🚬
Хосок не унимается. Он даже про сигу в пальцах забывает. И похуй, что пепел на кроссы осыпается. Он не перестает тянуть лыбу вот уже больше пяти минут, широко распахнув глаза и таращась то на одного, то на другого. Не верит до сих пор в вернувшуюся к ним радость. Малой ему в ответ улыбается слегка смущенно, терзает пальцами лямки рюкзака, и прям видно, что счастлив пиздецки. Сияет. Но Винсент… Винсент как всегда. Задумчиво глядит вдаль, медленно куря сигарету, сунув руку в карман спортивок и прислонившись к капоту мерса поясницей. Вот она — стабильность. Сразу видно, что все на свои места вернулось. Тэхен прежний, снова обретший спокойствие, ведь его зайчонок снова рядом и больше никуда не денется. Ни за что. Так они и стоят у падика в странном молчании, пока то не нарушается ревом подъехавшей бмв. — Ебаный рот, наконец, — закатывает глаза Винсент, стряхнув пепел на землю. — Готовься к лавашам, Ван Гог, — прыскает Хосок, повесив руку на плече Чонгука. — Да я только этого и ждал, надо вернуть должок за тот лаваш, — хмыкает Тэхен, отправив сигу в кусты. — Бля, только не начинайте опять, я в школу опаздываю, — бурчит Гук, сунув руки в карманы толстовки. Терки этого дуэта уже не вызывают беспокойства, Чонгуку просто надоело вечно разнимать их. — Сюда подошел! — Чимин не успевает из бэхи выйти, как тут же начинает петушиться со стопкой учебников в обнимку. — По ебалу вижу, что про меня че-то пиздишь. — Очки где посеял, ботан? — Винсенту много не надо, чтобы завестись и подхватить волну бешенства. Он даже с места не сдвигается. Великое воссоединение Винсента и зайчонка выпало на выходные дни. Еще на выходные выпала тусовка в честь этого самого воссоединения, которая по сложившейся традиции проходила в квартире Хосока и Давон. Та тоже не осталась в стороне и не ушла как обычно к своим культурным и аккуратным подружкам (ну, а хули ей с невоспитанными дикарями вечера коротать?). Даже запеканку приготовила на чуть ли не десятерых бугаев с черными дырами вместо животов. Но Давон ни о чем не жалеет, потому что после праздника воссоединения двух сердец убирал Хосок, заранее проигравший битву в войне под названием «я старше тебя, щенок». И все было круто. Реки пиваса, родной хруст чипсов и шипение колы, ящик которой специально для малого подогнали; ржач на всю квартиру, адресованный розовому зайчику на предплечье Винсента. Впрочем, это было ожидаемо, и Тэхен стойко принял удар и следовавшие за этим весь вечер стебы. Посидели весело и шумно, как и всегда. Правда, кое-кто не сразу принял происходящее. Чимин все глядел на Винсента волком, чуть ли не рычал, готовясь в любую секунду напасть. Да и почти сделал ведь это, как только вошел в квартиру. На всех напала ностальгия по былым временам, когда Чимин и Тэхен при каждой встрече не обходились без терок. Но кулаки так и не почесали, Давон резко всех на места поставила своим повышенным писклявым голосочком. В ее доме никаких драк. А выйти покурить уже даже не хотелось. Хватило на Чонгука обоим взглянуть, чтобы тормознуть на полпути. Чимин понял, что смысла сейчас пиздиться нет, как бы ему ни хотелось начистить табло Винсенту. Все радуются, всем хорошо. Но главное, что Чонгуку хорошо. Он давным-давно не выглядел таким счастливым. Лишенным чувства боли, которое его сжирало неделями. Так и утихомирились. Уже потом, в разгар посиделовки вышли, у падика покурили, побазарили по душам, и все встало на свои места. Тэхен о своих чувствах и мыслях рассказал, хоть и неохотно. Спирт слегка помог. Но Чимин все-таки свой, от него скрывать что-либо было бы глупо. И он понял. Понял и простил. Иначе быть не могло, ведь счастье братишки на первом месте. Только Чимин заставил Винсента чуть ли не на крови клясться, что боли он Чонгуку больше не причинит. Но и одного тихого «клянусь» без лишнего кровопролития Чимину было достаточно. Потому что в глазах Винсента он блеск заметил. Тот самый, как когда слезы готовы хлынуть. На этом тему закрыли, в обнимку вернувшись в гущу пьяных и веселых событий. — Бесит твоя рожа, — хмыкает Чимин, зыркнув на Винсента, подходя к пацанам и вручая книги их хозяину. Чонгук сразу же начинает запихивать их в рюкзак. — По ебалу раздаю бесплатно, — Винсент ухмыляется и вскидывает брови, смотря на Чимина с провокацией. Искра, буря, все дела. — Серьезно, это традиция уже? — устало вздыхает Хосок, покачав головой. — Да, они даже без повода найдут причину запиздиться, — закатывает глаза Чонгук, застегнув рюкзак. — Может лучше кто-то докинет меня до работы? Давон тачку забрала, — Хосок трет затылок и зевает. Нихера не выспался. — Чимин? — Прыгай, — кивает Пак на свою бэху. — О, так просто? — слегка теряется Чон. — Одному тут обычно за бензин нужно бывает доплатить, — хмыкает он, переводя взгляд на Винсента. — Моя детка много жрет, хули ты хотел? — пожимает плечами тот и разводит руки. Не мы такие, а жизнь. — Моя тоже, и че? — Чимин изгибает бровь. — А моя ниче не жрет, — к разговору внезапно подключается подъехавший на велике Джин. От быстрой езды у него волосы превратились в птичье гнездо, а щеки раскраснелись. Он эффектно тормозит возле пацанов, слегка задрифтив, и широко улыбается. Он тоже не нарадуется воссоединению Винсента и Чонгука. — Ты куда намылился? Я думал, эта ржавчина уже не фурычит, — усмехается Хосок. — К маме, ее выписывают уже, — с радостью в голосе отвечает Джин. — Эта ржавчина все ваши тачки переживет, — гордо вздернув подбородок, говорит он. — И ты на велике решил двинуть? А ее куда посадишь? На раму? — Винсент заинтересованно оглядывает велосипед, склонив голову к плечу. — Да я на такси бы ее отправил, а сам так. — Не, не пойдет так, Джин, — Чимин несогласно мотает головой. — Я тебя докину, заберем маму. Ты с нами значит, Хосок. — Хуя се, — усмехается Винсент. — Может, и этого подкинешь? — он кивает на зайчонка, жмущегося боком к боку мерса. Тот резко поднимает голову и недовольно зырит на Тэхена. — Да я шучу, зая, я местным шумахерам не доверяю, — Тэхен бросает смешок и подмигивает Чимину. — Допиздишься, я тебе отвечаю, — серьезно говорит Чимин, кивая в подтверждение своих слов. — Посмотрим, насколько тебя хватит, — улыбается Винсент. Пока они что-то там пиздят, устраивая очередную словесную перепалку, Чонгук заботливо трет рукавом толстовки лобовое мерса прямо возле трещины, на которую даже ему теперь больно смотреть. Эта машина должна быть безупречна. То, в каком она паршивом виде, без слов все говорит о том, в каком состоянии был ее хозяин. Винсент ни за что не допустил бы такого, если бы не тонул в саморазрушении. И от этого тоже больно как-то. В один момент пацаны, плавно перейдя на разговоры о делах района, замолкают. Винсент с нежностью и гордостью смотрит на то, как его зайчонок трет лобовое мерса, пытаясь очистить от какого-то пятнышка. Его губы непроизвольно растягиваются в улыбке, а взгляд скользит по сосредоточенно поджатым губкам, под ними виднеется родинка, которую он так любит целовать. Картина радует глаз. Любимый зайчонок и любимый мерс. Что еще надо в этой жизни? Нирвана достигнута. Но Чимин — не Чимин, если не обломает ее. — Че, птичка насрала? — он то ли хрюкает, то ли усмехается. Непонятно. Зато такой дохуя довольный, что аж бесит. Чонгук резко замирает и поднимает растерянный взгляд, как будто его застукали за чем-то интимным. Убирает руку быстро и сует в карман. Винсент поворачивает к Чимину голову с искривленными в недовольстве губами и говорит с напускным спокойствием: — А на твою тачку не срут птицы, да? — Птицы только на такое срут, — он с нарочитым пренебрежением кивает на мерс и самодовольно улыбается. — Ну я ща насру, — все так же спокойно (что не очень обнадеживает) говорит Винсент, двинувшись к бэхе. — Эй, воу! — Чимин на секунду зависает, но когда понимает, что на лице Винсента ни намека на шутку, бросается за ним. — Он не шутит, — говорит Хосок, сложив руки на груди и с довольной улыбкой наблюдая за сценой. — Определенно не шутит, — подтверждает Джин, держась за руль своего велика. — Он за свой мерс и не на такое способен, — хихикает Чонгук, стоя рядом с Хосоком и Джином и наблюдая за тем, как Чимин пытается оттащить упершегося Винсента от бэхи. Вот она… стабильность.🚬
— Хорошего дня, приходите к нам еще, — Хосок буквально вырывает из себя эти слова, но еще тяжелее дается еле натянутая улыбка, адресованная охуевшему клиенту, который без всяких там «спасибо» развернулся и уже идет к выходу. Раскритиковал все, что только можно, так еще и смотрел на Хосока все время, что тот готовил заказ, с откровенным пренебрежением и легким недоверием. Сука. В чем-то сомневаешься — пиздуй нахуй. Так хотел сказать уебку Чон. И еще много че сказать, вдобавок харкнуть в кофе и въебать. Но нет, свою районную природу в рабочей зоне нужно засунуть в жопу и до талого улыбаться клиенту, как бы глубоко в дерьмо не окунали. Вот че Хосок в своей работе ненавидит больше всего. Компенсирует он это брошенным вслед средним пальцем. И похуй, что остальные посетители могут увидеть. Они если нормальные, то поймут, что тот мудак заслуживает. И средний палец — меньшее, чем Хосок может отплатить. Почему до сих пор не съебался и не нашел другую работу? Да потому что нравится готовить кофе, смешивать, сочетать и все такое. Хосок любит кофе, любит химичить с ним по-всякому и параллельно ощущать его кайфовый аромат, который целыми днями витает в кофейне. И вроде Хосок может стерпеть подобных неблагодарных клиентов, но порой терпение начинает подводить. А Хосок вообще очень терпеливый. Главное не трогать его, не будить того самого зверя, который по-человечески не понимает и с которым так просто не договоришься. В этом есть некая проблема, но есть и преимущество. Хосок сильнее, когда взрывается, башка не работает, о последствиях не думает, нихуя не боится и не загоняется попусту. Даже Давон не доводит до такого брата. Знает, что Хосок с катушек слетит, если перейти грань. Но и он с ней особо терпелив, как ни с кем. Сестра все-таки. Девушка. Девушек Хосок не бьет. Точнее, уже не бьет. В школе он не разбирал, с кем пиздиться. Одноклассницы постоянно пизды получали и сами давали, забывая о своей нежной женственности. Хосок просто очень не любит несправедливость, а малолетние девчонки были королевами несправедливости. Типичный момент, где тот, кто круче и богаче, прессует того, кто классом ниже. Хосок такое не терпит, вот и давал пиздюлей, когда словами не понимали, а потом с царапинами от наманикюренных когтей на лице приходил. Короче, бесит всякое такое, вот он и борется по сей день. Ну, а че, средний палец тоже своего рода борьба. Такие, как он, рожденные на дне, только так и умеют выживать и втаптывать себя в грязь не позволят. Кого угодно из пацанов можно спросить. Они все типа революционеры и бунтари, изо дня в день посылающие систему, в которую не вписываются из-за места рождения. Ну и похуй. Хосок заканчивает свою смену, по-быстрому переодевается и идет к выходу, напоследок вдохнув любимый запах и выходя на улицу, где встречает прохлада. Чон сразу же закуривает и, сунув руки в карманы спортивок, бредет по улице. Давон сегодня оставила без колес, но Хосок не особо загоняется из-за этого. Иногда и пройтись хочется, да и до остановки ебашить к тому же слегка лень, если честно. А на такси только мажоры катаются. Идет минут двадцать, людей на улицах почти нет, а в родном районе тем более. Здесь мирному человеку выйти вечерком рискованно, прячутся от местного хулиганья. Не заберут деньги, то кроссы стянут, если те понравятся, и плевать, что могут быть очевидцы. Никто не встрянет. Кроссы на районе особенно ценятся, а если бабла на хорошие нет, хули не спиздить с какого-нибудь ссыкуна, который не сможет их отстоять? Хосок невольно на свои кроссы опускает взгляд. В выпускном классе он тоже с кого-то прилюдно снял кроссы на большой перемене, прямо на школьном дворе, ходил потом, пока до дыр не износил, но гордился безумно. Это как трофей, полученный от побежденного противника. Снять кроссы с врага — честь. А ему свое старье оставить, чтобы босым не пошлепал (доля уважения к врагу, хули). Были времена. А теперь че? Одни только фальшиво-вежливые улыбки всяким зажравшимся мудакам. Чтобы сократить путь до дома, Хосок идет через гаражи, как обычно делает, когда бывает без машины. Здесь спокойно, кое-где бомжи тихо мирно посапывают, нажравшись, и ни о чем не заботятся. Иногда их беззаботная жизнь кажется мечтой, но разве жизнь это? Примитивные существа, не несущие никакой пользы ни себе, ни обществу. Скука, с одной стороны. Все бы хорошо, но напряжение, которое появилось после выхода из кофейни, до сих пор не покидает. Хосок и сам не понимает, с чем оно связано, но это начинает клинить не на шутку. Он ни разу не оборачивается за все время, но постоянно слышит за собой шаги не одной пары ног. Кто-то все идет и идет следом, в цвет преследует, а Хосок все ждет, когда что-то произойдет, думает о другом, прошлое вспоминает, не зацикливается на раздражающих шагах за спиной, но уже начинает терять терпение. Его реально кто-то преследует. Терпение заканчивается внезапно. Хосок оборачивается и видит шестерых парней, идущих за ним на расстоянии пяти метров. Прищуривается, чтобы лица разглядеть, и понимает, что почти не узнает никого. Только парочка знакомых рож. И все одеты в черные строгие костюмы. Шавки Диего, конечно же. Хосок не удерживается и негромко усмехается, замедляя шаг. Они с пацанами все ждали и гадали, как будет действовать Диего, и вот он, первый его удар, нацеленный на Хосока. Санчес, видимо, решил всех по отдельности гасить. Хосок за долю секунды заводится, а руки начинают чесаться. Он резко поворачивается. — А че вас так много? Ссыканули на одного? — не выдерживает Чон. Его злость сжирает уже вовсю. Чего эти уебки выжидали? Вот оно, хорошее место для пизделки — гаражи. Хосок сам их сюда привел и готов носы ломать. — Меньше пизди, может, скидку сделаем, — отвечает один из них. Они ближе становятся, постепенно сокращают расстояние. Хосок и сам не предпринимает попытки ускориться, наоборот, никуда съебываться не собирается. Он не из тех, кого можно запугать. Не знают эти шавки, какие в этом районе люди выращены. Сейчас узнают. — Сюда подошел, — хмыкает Хосок, поманив шутника пальцем. — Посмотрим, кому еще скидка понадобится, — Хосок сплевывает сигарету в сторону и ускоряет шаг, но уже в сторону толпы. Те бросают смешки, гадко посмеиваются, похрюкивая. Конечно, когда стадо едино, один воин для них смешон. Только они не понимают, что жалко выглядят в глазах Хосока. — Пизды получить хотели? Давайте, бля, а то мне скучно стало, пока я шел. — Ща развеселим, — ухмыляется другой. Они наступают. Хосок резко успевает оглядеть их, проверить, не собираются ли его просто застрелить, но разве посылал бы тогда Диего группу поддержки? Для убийства было бы достаточно и одного отправить. Хосок не дурак, хорошо понимает, что против шестерых не выдержит. Он не Брюс Ли какой-нибудь, хоть и дерется прилично. Он знает, что не выйдет победителем, но сделает все возможное, отпиздит стольких, скольких только сможет, ни одного не оставит без пролитой крови, чтобы они потом пришли к своему боссу побитыми щенками, которые одержали верх только за счет количества. Все равно это пиздецки жалко выглядит. Хосоку смешно. Ему реально весело. Эта веселость переплетается с бешеной яростью, которая вырывается наружу мощным ударом в рожу того, кто первым подошел. Никто не ожидал, что Хосок первый нападет. Их жертва стала охотником. Точнее, всегда им была, а они и не знали. И тут начинается сражение. Один в поле воин. Тот самый воин, который пойдет до конца, плюнув на себя. Он думает о сестре, думает о братанах, думает о тех пацанах, которых Диего грохнул, и дерется, крутясь во все стороны, каждому нападающему пытаясь отпор дать. Где-то получается, где-то промахивается, но лишь потому, что кто-то другой в спину бьет, кто-то еще хочет на землю кинуть. Хосок не позволяет себя уложить, вертится, как юла, пуская кровь и чужую, и свою. Ему не больно. Вообще. В эту секунду он находится в том самом моменте, когда по-человечески нельзя. Он понимает только на языке борьбы, на языке кулаков, на которых уже в мясо разодрались костяшки. Но как же кайфово слышать хруст чужих костей. Стон боли, маты и обещания убить. Одно наслаждение. Хосок и ногами орудует. Стопудово кому-то ребро сломал. Только и сам не меньше получает. Это не тот момент из фильмов, когда пока с одним пиздишься, другие в стороне стоят и наблюдают, чтобы потом каждого поочередно раскатать. Это жизнь, в которой враги окружают разом и наносят удары со всех сторон сразу, и вот это еще сильнее заводит. Хосок рычит разъяренным зверем, чувствует привкус крови во рту, а на секунду ему кажется, что он сейчас кишки выблюет, но не сдается. Шавки у Диего оказываются жесткими, бьют безжалостно. Ноги уже подкашиваются. Хосок изо всех сил заставляет себя стоять, мечтает, чтобы ноги приросли к земле. Только бы не упасть. Тогда самое веселое начнется. В окружении шестерых он уже не сможет встать, пока его не обработают, как следует. Поэтому он не сдается и продолжает бой. Как и намеревался, каждому кровь пустил, а у самого бывшая белая футболка в красных брызгах, но иначе быть не могло. И боль, что ранее не ощущалась, теперь ноет во всем теле. Хосок бросается на одного, бьет изо всех сил, не щадя кулака, и добивается того, что мужик падает. Такое он проворачивает еще с одним, а когда, ослепленный злостью и ликованием одновременно, принимается за третьего, понимает, что заигрался, потерял бдительность. Коленные чашечки жестко ударяются о землю. Его уложили. И теперь уже неважно. Его дубасят ногами со всех сторон, по-любому что-то сломают, если не уже. Хосок в обилии боли уже ничего не различает, но ни звука не издает. Из уголка губ течет струйка крови. Хосок ее сплевывает и поджимает губы, чтобы зубы не разбили. Как он улыбаться еще будет? Давон любит улыбку своего брата. Как ее потом радовать ею? Хосок жмурится и пытается свернуться в клубок, чтобы уменьшить урон, но все бесполезно. Уебки не останавливаются, разозленные отпором, который он им давал. А Чону уже без разницы. Он их рожи запомнил и потом стопудово выловит. Чужаки пришли и на его же земле посмели руку поднять. Такое не прощается. С Хосока сегодня стащили кроссы. Вот, как это называется.🚬
Пару дней назад собирались у Хосока дома, чтобы отпраздновать радостное событие. Теперь все собрались по другому поводу. Хосок лежит на диване, похожий на мумию, практически весь забинтованный, одно только лицо видно. Вокруг него пацаны собрались, все в молчание ушли, и злые, как черти, готовые разверзнуть врата Ада и всю свою ярость выпустить. От этой бурлящей внутри злости им даже сказать нечего. Давон возле брата сидит на полу с красными от слез глазами, тоже готова убивать не меньше остальных. Если не больше. Чонгук жует дрожащую губу. И он на грани слез. Он злится, как никогда. Ему такого Хосока видеть тяжело. Как будто кто-то другой перед ним лежит, это не его веселый и сильный бро. Хосок никогда не был беспомощным. Но даже так от него веет силой. Его разбитые руки этому доказательство. Он не проиграл. Хосока за гаражами нашел Югем, только взявший у Винсента опиум. Через гаражи он возвращался домой, но как только увидел Чона, резко метнулся за еще не успевшим (к счастью) уйти Винсентом. Югем-то знает, что Хосок тому близкий друг. Тогда они немедленно отвезли его в больницу, но не стали держать там долго. После того, как Чону оказали первую помощь, что длилось несколько часов, вернули домой. В больничке оставаться было небезопасно. Диего мог и туда нагрянуть. Дома куда спокойнее, к тому же, Давон в медицинских делах не новичок: она умеет ухаживать, как полагается, умеет обрабатывать раны, знает, как и что. Ни один врач не позаботится о Хосоке так, как его сестра. Как только о произошедшем стало известно, все сразу же собрались в квартире, побросав дела, ставшие неважными. Встревоженные и злые до невозможного, жаждущие мести за братана. Хосок, к счастью, остался в сознании, что тоже чудо, хотя и неудивительно для такого непробиваемого и упрямого Чона. Он рассказал все, что произошло, но никто и не сомневался, что это дело рук Диего. А начал он свой рассказ с агрессивного для избитого до полусмерти человека: «какие-то там хуй знает че!» Тогда пацаны поняли, насколько все серьезно. — Как мы их найдем? — нарушает затянувшуюся тишину Чонгук. Все сразу на него переводят взгляды. Его бесстрашие и решимость слегка удивляют пацанов, но они не могут не гордиться. У Гука взгляд стал твердый и непроницаемый, даже холодный. Он в этот момент уже даже не похож на милого зайчонка. Хрен там. Он готов рвать всех, кто его брату причинил боль. — Я знаю, где они могут ошиваться, — отвечает Джихан, стоящий в проеме. — В клубе «Сумрак». Слыхал несколько раз. — Погнали, — Винсент поднимается с кресла и разворачивается, идя в коридор без лишних обсуждений. Его даже на эмоции не хватает. Перед глазами все еще мелькает образ окровавленного Хосока. Едва живого. Если бы Югем его не увидел, Хосок там бы и закончил свою жизнь. — Я с вами, — шмыгает носом Давон. Ее дрожащий голос полон ярости, как никогда. И все в комнате ее понимают. Они не меньше злы. За брата готовы гасить без разбора. Каждый, кто к этому причастен, получит свое в полной мере. — С ума сошла? Куда ты идешь? —раздраженно хмыкает Винсент, остановившись в дверях и повернувшись к Давон. — Думаешь, я не в состоянии ушатать кого-нибудь? — злится та, уставившись на Тэхена. Его откровенная скептичность в глазах вымораживает ее. Но правда в том, что Винсент уверен, что она может отпиздить, кого угодно. Только рисковать еще и ею он не может. — Моего брата однажды чуть не застрелили, а сейчас избили до полусмерти. Я че, сидеть тут стану, по-твоему? — Как ты Хосока оставишь, Давон? — вздыхает Намджун, тоже готовый в любой момент выскочить из квартиры и пойти мстить за друга, который из-за его проблем сейчас тут оказался в таком состоянии. Он старается выглядеть спокойным и сдержанным, но у него горит. Так сильно, что нет сил уже тут сидеть, сложа руки. Эти руки требуют крови. Давон шумно вздыхает, закрывает глаза и цедит: — Я не могу сидеть тут, пока вы хрен знает, где и с кем будете связываться. — Сиди здесь, — бросает Тэхен, как будто и не услышал ее протестов, и переводит взгляд на Чонгука. — И ты тоже. Вот уж кем Винсент точно рисковать не собирается. Но Чонгук считает иначе. Он смотрит на старшего с глубоко оскорбленным видом и едва не давится от возмущения. Гук, конечно, страшно скучал по Тэхену, но в этот момент клинится на него. Как он может сейчас, в такой момент, отпихивать Чонгука в сторону, как бесполезную вещь? Это бесит до дрожи. — Че? — выдыхает малой в ахуе, уставившись на Винсента. Только на это его и хватает. — Чонгук, останься с Давон, — не терпя возражений, отвечает за Тэхена Чимин и сразу же становится следующим предметом раздражения для Гука. Пацаны молча поднимаются, кто сидел, и друг за другом покидают квартиру, оставляя зависших в шоке Давон и Чонгука в комнате с уснувшим Хосоком. Внизу ждут мерс и тойота. Все пацаны рассаживаются по машинам. У всех руки чешутся, а ярости не терпится вырваться и обрушиться на ублюдков. Они уже представляют, как будут за брата мочить, а если там и Диего окажется — тем лучше. И с ним пора кончать, пока он не натворил еще чего. Сегодня обошлось без убийств, но, кто знает, что он учудит завтра. Тундра с Намджуном, Джином, Юнги и Джиханом отъезжает первой. Решают на двух машинах, чтобы было легче. Поэтому Чимин пересаживается в мерс, садясь спереди, рядом с Тэхеном. Тот уже заводит движок, включает фары, осветившие погрузившийся в ночь двор, и собирается отъезжать, но тут же резко тормозит, когда перед мерсом оказываются Давон и Чонгук, которых едва не сбил. — Твою мать, — рычит Винсент, стукнув по рулю ладонью. Эти двое обходят тачку с обеих сторон и открывают дверцы, заваливаясь внутрь, как ни в чем не бывало. — Какого хера? — злится Винсент, обернувшись к внезапным пассажирам, которых не ждали. — Я, блять, че вам сказал? — Да кого это щас ебет? — хмыкает раздраженно Давон. — Езжай давай! Мы не собираемся сидеть в сторонке. — А Хосока с кем оставили? — спрашивает Чимин, недовольно зыркнув на брата. Чонгук за секунду ловит сразу два сердитых взгляда, потому что Винсент тоже его осуждающе сверлит. И правду говорит Давон: кого сейчас ебет? Чонгук зол, как не был никогда, и все, чего он хочет — уебать каждому, кто тронул одного из его братьев. Его никто не остановит. Если Винсент и Чимин его из машины вышвырнут, он пешком пойдет, как нечего делать. — С миссис Ча, которая напротив живет, — закатывает глаза Давон. — Да поехали уже! — не выдерживает Чонгук. Ни слова больше. Винсент давит на газ. Мерс агрессивным рыком разгоняет тишину уснувшего района.🚬
Все происходит быстро. Они быстро добираются до клуба «Сумрак», выходят и сразу же идут внутрь, в самую гущу событий. Вокруг долбят басы, а мрак нарушается светом цветных прожекторов, перетекающих из цвета в цвет. Душно и несет спиртом, смешавшимся с парфюмом множества находящихся в клубе людей. Намджун, Винсент и остальные проталкиваются через эту толпу, попутно окидывая людей изучающими взглядами. Они хоть и не знают в лицо тех, кого ищут, но угадать было бы нетрудно: шавки Диего все на одно лицо. Типичные твердолобые тупари в черных костюмах, как из какого-нибудь гангстерского кино. Они что-то из себя пытаются представлять. Пьяные трезвых сразу чуят и незамедлительно желают утянуть в свой кайф, скользя руками по телам, которые настроены на борьбу и напряжены до предела. Кто-то касается поясницы Давон, отчего та резко дергается в сторону, хлопнув по чужой наглой руке и вжимаясь спиной в широкую грудь позади. Она поднимает взгляд и видит над головой спокойное лицо Джихана. Тот даже понять не успевает, кто к нему прижался в поисках защиты, как Давон мгновенно покрывается колючками, хмыкает и отстраняется от До, гордо идя дальше, как ни в чем не бывало. Джихан смотрит ей вслед и не удерживается от смешка. И вот эта девчонка собралась кому-то рожи разбивать? До вдруг понимает, что сегодня будет драться за двоих. Это теперь его долг. Успевший оказаться на другом конце клуба Юнги уже вовсю маячит остальным, указывая на дверь — черный вход. Ну конечно же, где еще ныкаться крысам? Все парни сразу же направляются к двери, оставляя позади душный дурман и алкогольный кайф. То ли удача, то ли Бог услышал, но все шестеро (плюс еще несколько других, что опять превышает их число), причастные к тому, что с Хосоком случилось, обнаруживаются за зданием клуба. Они стоят у черного джипа, курят и пьют в компании определенно точно шлюх. На каждом из них остались следы хосоковой ярости. У одного глаз заплыл, у каждого ебало разбитое. Но этого мало. Чертовски мало за то, что они сделали с Хосоком. Давон загорается по щелчку, стоит ей увидеть тех, кто покалечил ее брата. Она, готовая сорваться, сразу тормозит, удерживаемая за запястье Джином. Тот молча мотает головой, прося ее не лезть на рожон. Она поджимает губы и кулаки. Все пацаны выходят из клуба, и дверь со скрипом закрывается. В полумраке только этот звук отвлекает шестерок Диего от их веселья. Когда они оборачиваются, то видят перед собой целый отряд мстителей, настроенных самым агрессивным образом. — На слова не будем растрачиваться, — Намджун выходит вперед, пока Джин пытается удержать рвущуюся Давон. Все уже на взводе. — Пиздим их. — Ну че, хуесосы, кого первым принять? — Винсент вылетает вперед и своей неизменной коронной походкой идет к слегка растерявшимся шавкам. Они точно не ожидали, что кто-то придет им мстить за какого-то жалкого пацана из района. Как бы не так. Шлюхи куда-то убегают, почуяв, что ничего хорошего не предвидится. И тут начинается пизделка уровня Мстителей. Винсент сходу хватает одного и знакомит его рожу со своим коленом. — Вот и познакомились, — ухмыляется он, похлопав пацана по башке и отшвырнув к стене. У того от удара взгляд помутнился, ему уже никакая драка не нужна. Он на пол валится, схватившись за лицо. А Тэхен уже ищет себе новую жертву. Людей тут хватает. У Диего еще осталось какое-никакое войско, только жаль, самого короля не видать. Тут бы и закончили. Давон с рыком бросается на одного и начинает дубасить по лицу, что есть дури, попутно осыпая проклятиями и обещаниями разорвать в клочья. Она злая не на шутку и ее обещания вовсе не кажутся туманными. Ее настрою любой вояка позавидует. Растерявшийся мужик даже не сразу понимает, как ему отвечать девушке. Все, что он может делать — обороняться от ее непрекращающихся ударов. В этот момент, который начинает затягиваться, сзади появляется Джихан, который хватает мужика за воротник и одним легким (как кажется Давон) движением валит на землю, начиная бить ногами по спине. Давон кидает дикий горящий взгляд на Джихана, тот ей в ответ подмигивает, коротко улыбается и кивает. Она рычит, как разъяренная пантера, и повторяет за До, начиная пиздить мужика ногами по груди, животу и промежности. Повезло тому, что она не в каблуках, а то продырявила бы ему уже все тело. Пока она избивает его ногами, иногда еще и руками добавляя, Джихан не может отвести от нее восхищенно-влюбленного взгляда. Недалеко она от брата ушла. Такая же бешеная и неконтролируемая, когда в гневе. И это, черт возьми, так круто в ней, что заставляет запасть еще больше. Зависнув на Давон, Джихан не сразу замечает, как на него сзади наваливается какой-то сучонок, не рассчитавший свои силы. До крупнее и выше, поэтому ему ничего не стоит стряхнуть с себя букашку, схватить за патлы и пару раз хорошенько въебать по лицу. Никто не стоит без дела. Отовсюду в этой узкой подворотне слышатся звуки борьбы и разбивающихся предметов, стоящих у стены. Типа ящиков из-под алкоголя и прочего хлама из клуба. По асфальту разбрызгивается теплая густая кровь, а из клуба приглушенно доносится голос Эминема (сам Бог, мать его, благословил эту пизделку). Чимин ритмично херачит чью-то башку о капот джипа, создавая грохот. Не без наслаждения. Давненько он никого так знатно не пиздил, аж соскучился. В моменте он встречается взглядом с Винсентом, который пинком отправляет избитую тушу в полет навстречу кирпичной стене здания клуба. Они по глазам друг друга с Чимином понимают. В жажде крови они одинаковы и обоим кайф приносит месть за братана. Это тот момент, когда она реально освобождает и облегчает состояние. Хосок жив и скоро поправится. И как же повезло этим мудакам, что он выжил. Иначе и месть бы тогда не имела смысла, а их жизни превратились бы в настоящий ад. Пока Юнги, усевшись на груди одной из шавок, превращает чужое лицо в фарш, Намджун ведет бой с коренастым лысым мужиком, у которого на скуле красуется огромный синяк, в подарок оставленный Хосоком. Ким ловко уворачивается от тяжелых кулаков и свободно бьет собственными. У лысого реакция низкая, а Намджуну даже напрягаться особо не приходится. Иногда он предугадывает следующие действия врага и успевает пресечь. И соврет, если скажет, что ему не приносит это удовольствия. Джин тоже во вкус вошел и дерется, как в последний раз. Он нечасто себя так отпускает, всегда свои негативные эмоции контролирует, а тут сорвался с цепи, ослепленный злостью из-за того, что с братом сотворили. Иначе и быть не могло. По телу проходится приятная волна от каждого нового удара по чужому телу. Давно он так не кайфовал. Насилие — это плохо, но то, что от него на душе лучше становится — факт. Всем им становится легче. Они боям улицами обучены. Жестокая жизнь научила давать сдачи. Чонгук ничего вокруг не видит, кроме рожи, которую до него отбил Хосок. Зубы скрипят, едва не стираются в порошок от того, как Гук стиснул их. Он чувствует на языке вкус собственной крови, а кулаки как будто онемели. Даже боли нет, только злость, затопившая сознание. Малой полностью потерял над собой контроль и все не может остановиться, хотя враг давно валяется, почти находясь в отрубе на грязном асфальте. Где-то рядом слышится звук разбившегося стекла, осыпавшегося на землю. Кто-то из пацанов окно джипа пробил чьей-то башкой. Но ни один сторонний звук Чонгука не отвлекает. Перед глазами его мелькает забинтованный Хосок, еле способный держать глаза открытыми. Это не про него. Это не про Хосока. Чонгук не может поверить, что с его братом такое произошло, а автор его боли лежит тут, у чонгуковых ног, и больше ничего не может сделать. С чистейшей яростью никому не тягаться. Чонгуком именно она движет. Он и сам уже задыхаться начинает, почему-то вдруг воздуха не стало в легких, словно все это время не дышал. Но все равно не останавливается. И сам не знает, что на него нашло. Помутнение. Его хватает за плечи Винсент и оттаскивает от парня, избитого до полусмерти. Чонгук с ним обошелся так же, как и эти выродки с Хосоком. Довел до такого же состояния. — Зая, зайчонок, — зовет Винсент, прижимая его к своей груди спиной и четко произнося слова прямо в ухо, чтобы Гук, дрожащий от нахлынувших эмоций, на его голосе концентрировался. Малой застыл, стеклянным взглядом глядя на лежащего у его ног, а на ресницах застыли капли слез. — Все, ты его отключил, успокойся, он уже в ничто, — говорит Винс, успокаивающе поглаживая по быстро вздымающейся груди ладонями, не менее окровавленными, чем чонгуковы. Гук несколько раз моргает, глубоко вдыхает через нос и открывает глаза, оглядываясь по сторонам. Парни все пытаются отдышаться. Всех отпиздили, всех уложили. Чимин сидит на кортанах возле злосчастного джипа, опустив голову, и разглядывает свои разбитые ладони. Юнги стоит, прислонившись к холодной стене клуба, и глядит в небо, уже даже закурить успел. Джин рядом с ним, согнув колени и упершись в них ладонями, дыхание выравнивает. Намджун стоит, поставив ногу на спину коренастого, в отключке валяющегося на полу, а Джихан держит приходящую в чувства Давон за плечи. И все покалеченные. Но не смертельно. И слава Богу. — Все норм, зая, отвечаю, мы сделали им, че надо, — Винсент кладет подбородок на плечо Гука, слегка тычется кончиком носа в его шею, обдает ее жаром своего дыхания и коротко целует за ухом, успокаивая. — Пошли выпьем, хули. — И я? — Чонгук поворачивает голову к Винсенту и глядит своим чистым невинным взглядом, по которому Винс соскучиться успел. Не идет зайчонку злость в глазах. — В виде исключения. А че делать, там из безалкогольного только водичка, — усмехается Винсент, кивнув на клуб. Он выпускает успокоившегося Чонгука из объятий, берет за руку и ведет к двери. После такого им всем выпить необходимо. Месть совершена.🚬
Огни прожектора скользят по двигающимся в такт телам, заставляя их сиять и переливаться. Они отражаются в глазах и на ресницах мерцают, как что-то космическое. Руки крепко обвили торс под кожаной курткой и сцепились на пояснице, щека прижата к груди, где сердце отбивает равномерный ритм, сливающийся с ритмом музыки, мягко вплывающей в сознание. Чонгук жмурится и глубоко вдыхает запах свежести, через который ни один другой парфюм и алкоголь не пробьется. Они с Винсентом окружены людьми, сами в легком опьянении, кружащем голову, но не сносящем крышу, и им до безумия хорошо. Они не одни, но как будто бы в одиночестве. Чонгук прижимается так, словно они не в центре танцпола и не кружат в медленном, ленивом и слегка неумелом танце, забив на все вокруг. Но это и хорошо. Винсент бережно держит своего расслабившегося под действием кайфа и выплеснутого адреналина зайчонка, и сам как на волнах святого расслабона несется прямиком в космос. Чонгуку пофиг до всего, он слушает сердцебиение Винсента, дышит с ним одним воздухом и ни о ком вокруг не думает. — Почему ты меня брать с собой не хотел? — бормочет Гук, не поднимая головы и не открывая глаз. Его губы надулись оттого, как плотно он щекой к крепкой груди старшего прижался, и со стороны это выглядит мило. — Думал, я не смогу никого уложить? Думал, я слабак? — малой слегка хмурится недовольно. — Да не, — лениво тянет Винсент, обдавая где-то сверху горячим алкогольным дыханием макушку Чонгука. — Я не хотел, чтобы с тобой что-то произошло. — Смешно, блять, — зайчонок бросает короткий смешок. — Как будто бы ты допустил, чтобы со мной что-то произошло. — Базару даже нет, зая, — соглашается Винсент. — Я не считаю тебя слабаком. Хорошо ты мне обычно в ответку заезжаешь, сучка мелкая, — ухмыляется он, быстро и незаметно шлепнув малого по упругой заднице. — Знаю я, на че ты способен. И видишь, как оно вышло? Ты чуть не грохнул чувака. — И жаль, что не убил, — бурчит Гук, уткнувшись лицом в шею Винсента и глубоко вздохнув. — Да ты сам такой бываешь, когда злишься. Вечно тебя от кого-нибудь отрываю, чтобы потом в тюрягу передачки не таскать. — Мы друг другу необходимы, зайчонок. Ты мой тормоз, а я твой, — Тэхен тянет пьяную лыбу и тычется губами в висок Чонгука. — Дохуя романтично, — хихикает Гук. — Но еще ты мой газ, а я твой. — Стопудово. Как ты меня можешь завести, так никто, — Винсент крепче прижимает к себе Чонгука за талию, когда тот чуть не выскальзывает из его рук, и смазано целует куда-то в скулу. — Во всех смыслах? — Чонгук сглатывает вязкую слюну и сжимает в пальцах ткань тэхеновой футболки. Ему что-то вдруг в голову ударило от этих слов. И не только в голову. И не только от слов. — Абсолютно во всех смыслах ты меня заводишь, — хрипло повторяет Тэхен низким хриплым голосом, куснув малого за хрящик. Чонгук вздрагивает от приятных ощущений и выдыхает, жмурясь еще сильнее. Как же ему хорошо в этих руках, как хорошо чувствовать эти любимые прикосновения, и плевать, что вокруг люди, а где-то рядом братаны сидят и могут все увидеть. Слишком хорошо, чтобы о чем-то сейчас загоняться. Тяжелый вечер заканчивается самым приятным образом.🚬
Посидели в клубе недолго. Час от силы. Чисто выпить, расслабиться и прийти в себя. А потом сразу к Хосоку. Тот наверняка будет в ахуе, когда проснется и увидит перед собой сморщенное и старое лицо миссис Ча вместо своих братанов. Поэтому все собираются у машин Винсента и Намджуна. Слегка навеселе, потому что все напряжение ушло. Да и тех уебков уже упаковали и увезли в больничку. А полиция ожидаемо не влезла. После облавы легавые резко рассосались и покинули забытый Богом район, как и обычно, предоставив его проблемы его же жителям. И все довольны, это тоже стабильность, к этому все привыкли. Разбирательств не будет. Драки — не новое дело. Чонгук очень не хотел выходить из того невесомого состояния, в котором находился, пока был в руках Винсента посреди танцпола, потому что приятное сменилось резким кусачим холодом глубокой ночи. Он резко протрезвел и захотел спать, хотя, еще минут пятнадцать назад готов был прямо в кабинке туалета отдаться Винсенту. Оба были на взводе, готовые на что угодно и где угодно, но облом пришел нежданно. Давон ворвалась в идиллию и потащила на улицу. Все поддатые, трезвых для роли водителя не осталось, поэтому решают так, как есть, своими бухими силами добираться до хаты. — Холодрыга, — Гук топчется на месте в ожидании, пока Тэхен откроет машину, и слегка подпрыгивает, чтобы кровь разогнать. Остальные тоже ежатся, ждут. Намджун в поисках ключей возится дольше, и когда на его лице появляется суета, все понимают, что что-то произошло. — Ты ебучие ключи просрал?! — выдыхает бухой Джихан слишком громко. — Походу… — тихо говорит Намджун, не прекращая обшаривать все свои карманы. Зато До оказался прав. — Я с вами, пацаны, — и сразу к мерсу. Зайчонок почетно садится возле водителя, позади него Чимин и Давон. И всем тепло, всем хорошо. — Хуй я их щас найду… — виновато бормочет Намджун, подняв взгляд на Джина. Тот устало вздыхает и демонстративно шагает к мерсу. — Подождем в мерсе пока, такси вызовем, а то холодно тут торчать, — распоряжается он, потащив за собой застывшего столбом Намджуна. Тот в шоке даже воспротивиться не может. Ну, а смысл? Ключи все равно не найдет, да и пофиг. Ему новые заказать раз плюнуть. — Ебучий свет, вы реально решили все забуриться сюда? — охуевает Винс, широко распахнутыми глазами наблюдая, как его мерс прогибается и пошатывается от количества заваливающихся в него людей. Его возмущение, всеми проигнорированное, испаряется в воздухе. Еще больше поражает Винсента момент, когда Чонгук внезапно решает перебраться ему на колени, чтобы на пассажирское сел Намджун, следом на которого садится Джин, закрывший за собой дверь. И все довольны! А сзади вообще отдельная история происходит. Юнги, естественно, усаживается на коленях Чимина. Джихан тоже рядом себе место находит, но на этом оно и заканчивается. Две крупные туши Чимина и Джихана заняли все заднее сиденье, и хрупкой маленькой Чон Давон ничего больше не остается, кроме как… Джихан приподнимает уголок губ в неловкой улыбке и похлопывает себя по коленям. Черт возьми, этот местный мафиози никогда таким милым не казался. Как школьник, который втрескался по уши. Хотя, второе так и есть. Давон закатывает глаза максимально, шумно вздыхает, поджимает губы и, сверля Джихана взглядом «я тебя убью, если дернешься», садится на его колени, вцепляясь пальцами в сиденье впереди, чтобы не прижиматься к До спиной, и мрачно глядит куда-то вперед. Скучает уже по своей черепашке… — Так ехать не вариант, вы ж понимаете? — Винсент с удобно усевшимся на его коленях Чонгуком оглядывает своих друзей настолько строгим взглядом, насколько ему позволяет его бухое состояние. Он бы рад поехать так, ему не впадлу ни разу, только с зайчонком на руках рисковать не хочется. — Да мы такси вызвали, ща минут через десять приедет, — отвечает Джин, уложивший свою спину на груди Намджуна, как на спинке кресла. — Да холодно там, здесь подождем, — говорит Джихан, замерший каменной глыбой. Когда ему еще такая удача выпадет? Он не хочет спугнуть ее, поэтому предпочитает не рыпаться, а то Давон пизданет. Хоть она тоже слегка на расслабоне (не отказала себе в выпивке, хотя сначала противилась, но пацаны заставили отпустить душевную боль), все равно ее глаза пугают. Джихан никогда никого не боялся, а Давон в гневе повидал и понял, что один страх у него все-таки имеется. — Печку вруби, — руководит из глубин мерса Чимин, откинув голову и лениво водя пальцами по коленям Юнги. — В итоге моя тачка тебя спасает, — довольно ухмыляется Винсент, сделав то, о чем просит Пак. Чонгук у него на руках, как младенец улегся, подогнув колени, чтобы Намджуну не заехать по лицу кроссовком. Снова щекой к теплой груди прижался и медленно моргает, сонными глазками глядит куда-то, пытается цепляться за сознание, только медленно сдается, атакованный поглаживаниями по спине. Винсент в тесноте умудрился засунуть руку малому под толстовку, чтобы его голое тело поласкать. От этого так спать хочется, что пиздец. — Это корыто ща развалится от нашего веса, — хмыкает Чимин, закатив глаза. — Жрать меньше надо, поросятина, — коротко смеется Тэхен, сразу же получает толчок в спину. Чимин переднее сиденье коленом жестко толкает. Чонгук на секунду встрепенулся, но сразу же успокаивается, потому что негромко смеющийся над головой Винсент не прекращает своих поглаживаний. Кайф. — Вам мало было? Не выпустили еще пар? — шутливо закатывает глаза Намджун. — Честно? Я кайфанул, — улыбается Чимин. — Я б даже повторил это с ними. — Я тоже, эти уроды гореть в Аду должны, — хмыкает Давон. — Ты дралась жестко, — не без восторга в голосе говорит Юнги, кивнув. Давон поворачивается к нему и мило улыбается. — А этот говнюк не хотел меня брать! — она резко становится злючкой и хлопает Тэхена по плечу. — Попробуй еще раз недооценить мою мощь! — Да видел я, — усмехается Винсент. — Пока я одного из этих гондонов принимал, не мог телефон достать, а то бы заснял тебя для Хосока. — Ты прям Чудо-Женщина, — не удерживается от комментария Джихан. И все прям очень кстати замолкают, даже Давон вдруг затихает и замирает. Не цокает, не закатывает глаза. Губу прикусывает. Хорошо, что никто не видит ее в этот момент. Ну, не видел бы, если бы Винсент не повернул голову, двусмысленно лыбясь до ушей своей прямоугольной улыбкой. А потом все пацаны, кроме Джихана и засыпающего Чонгука, которому на все пофиг уже, прыскают. Мерс начинает дрожать от хорового тихого ржача. — Хули вы ржете, сучары? — возмущается Джихан, слегка дернувшись от внезапного переизбытка эмоций. Давон на его коленях тоже слегка подпрыгивает и распахивает глаза, замирая. — Мне нравится Чудо-Женщина, — а теперь она отворачивается к окну и еле-еле заметно позволяет себе улыбнуться. — Ага, Чудо-Женщина, — ухмыляется Винсент, толкнув язык за щеку и отвернувшись, чтобы не смущать парочку. — Комиксы любишь, До? — улыбается Юнги, изогнув бровь. — Обожаю, — закатывает глаза Джихан и складывает руки на груди. — Как-нибудь мне принеси, я тоже хочу почитать, — смеется Чимин. — И мне. Про Чудо-Женщину, — добавляет Намджун. — Вот мудозвоны! — Бля, окна запотели. — Ну еще бы, мы все нахуярились, как черти. — Так че там с комиксами? Шутки продолжаются какое-то время, перетекают в обсуждение того, как Намджун просрал ключи, чему никто не удивлен, а потом о Хосоке. И, хрен его знает, как, но разговор плавно перетекает на тему розового зайчонка. Никто бы и не вспомнил сейчас, не напомни об этом чертов Пак Чимин, который обязательно отхватит свой лаваш, что ему задолжал Винсент. И все так, как и обычно. Спокойно, весело и приятно. Боль отпустили, за брата отомстили, расслабились и сидят в родном кругу, хотя и тесном. Такси, правда, задерживается. И плевать. — А чай был вкусный, — почти неслышно вдруг шепчет Давон на ухо Джихану, пока все увлечены каким-то новым базаром. — Бля, че?! Реально?! — слишком громко говорит До, в шоках уставившись на Давон. Та закатывает глаза, жалея, что решила сказать это именно сейчас, и коротко кивает, быстро отвернувшись, смущенная. Никто, к счастью, не пальнул, в чем суть дела. — Ебать ты громкий, Джих, сука, я чуть не обосра… — Чимин хватается за сердце. И не договаривает. — А теперь заткнулись резко, — шипит Винсент, сердито зыркнув на братанов, в особенности на Джихана, пребывающего в приятном ахуе. Все резко замолкают. — Зайчонок спит, — еще тише говорит Винс, глядя на своего спящего зайчонка с бесконечной любовью в глазах. Это че? Розовые сердечки в воздухе?