Отпуск для двоих

      Весь следующий день я провёл, не выходя из номера, в обнимку с унитазом, так как меня периодически тошнило. Никогда столько не пил. Либо пил, но так давно, что уже не припомню. Состояние во время похмелья — прескверное, внешний вид оставляет желать лучшего, во рту — привкус помойки. Про голову вообще молчу. Ощущение, будто меня всё-таки избили, а потом в придачу повозили по полу, помыв мной паркет, и выжали раз шесть, не меньше. Одним словом, отвратительно. Чувствуешь себя самой настоящей половой тряпкой. Я где-то слышал, что с возрастом отходняк переносится всё тяжелее. Видимо, годы всё же берут своё.       «Что ж, в таком случае, где моя пенсия, м? Прибавка к гонорару никогда не будет лишней.»       Никто из ребят так и не заглянул проведать меня, но я вовсе не сердился на них, понимая, что им, возможно, было так же плохо, как и мне (если ещё не хуже), и они тоже предпочли отсиживаться у себя. Жизнь преподала нам всем хороший урок, который мы забудем ещё очень нескоро. В общем, не буду загружать вас отнюдь не самой приятной информацией, так что отмотаем ближе к утру второго дня. Именно тогда и нарисовался посвежевший Эйс с предложением прошвырнуться по набережной. Так что к этому времени я уже был в рабочем состоянии и сумел быстро вернуться в строй. Ну не в номере же весь отпуск проводить!       Поскольку Венис-Бич находился в шаговой доступности от нашего отеля, добраться до Тихого океана можно было всего за десять минут. Рассудив, что прогулка пешком — наилучший способ познакомиться с городком и поглазеть по сторонам, изучая яркие вывески многочисленных сувенирных лавок и кафешек, арендовать автомобиль или заказывать такси мы не стали. По прибытии сюда у нас так и не получилось обойти пляж вдоль и поперёк в силу того, что многочасовой перелёт и съёмки вымотали нас до предела, но, к счастью, как только операторы отсняли достаточное количество материала, они почти сразу куда-то свалили, дав нам время передохнуть. И вот, спрятав тёплые вещи подальше и натянув на себя лишь пляжные шорты, мы, четвёрка разношёрстных артистов из Великобритании, отправились покорять американскую Венецию!       Америка… Страна свободы, как её любят называть многие. Мне стыдно сознаваться, но о Соединённых Штатах я знаю совсем немного, в частности из-за того, что в школе я частенько прогуливал историю, входившую в перечень моих самых нелюбимых предметов. Конечно, когда ты катаешься по всему миру с концертами и фестивалями, некоторые места удаётся посетить дважды, а то и трижды, и Америка так же не исключение. Мы не раз бывали в этой стране, только вот из всего, что я услышал о ней, единственное, что мне запомнилось — имя первого президента. Однако, несмотря на свои скудные познания, я всё же люблю Америку. Она совершенно не похожа на мою родину: здесь своя атмосфера, свои люди, свой собственный мир. Тут никто не станет показывать на тебя пальцем, осуждать за то, что ты «не такой, как все», потому что этого понятия в стране свободы попросту не существует. Хочешь выделяться — пожалуйста! Хочешь заниматься творчеством — вперёд! Никаких рамок, ограничений; твоя жизнь только в твоих руках, и ни один человек не имеет права диктовать тебе свои условия. Ну разве это не здорово?       Вопреки нашим ожиданиям, путь до пляжа затянулся ещё минут на пятнадцать точно. Напрасно мы полагали, что популярность обойдёт нас стороной хотя бы на время и без того короткого отпуска. Пока мы неторопливо расхаживали вдоль бесконечных торговых рядов, высматривая какие-нибудь примечательные вещички, которые можно будет увезти с собой в качестве сувениров, нас заприметили и узнали аж несколько фанатов. Уж не знаю, как они сумели выцепить мою синюю макушку, сливающуюся с ещё более сумасшедшими цветными волосами прохожих, из толпы фриков, тем не менее небольшая компания уже направлялась в нашу сторону уверенными шагами, явно не желая отступать.       Как я неоднократно говорил, со своими поклонниками я всегда доброжелателен (за исключением тех случаев, когда они переходят все границы и начинают рвать на тебе одежду, пытаются схватить за ноги, а то и вовсе за одно интересное место, пока ты выступаешь на сцене), не против пообщаться с ними лично, вживую, а не только в социальных сетях и на различных интервью. Вот и сейчас я был только рад новому знакомству, тем более что подошедшие ребята оказались весьма приятными людьми. Как выяснилось, они так же, как и мы, нездешние, а сюда приехали только на несколько дней, но совсем не ожидали увидеть здесь свою любимую группу. Мы разговорились: нас расспрашивали о новом альбоме, о гастролях и о том, как нас сюда вообще занесло. Естественно, раскрывать все карты мы не стали, утаив то, что именно здесь проходили съёмки первого клипа из нового альбома. Пускай это останется тайной хотя бы до тех пор, пока видео не смонтируют, и мы не загрузим окончательный вариант на наш канал. Не хватало ещё утечек раньше времени, как это часто случается.       Но большинство вопросов было про Мёрдока. Отвечали, что даже мы, его единственные друзья и люди, которых он ненавидит чуточку меньше, чем всех остальных, понятия не имеем, за что его посадили. В тот момент, когда лидера задерживали, он орал, что его подставили и что сам вообще не при делах, однако причина ареста так и осталась неясной, а нам посоветовали помалкивать, если мы сами не хотим оказаться за решёткой. Как ни странно, но над ним не было ни суда, ни допроса, его просто взяли и закрыли в камере, уклонившись от разъяснений. Вероятно, кто-то из вас скажет, мол, «поделом ему, он это заслужил, вот пусть теперь и гниёт в тюрьме». И вы будете правы, он действительно заслужил. Только вот ну не могу я согласиться с вами. Да, Никкалс никогда не был идеальным лидером: на добрые слова он невероятно скуп, очень суров, требователен. Если он чем-то недоволен, то всегда высказывает это прямо в лицо (а в большинстве своём он как раз-таки недоволен), похвалы от него и вовсе не дождёшься, порою дело доходит и до необоснованной жестокости, особенно по отношению ко мне. Именно из-за басиста я получил большинство своих повреждений, именно с ним мне изменила моя любимая Паула. Получается, что я должен ненавидеть его по определению. Но… Сейчас мне почему-то жаль его. Думаю, что его всё же можно понять. Будь Мёрдок хоть последней тварью на Земле, он всё же является частью коллектива, его основателем, членом нашей, не побоюсь этого слова, семьи. А семья, как известно, должна принимать тебя любым, невзирая на твои недостатки и заскоки. Ей неважно, сколько преступлений числится на твоём веку, её важен сам ты.       Это значит, что никто и никогда не смеет нас разделять.       Вот мы стремимся вызволить «невинного» Никкалса на свободу. Но всё дело в том, что мы даже не знаем, в какую именно тюрьму его упекли. Он обещал связаться с нами в Твиттере, чтобы выслать план побега и сообщить своё местонахождение, однако и тут назревает проблема: его аккаунт не активен вот уже несколько месяцев. Куда не сунься — везде облом. Эх, надеюсь, что у него получится выбраться самостоятельно, если мы никак не сможем ему помочь, ведь он попадал и не в такие передряги и однажды уже совершал побег.       Нам нужен наш бас-гитарист. Довольно. Мы были порознь слишком долго. Группа «Gorillaz» должна воссоединиться в своём полном составе.       Итак, пообщавшись с нами ещё немного и получив ответы на большинство интересующих вопросов, перед прощанием фанаты попросили нас сделать несколько селфи на память. Беззубая улыбка, фокусировка и, вот, моя радостная моська на снимке в телефоне какого-то везунчика. Никогда не брал деньги за автографы и фотографии. По мне, это глупо. К чему весь этот пафос? Чтобы лишний раз напомнить «простым смертным» их «место»? Показать им, что они не достойны твоего внимания? Или просто-напросто содрать пару-тройку лишних долларов?.. Откровенный бред.       Красавец Эйс, как ярый любитель попозировать для фото, тоже хотел влезть в объектив, но, в связи с тем, что нашего новоиспечённого участника ещё мало кто знает, ни у кого не было особого желания фоткаться с ним, что, естественно, задело его высокомерие. Впрочем, бойкой Нудл всё равно удалось затащить его в кадр. Звонко смеясь, она приобняла его за плечи и, поставив ему рожки, принялась корчить гримасы на камеру. Тот тоже не возжелал оставаться в стороне: притянув девушку за талию, он обнажил острые зубы в улыбке, направляя смартфон восхищённого поклонника только на себя любимого.       «И чего только она нашла в этом показушнике? Кривляются, как дети малые. Смотреть противно.» — вдруг подумал я, отказываясь принимать во внимание тот факт, что сам минуту назад корчил рожи.       Ну вот опять. Заговариваюсь. Мотнув головой, я отогнал непрошенную мысль куда подальше. Я ведь вроде уже всё решил. Ещё тогда. Мы ведь все взрослые люди, так? И Нудл уже далеко не восемь лет. Это только её жизнь, я не имею права вмешиваться и контролировать её. Пускай проживает каждый день так, как ей захочется, поступает как считает правильным. Кто я такой, чтобы делать выбор за неё? Я желаю ей только счастья, а вот каким оно будет и с кем она его обретёт, это уже не моё дело.       Достаточно прикидываться смертельно обиженным и брошенным всем миром. Ничего смертельного не случилось. Предпочтёт Эйса — ничего. Как-нибудь переживу. Наверное. А вообще, любовь сама по себе — чушь собачья. Нет её. Если бы была, не было бы ссор, измен и горьких расставаний. То, что все называют этим возвышенным словом — всего-навсего подростковая дурь от нечего делать. У всех проходит. Стало быть, пройдёт и у меня.»       Но, как бы я не убеждал себя в обратном, глядя на воркующую «парочку», на душе остался неприятный осадок, а настроение, хоть и немного, подпортилось. Встреча с фанатами, начавшаяся так хорошо, завершилась для меня совсем не так, как я рассчитывал.

***

      Океан. Бесконечный. Такой манящий, зазывающий… Я не в силах противиться этому зову. Безумно хочется побежать навстречу волнам, широко раскинув руки, всем телом встречая приветливые солнечные лучи, и с головой нырнуть в чистейшую бирюзовую воду. Стать единым целым с могущественной, величавой стихией. Пожалуй, не существует слов, которые могли бы передать весь мой восторг. Да и какие могут быть слова, ведь я просто потерял дар речи, завидев эту лазурь, простирающуюся до самого горизонта, эти озорные волны, цепляющиеся за песчаный берег. Дух захватывает… Я не мастер пера, не поэт, и даже не автор песен, что исполняю на сцене вот уже столько лет. У меня нет писательского таланта и я недостаточно красноречив, чтобы описать всю эту красоту, сотворённую природой. Её нужно видеть собственными глазами. Потому что это невероятно. Потому что это чарующе. Потому что достаточно лишь одного взгляда, чтобы влюбиться. Влюбиться в океан. Раз и навсегда. Безвозвратно.       Вот, стою на берегу, неловко переминаясь с ноги на ногу, крепко-накрепко вцепившись в доску для сёрфинга, которая так и норовит перевесить и выскользнуть из рук, желаю прочувствовать спокойствие, обрести гармонию, выравнивая своё дыхание в такт разыгравшимся волнам. Прилив — вдох. Отлив — выдох. Океан живой, я дышу с ним в унисон, сливаясь с шумом прибоя. Босые ноги буквально вязнут в нежнейшем, нагретом солнцем песке. Знаете, почему Венис-Бич покорил меня? Он другой. Настоящий. Пластиковый пляж по сравнению с ним — пустышка. Грязная, мутная вода, отвратный воздух, пропитанный тошнотворным запахом гниющего на знойной жаре мусора. Жалкое подобие клочка суши в морской пучине. Даже пальмы там поддельные: куски пластмассы, тут и там торчащие из земли, которые, по мнению Мёрдока, должны были придавать островку более-менее человеческий вид. Ненавижу это место. И на это есть причина: с ним у меня связаны далеко не самые светлые воспоминания. Меня, чёрт побери, заживо сожрал двадцатиметровый кашалот! Меня, человека, который до смерти боится китов, представляете?! Само собой, этот жуткий островок ещё долго маячил в моих ночных кошмарах. Здесь же мне открылась полная противоположность тому омерзительному зрелищу.       Я больше не боюсь, не трясусь от постоянного испуга; теперь я тоже стал другим, изменился до неузнаваемости. Какой-то месяц назад я и сам подумать не мог, как преображусь. Но взгляните на меня сейчас: мне наконец-то удалось выгрести свою самооценку из-под плинтуса, побороть затянувшуюся депрессию; у меня больше нет пустого страха, отчаяние и тревога уступили место уверенности в себе и своих силах, и даже мешки под глазами, кажется, стали заметно меньше. А пронзительные чёрные глаза, являющиеся неотъемлемой частью моего необычного сценического образа, сейчас прямо-таки светятся от счастья. В самом деле источают некое белое свечение, совсем как у Рассела. Буду честен, я не представляю, с чем это связано; подобное происходило и раньше, однако не было случаев, когда затягивалось так надолго. Полагаю, источник этому — моё самочувствие. Как же припеваючи живётся без докторов с их запретами и регулярными медосмотрами, от которых я просто смертельно устал, без каких-либо транквилизаторов, антидепрессантов и далее, далее по списку. Да, последствия многочисленных травм головы и сотрясения дают о себе знать, из-за них я по-прежнему вынужден принимать обезболивающее, зато мой перечень лекарств, таскаемых с собой, значительно поубавился. Это не может не радовать.       Как там в «Humility» поётся?

«…I don't want this isolation See the state I'm in now?»

      Определённо, эта песня — мой фаворит из всего нового альбома. Думаю, что она самая позитивная из всего, что мы когда-либо записывали (за исключением «19-2000», конечно же). Этот трек передаёт мой оптимистичный настрой, светлые эмоции и отражает меня самого, такого настоящего, такого живого, как Тихий океан, дышащий волнами. Знаете, а ведь я влюблён не только в его синеву. Я влюблён в свободу, в саму жизнь…       — Ну, я готова! — громко объявляет Нудл, только что закончившая приматывать лиш от лонгборда к своей ноге. Снова дёрнув за шнур и окончательно убедившись в том, что крепление надёжное, она поднимается с песка и подтягивает к себе доску почти вдвое больше её самой.       «…в саму жизнь и в эту девушку.»       Последовав её примеру, я тоже решил ещё раз проверить страховку. Так, на всякий случай, а то мало ли. Как-никак, сегодня мы будем заниматься сёрфингом впервые! Обыкновенное загорание на лежаках показалось нашей неугомонной гитаристке слишком нудным и скучным, так что как только она заприметила точку проката досок, сразу потащила нас туда. Разумнее было бы взять инструктора, да только Нудл заверила, что в сёрфинге нет ничего сложного и что «мы вполне справимся и без всяких там поучителей». Пускай я неплохо умею кататься на роликах и гонял на скейте ещё будучи подростком, покорять волны мне пока не доводилось. Но, что ж, будем пробовать. Всё когда-то бывает в первый раз. Это должно быть очень весело, раз сам Рассел полез на доску (а я вообще не был уверен, что она его выдержит, однако она, как ни странно, выдержала). Из всей нашей компании только Эйс категорически отказался входить в воду, ссылаясь на личные причины. Хоть Нудл потом и объяснила мне, что его гидрофобия являлась вполне личной и вполне серьёзной причиной, я до сих пор придерживаюсь мнения, что тогда он просто придуривался или не умел плавать, вот и выдумывал всякие небылицы.       Сегодня на пляже особенно людно и оживлённо. Шумная молодёжь, всевозможные чудаки, хиппи… Кто-то отрывается, кто-то выпивает, кто-то просто нежится на солнышке, а кто-то пришёл показать себя и посмотреть на других. Жизнь кипит, бьёт ключом; повсюду доброжелательные, приветливые люди, дреды и пирсинг которых так интересно разглядывать. Однако, вопреки отличной погоде и манящим серебристым волнам, искупаться решили далеко немногие. Я давно заметил, что американцы в большинстве своём предпочитают загорать, нежели плескаться в воде. Потому практически все посетители Венис-Бич отлёживались на берегу. Кстати, ещё одна особенность пляжей в этой стране — отсутствие каких-либо лежаков и шезлонгов. Какой дикостью бы нам это не показалось, но все лежат прямо там, где пристроились, то есть на самом песке, и совершенно никого это не смущает. Спасибо, что хоть кабинками для переодевания не обделили.       Среди других отдыхающих на суше затесался и Эйс. Зарезервировав себе свободное местечко, басист наблюдает за нами через призму своих новеньких зеркальных очков, отливающих каким-то золотистым оттенком на свету. Какая же это пара по счёту? Пятая?.. Или шестая? Мне кажется, что у него их целая коллекция. Он меняет очки как перчатки. К моему удивлению, сегодня он вёл себя как ни в чём не бывало, а о нашем недавнем конфликте и вовсе думать забыл. Пожалуй, это только к лучшему, ибо я до сих пор чувствую себя виноватым за нашу стычку. А так мы хотя бы больше не будем возвращаться к этой теме.       — Хэй, Эйс! — девушка окликает развалившегося на песке друга, обернувшись в его сторону. — Спорим, я покорю самую большую волну?       Тот, окинув её, переодевшуюся в бикини, оценивающим взглядом с головы до пят, тут же растягивает губы в своей коронной акульей улыбке и, призвав на помощь всё своё искусство обольщения, даёт следующий ответ:       — О-ля-ля, что это за жгучая красотка? И куда, позволь спросить, ты дела нашу хулиганку Нудл? Да тебя в таком бикини только для глянцевых обложек и снимать! Покоришь, обязательно покоришь, я нисколечко в этом не сомневаюсь. Весь океан твой, детка.       — Ой, да ладно тебе, — отмахивается засмущавшаяся гитаристка, пряча глаза за длинной прилизанной чёлкой. — Я это… Спросить хотела вообще-то… — запинается она. –Ты ещё не передумал? Точно не пойдёшь с нами?       — Не парься, милашка, то, как ты рассекаешь по волнам, я прекрасно вижу и отсюда. Да и кто-то же должен стеречь ваши шмотки, пока вы барахтаетесь на мелководье. Всё норм, правда. Идите уже, развлекайтесь!       — Как знаешь, — Нудл нехотя кивает головой, признавая своё поражение. — Стереги тогда, раз собрался. Мы ненадолго!       Девушка снова поворачивается, на этот раз в мою сторону. В обнимку с этим огромным лонгбордом она кажется такой крохотной и хрупкой, но, вопреки первому впечатлению, на ногах стоит более чем уверенно и твёрдо, даже не пошатываясь. Ярко-жёлтый купальник, идеально подобранный под тон кожи, придаёт её и без того стройной и подтянутой фигурке ещё большее изящество, подчёркивает её плавные изгибы. (и почему только я не додумался сделать ей комплимент раньше Эйса?) Лёгкий тропический бриз, доносящий до нас солёную свежесть океана, играет с её тёмными волосами, отбрасывая прядки разной длины с симпатичного личика. Они, залитые солнечными бликами, то развеваются на ветру, то вновь ниспадают на её обнажённые плечи, что так и приковывает взгляд.       С ума сойти… Я ведь уже не пьян, а она по-прежнему так прекрасна. И как только ей это удаётся?       Сполна насладившись вниманием со стороны парней, Нудл выразительно хлопает ресницами и, стрельнув хитрыми глазками по сторонам, направляется прямиком в объятия океана, предоставляя нам возможность созерцать себя уже со спины. Очередной порыв ветра колышет непослушные волосы, оголяя лопатки, на левой из которых красуется небольшая татуировка в виде веточки сакуры, чуть перекрываемая бретелькой купальника. Да, да, вы не ослышались, татуировка. Сколько себя помню, Нудл всегда хотелось набить тату. Она жутко завидовала нам с Мёрдоком из-за наколок на плечах, частенько рисовала на руках фломастерами или маркерами. Но не было случая, чтобы мы ругали её за это. Наоборот, я пообещал ей отвести её в салон, как только мы отметим её шестнадцатилетие, чтобы её мечта о татуировке наконец осуществилась. Вот только её шестнадцатилетие мы не отметили. Летающий остров, высотки корпорации, разлука, вертолёты, открывшие огонь, её ложная смерть… Всё закрутилось так быстро, навалилось разом, что у нас не было возможности остановиться и просто-напросто отдышаться перед тем, как нас затягивало в очередное безумное приключение. Поэтому рисунок на теле девушки появился относительно недавно: где-то около полугода назад. Откровенно говоря, я думал, что она предпочтёт себе что-то более дерзкое. Каково же было моё изумление, когда её выбор остановился на столь женственной цветной татушке, а не на каком-нибудь черепе или том же иероглифе на её родном языке. Это немного… Не в её стиле, что ли. Но смотрится потрясающе…       Меня так влечёт к ней. Она, сама того не подозревая, влюбила меня в себя. А я, как глупый школьник, поддался этому порыву. И куда теперь, скажите на милость, мне девать возникшие чувства? Что мне делать с ними? Может, всё же стоит поговорить с ней? Сказать всю правду, открыться ей? Воспримет ли она меня всерьёз или засмеёт? Навряд ли она ответит взаимностью. И всё же попытаться нужно. Это влечение не могло появиться просто так, из ниоткуда. В этом явно что-то есть. Не могло моё сознание так подшутить надо мной, нет. Несомненно, это нечто большее, чем просто моя фантазия.       Надо действовать, что-то предпринять, пока Эйс не перешёл в наступление. Не хочу, не хочу, чтобы она досталась ему!.. Не могу допустить этого. Допущу — буду жалеть всю оставшуюся жизнь.       «Я должен… Всего лишь подойти к ней, открыть свои чувства. Ничего сложного. От этого ведь ещё никто не умирал, правильно? Вроде бы…» — я попытался убедить себя, но вышло неважно, впрочем, как всегда.       Меня так достали эти сомнения. За весь вчерашний день и предыдущую ночь я намучился достаточно. Надо быть решительней, иначе новоявленный басист окончательно вскружит ей голову. Чем чаще вижу их вместе, тем больше начинаю его ненавидеть. Абсолютно уверен, что этот донжуан успел охмурить немало дамочек. Оно и понятно: пудрить мозги сладкими речами, развлекаться по полной программе, а потом кидать — как раз-таки по его части. Вот поэтому я не хочу, чтобы в числе девушек, которых он затащил в постель, оказалась моя Нудл.       «Повезло, что этот пикапер остался на берегу. Хоть какое-то время не будет травить свои плоские шуточки и отвешивать лестные комплименты. Обойдёмся и без него. Одной проблемой меньше, всех всё устраивает. Нам… Мне и без него неплохо. И Нудл тоже. Вот возьму и признаюсь ей прямо сейчас! Скажу ей, как сильно она мне нравится. Любой на моём месте уже давным-давно бы подкатил к ней. А я чем хуже? — от нежданной мысли я даже приободрился. — Именно, ничем. Я готов! Сейчас или никогда!..»       — Ну ты где там застрял? Только тебя и ждём! — кричит мне японка, в который раз прерывая мои рассуждения и заставляя меня растерять всю свою самоуверенность и храбрость.       Опомнившись, я хватаю доску под мышку и спешу к друзьям, провожаемый пристальным взглядом Эйса аж до самой кромки воды. Буквально перескакиваю её и, невольно вздрогнув от холодной волны, неожиданно окатившей мои голые лодыжки, бегу на всех парах для того, чтобы не отстать от Рассела и Нудл, которые успели отплыть на приличное расстояние от берега; не останавливаясь бреду до тех пор, пока не оказываюсь в воде по пояс.       Так. Теперь самое трудное — забраться. Честно, понятия не имею, как это можно сделать. Что ж, ладно, попытка номер один…       Опустив лонгборд на водную гладь, я пробую закинуть на него одну ногу, но, увидев, как он угрожающе закачался под моим весом, тут же одёргиваюсь и принимаю решение для начала втащить на доску свой зад, а уже потом всё остальное. В конце концов, подняв в воздух целый столб брызг и при помощи своей неуклюжести развеселив всех местных, я всё-таки смог вскарабкаться на этот треклятый сёрфборд. И, как на зло, только после многочисленных попыток до меня дошло, что это надо было сделать ещё у самого берега!       «Супер, как всегда в своём репертуаре. Лохануться в который раз. О каких отношениях вообще может идти речь, если я запинаюсь о собственные ноги, а по лестнице спускаюсь только кубарем? Мне ничего, кроме солнца, в этой жизни не светит. Судя по всему, быть неудачником — моё жизненное кредо.»       — Ты сегодня ещё более рассеянный, чем обычно, — со всей этой вознёй я совсем не заметил Нудл, как всегда вовремя вытащившую меня из раздумий. Она быстро подгребает ко мне и, приняв на доске вертикальное положение, с любопытством склоняет голову набок. — Что с тобой?       — А по-моему, он всё тот же старина ТуДи, Нуд, — вставляет свои пять копеек Рассел. — Вспомни, он хоть раз казался тебе нормальным, без всех своих странностей? Думаю, вряд ли. Да и странности эти как всегда при нём, так что я уверен — беспокоиться не о чем. Правда ведь?       — …Ага. Всё… круто, — отмазываюсь я, путаясь в словах. Подумать только, одного лишь голоса Нудл хватает для того, чтобы я вконец растерялся. Чёрта с два. Я робею перед девушкой. И даже не перед обычной незнакомкой, повстречавшейся на улице. Перед лучшей подругой, которую знаю практически полжизни… Мы с ней всё ещё друзья? Могу ли я называть её подругой, если открыл её для себя совсем с другой стороны?       — Круто, — эхом отзывается она, запрокидывая голову к необъятным небесам и подставляя личико дневному теплу. По её губам скользнула довольная улыбка. — Я бы всё отдала, лишь бы задержаться здесь подольше. Впрочем, нет. Не буду я отдавать всё. И оставаться в Калифорнии навсегда я тоже не хочу, — сохраняя интригу, девушка легко касается поверхности воды и проводит по ней рукой, оставляя за собой чуть заметную рябь, после продолжает:       — Я намереваюсь повидать все уголки планеты. Мир — это не только крупные города и высокоразвитые страны, по которым мы катаемся в гастрольных турах. Этим уже никого из нас не удивишь. А вот заскочить в такое место, куда мы ещё ни разу не заезжали… Было бы здорово.       — Эх, мечтательница. Тебе бы только в облаках витать. Столько лет прошло, а ты ничуть не изменилась. Разве что внешне повзрослела, а внутри так и осталась ребёнком, — подытоживает барабанщик, усмехнувшись.       Нудл хмыкает и разводит руки в стороны, собираясь оспорить сказанное:       — Подскажите мне, с каких это пор быть ребёнком — плохо? В таком случае, стариканы, предоставьте первую попытку мне, — с нотками сарказма в голосе отвечает она и указывает на стремительно набегающие шумные волны где-то вдалеке. — Младшим ведь надо уступать, я правильно поняла?       «Это мой шанс! Я обязан произвести на неё впечатление какой-нибудь меткой фразой. Лишь бы не ударить в грязь лицом…» — подбадриваю себя, собираясь с духом.       — Конечно, леди — вперёд, — пропускаю её первой как настоящий джентльмен. Но она, как и следовало ожидать, воспринимает мой неумелый подкат как обычный подкол:       — Благодарю, — отшучивается она, насмешливо подмигнув, и снова ложится на доску.       «Облом. С такими успехами мне стоит заткнуться и открывать рот только во время выступлений.» — корю себя, грустно смотря вслед её удаляющейся фигурке, энергично гребущей к запримеченной волне.       — Не верится, что это та самая девочка, которой мы помогали с домашкой в третьем классе, — вздыхает Расс, думая немного о другом. — Кажется, только вчера обнаружили её в коробке под дверью студии, а сейчас, оглянуться не успели, как она уже взрослая девушка.       — Ну, а чего ты хотел? Время не стоит на месте. Мне вон через пару дней пятый десяток пойдёт. Но до сих пор помню, как мы с Нудл в Сегу рубились! И Плейстейшен, самую первую, представляешь? А недавно четвёртая вышла…       — Вот-вот. Наверное, не зря говорят, что чужие дети так быстро растут.       — Чужие? — переспрашиваю я, в изумлении вскинув брови. — Какая же она нам чужая? Нет, она наша, родная. То, что у неё нет родителей, совсем неважно. У неё есть семья, и эта семья — мы.       — Да, ты прав, — соглашается Рассел, кивая головой, попутно поглядывая на девушку. Должно быть, не отпускает старая привычка — всё время держать её в поле зрения, чтобы вновь не упустить.       Пытаясь избежать неприятного наваждения, я поморщился. Манера барабанщика напомнила один из самых горьких эпизодов моей жизни (а у меня их и без этого было предостаточно). Мне ведь так тяжело далась её потеря: я не мог спать, есть, делать самые элементарные вещи. Апатия полностью завладела мной: сил хватало только на то, чтобы безучастно лежать на полу и отрешённо пялиться в потолок. После — ещё лучше — несколько нервных срывов, попытка свести счёты с жизнью, из-за которой я загремел в… Такое место, которое при разговоре лучше не упоминать. А те проклятые слова… Эти два страшных слова — «не уберегли», стоят в ушах по сей день. Сознаюсь, я всегда был немного сумасшедшим, но конкретно это событие оставило на моей психике глубочайший отпечаток.       — А ведь Мёдс неплохо справлялся с ролью папаши, как считаешь? — снова возвращается к теме ударник, не давая мне провалиться в бездну меланхолии. — Никогда бы не подумал, что в таком, как он, могут возникнуть отцовские чувства. На нас, значит, всё время глотку драл, а на Нудл ни разу голос не повысил. Да что там, он даже позволял ей бренчать на своей любимой «El Diablo»!       — Держу пари, что если б его неприкосновенную бас-гитару тронул кто-то из нас двоих, на кладбище у студии появилась бы ещё одна свежая могила, — криво ухмыляюсь я.       — Ребя-я-ят! — подаёт голос Нудл, изо всех сил стараясь перекричать шум океана. — Смотрите, смотрите, у меня получается! С первого раза! — тараторит она, переключая всё наше внимание на себя.       — Класс! — выкрикиваем мы одновременно, во все глаза уставившись на подругу. Японке удалось не просто подобраться к волне, ей удалось нырнуть под неё так, что нос доски стремительно срезал её. И пока лонгборд скользит по пенящейся воде, девушка порывается встать на ноги. Балансируя руками, она без промедления вскакивает и с торжествующей улыбкой продолжает рассекать закручивающуюся волну уже стоя, подобно профессионалу. Впрочем, её торжество длится недолго. В мгновение ока Нудл теряет равновесие, хочет присесть, чтобы не свалиться, однако её левая нога съезжает с доски, и она неловко падает набок, перевернувшись, а сверху её с головой накрывает, казалось бы, покорённой волной. Увы, обуздать водную стихию с первой попытки у неё не вышло, чем вызвало у нас приступ громкого и неудержимого смеха.       Когда океан чуть утихает, первым делом из синей пучины выплывает лёгкая доска. Следом над взбаламученной поверхностью воды появляется черноволосая макушка, а уже потом резко выныривает и сама девушка, только что потерпевшая неудачу. Отплёвываясь и откашливаясь, она беспомощно бултыхается в океане, стараясь сориентироваться, находит и притягивает к себе уплывший сёрфборд и, схватившись за него как за спасательный плот, с крайне недовольным, если не сказать озлобленным на весь мир, видом презрительно кривит губы.       — Да чё вы ржёте? Ничего смешного! — сердится гитаристка на нас. — Раз такие умные, попробовали бы сами! Думаете, это так легко и просто?       — Не дуйся, мы не со зла, — успокаиваю насквозь промокшую подругу, с трудом подавив новый смешок. — Ты умница. С моей-то криворукостью у меня ни со второй, ни даже с десятой попытки ничего бы не получилось.       Как можно скорее подплываю к ней и тяну руку, предлагая свою помощь. Она мёртвой хваткой вцепляется в мою ладонь и влезает обратно на качнувшуюся доску.       — Спасибо.       — Ты как упала-то? Больно? Ничего не ушибла? — режим «заботливый старший брат» активирован.       — Да нет же, — заверяет Нудл с нескрываемым раздражением. — Жива здорова, как видишь. Ещё полный медосмотр тут устрой, — она хочет добавить что-то ещё, но неожиданно смягчается. — Ладно, не могу долго злиться на тебя. Знаю, ты беспокоишься обо мне, а я, по твоему мнению, всего лишь глупая девочка, что не в силах позаботиться о себе самостоятельно. Проходили уже, много раз проходили.       Девушка встряхивает руками, избавляясь от сверкающих капель. Щёчки и уголки губ непроизвольно подрагивают от холода; вода тонкими струями стекает по её шее, по спине, по всему телу, придавая её стройной фигурке особый шарм. И без того длинная мокрая чёлка, как-то по-особенному переливающаяся на солнце, облепившая лицо, теперь полностью заслоняет ей обзор. Я, как обычно, не вижу её блестящих глаз, полных озорства, счастья, любви ко всему этому бренному миру, который чуть не отнял у неё самое дорогое — жизнь. Не вижу глаз цвета моего любимого крепкого-крепкого мятного чая…       «Вот болван! Кто вообще сравнивает тёмно-карие глаза с чаем? До такой ахинеи ещё ведь додуматься надо! Слава Богу, тексты большинства песен доверяют не мне…»       Ну, как? Ещё не разуверил вас в том, что британцы не повёрнуты на чае? Почём я знаю, с чего вдруг меня тянет на подобные сравнения и эпитеты, если мою околесицу можно так назвать, но первое, что приходит мне на ум при упоминании её пронзительных очей — это именно чёрный чай. Может, потому что в этих бездонных глазах так легко утонуть? Они завораживают, будоражат воображение, подобно этому бодрящему ароматному напитку. И всё-таки… Кто сказал, что нельзя сравнивать свой предмет воздыхания с тем, что ты до безумия обожаешь?       Её глаза… Скрыты от меня сейчас. Я не могу, но очень хочу их видеть.       «Если только…»       Не отдавая себе отчёта в своих действиях, я приподнимаю руку и медленно наклоняюсь к ней так, чтобы находиться как можно ближе. Нудл тут же замирает и, не зная, чего ожидать, задерживает дыхание. Мой взгляд непроизвольно скользнул ниже, останавливаясь и задерживаясь на её влажноватых, трепещущих губах. Она замёрзла, я это чувствую. Так чего она ждёт от меня? Хочет ли, чтобы я согрел её жарким поцелуем?.. Нет, не хочет. То всего лишь мои грёзы. Не давая затянувшейся паузе и сомнительной идее перерасти в нечто большее, я рассеянно выдыхаю и возвращаюсь чуть выше. Зарываясь пальцами в её мокрые волосы, с особой осторожностью раздвигаю слипшиеся от воды пряди, спавшие на глаза, и… Больше ничего. Стесняемый горечью, я сразу же отстраняюсь, избавляя себя от соблазна вторгнуться в её личное пространство.       — Вот, совсем другое дело, — произношу я, будто бы стараясь приободрить самого себя. — А то с такими лохмами ты уж больно на Самару из «Звонка» похожа.       В изумительных, обрамлённых пышными ресницами, глазах «чайного» цвета заплясали игривые огоньки.       — Ой, слушай, Тасспот, иди нафиг, — хохочет Нудл и, опуская обе руки в прозрачную воду, насмешливо выгибает одну бровь, глядя на меня с вызовом. — Получай!       С этими словами она зачерпывает воду и плескает её прямиком мне в лицо. Её весёлый настрой передаётся и мне, и я, просчитавший её хитроумный шаг заранее, вовремя успеваю закрыться ладонями.       — Хотя нет. Ты больше напоминаешь Садако из японского, а не американского «Звонка», — дразню её, подзадоривая ещё больше. — Белого платья не хватает, а так один в один. Я когда на тебя мелкую после просмотра наткнулся, у меня чуть сердце не остановилось!       Как-то в конце девяностых, когда мы с ребятами только начинали играть вместе и потихоньку обживались в недавно купленной Мёрдоком Kong Studios, по телеку частенько крутили новый японский фильм, ради которого мы однажды собрались в собственном домашнем кинотеатре. Взяли попкорн, колу, уложили спать нашу маленькую иностранную гитаристку, вырубили свет и устроились на диване. Не скажу, что сам фильм оказался таким уж страшным, однако самое интересное ждало нас только впереди. Где-то во время финальных титров нас на ломаном английском окликнул кто-то сзади. Мы обернулись и… Так и подскочили на месте, увидев в полумраке девочку азиатской внешности в светлой пижаме и с растрёпанными чёрными волосами. Как хорошо, что этой девочкой оказалась всего-навсего Нудл, проснувшаяся из-за ночного кошмара и попросившая успокоить её. Век не забуду, как она до смерти нас напугала. Как я ещё заикой не стал, удивляюсь… В общем, после того случая мы стали сторониться японских ужасов, да и вообще избегали смотреть какие-либо фильмы в темноте. Что касается самой Нудл, то я иногда шутливо называл Садако, в честь главной антагонистки.       — Ах ты мерзавец! Тебе мало было? Я тебе сейчас такое устрою! — с саркастической интонацией дерзит девушка.       Она ещё раз хлещет по воде, разбрызгивая её во все стороны, на этот раз уже с большей силой. Короткая заминка стоила мне победы: в ту же секунду меня окатило с ног до головы. Но я не собирался так просто сдаваться. Сморгнув с ресниц серебристые капли и притворно нахмурившись, легко соскакиваю с доски и направляю на подругу целую волну. Та, в очередной раз облитая, громко ахает. В следующий миг её побледневшие губки растягиваются в злорадном оскале; она отталкивается от лонгборда, без промедления прыгает в воду и гребёт мне навстречу, намереваясь проучить.       — Теперь ты от меня точно никуда не денешься!       Мы брызгались, плескались и резвились совсем как дети, шутливо тянули друг друга под воду и развлекали себя как могли. Давненько я не смеялся так искренне, от души. Мне, как и тогда, в клубе, было с ней так легко и по-настоящему хорошо. Позже к нам присоединился Рассел, а там подошла моя очередь испробовать сёрфборд на практике. Неудача за неудачей, очередная попытка: в итоге я единственный раз изловчился проехаться на малюсенькой волнушке, и на этом, пожалуй, всё. Эта задача оказалась для меня практически непосильной — ноги постоянно разъезжались даже на щедро смазанной воском доске. А Нудл… Нудл была просто великолепна. Она как всегда превзошла нас всех, не обманула, сказав, что покорит самую большую волну. Сёрфила так, будто занималась этим всю жизнь, будто умела летать; без труда разворачивала огромную доску, пробовала маневрировать… Я скромно наблюдал в сторонке, восхищаясь ей и одновременно проклиная её же за её идеальность.       Вдоволь наплававшись чуть не до посинения, мы собрались сдавать доски. Из-за задержки за аренду оборудования пришлось доплачивать. Всунув грозному дядьке за прилавком пару мятых баксов, втроём двинулись к нескольким простецким кабинкам, выстроенным в небольшой кривоватый ряд (очевидно, они тут стояли только для вида, раз ими никто, кроме нас, не воспользовался), чтобы поскорее переодеться в сухое, предварительно забрав свои вещи у басиста. Странно, этот денёк выдался столь насыщенным, и я так много времени провёл на ногах, однако не чувствовал никакой усталости.       Народу на пляже заметно поубавилось. Испортившаяся погода настойчиво вытесняла засидевшихся людей прочь, грозный шум и штормовой ветер со стороны океана подгоняли и заставляли поторапливаться. Некогда слепящее солнце потускнело и, на прощание сверкнув последним угасающим лучом, окончательно скрылось за завесой стремительно набежавших сизых туч. Всё вокруг сделалось таким единообразно чёрно-белым, мрачным, нагоняющим скуку; яркие цвета размылись, «увяли», оставив после себя одну лишь хмурь. Разочарованные туристы убирали фотоаппараты, снимали солнечные очки и поднимались со своих мест, разбредались по гостиницам и хостелам, надеясь вернуться завтра. Местным же, видно, было до лампочки. Они никуда не спешили, да и спешить им было некуда, так что праздник жизни продолжался: торговцы старательно втюхивали всем проходящим мимо свой товар, начинающие артисты бряцали на укулеле, бездельники занимались бездельничеством, а самые бесстрашные на углах продавали травку. Движуха не утихала даже без приезжих. Я, последовав примеру этих чудаков, решил во что бы то ни стало не раскисать и не падать духом.       Рассел, переодевшийся раньше всех, составил компанию заскучавшему Эйсу, который чудом не обгорел за эти несколько часов, пока лежал на пляже. Тот, несказанно обрадованный тем, что про него не забыли, с чрезмерным энтузиазмом начал что-то втолковывать ударнику. Я же немного задержался и Нудл, судя по тому, что дверца её кабинки пока не открылась, тоже.       Безмятежно напевая себе под нос одну из самых первых песен, находясь в приподнятом настроении от новых впечатлений, я напяливаю шлёпанцы и скидываю мокрое шмотьё в рюкзак, попутно отжимая синие волосы полотенцем, при всём этом согнувшись в три погибели, чтобы ненароком не врезаться головой в низкий потолок. В такой тесноте не сильно-то развернёшься, но выбора нет. Всяко лучше, чем ковылять до отеля в сыром или светить своим достоинством в общественном месте. Извините, опускаться до уровня Мёрдока, не имеющего ни стыда, ни совести, у меня желания нет. Закончив со своей шевелюрой, не заморачиваясь убираю полотенце туда же, к остальному тряпью. Окей, вроде бы всё на месте, ничего не забыл. Можно выползать из этой каморки.       Накидываю рюкзак на плечо, топчусь на месте, дабы развернуться, не въехав при этом в одну из четырёх крашеных стен, и уже собираюсь выходить, как не тут-то было.       — Туччи? Ты ещё здесь? — слышу слева от себя приглушённый голосок Нудл.       — Да, — так же тихо откликаюсь я, осторожно прислонившись к стене, чтобы получше её слышать. — Что?       — Не мог бы ты помочь мне? — доносится с той стороны.       На меня будто бы опрокинули ушат ледяной воды: её слова ввели в ступор, обескуражили, заставив застыть на месте. Я точно не ослышался? Вот о чём, по вашему мнению, может просить молодая обворожительная девушка в тесной кабинке для переодевания? Не-е-е… И что только за хрень навязывается… Я ведь не чёртов извращенец! Даже думать об этом не буду! Может, у неё там заклинила ручка, и она попросту не может выйти?       — Помочь… С… С чем? — на всякий случай опасливо спрашиваю я севшим голосом, сомневаясь, хочу ли вообще знать ответ.       — Господи, да просто подойди сюда. Так трудно? Не хочу разговаривать через стену.       — Хорошо… Сейчас…       Хоть просьба девушки и смутила меня, я не хочу заставлять её ждать. Вываливаюсь из своей конуры и разведываю обстановку, высматривая друзей в толпе суетившихся людей. Эйс так же, как и до этого, занимается тем, что у него выходит лучше всего — то есть чешет языком; Рассел, пожалевший, что вообще решил подсесть к нему, старательно изображает заинтересованность, слушая его бесконечный базар. Оба полностью поглощены своим занятием, а значит, навряд ли заметят меня. Чисто. Можно продвигаться дальше. Крадучись, проскальзываю к соседней кабинке и дёргаю ручку. Не заперто. Тяну дверцу на себя и бесшумно захожу внутрь, теряясь в догадках.       — Нуд, я здесь. О чём ты хотела…       Слова мигом застряли в горле, стоило мне поднять глаза и застать её в таком… Специфическом виде.