещенную с ней мастерскую, Виктор Иванович оставил его в мастерской, усадил в кресло, где не так давно ещё сидел несчастный Электроник, и сказал: — Значит так, молодой человек, мне сейчас нужно приблизительно минут двадцать времени, снять показания приборов и провести кое-какие несложные тесты, потом я пущу вас на пару минут. Пока сидите здесь и ничего не трогайте — заготовки очень дорогие. Надеюсь на ваше благоразумие. Профессор скрылся за железной дверью с электронным замком, а Гусев, как и было велено, уселся в кресло ждать. Однако, через пару минут ему стало скучно — деятельная и живая натура Макара требовала движения. Он встал со своего места и осторожно, чтобы ничего не задеть, стал ходить по мастерской. Обошёл все углы и закоулки, сунул нос в каждый открытый ящик большого рабочего стола, внимательно осмотрел заготовки и… в дальнем углу стеллажа с готовыми (?) изделиями увидел сломанную куклу. — Ох, ты ж бля! — всплеснул руками Гусь. — Как же это тебя угораздило! — отломанная выше запястья правая рука и голень левой ноги лежали рядом с туловищем. И само это туловище было расколото надвое, примерно в районе талии. На полке ниже была приклеена карточка «брак». Макар дураком не был и прекрасно помнил, что куклы жутко дорогие, и трогать их ни в коем случае нельзя. Ну, он и не собирался. Но брак-то ведь другое дело! Это ж мусор по сути. Так отчего бы не поиграться? Без дела скучно, Громов ещё минут пятнадцать в лаборатории торчать будет… Очень кстати Гусев вспомнил, что пока рыскал по ящикам стола, наткнулся на упаковку эпоксидного клея. Поэтому, недолго думая, он сгрёб все обломки, разложил их на столе, нарыл в недрах ящика перчатки и тряпку и приступил к ремонту. Клей был самый обычный, двухкомпонентный, схватывал быстро и намертво. Когда дело было сделано, кукла собрана, Макар зашкурил места соединений мелкой шкуркой, найденной в том же ящике, потом прошёлся тканью и заполировал кусочком вельвета всё из тех же закромов Громова. — Ну вот, теперь ты на человека похож. Или похожа, — Гусев пристроил починенную куклу обратно в отсек с браком. — За большие бабки тебя, конечно, продать уже не получится, но если приодеть, будешь вполне ничего. В качестве предмета интерьера — в самый раз, — хозяйским взглядом оглядел результат своей работы Макар и остался доволен. — Эх, отдал бы тебя мне профессор, маманька такие красивые тряпки шить умеет! Красавцем был бы. Или красавицей, — вздохнул Гусь, представляя куклу в чём-то зелёном и обтягивающем. А может, в розовом, воздушном и с рюшами. И в паричке, белом с кудряшками. В куклы он даже в детстве никогда не играл, но прекрасное умел видеть и ценить. — Всё, Макар, заходи, — Громов открыл дверь лаборатории как раз, когда Гусев опять плюхнулся в кресло. — У тебя пара минут, дольше там всё равно делать нечего. Макар тут же подорвался, доставая на ходу телефон, и решительно направился в лабораторию.***
— Видишь, Сыроега, видишь?! А ты мне не верил! — Серёжа сидел перед своим компьютером, на весь экран которого были выведены фотографии, сделанные Макаром, и растерянно смотрел то на монитор, то на Гусева. Гибрид на фото был очень похож на его Элека, когда тот только начал меняться — шарниров уже нет, есть мышцы и суставы. Дыхание отсутствует, но зато хорошо заметны светлые кудрявые волосы. Родинки нет. Пока. Ещё Гусев снял короткий ролик, где видно всё помещение лаборатории, кровать с гибридным ребёнком и подключенные к нему приборы. — И профессор сказал тебе, что эксперимент с переносом удался? — в сотый раз спросил Макара Серёжа. — И профессор сказал, что эксперимент идёт по плану. Приборы фиксируют мозговую активность, как если бы в кукле на самом деле был мозг, — в сотый раз повторил слова Громова Макар. — Гусь, это значит, Эл… он опять будет со мной? — дрожащим голосом задал риторический вопрос Сыроежкин. — Это значит, что ты всю жизнь будешь проценты по разным кредитам платить, пока тебя банкротом не признают! — Гусь в порыве чувств даже ладонью по столу хлопнул. — Почему? — не понял Сыроежкин. — Потому что работа дальше Макдака тебе не светит! С такими знаниями и оценками тебя только бургеры жарить возьмут, дремучий ты человек! — совсем разошёлся Макар. — Я не хочу… бургеры… — совсем опешил Серёжа. — А что ты хочешь, ты вообще знаешь? — Я… не знаю, — пожал плечами Серёжа. — Тогда сиди учи русский язык! Потом сдашь математику, которую ты пропустил и, если не совсем долбенем будешь, окончишь одиннадцать классов и поступишь на бюджет в технический вуз. А там на какую-нибудь проектную работу устроишься. Ну и через пару-тройку лет будешь иметь среднюю зарплату. Это как минимум. А с такой зарплатой тебе уже будет реально кредит выплатить, который тебе придётся в банке брать, потому что пять миллионов Громову ты явно выплатить не успеешь. У тебя десять лет всего! Минус два на школу и ещё пять на институт. Итого три года на выплаты, сечёшь? — Ага… — Значит, что ты сейчас будешь делать? — строго спросил малость обалдевшего от своих перспектив Сыроежкина Гусев. — Готовиться к русскому… — Молодец, соображаешь! — похлопал друга по плечу Макар. — А теперь дуй заниматься — через три дня экзамен!***
Русский Макар Гусев написал чудом. Потому что сам он в отличие от Сыроеги подготовиться толком не успел. На следующий день после отбытия Гусева в доме профессора Громова царил настоящий переполох. — Подумать только, эпоксидкой! Био-фарфор! Уму непостижимо! — хватался за голову Виктор Иванович, меря шагами гостиную. — Ведь сказал же ему — ничего не трогай! А он! Ну что за человек! — А вот какого лешего ты, Витька, эпоксидку там хранишь? — прервал стенания друга Стамп. — Что значит, зачем храню? — возмутился Громов. — А где мне её хранить? Там же мастерская. Вдруг что склеить придётся… Но не заготовки же! Их вообще клеить нельзя. Вот что теперь делать? — А что тут сделаешь? — пожал плечами Стамп. — Всё уже сделано и, заметь, не нами. — Предлагаю привезти хозяина сюда и поспособствовать, так сказать, воссоединению семьи, — предложил Урри. — А оно ему надо? — засомневался Громов. — Ну… он смог его оживить, — возразил Стамп. — Значит надо. С дивана опять послышались всхлипы, которые быстро перешли в плач с рыданиями. — Ну не плачь, маленький, я с тобой, — Маша сама, едва сдерживаясь от слёз, устроила поудобнее малыша у себя на коленях. — Бедняга, — с жалостью посмотрел на ребёнка профессор — гибрид неуклюже поджимал левую ногу, а кисть правой руки у него двигалась с трудом. Кроме того, ему было явно тяжело держать спину прямо, а сутулиться — больно. — Мик, — обратился Виктор Иванович к Урри, — ты же знаешь, где Сыроежкин живёт, ты его отвозил. Этот Гусев его друг и сосед. Найди его и привези сюда. А то жалко мальца — загнётся он без него. — Будет исполнено, — кивнул Урри и пошёл в гараж за мотоциклом. — Удачи тебе, малыш, — пожелал ему Стамп и забрал у притомившеймя Маши гибрида. — Не грусти, маленький, Мик привезет тебе твоего хозяина, — потрепал за пухлую щёчку ребёнка Светловидов и пошёл обратно в дом. — И всё-таки каково, а? Сколько он с ним был-то? — Минут двадцать, Саш, — чтобы успокоить нервы, Громов плеснул себе и товарищу немного коньяка. — Вот это способности, вот это я понимаю!.. — не переставал восхищаться Стамп. — Это трёх тысячные модели, они очень чувствительны. — Электроник наш, однако, тоже на базе трёх тысячной теперь. И до сих пор не готов, хотя и трансформируется в хорошем темпе, быстрее, чем остальные. Так что не настолько эта чувствительность влияет, чтоб за двадцать минут интегрироваться и за сутки куклу человеком сделать! — Не настолько, — согласился Громов. — Но если б куклу собирал, к примеру, Сыроежкин, его Электроник уже давно бы бегал. — Не сравнивай, — закатил глаза Стамп. — Там типа большая любовь и всё такое, парень с ним пять лет нянчился, с ложки кормил и зад подтирал, прежде чем Элек расти начал. А тут — двадцать минут, даже меньше, повозился, пару слов сказал, и всё! Процесс пошёл. У этого Гусева дар. Определённо. — Это мы ещё посмотрим, дар там у него или не дар, когда его твой Урри привезёт. Если привезёт, — скептически заметил Громов. — Привезёт, даже не сомневайся. Мик очень исполнительный. Если надо, в чемодан засунет и привезёт, — с гордостью изрёк Стамп.