Отпуск для двоих

      «Фак!» — я едва не выругался вслух.       Гитаристка стоит, развернувшись ко мне спиной. Из одежды на ней одни лишь коротенькие джинсовые шорты c завышенной талией и ещё не переодетая верхняя часть купальника. Тонкие завязки, что охватывают шею, уже свободно болтаются на плечах, и весь лифчик держится только на тех, которые затянуты на спине. Одной рукой японка придерживает бюстгальтер на груди, чтобы тот не съехал, а другую — правую, держит у самого лица и дует на повреждённый палец. Я машинально зажмурился, почему-то чувствуя себя виноватым. Мелькнула мысль, что меня здесь вообще быть не должно, тем более в столь пикантный момент, и я начал судорожно шарить рукой, пытаясь нащупать дверную ручку, намереваясь сбежать.       — Пожалуйста, помоги развязать. Затянула слишком сильно, никак не получается. Ещё и ноготь из-за этого дерьма сломала… Прямо под корень. Боль адская!       — Чт… Что?.. — нет, я прекрасно её расслышал. Но я просто не мог поверить своим ушам — поняв, что она от меня требует, я сразу как-то замялся, съёжился, сделавшись аж в два раз ниже своего обычного роста; меня разжарило так, словно весь день под палящим солнцем провёл вовсе не Эйс, а я сам.       — Ну же! Мне повторить? — Нудл оборачивается через плечо, подгоняя меня, и хмуро сдвигает брови. — Так и будешь стоять столбом?       Я уже собирался одёрнуть эту невоспитанную хамку, но вовремя вспомнил, что воспитанием этой самой хамки занимались как раз таки мы, поэтому лишь гневно промолчал.       «Да, да, гляньте-ка, какое пустяковое дело — развязать купальник! Она смеётся надо мной, издевается, что ли? Я на неё смотреть-то сейчас боюсь, а она, почти что полуобнажённая, предлагает мне такое!»       Сдерживая накипающее раздражение и одновременно с тем желание поскорее убраться отсюда, повинуюсь и делаю шаг вперёд. Краска бросилась в лицо, оказавшись я к ней вплотную. На лбу мгновенно выступил пот, а смятённое сердце заколотилось так громко, что к моим переживаниям прибавилось ещё одно, новое — слышен ли ей этот бешеный стук? Ещё чуть-чуть, и у меня непременно хлынет кровь из носа, совсем как у персонажей из её любимых аниме, а ей самой хоть бы хны: для неё это очередная забава, не больше. Стоит себе со своим непоколебимым спокойствием, не смущается, будто для неё подобное в порядке вещей. Плевала она на то, что я парень.       «Чем скорее расправлюсь с её долбаными завязками, тем быстрее смотаюсь. — наставляю себя. — Займёт пару секунд…»       Сгорая от стыда, злясь то ли на себя за свою застенчивость, то ли на неё за то, что не могла купить более удобный купальник, громко выдыхаю, наклоняюсь и принимаюсь распутывать то хитросплетение, что она тут навязала, стараясь как можно меньше поглядывать на неё. В результате моего небывалого усердия затяжка понемногу ослабевает, и мне уже не терпится дать дёру, как только эта пытка закончится. Ага, как бы не так. Неожиданно, мои пальцы по неосторожности соскальзывают с узла, дотрагиваясь до её кожи. Прежде, чем я успеваю отреагировать, Нудл ахает и, вздрогнув, выгибает спину.       — Ты чего?! — мигом одёрнув руку, вскрикиваю я, перепугавшийся не меньше, чем она сама.       «Что за… Боже, она что, пытается меня соблазнить?»       — Холоднючие… — изрекает та. — Почему у тебя всегда такие холоднючие руки? Признавайся, покойник, из какого морга ты сбежал, а?       — Очень смешно, — бурчу я, рассерженный пуще прежнего её ложной тревогой, и возобновляю своё копание в застёжке. — В следующий раз придумай что-нибудь пооригинальнее.       — Пооригинальнее, ну да. Слышу от человека, который набил на плече название сети фаст-фуда.       — Чем тебе «KFC» не угодил? А в детстве тебе нравилось. Я, конечно, может быть и набил её по пьяни, — припоминаю я, разглядывая буквы на своём плече, которые я обновлял уже пару раз во избежание потускнения, — но получилось вполне годно, согласись?       Ожидая, что Нудл ответит очередной колкостью, я приготовился парировать.       — Поверь, мне и сейчас нравится, — девушка поднимает руками мокрые волосы, открывая шею. Она едва слышно хихикает, чувствуя моё напряжение в сей интимный момент. Вероятно, сейчас она улыбается, торжествуя, что сумела взять меня на «слабо». Ох, что за несносная девчонка. — Не перестаю тебе удивляться, дурашка, — добавляет она, качнувшись на месте.       Я невольно задерживаю дыхание, уставившись на её сведённые лопатки и изогнутую спину. Меня накрывает новый острый приступ смущения. Надо же, я сейчас стою и буквально раздеваю девушку своей мечты, но испытываю такое волнение, кое-даже близко не сравнится перед выходом на сцену. Что же эта прохвостка со мной творит?..       Как бы сильно мне не хотелось отвести взгляд, это оказалось для меня невыполнимым. Багрово вспыхнув, я прикусываю губу, однако и не думаю прекращать жадно пожирать её нагую фигурку глазами. Ну не может, не может та японская девочка из коробки FedEx с электрогитарой наперевес быть такой сексуальной!       Контур её подтянутого тела, мягкая линия талии. Спортивный, благодаря регулярным тренировкам и занятиям каратэ, силуэт. Жёлтая ткань купальника, что липнет к ещё влажной от воды коже…       Парировать не пришлось.       — Скажи лучше, — мямлю я, взяв себя, а точнее, завязки от её купальника в руки, продолжая свои манипуляции, — как ты умудрилась… Умудрилась завязать такой уродский узел?       — Сама не знаю. Видишь, ноготь до мяса выдрала. Теперь придётся пользоваться медиатором… — причитает Нудл. — Терпеть их не могу. Для меня навсегда останется загадкой то, как Эйс играет с этой пластмасской. Это же жутко неудобно. К тому же ногти у него длиннющие. Любая девушка обзавидуется такому маникюру!       Дрянной узел, поставивший в неловкое положение нас обоих, наконец поддаётся. Лифчик падает на пол, оставляя свою обладательницу голой по пояс. Теперь уже полностью голой по пояс.       — Спасибо ещё раз, — благодарит гитаристка, опуская волосы обратно, тотчас прикрываясь руками, хоть и стоит ко мне спиной, то ли доказывая мне, что чувство стыда ей всё же не чуждо, то ли намекая на то, что свою работу я выполнил и мне давно пора. Но я и с места не двигаюсь. Не могу. Всё, что меня терзало, отступило на второй план: услышав её жалобы, я почувствовал укол вины за свою первоначальную вспышку раздражения. Она попросила меня о помощи по причине, а я ни с того ни с сего разозлился, повёл себя обыденно — как идиот. Чуть не накричал на неё. А ей, должно быть, сейчас больно.       «Так, у меня в рюкзаке где-то завалялся пластырь…»       — Погоди. Позволь мне взглянуть, — понизив голос, произношу я. В одночасье обрываюсь на полуслове, видя, как она недоверчиво на меня покосилась. — Нет, что ты, у меня и в мыслях не было! Я имею в виду совсем не то, что ты подумала… Дай мне свою руку.       Многозначительная улыбка трогает уголки её губ.       — Да, да, ты конечно не об этом, прости. И всё же, — в её голосе проскользнули вкрадчивые нотки. Она покрутила пальчиком. — Выйди. Лучше подожди меня снаружи. Я ведь неодета.       — П… Подожду.       Одарив её лукавой улыбкой (вы угадали, она по обыкновению получилась стрёмной), я пячусь назад, пока не упираюсь в дверь, и чуть ли не бегом ретируюсь оттуда, опасаясь оглядываться. Свобода! Прислоняюсь спиной к наружной стене кабинки, силюсь выровнять дыхание. Мне нужно перевести дух. Ноги совсем не держат меня, вынуждая опираться, дабы не грохнуться прямо тут, у всех на виду. На всякий подношу левую руку к лицу — проверить, не идёт ли кровь из носа. К великой радости, реальная жизнь от аниме отличается. Не идёт. Однако облегчённо вздохнуть не выходит. Успокоиться не даёт волнующий трепет странного возбуждения, разливающийся по всему телу и собирающийся обратно где-то в животе вспорхнувшими бабочками.       Бабочки… Бьюсь об заклад, такое несуразное название эйфории дали ветреные подростки, расценивающие недельные отношения как любовь до гроба. Впрочем, как бы то ни было, я уже лет сто не испытывал подобного! Интересно, она тоже что-то почувствовала? Должна была почувствовать. Невозможно находиться друг от друга на расстоянии поцелуя и не ощутить никакого желания! Не знаю, с какой точно скоростью бьётся моё сердце, но явно с далёкой от нормы — это точно. Из-за своих предыдущих неудач в амурных делах я слишком рано списал себя со счетов. Столько воды утекло с того времени, я практически утратил интерес ко всем страстям. Думал, что совсем разучился чувствовать что-то кроме боли. Этот случай доказал мне обратное. Нудл доказала мне обратное.       Ладно, страсти страстями, а с её раненым пальцем надо что-то делать. Снимаю рюкзак и выуживаю из переднего кармана, что служит мне своего рода переносной аптечкой, почти нетронутую упаковку пластырей, заодно удостоверившись, не закончились ли в любимой красной пачке Malboro сигареты. Между тем краем глаза наблюдаю за тем, что происходит на пляже сейчас. (Сколько же я пробыл в той кабинке?) Плотные косматые тучи нависли над побережьем так низко, что до них вполне можно было дотронуться рукой если встать на цыпочки, они затянули всё небо, поглотив его, как бы предупреждая о будущем неистовом ливне, но ещё давая время на то, чтобы найти укрытие прежде, чем он разразится. Влажный спёртый воздух, неприятно щекочущий нос, пахнет дождём. Приплыли. Словно по закону подлости: как мы отсиживаемся в отеле, так во всю парит солнце, а как решили выйти куда-то — на тебе, пожалуйста. Не самое удачное начало отдыха.       Сквозь бесконечный поток снующих туда-сюда туристов, собирающих последние вещи, я едва ли разглядел друзей. Не поверите, но Расселу больше не надобилось имитировать интерес: неумолкаемый Эйс всё-таки притих (видать фантазия у него закончилась, а вместе с ней — изумительные истории), однако от барабанщика так просто не отстал. Теперь он показывает ему что-то в своём телефоне, как видно, настолько захватывающее, что оба глаз от экрана оторвать не могут. При этом басист изредка вставляет свои комментарии и иногда тычет заострённым ногтем в монитор. Рассел даже не против, ведь это не утомляет его в отличии от привычного трёпа длинноволосого.       Рад, что эти двое нашли общий язык. Эйс, который уже успел завоевать мою неприязнь всего-то за пару дней, Рассу пока что на нервы не действует. А вот Нудл от него просто без ума. Совсем скоро ему на шею вешаться будет, вот увидите. Эйс то, Эйс сё… Откровенно бесит.       Минут через пять объявляется сама Нудл и сразу же спешит ко мне пружинистой походкой, бодро размахивая шуршащим пакетом с мокрой одеждой. Босоножки на платформе, делающие девушку визуально выше, утопают в золотистом песке, да и тому невмоготу помешать ей так гордо вышагивать. Засмотревшись на уверенные движения, я непроизвольно представил её лидером группы. Ну, а чем она не лидер, с её-то умением разрешать споры и останавливать драки она бы справилась, да ещё как. Всё равно Мёрдок никому не позволит занять своё место на постоянной основе. Но мне, как временному заправляющему всем нашим балаганом, стоило бы у неё поучиться, а то я драки не то, что не останавливаю, я их провоцирую. Снятый мною бюстгальтер заменила просторная клетчатая рубашка с закатанными рукавами; девушка заправила её в шорты. Две верхние пуговицы оставались не застёгнутыми, открывая шею… Какая-то скрытная часть меня пожалела о том, что я так и не увидел её топлес спереди. Испугавшись собственных мыслей, разом гоню их прочь.       — А вот и я!       — А вот и ты… — только и могу произнести я, теребя в руках пачку пластырей.       Без лишних разговоров Нудл суёт мне свою правую руку под нос.       — Вверяю тебе своё здоровье, ходячая аптечка, — заговорщически подмигивает она.       Чуть замешкавшись, вскрываю упаковку, беру её ладонь в свою и подношу ближе к лицу, прищурившись, изучаю упомянутое повреждение.       — Нуд, да у тебя кровь… Тут обрабатывать надо, — обеспокоенно говорю я. — У меня с собой нет антисептика. Точнее, у меня его вообще нет. Нельзя это так оставлять, давай зайдём в аптеку?       — Вот ещё! — гитаристка пренебрежительно дёрнула плечами. — Не смертельно и ладно. Жить буду.       — Какая ты упрямая.       — Какой ты дотошный.       Осторожно держа её маленькую ухоженную ручку, бережно накладываю один пластырь поверх сломанного ногтя. В чём, а уж во всяких перевязках и бинтовках толк я знаю. Нередко приходится залатывать многообразные раны самому — от ушибов об дверной косяк до последствий нападок Мёрдока. К тому же когда-то моя мама работала медсестрой. Так что опыт у меня имеется.       — Пока так. Но потом всё равно необходимо обработать, ты меня поняла? — даю указания я, пригрозив ей пальцем, сделав вид, будто не заметил то, как она закатила глаза. — Я не шучу, у тебя тут всё серьёзно.       — Поняли, приняли. Спасибо, док, — ехидничает Нудл.       Она хочет высвободить свою ладонь из моих. Я мягко удерживаю её.       — Погоди. Ещё кое-что, — поборов потаённый страх, заглядываю в её тёмно-карие глаза, выдающие тщательно скрываемое замешательство, характеризуемое этой задержкой. Нет, она точно засмеётся. Я бы на её месте ржал как сумасшедший.       Девушка выжидающе смотрит на меня. Отступать поздно.       — Утешительный поцелуй, — пробормотал я.       — Утешительный что?.. — оторопела японка.       Не давая ей опомниться, я нагнулся, приник губами к её шёлковой коже и расцеловал пальцы. Не знаю, правда ли поцелуи обладают той целительной силой, о которой лишний раз любят упомянуть во всяких женских романах, продающихся в киосках за смешные пару фунтов, но оно того стоило. Короткий, почти дружеский поцелуй и только. Поцелуй, для кого-то значащий всего-навсего символический жест. Поцелуй, для меня значащий намного больше. Мысли разом вылетели из головы, внутри всё затрепетало, погружая меня в океан безмятежности. Нудл не воспротивилась, не оттолкнула меня, мало того, я всем нутром чувствовал её бурное волнение, нарастающее с каждой секундой, и в нём же нашёл отражение своему собственному. Это и есть та самая искра, пробегающая между влюблёнными?.. Поверить невозможно. Быть с ней, касаться, целовать её — уже чудо. Сложно представить, что даже этой мелочи я мог бы лишиться, будь её «смерть» тогда настоящей… Только вот все чудеса имеют неприятнейшее свойство заканчиваться.       — Окей, это… Страшно глупо, но… Мило, — вымолвила она, когда я опустил её ручку. Каких усилий мне это потребовалось!       — Надеюсь, больше болеть не будет. Я слишком хорошо знаю, что такое боль, — по моему лицу скользнула тень грустной улыбки и почти сразу угасла, не оставив и следа.       Выпрямившись, я поспешно засовываю упаковку (заодно и пакет Нудл) обратно в рюкзак и отступаю на шаг. С высоты моего роста мне представляется возможность вновь лицезреть её сверху-вниз. Очень зря. На такую, как она просто нельзя смотреть сверху-вниз.       Неловкая пауза. Настала её очередь краснеть. Не зная куда девать руки, девушка прячет их за спину и старательно поправляет и так заправленный в джинсовые шорты край рубашки. Пожалуй, наедине со мной она воспринимает себя маленьким ребёнком, школьницей, оказавшейся рядом со взрослым. Переминаясь с ноги на ногу, острая на язык Нудл впервые медлит с ответом. И кто кого взял на «слабо» теперь? Не поверю, чтобы прелестник Эйс её когда-нибудь так целовал. Так… Невинно. Искренне.       — …Умеете же Вы ухаживать за девушками, Стюарт Пот. Истинный кавалер, — отойдя на полшага, находится она, стряхнув с себя оцепенение и обретя полный контроль над своими эмоциями. Узнаю её. Эту едкую иронию ни с чем не спутаешь.       «Соберись. Пора.»       — Знаешь… Я должен тебе кое-что рассказать. И… Вообще-то уже давно должен, — робко начинаю я, тщательно подбирая слова.       — Я… Вся во внимании, — произносит она после ещё одной недлинной паузы.       — Я хотел бы… Хотел бы, чтобы ты и была…       — Ну наконец-то, неужели Ди и Нудли решили удостоить нас своим присутствием? Чего вы так надолго там застряли, а, голубки? Давайте, выкладывайте, чем вы там занимались, я хочу знать всё в мельчайших подробностях! — пронзительный гнусавый итальянский акцент, разбавленный отчётливо слышимой издёвкой в голосе, обязал меня замолчать. Эйс. Кто бы сомневался. До чего невовремя! Я со злостью стиснул кулаки, аж до побеления костяшек. Меня, кажется, трясёт от гнева, до чего я им захлёбываюсь. Клянусь, тогда меня так и подмывало порвать этого типа на британский флаг! Ну вот почему, почему всё должно быть так сложно?!       — Обойдёшься без подробностей, — Нудл упирает руки в боки, с шутливой угрозой глядя на подошедших бас-гитариста и барабанщика. Только мне почему-то отнюдь не смешно. Призрачно-белые глаза позволяют мне без зазрения совести сверлить убийственным взглядом их обоих, чем я охотно пользуюсь. Молодцы, парни. Секунду назад вы безжалостно растоптали мои последние надежды обрести девушку. Что, не могли припереться чуточку позже?       — И вовсе мы не голубки, Эйс. Думаю, в качестве парочки ТуДи больше подойдёт его синтезатор, нежели я. Они вместе смотрятся куда гармоничнее, — заключает японка, не сдержав задорную улыбку.       Бессильно разжимаю руки. Всё ясно. Я вечный узник френдзоны. Не стоит даже пытаться, какой в этом прок? Я ей безразличен… Как раньше не видел? Своими иллюзиями эта слащавая любовь-морковь вконец мне больную голову заморочила. Обдурила меня, такого болвана — я очевидного не замечаю…       — Лады, «не голубки», у меня тут к вам одно предложение, — ощерился Эйс, выставляя напоказ белоснежные клыки.       Нудл вопросительно приподнимает тёмную бровь.       — Обычно, когда ты так говоришь, это не предвещает ничего хорошего. Что ты задумал на этот раз?       — Задумал? — в ответ на его лице отразилось поддельное удивление. — О, нет, что ты, крошка. Ваши продюсеры насильно заставили меня подписать контракт с их «обязательными» — это слово басист будто выплюнул, — условиями, так что какое-то время, если я хочу работать с вами, мне придётся быть паинькой. Очень сожалею, но грабежи и разбои придётся отложить на потом… А сейчас другое. Короче говоря, по пути сюда кафешку одну подметил, го? Тут близко. Возьмём чего-нибудь освежающего, выпьем, посидим. Что скажете, идёт? Всё равно погода испортилась.       — Почему нет? Я только за. Туччи? — Нудл обращается ко мне, по обыкновению переиначив мой псевдоним на свой японский манер.       Я вякнул что-то неразборчивое, как бы соглашаясь.       — Замётано. Я угощаю! Давайте… — откуда ни возьмись налетевший шквальный ветер швыряет длинные чёрные космы своему обладателю прямо в лицо. Отплёвываясь, Эйс, нажевавшийся собственной волосни, обильно пропитанной лаком для укладки, грязно выругался. Да так красноречиво, что сам Мёрдок, который однажды крыл меня матом целых двадцать минут столь искусно, из-за чего даже ни разу не повторился, подчерпнул бы для себя что-то новенькое. — Давайте поскорее убираться отсюда, пока не ливануло! — кричит он в попытке переорать шум штормового прибоя.       Как по законам жанра, в подтверждение его слов первая дождевая капля шлёпнулась выбранившемуся бас-гитаристу прямо на нос. «Пострадавший» Эйс незамедлительно скривился.       — Солнечная Калифорния, — шипит он. — Накаркали!       Следующая тяжёлая капля приземляется мне на щёку и скатывается вниз, оставляя за собой влажную дорожку. Я недовольно сморщился, представив, что с таким раскладом мы не выйдем на улицу все дни, что тут отдыхаем. Если с утра моё настроение лишь подпортили, то в этот момент оно изгадилось целиком и полностью (отдельное спасибо стоит сказать Эйсу). Третья, четвёртая, пятая… Поначалу редкие капли дождя падали на пляжный песок, становясь на нём едва выделяющимися тёмными крапинками, пока не зачастили до такой степени, что тот стал совсем рыхлым и мокрым, липнущим к ногам. Нудл пустила замечание про свою испорченную обувь и тогда насупившийся басист, чьи волосы по вине нарастающего ливня из некогда шикарной укладки успели превратиться в висящие пакли, дёрнул её за короткий рукав рубашки и, сварливо ворча, зашагал прочь с места, где мы вчетвером топтались у кабинок, увлекая девушку за собой. Нам с Расселом не остаётся ничего, кроме как последовать за ними, поторапливаемыми накрапывающем дождём.       Уже бегом, обходя широкие лужи, точнее сказать, перепрыгивая их, мы неслись за Эйсом, ведущим нас мимо невысоких домов, подпираемых декоративными колоннами с полукружными арками и сплошь украшенных цветными граффити, громко шлёпая по сырому асфальту. По пути то и дело попадались до нитки промокшие туристы. Они, как и мы, которым повезло оказаться на улице в такую непогоду, торопились затаиться в каком-нибудь укромном местечке на время шторма. Яростный ветер продувал озябшие тела проходящих насквозь, раскачивал, пригибал тонкие стволы пальм к самой земле, грозясь и вовсе выдрать их с корнем, свистел в ушах… От бывшего солнцепёка не осталось и следа, творческая атмосфера, пробуждающая вдохновение, рассеялась вместе с городскими сумасшедшими (верно, праздник жизни всё же решили перенести), создающими её. Ополчившаяся природа напрашивалась сделать наш отпуск самым ужасным в жизни.       «Это нечестно! Лос-Анджелес обязан быть ясным, безоблачным, каким его представляют во всемирно известных голливудских фильмах! — с щемящей обидой подумал я, прокручивая в памяти эпизоды, снимавшиеся в городе ангелов. — Чего стоит один только «Ла-Ла Ленд» — абсолютно все воспевают «новый солнечный день»!»       — Сюда, — указывает маршрут Эйс, завернув направо от знаменитой светящейся вывески «VENICE», натянутой между двумя домами. Не видя дороги из-за завесы отяжелевших лазурных прядей, как специально налипших на глаза, я наступаю в седьмую по счёту лужу.       Идя последним, практически вслепую и едва поспевая, я слышу, как Рассел толкает тяжёлую входную дверь, успеваю проскочить внутрь прежде, чем та закроется и меня пришибёт и, угрюмо пыхтя, убираю мешающие волосы. Мы оказываемся в маленьком уютном заведении с приглушённым светом, донельзя напичканном всевозможными капкейками, маффинами, донатами и прочей ароматной выпечкой, отделяемой от нас лишь витриной. Одна из стен кафе представляет собой не что иное, как огромное панорамное окно, чем-то напоминающее подобное в нашей звукоизоляционной кабинке для записи, только выходит оно не на остальную студию, как у нас, а на серую улицу, потерявшую краски, город, погрузившийся во мрак днём, где во всю бушует гроза. Над стойкой с баночками чая и одноразовыми кофейными стаканчиками на чёрном фоне размещается весьма скромная надпись: «Café Collage». Помимо нас, вломившихся сюда в поисках убежища, в кафе есть ещё посетители: мужчина преклонных лет, который, похоже, сидит здесь довольно давно и не интересуется ничем кроме своей измятой газеты, и мурлыкающая парочка, явно попавшая под тот же ливень, не спеша попивающая свои клубничные коктейли.       — Дождь… — Эйс с фырканьем приземляется на один из деревянных стульев за свободным четырёхместным столиком. Чертыхнувшись, он снимает свои роговые очки, сплошь усеянные мелкими каплями, и нервно протирает линзы о край мокрой чёрно-красной футболки. В итоге делает ещё хуже и, с неприкрытым негодованием надев их обратно, сдвигает на лоб, ведь в них, заляпанных, всё равно ничего уже не разглядишь. — Ненавижу дождь! Тут дождь, там дождь… А говорили, что здесь погодка получше будет, чем в вашей Англии. Ага — хрен там!       Я впервые вижу друга без неотъемлемого атрибута его излюбленного образа «прельстительного хулигана». Бас-гитаристу это тоже в новинку: он часто моргает и щурится даже от тусклого света, ибо его глаза, всегда скрытые за затемнёнными стёклами, не привыкли видеть этот мир в более ярких тонах, как наши. Но это всё равно не портит общей картины — этот мудак просто не умеет быть некрасивым. Чего не скажешь сейчас обо мне. Я, небось, выгляжу прескверно.       Задумчиво изучая его вытянутое лицо с острыми чертами, я с удивлением отмечаю, что белки его глаз розоватые.       — Ничего, не растаял же, — вставляет непоколебимо оптимистичная Нудл, присаживаясь рядом с Эйсом и облокотившись на столик, закидывает ногу на ногу. Отодвигаю незанятый стул и устраиваюсь напротив девушки, с тихим вздохом уронив подбородок на переплетённые пальцы. Всем бы такую несокрушимую жизнерадостность.       — Ох… — с умирающим видом откинувшись на спинку качнувшегося стула, состроив страдальческую мину, парень театрально подносит руку ко лбу, подыгрывая ей. — Кажется… Вот, сейчас… Подтаиваю. Пожалуй, закажу себе холодненький шейк, а не то точно растекусь по полу, и плакали ваши гонорары без новенького красавчика-басиста, — он плутовато подмигивает, выглядывает из-за широченного плеча Рассела, таращась на три чёрные дощечки, вывешенные над кассой, и читает меню, аккуратным почерком выведенное на них разноцветными мелками. — Наверно… Шоколадный. А чего вы брать будете, ребятки?       Нудл выбирает себе черничный смузи, а Расс ванильный шейк. Когда я глазел на меню, меня аж передёрнуло. И как после того, что творится снаружи, у этих троих не отбилось желание глотать ледяные коктейли? Нет уж, спасибо, воздержусь. Кстати будет разве что какой-нибудь горячий напиток.       — Кофе. Чёрный. Пять кубиков сахара, — определяюсь я и, предугадав возможный последующий вопрос, добавляю:       — Нет, не слипнется.       — Ну смотри, — гогочет Эйс, вставая с места. — Лан, дайте мне минуту.       Басист упорхнул к кассе, собираясь наконец сделать заказ. Да, именно упорхнул, ибо я сомневаюсь, что человечество придумало иной глагол, который бы более точно описал его тогда. И пока он ненавязчиво флиртовал с молоденькой светловолосой девушкой за стойкой, ловко управляющейся с кофемашиной, Нудл и Рассел делились впечатлениями о новом альбоме наших соотечественников — «Arctic Monkeys» *. Пусть он пришёлся мне по нраву, и мне так же было что сказать, я намеренно не стал влезать в их беседу. Отчасти потому, что на моё мнение тут всем начихать. Я обречён всегда и везде оставаться третьим лишним, даже в компании близких друзей и коллег, даже будучи фронтменом и временным лидером, не важно.       А отчасти…       «Как же быстро она обо мне позабыла. О том неудобном моменте, в который меня втянула. О том, как мы дурачились после. О моём «недопризнании» … Будто меня здесь вообще нет.»       Догадываюсь, о чём вы подумали. Неправда. Да, ревную, серьёзно ревную. Но я не раздуваю из мухи слона. И, нет, я не драматизирую.       …Разве что самую малость.       — Что-то не припоминаю, чтобы я устраивался к вам в группу в качестве официантки, — с напускной суровостью замечает Эйс, неслышно материализовавшийся перед нашим столиком со всеми четырьмя стаканами, заставив меня в прямом смысле слова подпрыгнуть на месте от неожиданности. Вечно он выскакивает откуда ни возьмись как чёрт из табакерки! Нагороженная конструкция из напитков, что он держит в руках, угрожающе покачивается, однако ему, подобно умелому жонглёру, удаётся сохранить её в равновесии и безошибочно расставить всё по местам, не разлив ни капли, избавляя себя от необходимости совершать к стойке повторный забег. Я положительно киваю в знак благодарности, пододвигая к себе свой кофе; Эйс, гордый тем, что угодил всем одногруппникам, с чувством выполненного долга опускается обратно на стул.       Кофе почему-то подали в стандартной керамической чашке на блюдце, а не в одном из выставленных на витрину одноразовых стаканчиков. Впрочем, так намного лучше и приятнее.       — Брось, ты отлично справляешься с этой ролью, — посмеивается над басистом ударник, покрутив в руке трубочку от шейка, точно барабанную палочку.       — Ой, да не нахваливай ты его, он и так и без того длинный нос слишком высоко задирает! — в насмешку «принижает» друга Нудл, поспешно одарив его кокетливым взглядом из-под длинных ресниц, тем самым говоря: «не воспринимай так буквально, я всего лишь пошутила».       — Какая ты жестокая, — губы Эйса разъезжаются в фирменной обольстительной улыбке. Подперев щёку рукой, он, не стесняясь, почти разлёгся на столе. Я искоса поглядываю на того старика с газетой, забившегося в дальний угол кафешки. Встретив его злобные, выцветшие от времени глаза, устремлённые на нашу шумную компашку, которая, видать, отвлекла его от перечитывания газетных заголовков, я немедля утыкаюсь в свою чашку, ища в ней спасение от дедовского осуждения.       «Ой-ёй… — усовестился я. — Ух, неужели и я когда-нибудь стану таким же старым ворчуном, фанатеющим по бульварным газетам и дурацким политическим телепрограммам?.. Брр! Надеюсь, это произойдёт ещё очень нескоро.»       Бестактному бас-гитаристу совершенно фиолетово то, что мы кому-то помешали. Он делает солидный глоток из стакана, жмурясь от удовольствия, и тотчас перескакивает на другую тему, напрочь выбросив предыдущий разговор из головы:       — Видел, там фильм показывают, — длинный ноготь указывает в сторону маленького телевизора, висящего на стене. — «Казино Рояль». — услышав слово «рояль», я отрываюсь от крепчайшего кофе, но, въехав, что речь не об инструменте, опускаю голову, показывая своё безразличие. — С Дэниелом Крэйгом который. И вот теперь, как назло, из-за этого Бонда у меня в одном месте зудит, как хочется сыграть в блэк-джек или покер! Ребя-я-ят, давайте заглянем на днях в казино, хотя бы на пару минуточек! Умоляю, пожалуйста, пожалуйста!       — А я никогда не была в казино, — признаётся девушка, с понурым видом помешивая смузи трубочкой. — Ни я, ни Рассел, ни ТуДи. Мёдс может и был втихаря, не уверена.       — Так, так, притормози, ты шутишь?! — восклицает Эйс, всплеснув руками, вытаращившись на соседку справа, будто она сказала что-то из ряда вон выходящее. — Не, ты стебёшься, это нереально. Не верю. Ты меня накалываешь!       — Не шучу. Честно. Ни разу не доводилось, — даёт ответ Нудл. Она демонстративно надувает губки, изобразив обиженность. — К тому же, мальчики меня бы всё равно никуда не пустили. Знаю, на первый взгляд не скажешь, но они моим воспитанием та-а-ак занимались! Представляешь, когда Расс впервые застукал меня с сигаретой (я на тот момент была уже совершеннолетняя), вся троица около часа читала мне лекцию о вреде курения! Я так испугалась: думала, они меня ещё и в угол запросто поставят!       — Вот и надо было тебя в угол ставить, — хмурюсь я. — Ты так и не услышала нас, сколько тебе не талдычили. Хоть понимаешь, насколько это вредно? Зачем губить своё здоровье? Ладно мы, но ты…       — Ага, в угол, а ещё отшлёпать! — вздёрнув носик, хмыкает гитаристка, оборонительно сложив руки на груди. — Угомонись, от одной сигаретки ничего не сделается. Сам-то дымишь как паровоз, а меня учить удумал. Опоздал уже, выросла я!       — Так ты больше не куришь? — осведомился Эйс.       — Почему же, курю. Только нерегулярно. У меня нет зависимости.       — Я-я-ясно, — протягивает тот. — Короче, слушай, это ваше недоразумение в плане азартных надо срочно исправлять! Мы в Лос-Анджелесе, малышка, в центре развлечений, в городе казино, чёрт его подери! Сама же в курсе, непростительно будет проигнорировать этот факт!       — То есть ты приглашаешь нас в казино?       — Агась. Обязательно сегодня-завтра заскочим. Зуб… Челюсть даю, вам там понравится! Все лучшие, все шикарнейшие заведения здесь, вдобавок с вами буду я — профессионал в этом деле!       — Ну-ну, ты скорее профессионал по части шулерства, — Нудл прячет смешок в стакане с напитком.       — Хех, подловила… Но ты только не выдавай меня, крошка. Ты же не выдашь, а? — вкрадчивым, медовым голосом произносит парень, подавшись к ней и переходя на шёпот. — Давай покажем этим магнатам и снобам, что значит настоящее мастерство… Ребя-я-ят, держите свои кошельки шире — я выиграю вам столько, сколько вы в жизнь не унесёте! — последнюю фразу он выкрикивает с таким восторгом, будто уже сорвал куш в пять тысяч баксов минимум.       — Неплохо, неплохо. Всё, всё, рот на замок, — девушка делает шутливый жест, «застёгивая» губы. — Уже жду не дождусь. Идея и правда зашибенная. И, кстати, — Нудл придвигается к Эйсу ближе. — Заслуженные чаевые, официанточка.       Она закрывает глаза и награждает басиста лёгким поцелуем в щёку.       Она… Целует его… Внутри меня что-то оборвалось.       «Ну нахрен! С меня довольно!»       В следующую секунду, без предупреждений, я, поглощённый яростью, не осознавая, что делаю, со всей дури ударяю кружкой по столу. Недопитый кофе выплёскивается на гладкую поверхность через края. В затуманенное сознание, где крутится одно единственное желание — желание крушить, сносить и ломать всё вокруг — закрадывается странный вывод, что пластмассовый стакан в отличие от этого не наделал бы столько шума и, соответственно, не произвёл такого эффекта. Под изумлёнными, малость напуганными взорами друзей, вспылив, я отталкиваюсь от стола и вскакиваю со стула как ошпаренный. Едва не опрокидываю его и чуть не сметаю пострадавшую от моей вспышки гнева кружку и, послав их всех, опротивевших мне за долю секунды, куда подальше, рвусь к застекленной двери, к выходу прочь. Прочь отсюда. Хватит. Я устал от всего этого, устал всегда оставаться вторым, чьей-то тенью. Сколько ещё раз меня смешают с грязью, унизят, заткнут, ударят, обзовут дырчатым, тормозом, мудилой и другими обидными словами, отыграются на мне, посмеются над моей внешностью, здоровьем, чувствами, растопчут их, отобьют у меня девушку, как только в кои-то веки моя дрянная жизнь начала налаживаться?..       «Ненавижу! — вспоминая все обиды, тем самым заводя себя ещё больше, скрипнув зубами, я сдерживаю крик, готовый сорваться с языка, готовый быть услышанным. — С меня довольно, довольно!»       — Стюарт, подожди! Что на тебя нашло?       У дверей меня, почти вырвавшегося из этого осточертевшего места, нагоняет обеспокоенная Нудл, припустившаяся следом. Вау. Вот так поворот. Видать, мои психи на неё нехило так подействовали, раз заставили вмиг оторвать пухлые губки от «сладенького» басиста.       — Стюарт, да постой же! — настойчиво повторяет она моё имя. — Что происходит?.. Ты вот уже второй раз уходишь, не объяснив причины!       Подбежавшая девушка осторожно дотрагивается до тыльной стороны моей ладони, что уже лежит на ручке двери. Она пытается облагоразумить меня, дать возможность остыть, остепениться. Хах, поздновато спохватилась. Опоздала. Я не остановлюсь. Не смогу. Моя давным-давно расшатанная психика не позволит. Этим она, сама того не понимая, лишь подливает масло в огонь.       — Я волнуюсь, как ты не понимаешь? Расскажи мне, что с тобою творится. Я хочу помочь, — в приглушённом голосе прозвучал оттенок тревоги, означающий, что японка и правда не на шутку переживает. Я вижу, как она изо всех сил старается, чтобы её тон звучал как можно мягче. Как невесомы её прикосновения. Как она перебарщивает с не характерной для неё нежностью, только бы не отпугнуть меня… Пусть оставит свою заботу ненаглядному Эйсу. Мне это сейчас даром не нужно.       Молчу, упорно разглядывая свои шлёпанцы и старательно пряча глаза. Что я могу ответить? Я и так на грани нервного срыва. Мне, конечно, далеко до Мёрдока, что скалится на любого, кто попытается залезть к нему в душу (её у него, кстати, нет, бадум-тсс), но я и вовсе не из тех людей, которые в восторге от идеи вываливать все свои проблемы на окружающих, будь то лучшие друзья или девушка мечты. Элементарно не хочу, чтобы обо мне тревожились. Я с пугающей периодичностью страдаю от головных болей, повышенного внутричерепного давления и прочих болячек, так что, можно сказать, за это время уже привык, да и Нудл пора бы. Ко всему прочему, помогают в вышеперечисленных случаях врачи и их рецепты. А вот с влюблённостью и ревностью всё гораздо сложнее. Каждый по-своему с этим справляется. Помочь мне может разве что уединение. Где я смогу успокоиться и закурить, выпустить пар, не опасаясь, что буду увиденным. Это необходимо в данный момент. Иначе я обязательно сорвусь, сам того не желая. Как позавчера, я же почти сцепился с бас-гитаристом, хотя в жизни мухи не обидел!       Нудл тем временем ступает ближе. Зная её, она ни за что не отступится, пока не добьётся от меня объяснений, поэтому принимает новые меры. Её рука перемещается на моё напряжённое плечо.       Трепещущие ресницы метнулись вверх, открывая участливый взгляд:       — Опять головная боль, да? Ты сегодня принимал таблетки?..       — Да не нужны, не нужны мне никакие таблетки! Рассказать тебе, что со мной творится?! Пожалуйста, легко! Только вот не надо потом говорить мне, что это совсем не то, что ты ожидала услышать. Чтоб ты знала, не лечится моё состояние ни одними долбаными лекарствами, ни одними, сука, проклятыми таблетками, что я глотаю по пять штук на дню! Потому что ты… Ты моя головная боль, Нудл! — перебивая, всё-таки взрываюсь я, неспособный более держать себя в руках. — Я могу чувствовать гораздо больше, но вы продолжаете тупо списывать всё на сраную мигрень, что бы ни случилось! Вы видите во мне одни болезни. Болезни, а не человека!       Гитаристка вмиг отнимает руку. Её благожелательность, с коей она обратилась, разбивается о мою грубость, словно океанские волны об остроконечные скалы во время бушующего снаружи шторма.       — Что? Я… Не понимаю…– растерянно лепечет она, всматриваясь в моё раскрасневшееся лицо.       — Ты и есть моя головная боль. Удивлена? Ты пробудила во мне дурацкие чувства, от которых я так долго убегал лишь бы вновь не получить нож в спину в виде предательства и измены и которыми, между прочим, по твоей вине моя глупая башка и забита все последние дни! Вот, что происходит на самом деле, — разошёлся я, переходя на настоящий крик. — Потому ты — главная причина… Ты и твой дружок.       — О чём ты… Что ты такое говоришь?       — Сама не догадываешься? Определись уже, с кем заигрывать. Сначала таскаешься со мной по кабинкам на пляже, а потом как ни в чём не бывало лижешься с этим гламурным ушлёпком! — процедил я и, презрительно скривив тонкие губы, кивнул на сидящего за столом Эйса, обменявшегося непонимающим взглядом с ударником. Они, ладно, догадались, что вмешиваться им лучше не стоит. Однако проследить за стремительно набирающим обороты скандалом нашлись желающие помимо ребят: парочка с коктейлями охотно наблюдала за развитием событий с самого его начала (приятно же, когда ругается кто-то левый, а у тебя самого на любовном фронте всё прекрасно), а погреть уши обернулся даже тот старик с газетой. Как кассирша нас самолично ещё не выдворила, уму не постижимо. Впрочем, далеко не каждый день посетители в общепите грызутся друг с другом, значит наша ссора способна разнообразить и её обыденные будни. Особенно, если эти посетители — участники отнюдь не безызвестной музыкальной группы.       — Какого… — нецензурщина, так и вертевшаяся на языке вскипевшей Нудл, застревает в горле, душимая ответным гневом.       В суженных «чайных» глазах, устремлённых на меня из-под сдвинутых к переносице бровей, полыхнул дьявольский огонь, опаляя всё вокруг своей всепоглощающей злобой, настолько сильный, что обязал меня, обожённого, передёрнуться. Ибо разъярённая Нудл — смертельно опасная Нудл. Она-то будет похлеще как Никкалса, разбуженного после самого страшного бодуна, так и Хоббса, однажды узнавшего, как тот же Мёрдок вместо «Унесённых призраками» по ошибке записал на диск нашей крохе-гитаристке какое-то аниме для взрослых и, даже не проверив, вручил ей его, а позже благополучно об этом забыл. Н-да, когда же всё всплыло, крику было даже больше, чем сегодня!       Да, тут вы снова будете правы. Нет смысла обманывать, поэтому скажу без утайки: мы с парнями ссоримся практически каждый день, пускай для ярых фанатов это не новость. Ссоримся на репетициях. Ссоримся перед выходом на сцену. Ссоримся в повседневной жизни. Я и Мёрдок. Мёрдок и Рассел. Я и Рассел… Сколько себя помню, Нудл в наших стычках выступала скорее примирителем, неким связывающим звеном. Взять, к примеру, позавчерашнюю ночь. Нынче она мирить никого не собирается.       Девушка зажмуривается, шумно выдыхает через сжатые зубы и… Вопреки огромнейшему желанию обругать меня на чём свет стоит, мотает головой, силясь упорядочить мысли, беспорядочно носившиеся в сознании. Подавив рвущееся наружу беспощадное пламя, энергии которого с лихвой хватило бы, чтобы опалить мою дерзость вместе с сердцем, отбивающим сумасшедший ритм где-то на уроне горла, она, лишь дёрнув уголком рта, упирает в меня потухший, заледенелый взгляд.       — Вот оно как. В чём, собственно, проблема? Ты что, рассчитывал на то, что я отдамся тебе прямо в той кабинке? — в воздухе повис провокационный вопрос.       — Что?! Не-ет!       — Знаешь, — горько замечает гитаристка, — если я тебе и правда нравлюсь, мог бы для начала хоть… На свидание пригласить, что ли… По нормальному. А не устраивать тут представление, тем более закатывать истерику в общественном месте. Криком всё равно ничего не добьёшься. Почему, когда у других людей возникают недопонимания, они разбираются с этим наедине, говорят друг с другом… Решают свои проблемы, в конце концов. А не выкидывают нечто по…       — Я пытался. Несколько раз пытался тебя пригласить! Пока не влезал твой «лучший друг», и всё не летело к чертям собачьим! — не унимаюсь я, до ушей побагровев от злости.       — Стю, мы… У нас с Эйсом ничего не было… — надтреснутый голос девушки сорвался.       — Тогда почему ты ведёшь себя как… Как…       — Ну давай, договаривай. Как кто? — резко обрывает она.       — Как девушка лёгкого поведения! — сгоряча бросаю я, повысив голос. Кричу на неё так громко, что стыдно становится всем присутствующим без исключения. Стыдно за меня, не испытывающего никаких угрызений совести. Я впервые кричу на неё. Не задумываясь о том, что могу сделать ей больно. Ведь слова ранят не хуже ножа — это всем давно известный факт.       — А ты ведёшь себя как козёл! — рявкает вновь вспыхнувшая Нудл.       Последняя капля. Наш конфликт достиг апогея. Не стерпев, японка вскидывает руку в предупредительном жесте, не терпящим возражений. Всего-то, на какой-то краткий миг, меня охватывает трепет и необъяснимая неизбежность от того, что она вот-вот собирается дать мне пощёчину. Это плохо. Очень плохо, хотя бы потому, что благодаря профессиональной подготовке Нудл бьёт гораздо сильнее Мёдса. И если она меня ударит, пусть даже один раз, то у меня, как минимум, неделю будет цвести синяк на пол-лица. К счастью (или наоборот?), так и не дав волю накопившимся чувствам, терзающим её, темноволосая, на лице которой одна за другой сменялись аж несколько эмоций: ярость, обида, раздражение, сдерживается. Но вместо пощёчины произносит то, что подействовало на меня куда сильнее удара. То, чего я предпочёл бы не слышать, что вконец отрезвило меня.       — Ты не лучше. Всегда, всю мою жизнь указываешь мне, а сам закатываешь истерики на пустом месте. Да ещё и у всех на глазах… Прекращай этот цирк, Тасспот. В таком возрасте и как малолетка. Взрослей уже. Никто здесь не собирается терпеть твои капризы и по-детски бестолковые выходки, никто не подписывался утирать тебе, обиженному нашему, сопли. А с кем я «лижусь» тебя, как и любого другого, никаким боком не касается. Мы с тобой не в отношениях, не тебе решать, кого выберу я. Выберу для себя. Это моё и только моё дело, твоего мнения не спрашивали. И я не намерена продолжать диалог, поскольку ты меня не слышишь. То, что ты только что устроил… Позор, — с убийственной холодностью отчеканила она.       Её слова будто вышибли из меня дух. Лучше бы она меня ударила. Я заслужил.       Нудл отворачивается к двери, давая понять, что разговор окончен. Молча, больше ни разу не взглянув на друзей, она покидает помещение, опередив меня.       Всю мою злость как рукой снимает. Запоздалое прозрение приходит немедленно, нахлынув одной огромной, бушующей волной, в сердце беспощадно закрадывается стыд. К горлу, располосованному ледяными когтями тайного страха, подкатывает горечь, перекрывая мне кислород. Стою на месте, не в состоянии шевельнуться, затравленно глядя на прозрачную дверь, за коей только что скрылась девушка. Кровь схлынула с лица, заставляя бледнеть с пугающей скоростью. Окружающий мир, утонувший в звенящей тишине, стремительно размывается и утрачивает чёткость, отчего кажется, будто кто-то выбил землю прямо из-под ног, увлекая в некую невидимую бездну. Туда, на самое дно.       — ТуДи?.. — доносится откуда-то издалека.       Хрипло кашлянув и очнувшись от оцепенения, как в замедленной съёмке тащу свои негнущиеся ноги к выходу. Заглушая внутренний голос, твердящий оглянуться, вжимаю голову в плечи, ёжась от десятка немигающих потрясённых взглядов, отдающих холодом между лопатками. Толкаю тяжёлую дверь боком и буквально вываливаюсь наружу.       Улица встречает меня всё той же гнетущей тусклой серостью. Поднадоевший дождь не только не закончился, но и усилился, продолжая щедро поливать улицы и капать как на асфальт, так и на нервы всем жителям и гостям «Золотого Штата»**. Я сбился со счёта, сколько раз за сегодняшний день промок. Меня, похоже, можно смело выжимать повторно, как после похмелья.       Такое ощущение, что целый мир настроен против…       Сырой воздух пронизывает лёгкие, а я никак не могу надышаться, сглотнуть ком, не дающий вдохнуть полной грудью. Трясясь как осиновый лист на ветру, обхватываю себя руками в тщетных попытках хоть капельку согреться. Странно, однако холодно мне отнюдь не от насквозь промокшей одежды, противно облепившей покрывшееся мурашками тело, а от грызущего чувства где-то в животе, чувства, пожирающего всего меня изнутри. Пожрало оно в том числе и бабочек влюблённости, радостно порхавших там каких-то пару часов назад.       Встряхиваю синими вихрами, отбрасывая их, влажных от тугих стекающих струй воды, с лица. С быстро угасающей, но тем не менее ещё теплящейся надеждой смотрю по сторонам, отчаянно пробегаюсь мимолётным взглядом по опустевшим улицам. Ищу её.       «Нудл…» — прохрипев, произношу я так тихо, что и сам едва слышу. Косой дождь беспощадно хлещет по спине, буйный ветер, носящийся между невысокими домами, шелестящий в зелёных верхушках пальм, срывает её имя с губ, заглушая его окончательно. Заглушая и грубо вырывая остатки моего самообладания. По моей щеке медленно скатывается поблёскивающая капля. Нет. На сей раз это не дождь. Проклятье… Я вот-вот разревусь. Она права, как всегда, права. Я как ребёнок. Даже с собой совладать не в силах. Ужасно неприятно, омерзительно быть самим собой после всего того, что произошло, чего я ей наговорил. И кто меня только за язык тянул…       Голые фасады невысоких зданий, безлюдные тротуары… Взгляду не за что зацепиться — он упирается в бетонные стены домов, вдруг ставших одинаково однообразными и мрачными. Естественно, её и след простыл.       Невольно всхлипываю и стискиваю своё озябшее тело до боли в рёбрах. Забив на возможную простуду после затяжной прогулки под дождём, подталкиваемый ветром, я пошатываясь плетусь прочь, шаркая ногами прямо по мутным лужам.

***

      «Шах и мат.»       С пренебрежением толкаю белую фигурку короля на клетчатой доске. Поразительно, как с шахматного столика в парке ещё ничего не растащили… Хотя, если вдуматься, то никому здесь и дела нет до столь унылого вида спорта, как шахматы. В таком месте, как Венис всем по душе куда более активные занятия. Раз спорт, то либо тягать железо и кататься на велосипедах по велодорожке, либо совсем ничего. Если начистоту, то я сам не понимаю, почему эту нудную игру причисляют к спорту. Скука смертная. И всё же, если не брать в расчёт то, что я и в правилах-то не особо разбираюсь, бесцельно передвигать резные фигуры по доске всяко лучше, чем отсиживаться в четырёх стенах пусть даже самого престижного отеля района без дела.       После всей этой чертовщины в номер я вернулся похожим на ходячего мертвеца из второсортных фильмов о зомби-апокалипсисах и, разбрасывая одежду по пути, сразу заполз в душ. Пёс его знает, сколько я там проторчал, но я остро ощущал необходимость смыть с себя остатки тяжёлого уходящего дня. Напрасно. Кипяток не растопил лёд, поселившийся в недрах души. После выкурил целых пять или шесть сигарет… Не помню… Пачка закончилась. Следующим утром пропустил завтрак, лишь бы не попадаться друзьям на глаза, и поспешил в ближайший магазин за новой порцией никотиновой отравы. Заодно приобрёл пепельницу, дабы не загадить прикроватную тумбочку, с непомерным трудом очистившуюся от пепла, повторно. Чего я только не переделал за время, проведённое номере, как в заточении. Проверил все соцсети, в том числе аккаунт Никкалса в Твиттере. Удостоверившись, что ничего нового там не появилось, проверил остальные соцсети по кругу. Поотвечал на почту фанатов, почеркался в дневнике в поисках вдохновения… Споткнувшись о скомканную футболку, валяющуюся на полу у входа в ванную, взвесив все «за» и «против» и одержав победу во внутренней борьбе против лени, соизволил устранить (!) свой привычный «творческий беспорядок». Впервые в жизни стал использовать гардеробную по назначению — развесил там подобранную одежду. Выбросил скопившийся мусор и искренне удивился тому, насколько чистой может быть комната, если её вовремя убирать. Что ж, пожалуй, могу гордиться проделанной работой. Вот что с людьми делает скука. Уломали — ходить по ничем не захламленному полу, а не поскальзываться на остатках пиццы и запинаться о пивные бутылки и оставленные неделю назад шмотки реально лучше. Надо бы взять на заметку.       По вине того инцидента в кафе мы с друзьями не общаемся вот уже третий по счёту день. Жалею ли я? В конце концов, зачем я им нужен? Они, наверное, сейчас развлекаются в своём казино, гребут денежки лопатами, а у меня тут вон — шахматы.       Упираю отсутствующий взгляд из-под полуопущенных припухших век в пустой стул напротив. Да, играю за двоих, ну и что с того? Местных хиппарей вообще не колышет, а туристам, всюду ходящим с открытым ртом и снимающим селфи на фоне моря через каждые два шага, совершенно не до этого, у них и так забот хватает, главное, чтоб интернет ловил, а иначе как запостить новую фотку в Инстаграм? Даже если найдутся любопытные, которые могут вскользь подумать обо мне, проходя мимо, мне фиолетово. Пускай глазеют, считают безумцем. Мои мысли далеко отсюда. Мне… Дико не хватает Нудл.       Будь моим соперником, она бы меня в два счёта обыграла, ведь ей нравятся шахматы. Играть её научил Рассел, размышлявший о том, чем бы занять неугомонную девчушку на время нашей с парнями работы. Первое время мы, пыхтящие над своим первым альбомом и позарез нуждающиеся в деньгах, были вынуждены подрабатывать кто где, вследствие чего не всегда могли уделять малышке всё своё время, когда, например, её занятия в школе заканчивались раньше обычного. Естественно, в столь юном возрасте одну в доме на кладбище мы её не оставляли, с ней обязательно был кто-нибудь один. В тот день следующим в очереди по присмотру за ребёнком был Расс. Неповоротливому барабанщику было лень часами носиться с маленькой японкой по студии, вот ему и пришла идея увлечь её чем-нибудь поспокойнее и, желательно, надолго. Он отрыл в гараже потасканную жизнью шахматную доску (вероятно, её оставили прошлые владельцы, иначе я понятия не имею как объяснить её появление в студии). Вернувшийся недовольный и зверски уставший Мёрдок, обрадовавшийся тому, что репетицию можно оставить до следующего дня, затею одобрил. Движимый любопытством, я попытался сыграть с сестричкой парочку партий, но возникшие после первой же головные боли сказали мне «нет». Нудл расстроилась, погрустила, однако зацикливаться на этом не стала — как бы то ни было, занятия каратэ и игра на гитаре оставались её любимыми хобби.       По приезде в Америку, когда мы со съёмочной группой спорили по поводу наиболее подходящих мест для будущего клипа, девушка, внёсшая свои предложения и не изъявившая желания участвовать в новой пустяковой стычке, возникшей как обычно на пустом месте, дожидалась вердикта за этим столиком и переставляла фигурки от нечего делать. Одному оператору показалось это забавным, и он принялся крутиться поблизости, попутно снимая её и всё, что происходит вокруг. В итоге сценки с её игрой попали к остальному отснятому материалу, который, кстати говоря, уже совсем скоро увидит свет. Осталось только склеить все кусочки воедино. Благо, заниматься «склейкой» будем не мы.       А сейчас я сижу напротив того самого места, где и засветилась наша азиатская принцесса группы. Поправочка — напротив пустующего места. В томительном одиночестве.       — Я смотрю, тебе нужен соперник?       А вот и нарушитель томительного одиночества.       — Иронично, — сухо отвечаю я повалившемуся на стул Эйсу. Что он тут забыл? Неужто уже «показал всем магнатам и снобам настоящее мастерство»?       «Интересно, сколько он им проиграл…» — потешается моё внутреннее я.       — Сыграем? — вполне дружелюбно и миролюбиво предлагает басист, не сводя с меня глаз, снова скрытых за толстыми чёрными линзами. Не нравится мне то, как он на меня пялится. Скорее всего, будет выводить на разговор.       — Давай, — обречённо соглашаюсь. Обменявшись с ним коротким взглядом, я молча расставляю фигуры на своей половине доски. — Белые ходят первыми?       Эйс делает свой ход и, не давая мне опомниться, рубит с плеча:       — Так вы поговорили?       — С кем? — включив режим дурачка, тупо переспрашиваю я, малость раздражённый бестактностью вопроса.       — Боже, не придуривайся, — утомлённо вздыхает тот, по всей видимости, мысленно долбанувшись о стену головой. — Ты знаешь о ком я. Вы с Нуд объяснились?       Передвигаю пешку на клетку вперёд.       — Какая тебе разница, Эйс? — прямо и бесстрастно спрашиваю я. — Что ты хочешь услышать? Пришёл позлорадствовать или типа того? Разве не ты ли должен сейчас развлекаться с ней в одной кровати, а?       — Эй, эй, чел, остынь, — огорошенный парень приподнимает обе руки, будто сдаваясь. — Я не за этим тебя искал. Давай по порядку. Просто выслушай меня, ок?       Ссутулившись, я склоняюсь над доской и, никак не отреагировав на просьбу, лишь переставляю новую пешку, отвечая на его ход. Тем временем, выдержав небольшую паузу, Эйс продолжает:       — Не пойми меня неправильно, Стюарт. Нудл — замечательная девочка. И я бесконечно уважаю её как музыканта. Люблю её как друга. Но не как… Женщину. Сечёшь?       — В смысле ты…       — Гей? — с абсолютно каменным лицом обрывает на полуслове басист. В следующий миг он, сполна насладившийся моим замешательством, заливается громким хохотом:       — Нет, нет, чувак, я не гей. Мне нравится другая. Она типа моя «дама сердца» и всё такое. Да и Нудяше я, скорее всего, безразличен. Очень сомневаюсь, что её интересуют уголовники или мелкие хулиганы вроде меня. Она у нас по пай-мальчикам как раз-таки твоего типажа. Плюс ко всему ты и сам запал на неё, я прав? Ты ведь наконец расскажешь мне, чего такого секретного произошло между вами в кабинке на пляже?       — Ничего у нас не произошло, — оробел я. — Я… Я не знаю. Всё навалилось так сразу: арест Мёдса, твоё появление в группе, эта поездка, предстоящий тур… Ваш поцелуй… Я вконец запутался.       — Наш «поцелуй?» — переспрашивает Эйс и от удивления даже сдвигает очки на кончик носа, заглядывает мне в лицо и, словно силясь уличить меня во лжи, непонимающе хлопает тёмными глазами. — Скажи мне, ТуДи, ты когда-нибудь вообще целовался с языком? Попробуй, это охрененно. Может хоть тогда перестанешь воспринимать такую ерунду, как это, всерьёз. Бли-и-ин, «поцелуй», до слёз! Не, ну насмешил! — сверкнув широченной острозубой улыбкой, он издаёт что-то наподобие смешка и ходит конём. — Н-да, неслабо у тебя вчера так полыхнуло…       — Просто это был первый раз после расставания с Пау… С нашей экс-гитаристкой, — поправляюсь я, — когда я… Когда я, ну… Влюбился вообще-то. По-настоящему, то есть. Наши же отношения с Рэйчел — то было совсем другое. Если ту нелепость вообще можно так назвать… А с Нудл я… Я целых двадцать лет не ощущал себя таким… Счастливым?       — Ты страшный собственник, бро. Это глупо. Разве ты не должен был быть готов к тому, что у Нудл рано или поздно появится парень? Особенно в связи с вашей растущей популярностью. Я думаю, что с восходящей звёздочкой музыкального олимпа хотели бы мутить все её одноклассники, что уж говорить о других поклонниках, посещающих концерты. Неужели она ни разу в жизни не убегала из дома на свиданки с малознакомыми мальчишками?       — Когда Рассел решил, что Нудл уже достаточно взрослая для серьёзных разговоров о… Боже упаси, о половом созревании! — прикрываю рот рукой, сдерживая рвущийся наружу нервный смех. Вместе с ослепительным солнечным светом в тёмных линзах моего собеседника отражается заинтригованность, подбивающая меня продолжать:       — Мёрдок пригрозил, что если она приведёт в студию ухажёра до своего совершеннолетия, то он «этому ухожору лично уши то и поотрывает.» И не только уши, к слову. Нудл слушалась. Хотя, наверное, дело было не в строгости папаши Мёдса, а в том, что все те годы она усиленно трудилась над «Demon Days» (всё-таки второй альбом был практически полностью её детищем), писала песни и постоянно репетировала, а также готовилась к предстоящим экзаменам. Так что времени крутить романы у неё не находилось… Кто ж знал, что дальнейшие события сложатся не самым лучшим образом?       — Давай не будем сейчас о плохом, — тактично прерывает Эйс, избавляя меня от необходимости ворошить прошлое. — Выходит, Нудл ни разу ни с кем не встречалась?       Отрицательно мотаю головой, попутно двигая фигурку ладьи.       — Насколько мне известно — нет.       — А это удача! Прекрасная возможность одному влюбчивому-романтичному мальчику приударить за одной бойкой девочкой, — многозначительно поигрывает бровями он.       — Я бы и рад, но… — смущённо отвожу глаза, запустив пятерню в спутанные волосы. — Как? Я облажался, Эйс. Серьёзно облажался. Столько гадостей наговорил… Она меня и слушать не захочет!       — Подумаешь, трагедия! — пренебрежительно фыркает басист, резким движением руки отбросив длинную прямую прядь назад, выступая сейчас моей полной противоположностью. — Хватит тут драму разыгрывать, ты музыкант, а не актёр! Лажают все, чувак. Прикол в том, что любую лажу можно исправить. Вперёд, иди к ней! Вот как обычно соблазняют девушек, ты в курсе? Девушки ушами любят. Скажи ей, что она тебе весь мир заменяет, что без неё ты жить не можешь. Навешай ей комплиментов всяческих, да побольше. Великолепный прокуренный голос у тебя имеется, дело за малым. Для закрепления эффекта можешь цветы подарить. Какие её любимые?       — Хризантемы, — припоминаю я, улыбаясь. — Розовые.       — Во-о-от, притащи ей розовые хризантемы. Извинись по-человечески, в конце концов. Пригласи её на свидание. И, если всё пойдёт по плану, в качестве приятного бонуса ты гарантированно получишь чудную ночку в её компании, — видя мою готовность возражать, Эйс хмурится и быстро подносит палец к губам. — Ш-ш! Потом ещё мне спасибо скажешь. Я, конечно, не уверен, что наша Нудл так легка на подъём, но что ты теряешь? Попытаться стоит. А извиниться ты ну просто обязан. Если что, могу помочь со всякими приготовлениями. Ты когда в последний раз расчёсывался вообще? — парень придирчиво, без какого-либо стеснения ощупывает меня оценивающим взглядом. Отвлекается он только на шахматную доску, чтобы продолжить игру. И, передвинув белую фигурку ферзя, с задором подводит итог:       — Кстати, шах и мат, дружище. __________ * Имеется ввиду шестой студийный альбом британской инди-рок группы Arctic Monkeys — «Tranquility Base Hotel & Casino», выпущенный в мае 2018 года. ** «Золотой Штат» — одно из официальных прозвищ штата Калифорния.