🚬
Винсент сидит за столом, откинувшись на спинку стула и растянув ноги в стороны. Ну, а хули? Не в гостях же, а в собственной хате правил не существует. На губах играет довольная улыбка, а в пальцах зажат теплый и мягкий оладушек. Местами подгорелый, конечно, но вкуса это, в общем-то, не портит. Малой пыхтит, старается. Чонгук стоит у плиты, надувшийся и еще не остудивший пожар в груди. Тэхен его прямо в вещах закинул в ванну и начал поливать ледяной водой, не обращая внимание на крики малого. А орал тот, как резаный. Столько мата полилось, что на всю жизнь бы хватило. На это Тэхен лишь смеялся, как какой-то злодей, осуществляющий свой коварный план. На то он, блин, и Джокер. Правда, потом они приняли ванну вместе, но уже в теплой воде. Хрен бы Тэхен залез в ледяную. Малой даже в качестве извинений за утреннее беспокойство оседлал пахана. Но нифига это не помогло. Во время секса было хорошо, но с последними брызгами спермы вернулась обида на душевого тирана. Холодной водой! Стоит теперь, по тэхенову рецепту жарит свои оладушки, которые сразу же один за другим отправляются в рот Винсента. И откуда он только этот рецепт знает? Стопудово тоже в интернете вычитал. Утро стало менее хуевым: Чонгука трахнул, принял ванну, уплетает довольно-таки вкусные оладушки и созерцает красивую спину малого, на которой давным-давно уже каждую родинку изучил. В футболке жарко, а в одном фартуке и тонких спортивках — самое то. И на этом тоже Тэхен настоял. Зато теперь Чонгук будет знать, что нельзя злить диктатора, а то он, оказывается, любит в супружескую парочку поиграть. — Больфе сафара, — командует он с набитым ртом, утирая уголки губ. Еще и откуда-то взявшимся в квартире медом обмазывает их обильно. Так и до диабета недалеко, но разве Тэхену не похуй? — Обойдешься, это вредно, — зато Чонгуку не похуй. — У меня есть мысли насчет того, что можно сделать с этим медом, — задумчиво говорит Тэхен, проглотив оладушек. — И че с ним можно сделать? — вскидывает бровь Гук, повернувшись боком к Тэхену и параллельно следя за тем, чтобы оладьи не подгорели. — Точнее, как его можно применить… — самый явный и двусмысленный в мире взгляд скользит по Чонгуку с ног до головы. Малому аж не по себе становится, а когда Тэхен толкает язык за щеку, то он вспыхивает и в последние секунды, чтобы не спалиться, пытается играть дурачка. — Да как? — спрашивает он, внутренне моля себя не заводиться от этого похотливого выражения лица. Ебучий Тэхен! — Ну короче, на тебя его выльем, а потом на мой ху… Наверное, Бог действительно существует, потому что именно в эту секунду в дверь звонят. Чонгук подрывается, как ракета, швырнув лопаточку на стол и бросив нервное «я открою». Как же Тэхен не поймет, что дразнить семнадцатилетнего парнишку пошлятиной опасно?! Хотя он, скорее всего, все прекрасно понимает и этим с кайфом пользуется. Чонгук опускает взгляд вниз, проверяет, точно ли не встал, и открывает дверь. Происходит огромная беспросветная жопа. Перед Чонгуком стоит полицейский. В форме. В фуражке. С погонами на плечах, да. И смотрит так сурово, что малой уже мысленно десять раз обосрался. Мозг кричит: «беги нахуй!», но ноги считают иначе. Самое время прирасти к земле. Самое время таращиться на легавого тупым взглядом. Минута молчания завершается, и коп, наконец, говорит: — Ким Тэхен дома? Блять, даже голос звучит устрашающе. Так, будто выносит приговор. Ну все, привет, нары. А Чонгук ведь чувствовал, что должно произойти что-то такое. А то слишком хорошо им жилось. Сразу же вспоминается недавняя ситуация с магазином. А вдруг Тэхен наебал, что дело замято? И вот они, последствия. Говна не миновать. Чонгук внутренне кричит и падает на колени, просит не арестовывать их. Так быстро мозг малого никогда не работал. Он уже столько отмазок придумал, вплоть до того, что Тэхен умственно отсталый и не ведал, че творит, поэтому сажать его категорически нельзя. Еще чуть-чуть, и наружу вырвется жалобный скулеж и слезы потекут из блестящих заячьих глазок ручьями прямо на пол. Полицейский вскидывает бровь, глядя на малого вопросительно. Тот с нечеловеческими усилиями открывает рот и издает что-то похожее на писк. — Он… — собственный голос звучит иначе. Слабый, тусклый, как будто сейчас у него случится истерика. — В-вы… Он вышел… в окно. Не озвучивает, все еще пытается придумать гениальное оправдание, решив, что в запасе дохуя времени. И то хорошо. Зато его не было бы, если бы к ним в хату ворвался наряд полиции и сразу руки за голову. Времени на размышления было бы гораздо меньше. Брови полицейского сводятся на переносице. Чонгук, как маленькая букашка перед ним. Смотрит снизу вверх и дрожит в коленях. Точно не обоссался? Проверить возможности нет. — Он… я… — мямлит Чонгук еле слышно и чуть не отдает душу Богу, когда на плечо ложится теплая рука. — О, здорова, Богом, — улыбается Винсент, проходя чуть вперед и протягивая легавому ладонь. — За травой пригнал? Чонгук выпадает. Из всего, из чего только можно выпасть. А земля… он не чувствует ее под своими ногами. И снова этот жалобный писк. Он что, у него в голове? — Да, не мог заскочить вчера, припахали патрулировать площадь. Там мероприятие какое-то было, — пожимает плечами Богом. Куда делось его суровое лицо? Нахмуренные брови? Где вы? Блять, он улыбается. А Чонгук хочет нервно расхохотаться на весь дом. Он так и стоит, как вкопанный, таращась то на полицейского, то на непринужденного Тэхена. Вот честное слово, сказать, блять, просто нечего. Язык как будто отсох. — Ща все будет, — Тэхен хлопает копа по плечу и исчезает в коридоре так же внезапно, как и появился. — Ты его друг? — с улыбкой спрашивает Богом, решив разрядить обстановку. Очень странную, больше, чем просто неловкую. Чонгук конкретно выпал в осадок и, наверное, кажется легавому тем самым умственно отсталым, которым малой хотел выставить Винсента. — Д-да, — улыбка, которую из себя выдавил Чонгук, больше похожа на спазм, но Богом лишь понимающе кивает, мол, понятно тогда. Хорошо, что не возникло вопросов по поводу фартука на голую грудь. Так только в порнухе одеваются. Друг, мать его. Тэхен не заставляет себя ждать (и слава Богу, у Чонгука не получается быть гостеприимным). Он возвращается с небольшим черным пакетом и протягивает полицейскому. Тот берет его и отдает Тэхену небольшую, заготовленную заранее пачку бабла. — Отлично, благодарю, — довольно улыбается Богом, заглянув внутрь пакета и одобряюще хмыкнув. — Веселой службы, — ухмыляется Тэхен, подмигнув знакомому. Когда дверь за ним закрывается, в квартире повисает странная тишина. Слышен только звук работающего на кухне холодильника. Чонгук переводит растерянный взгляд на Тэхена, и тот, больше не в силах сдерживаться, начинает ржать, как сумасшедший. — Тэхен! — кричит малой, несильно ударяя угорающего парня в плечо. — Да хорош, бля! Винсент утирает глаза и упирается руками в стену, пытаясь прийти в себя. Его смех напоминает плач — это значит, ему пиздецки весело. — Твое лицо… блять… — и новая волна хохота. — Жаль, я не мог это сфоткать, сука! — Пошел ты, мудачело! — Чонгук подрывается на кухню, на ходу нервными движениями стягивая с себя фартук и бросая на стол. — Я думал, он пришел, чтобы повязать тебя! — Это свой. Мы познакомились, когда он еще учился, — посмеиваясь, Винсент заходит на кухню следом. Гук уже сидит за столом и агрессивно жует оладушки, стреляя в Тэхена сердитым взглядом. — Хуй его знает, во что ты там можешь вляпаться, — хмыкает он, облизывая губы. — А не хочешь… — Винсент понижает голос и подходит к столу, нависая над малым и подтаскивая к нему баночку с медом. — Вляпаться во что-то еще? — Кто мог подумать, что ты такой извращенец, — закатывает глаза Чонгук и быстро пихает в рот целый оладушек, бегая взглядом по кухне и стараясь не напороться на тэхенов, смотрящий пристально, внимательно. Как будто, блять, раздевает! Чонгук не вывозит этого человека. — Не хочешь, значит, чтобы я вылизал всего тебя, пчелка? — спрашивает Тэхен, склонив голову вбок и щуря глаза. Чонгук с трудом проглатывает оладушек и поднимает на старшего взгляд. Уже по его голосу чувствует, что тут какой-то подвох. Предупреждение. И, черт возьми, как же хочется идти ему наперекор. Как какой-то маленький непослушный мальчик. — Не-а, — гордо бросает Чонгук, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула. И смотрит с вызовом. Тэхен коротко усмехается и отвечает: — Тогда пиздуй мыть царскую колесницу. Она под окнами ждет. Чонгук мысленно орет и рвет волосы на голове. Доперечился, блять.🚬
— Бампер, Чонгук. Блять, да с моей стороны! Пятно не видишь? Еб твою мать, зайчонок! Жалеет ли Винсент, что не спустился и не помыл мерс сам? Уже начинает жалеть, но все-таки обзор с третьего этажа куда лучше. Король восседает сверху с сигаретой, зажатой меж губ, и с чувством полного удовлетворения ситуацией наблюдает за холопом, намывающим сто сороковой. Чонгук пыхтит, фыркает и кидает на третий этаж красноречивые взгляды, получая в ответ от диктатора веселое подмигивание. Тэхен забавляется. Пенка от средства для мытья машин на малом понижает всю агрессивность и брутальность (какую-никакую) зайчонка до нуля. Минус нуля. Чонгук все в тех же спортивках, но хоть футболку надел, а то с психу хотел прямо так выползти на улицу, прихватив губку. Надувшийся воробушек со взъерошенной копной на башке. Решил пособлазнять местных бабулек. Но Винсент не дал случиться худшему. Перехватил у порога, напялил на него домашнюю выцветшую футболку и погнал, отвесив сначала подзатыльник, а потом прижав к двери и жарко поцеловав. Ну и вот наш герой. Намывает мерс до блеска, так, чтобы все вокруг слепли от его сияния. А Тэхен руководит сверху (прирожденный босс), организовав себе кофе и мальборо. — Да я вижу! — прикрикивает Чонгук, всеми высшими силами сдерживаясь, чтобы не заорать на весь район. И вот оно, блять. С дома напротив слышится знакомый смех одного друга-стеклоочистителя. Выглянул на шумок из своего окна на четвертом. — Джин, жаль, у тебя тачки нет, наш мойщик бы и тебе помыл, — говорит Тэхен настолько громко, чтобы Джин из дома напротив мог его услышать. И ржут на пару. И похуй, что малой уже красный от злости. Эти двое только позорят его перед двором. Хотя, Господи, что здешние люди уже только не видели. А вот если бы Чонгук снял футболку, вот это было бы то еще увлекательное зрелище для соседских дамочек всех возрастов. Вот только это частная собственность, а владелец ее восседает на своем третьем этаже и все не прекращает ухмыляться. И повода особого нет (Джину он вообще не нужен бывает), просто их прикалывает, когда малой бесится. Он фыркает и решает сделать вид, что их не существует. Сосредотачивается на машине и делает свое дело дальше, отдраивает со всех сторон, тщательно намыливая. Трет так агрессивно, что еще немного, и дыру сделает. — Эй, я велик могу притащить! — сквозь смех говорит Джин. Он, вообще-то, всегда встает на защиту Чонгука, когда Тэхен его эксплуатирует или стебет, но порой, как сейчас, позволяет себе вольность и ржет совместно с мистером Эксплуататором. Чонгук забивает большой и толстый на двух мудаков, только бы скорее закончить. Сегодня какой-то день стеба над Чонгуком. Винсент себе не отказывает в этом. Он хоть и любя, но все равно бесит. Не круто, когда достоинство семнадцатилетнего мужчины ущемляют или вообще топчат к херам. Хорошо, что малой уже движется к завершению. Чтоб он еще хоть раз помыл эту машину! Да и не в ней ведь даже проблема, а в ее охуевшем хозяине. Чонгук начинает смывать пену, сосредоточенно поливая машину из шланга, идущего из котельной рядом с домом. Хорошо, подъезд крайний, и достает. И тут… и тут в спину врезается еще один звонкий ржач! Конечно, третий вылез из своего шестого этажа, услышав своих братанов-долбоебов. Гребаный хор. А вот Намджун-хен бы не стал ржать с ними. Чонгук поворачивается к ним и показывает средний палец. Поднял бы шланг и запустил струю вверх, но соседи из нижних этажей ни в чем не повинны. Жаль, окна у некоторых открыты. Дождь, вроде как, не прогнозировали. — А вот черепашку Хосока тоже помыть можно, — ухмыляется Тэхен, стряхнув пепел через окно и подняв голову вверх, к Хосоку. — Не Хосока, а мою! — вклинивается в общий ржач писклявый голос Давон, замелькавшей за спиной брата. Она навалилась на него своей худой и миниатюрной тушкой, выглядывая вниз и хмуро глядя на развернувшуюся у подъезда деятельность. — Харе ржать над ребенком, тупицы, — хмыкает она, долбанув братца по затылку. Хосок наиграно разорался, как будто ему было очень больно, и возмущенно уставился на сестру. А вот Давон тоже с ними не стала ржать. Она вообще очень тепло относится к малому. Точно как к маленькому ребенку. Никто никогда не видел, чтобы она с кем-то еще была так дружелюбна, как с Чонгуком. Любит его, как младшего братика, а вот родной младший братик… — Не лезь ко мне, если не хочешь испортить свой маникюр! — шипит Хосок, схватив сестру за костлявые пальцы и слегка дернув до хруста фаланг. — Пошел в жопу, без пельменей останешься, — закатывает глаза Давон и выглядывает из окна снова. — Эй, Чонгук-и, — удивительно, как в одну секунду голос девушки становится милым и нежным. Не хватает этого самого «утю-тю» при обращении к зайчонку. Злость Гука как рукой снимает. Он смотрит вверх и улыбается, как счастливый заяц, объевшийся морковки, и машет девушке. — Как закончишь, заскочи к нам, вместе поедим, — говорит Давон, все еще прижимая брата грудью к подоконнику. — Эй, а я? — возмущается Тэхен, вышвырнув окурок и высунув голову. Давон зыркает на него и хмыкает. — Эксплуататоров не звали! — Че? — пищит Хосок, с охуевшим от шока лицом уставившись на сестру. — Ты сама меня всю жизнь эксплуатируешь! И черепашку мою я! — Ты на ней ездишь по моей доброте душевной, так что, будь умницей, завали, братиш, — Давон притворно мило улыбается, хлопает брата по щеке и исчезает в окне. — Я пельмени жрать! — орет Хосок братанам и, махнув рукой, тоже сваливает. Незачем Давон злить, когда в желудке пусто. А Джин, оказывается, уже давно свалил, услышав слово «пельмени». Стопудово варит тоже! Давон тут задает тренды. — Я тебе сварю столько пельменей, сколько захочешь, — лыбится своей прямоугольной улыбкой Винсент сверху, глядя на своего зайчонка. Вот это и называют любовью. Не хочет он делить свое с Давон. Да вообще ни с кем. И похуй, что для этого придется подкупать Чонгука, как пятилетнего ребенка. Он Тэхена ребенок, и больше ничей. — Ловлю на слове, — щурится Гук, глянув на старшего и смывая остатки пены с багажника. Злость давно прошла. В принципе, она изначально не была чем-то серьезным. Чонгук не умеет долго злиться, он отходчивый очень. Малой просто не видит смысла в том, чтобы долго бомбить и копить в себе негатив. От этого только хуже. Это вредно. Вот именно поэтому они с Тэхеном часто шумят и в который раз громят квартиру, нарушая соседский покой. Так легче выпускать пар. Тэхен такой же. Он вообще не злопамятный, и тупых истерик не выносит. Гук порой может позволить себе и истерики, и обиды, хоть они и быстротечные, а для Тэхена обиды вообще чужды. Он уже пообижался в детстве на жизнь и понял, что смысла в этом никакого. Если Чонгук негатив просто отпускает, то Винсент его жестким пинком отправляет в полет нахуй. Все очень просто. Чонгук заканчивает с мойкой и облегченно вздыхает, с чистой душой идя к подъезду. Наконец-то можно просто завалиться в постель и отдохнуть. Выходной на выходной не похож. Весь в работе! — Стоять, — останавливает героя дня голос Тэхена сверху. Чонгук поднимает голову, вопросительно вскинув бровь. — Че? В эту же секунду малому сверху прямо в лицо прилетает куртка. — Раз уж ты все равно внизу, сгоняй за пивом. Деньги в кармане, — ухмыляется Тэхен и закрывает окно, давая понять, что возражения не принимаются. В который раз уже за этот сраный день Чонгуку хочется заорать на всю Вселенную?🚬
— Косоглазый! — смеется Чонгук, одновременно с этим пытаясь прицелиться и выбить металлическую банку. Чимин рядом хмыкает и шутливо пихает малого в плечо. — Эй, так не честно! Я все равно тебя сделал! — Ты где стрелять научился, Чонгук? — с прищуром интересуется старший, все-таки позволив мелкому выстрелить и отойдя чуть в сторону. В голову уже закрадываются не лучшие предположения в виде одного белобрысого хамла на сто сороковом, и это нихуя не утешает. — Не знаю, просто я крутой, — самодовольно хмыкает Чонгук, выстрелив аккурат в центр банки, отлетевшей к стене. Он выпрямляется и, буквально сияя от ослепившего чувства превосходства, глядит на брата, закатившего глаза. — В армии будешь блистать, — хмыкает Чимин, махнув мелкому, чтобы закончил свою партию и уже забрал трофей. Можно получить на выбор любую фигурку с персонажами из комиксов. — Хочу откосить, у меня другие планы, — говорит Гук, уже целясь в последний раз. Один глаз прикрыт, вся его поза такая профессиональная, будто всю жизнь учился стрелять, хотя, насколько Чимин помнит, это их второй поход в тир. Впервые это случилось, когда Чонгуку было тринадцать, и тогда он стрелял лишь немного хуже, чем сейчас. — Учеба — хорошее дело, но потом-то тебе все равно придется, — сразу же хмурится Чимин, внимательно глядя на брата. Его последний выстрел в банку не хуже, чем предыдущий. Он полноправный победитель в их с братом небольшом соревновании. Владелец тира с улыбкой поздравляет и позволяет малому выбрать приз. — В сорокет я не сгожусь для службы, а до этого момента торчать в армии не собираюсь, — с умным видом говорит Чонгук, скользя по фигуркам сосредоточенным взглядом. Знакомые и любимые персонажи из Марвела, из того же ДиСи, но чуть менее любимые. И вот оно. Взгляд малого задерживается на фигурке с зелеными волосами и клоунским гримом на лице, искаженном в хищном оскале. Явный отрицательный персонаж. — Хочу Джокера, — малой указывает на фигурку взглядом. Хороший будет подарок для кое-кого. — Ну и нахрена ты выбрал Джокера? — хмыкает Чимин, критично глянув на фигурку, которую прижал к себе младший. — А как же твой любимый Железный Человек? — Злодеи тоже достойны любви, — улыбается Чонгук, запихнув Джокера в рюкзак. — Не думаю, что все, — Чимин сует руки в карманы спортивок. Они идут по торговому центру, оглядываясь вокруг, думая, какое местечко бы еще посетить. — Ну почти все, — бурчит Чонгук, вжавшись плечом в плечо брата. Тот вздыхает, ничего не отвечая. Смысл спорить. Воскресенье. Чонгук буквально выдрал себя из цепких рук сонного Тэхена, не имевшего ни капли желания отпускать свою живую подушку в такой прекрасный день, но Чимин позвонил и подъехал буквально через пять минут, не желая слышать возражений. Чонгуку пришлось пообещать Винсенту насыщенный вечерок, чтобы он не выскочил из окна и не начал с Чимином препираться. Так и до драки недалеко. Столкновение этих двоих опасно для жизни окружающих. Особенно для малого. Ему это особенно неприятно. Два родных человека как черти злы друг на друга. Что может быть хуевее? В итоге Чонгук весь день тусит с Чимином. То в кино заскочат, чтобы потом обосрать новинку и медленно перейти к «ну норм, че» моментам, которые все-таки имели место быть в фильме. То в кафе, чтобы обожраться бургерами и фри. Чимин тоже брата не хуже знает: сразу заказал ему несколько порций картошки и под шумок пиздил по одной фришке, пока Гук что-то втирал с набитым ртом. Чонгук чувствует себя совсем ребенком, когда брат предлагает ему вот так вот провести время, но еще ему это чертовски сильно нравится. Совершенно простое дело, но все равно душа радуется. Наверное, Гук просто восполняет то, чего не имел в детстве, вот и ощущает себя ребенком в некоторых моментах жизни. Тем более, что и Чимин это понимает, дарит брату поводы для радости. Ну выросли они в таких условиях хуевых, что обычным вещам радуются, как дети. Не они виноваты, а ебучая жизнь. Зато сейчас все хорошо, и возможности, слава Богу, имеются, а на остальное похуй. Купив мороженое, они выходят из торгового центра на улицу. Уже повечерело, воздух стал холоднее и свежее, но пожрать морожку это никому из братьев не мешает. Они садятся в бэху, ждущую на парковке, и доедают холодную вкусняшку, слушая льющийся из колонок негромкий рэп Эминема. — Чимин, — задумчиво зовет Чонгук, облизав липкие от мороженого губы. Пак вопросительно мычит, взглянув на брата и дожевывая кончик вафельного рожка. — Поехали на поле? Погоняем мяч. Чимин, кажется, в эту секунду просиял, осветив темный салон бмв. Что может быть лучше, чем футбол? Что может быть лучше, когда любимый брат предлагает поиграть в любимый футбол? Старший не сдерживает улыбки и кивает, заводя машину. — Ну так погнали, че стоим? Бэха с рыком вылетает из парковки.🚬
Когда они едут к футбольному полю, расположенному неподалеку от отцовской хаты, Чонгуку начинает названивать Тэхен. Малой пару раз сбрасывает (стремно как-то возле брата с ним базарить) и пишет короткое: «Че?», а в ответ так и разящее нарастающей агрессией: «Хули скидываешь, сучара?». Как бы это тупо или смешно ни звучало, но возле брата смелости какую-то долю прибавляется. И ведь ясно, что потом за свою дерзость отвечать придется, но в этот миг Чонгук о последствиях не думает. Он пишет: «Не могу говорить ща», а в ответ: «Где вы?». И вот тут уже совесть не позволяет соврать. Да и вообще, Чонгук старается теперь как можно меньше врать, но, блять, че делать, если ссыкотно и другого варианта, как наглое вранье, нет? И правда, трусливый зайчонок. Эх. Но сейчас он уже накалил Тэхена, поджег фитилек, и чтобы тот выгорал как можно медленнее, приправлять враньем совершенно точно не стоит. Чонгук пишет: «В футбол порубиться едем». Куда — говорить необязательно. Тэхен это место тоже знает, хоть он и чертовски далек от футбола. Он от силы знает Месси и Роналду, и если первого может еще уважать, то второго на вид не переносит. Почему? Слишком выебистый, по мнению Винсента. И никогда, никогда не говорите ему: «Да ты ж на него похож…» Зайчонок еще и язык за зубами удерживать не умеет. Учится вот, практикуется. Сложно быть Чонгуком. Сложно быть маленьким глупышом. Сложно быть в отношениях с таким вспыльчивым безумцем, как мистер Винсент. Он, кстати, так ничего и не отвечает. Видимо, удовлетворился коротким отчетом Чонгука. Хорошо хоть, что малой не бухает где-нибудь, а то завтра понедельник, в школу же надо. Чимин достает из багажника свой футбольный мяч. Настоящий, кожаный — одна из ценных вещей для Пака (вроде креста на шее, принадлежавшего когда-то матери, который она, к счастью, не пропила). У Чимина в багажнике еще и бутсы лежат. Ну и бита. Грех не таскать с собой биту в багаже, если ты пацан с этого вшивого райончика. Хрен знает, когда придется встрять в дерьмо и проломить кому-нибудь череп. Чимин, конечно же, таким не занимается (по ногам бьет в основном), но что не бывает? Чонгук оставляет рюкзак в машине и выскакивает, прошмыгнув на поле и начав упражняться, делать разминку. Подпрыгивает, колени подгибает, растяжку делает. Весь такой спортсмен. Это так, чтобы наутро мышцы не сковала мучительная боль, а то встать с «кровати» будет невозможно. А Чимин особо в разминке не нуждается, он и так каждый день хотя бы полчаса уделяет футболу. — Сначала попасуем друг другу, — распоряжается Чимин, зажав мяч между рукой и своим боком. — А потом голы. — Понял, — малой подбегает и встает напротив брата. Коротко стриженная трава сырая, отчего кроссы слегка скользят, но это не сильно мешает. Чимин тоже решил остаться в кроссовках, чтобы быть на равных с малым. Они начинают двигаться по полю бегом, пасуя друг другу. Чимин делает это легко, почти не тратя время на принятие и передачу, но малой немного мешкает, пытаясь ударить получше, чтобы не скосить, а прямо к Чимину. Трава и влажный от нее мяч красиво переливаются на свету двух прожекторов по обе стороны от поля, как будто по земле рассыпались бриллианты. По пустынной местности разносится звук ударов по мячу и дыхание братьев, короткие комментарии-наставления старшего и чонгуковы «ага» или «да я так и делаю». Запыхавшись, они плюхаются на траву, делая короткую передышку, и смотрят на безоблачное темно-синее небо с россыпью мигающих звездочек, тускловатых из-за светящих в глаза прожекторов. Сейчас бы их выбить, улечься на траву и разглядывать эту прелесть ночи, но и трава не удовлетворяет своей влажностью. Да и вдруг червяки заползут куда? Никакого кайфа. — Чимин, тебе надо вступить в местную команду. Ты достоин большего, чем с пацанами с района играть на пивас, — задумчиво говорит Гук, вытянув ноги и скрестив на щиколотках, а руками уперевшись в траву. — Так тебя увидят какие-нибудь шишки, заценят твои возможности, а там и в сборную попадешь со временем. Чимин коротко смеется и качает головой. — Не, Чонгук-и, не так это легко. Таких, как я, хуева туча, и все хотят пробиться наверх. Я это больше для души делаю, мне просто в кайф. И чувство соперничества… — Чимин слегка щурится, прикусывая нижнюю губу. — Я обожаю это чувство. Я его получаю, и мне этого хватает. Для удовлетворения этим необязательно получать миллионы. — Лучше барыжничать, что ли? — хмыкает Чонгук, подогнув колени и положив на них локти. — В этом тупом районе, где нет никакого будущего. Ты еще молодой. И так столько потерял из-за моего воспитания… — Гук опускает голову. — Эй, не неси бред. Я ни о чем не жалею, и я уверен, что сделал все правильно, дав возможность стать человеком именно тебе, а не себе. За меня вообще не переживай, у меня все хорошо, — отмахивается Чимин. — Я успешен, Чонгук. — И в чем же? — спрашивает малой, подняв глаза на брата. — В том, что тебя смог вырастить. Такого умного и хорошего пацана. В том, что дал тебе все, чтобы ты не чувствовал себя обделенным. Чтобы ты не думал, что чем-то хуже других. Это другие хуже тебя. И что же в этот момент хочется сделать Чонгуку? Расплакаться, сопли распустить и прижаться к брату, прокричать, как любит его, как благодарит за все на свете. Ведь без него… без него Чонгук, возможно, и не выжил бы в этом мире. Без него Чонгук не был бы Чонгуком. Да о чем речь! Именно он и дал младшему братишке это имя. Родителям, ушедшим на дно бутылки водки, не до того было, чтобы именем для нежеланного ребенка озадачиваться. Чонгук уверен в том, что он такого потрясающего брата не заслужил. Его поджатых губ касается мягкая благодарная улыбка, а черные глаза, в которых отражается холодный свет прожектора, блестят, излучая любовь и тепло. — Пошли голы набивать, бро, — посмеивается Гук, подскочив с земли и подав руку Чимину. Тот хватается за нее, заражаясь улыбкой, и неожиданно попадает в короткие, но крепкие объятия, говорящие все за себя. — Ребра щас захрустят, — хрипит Чимин. Чонгук сразу же выпускает его с неловким «ой». — Да шучу, — смеется старший. — Откуда в тебе столько силы, малой? — Не знаю, может, оттуда же, откуда и блестящие способности в стрельбе? — хихикает Гук, пожав плечами и почесав затылок. — Я просто рожден крутым парнем. — Тогда иди дуй на ворота и докажи еще раз свою крутость, — ухмыляется старший, взъерошив волосы брата ладонью. Чонгук со смехом соглашается и идет к воротам, закатывая рукава толстовки (куртку оставил в машине, заранее зная, что вспотеет и сварится). Чимин бьет круто. Чонгуку удается предотвратить лишь два гола из пятнадцати, и дело вовсе не в том, что из малого фиговый вратарь. Просто нападающий — мастер своего дела. На то, как он орудует мячом, можно смотреть вечно и с искренним восхищением в глазах. Гук волей-неволей представляет брата в форме футбольного клуба «Барселона» и мысленно вздыхает, тянет грустное «эх» и машет рукой, как какой-то дедулька. Чимин зря упрямится. Чонгук точно знает, что у брата бы все получилось, тем более, для карьеры футболиста он еще не так уж и стар. Как раз самое то. Но кто слушает маленького зайчонка? Им там, взрослым этим, с высоты своего возраста, походу, лучше видно, что к чему и как правильнее. Чонгук готов сдаться и попросить поменяться позициями, но так и зависает, пропустив мяч, пролетевший буквально между ног. Ему не кажется, нет. Он действительно слышит рык подъехавшего сто сорокового. Чимин тоже сразу все понимает. Смотрит в сторону подкатившего мерса, вставшего напротив его бэхи, затем переводит хмурый, почти сердитый взгляд на малого. — Ты сказал ему? — Я не знал, что он приедет… — с капелькой вины говорит Чонгук, пожав плечами и с замиранием сердца глядя на щель в сетке. Господин Диктатор появляется на поле незамедлительно. Руки в карманах мешковатой кожаной куртки, на голове обычная черная шапка, чуть подвернутая и кажущаяся короткой. Длинные ноги скрыты тканью черных джинсов и обуты в ботинки. Выглядит как суровый байкер, всем своим видом показывает свое недовольство и безмолвную опасность. Короче, нихуя хорошего. Сигареты в зубах не хватает. Только что докурил. Чимин закатывает глаза и сует руки в карманы спортивок. Атмосфера на поле начинает накаляться, хотя рта еще никто и не раскрыл. — Вот ты где, — Винсент решает это исправить и подает голос, нацепляя на лицо странную улыбку. — Я соскучился, Чонгук-и. — Обязательно было приезжать и все портить? — хмыкает Чимин. — Одним своим видом. Чонгук прикрывает глаза, пытается досчитать до десяти, хотя сделать это следовало бы вот этим двум, у которых начинает гореть одинаково. Не нужно быть гением, чтобы почувствовать, как разряжается воздух между ними. Ну и правда, зачем он приехал? То, что соскучился — приятно, определенно, но можно было об этом написать, и тогда малой мог бы попросить брата отвезти его домой. Но нет, Ким Тэхен все делает сам. Свое тоже сам забирает. — Полегче, не гори, Пак, — ухмыляется Тэхен, останавливаясь неподалеку. Так и стоят треугольником. Чонгук вообще прирос к земле. Ну и к кому прикажете подойти? Лучше остаться на нейтральной территории. — Я братика твоего заберу, и все. — Хули ты решаешь, когда забирать его? Он тебе не детсадовский. И я сам решу… — А может, я сам за себя решать буду? — грубо встревает Чонгук, тоже начиная закипать. Заебали уже их вечные терки. — Подожди, — остужает Тэхен, глядя на Чимина. — У твоего брата, кажется, ко мне какие-то претензии, пусть выскажется. — Одна претензия: какого хуя ты тут забыл? — рычит Чимин, накаляясь все больше с каждой секундой. Бесит его эта ухмылка на чужих губах и эти наглые глаза без намека на совесть. — В футбол погонять захотелось, — пожимает плечами Тэхен. — Давай сыграем. Мы с Чонгук-и против тебя. Ты ж у нас дохуя крутой футболист. Ну покажи, че умеешь, — ухмыляется он, подходя ближе. — Окей, — Чимин машет Гуку, чтобы подкатил мяч. Малой пасует и отдает его брату. Чимин ставит ногу на мяч, опускает голову, лижет нижнюю губу, затем резко бьет со всей силы с негромким: — Лови! Тэхен, конечно же, не успевает среагировать, но хоть лицо уберегает, вовремя откинув голову назад. Мяч нехило бьет по груди. Точно красный след на коже останется. Тэхен в гневе. Он смотрит на довольно ухмыльнувшегося Чимина диким взглядом и не сдерживается. Тормоза срывает. Это было уже слишком. — Ты, пидор, когда-нибудь засовывал в жопу что-то больше хуя? — цедит он, идя к Чимину своей коронной походкой «иду бить ебало». — Чонгук, кинь-ка мяч. А Чонгук закрывает лицо ладонями и тяжело вздыхает. Чимин идиот, а этот не лучше. Столкновение неизбежно. Но малой пытается как-то помешать. Он идет к ним, но встрять между не успевает. Они вцепляются друг в друга, как бешеные псины. Тэхену хватает сил кидануть Чимина на траву и навалиться сверху. — Да прекратите! — орет Чонгук, хватая Тэхена за плечи и пытаясь оторвать от брата, но тот вообще никак не реагирует. Чимин получает прямо в нос, но не теряется, хватает Винсента за воротник куртки и кидает на землю, бьет в ответку, разбивая губу. — Чимин, хватит! — малой теперь за брата хватается, но эти дикари будто забыли о присутствии третьего. Чонгук уже и сам начинает бомбить. Обоим бы въебать хорошенько, но им друг от друга и так хватает. Кувыркаются по траве, рычат, кряхтят и успевают еще материть друг друга. А Чонгук… Чонгук? Кто такой Чонгук? Чонгук хватает мяч и бросает в борющийся клубок, но ожидаемо — ноль внимания. Малой орет. Не в силах больше смотреть на это дебильное сражение, отходит в сторону, достает телефон и, шмыгая носом (только бы не заболел), набирает номер. На том конце отвечает прокуренный грубый голос. — Юнги! — громко выдает Чонгук с нотками облегчения, оглядываясь на двух дебилов, которым хоть бы что. — Че такое? — спрашивает Юнги. — Подкати к полю резко! Успокой, блять, их!🚬
Когда и в какой вселенной что-то пошло не так? Как вышло, что Чимин сидит в какой-то круглосуточной забегаловке напротив гребаного Винсента и ждет свой чертов заказ? Юнги? Это все он? Нет, он просто сумел остановить ураган, разбушевавшийся на поле. Обоим пизды дал, короче. Даже он понимает, что это хуево по отношению к Чонгуку, о котором все в этот момент забыли. А малой уже готов был расплакаться. Двое самых важных людей в его жизни готовы друг другу глотки перегрызть. Ну и когда у Чонгука, наконец, появилось право голоса, он сказал: — Мне похуй, кто и че из вас думает, но сейчас мы идем хавать. Вчетвером. Вы ж меня не слушали, вот и я не собираюсь. У недоделанных футболистов на лицах промелькнуло недовольство, но смирение. Даже Тэхен поутих, стал необычайно молчалив, не пытался, как обычно, встрять со своими пятью копейками. Юнги поддержал Гука. Господи, да он самый нормальный в этой тусовке. На самом деле, Чонгук не теряет надежду и не бросает попытки сблизить этих двух долбоебов. Пусть хотя бы посидят друг напротив друга часик, попривыкнут, поймут, что оба Чонгуку очень дороги, и вечно сраться нет смысла. К чему это приведет? Ни к чему хорошему. За их столиком крайне тихо. Нет, это пиздец как странно для четырех взрослых пацанов, тем более с этого дикого района. Такие обычно шумят и срут на окружающее мнение, а тут минуты молчания, как будто скорбят по кому-то. Юнги и Чонгук самые непринужденные. Малой уплетает фришку, сканируя глазами то Чимина, то Тэхена, заказавшего себе лишь стеклянную бутылку колы. Так и не открыл ее. Юнги тоже жует себе бургер, не испытывая ни капли дискомфорта или неловкости. Спустя десять минут молчания Чонгук не выдерживает. — Ну и какого хуя? Говорить, как принято в цивилизованном обществе, не умеете, да? Рот не открывается? — Сила есть, ума не надо, — усмехается Юнги, получая уничтожающий взгляд Тэхена. Но Мина мало трогает это. Ему вообще похуй. Он приехал малого поддержать и похавать. — Вы должны уже привыкнуть друг к другу, — говорит Чонгук, дав пятюню Юнги, и добавляет после короткой паузы чуть тише: — Если я для вас что-то значу. На этих словах Чимин и Тэхен переводят взгляды на малого. Надо же, у обоих в глазах мелькает вина. Даже у Винсента, которого никогда и ничего не ебет. Но это ошибочное мнение. Его ебет каждая мелочь, касающаяся Чонгука. И, видимо, даже Чимин. Они так и продолжают молчать. Чонгук сверлит их взглядами, надеясь добраться до совести, если она у них еще вообще имеется. Переговаривается с Юнги, как будто этих двух и нет вовсе рядом. Ну, а хули из-за них приятный вечерок портить? Спустя пять минут Тэхен неожиданно встает с места и кивает Чимину на выход. — Пойдем, покурим, — говорит он, сунув руки в карманы. Чимин слегка поджимает губы, но встает. — Эй! — мгновенно реагирует малой, роняя фришку на тарелку. — Продолжить решили? Он уже собирается тоже встать, помешать новому назревающему конфликту, но Юнги его останавливает. Чимин и Тэхен выходят из закусочной, не слыша возмущений мелкого. — Оставь их, они не будут пиздиться, — спокойно говорит Юнги, глотнув спрайта из банки. Гук вздыхает и откидывается на спинку диванчика, сложив руки на груди. Он очень надеется, что Юнги прав. Но тревога все равно не отпускает. Тэхен делится с Чимином, стоящим рядом, сигаретой, прикуривает себе и ему и делает затяжку. — Ты мне не нравился никогда, — начинает он, глянув на курящего Чимина и отвернувшись. Не лучшее начало диалога однако. Ночную тишину нарушает приглушенная музыка, доносящаяся из закусочной, и шум проезжающих мимо машин. — Взаимно, — хмыкает Чимин, стряхнув пепел на асфальт. — Ну и че нам это дает? — Лично нам с тобой это нихуя не дает, но ради Чонгука надо что-то делать. Я не хочу ему больше причинять боль, — задумчиво говорит Тэхен, перекатывая в зубах сигарету. Чимин согласно мычит и кивает, опуская взгляд вниз. Они думали об одном и том же. Еще там, на поле, когда Юнги сумел их разнять и привести в чувства, подбавив отрезвляющих лещей. Потом они думали, пока ехали сюда. А потом думали, сидя друг напротив друга и слушая Чонгука. Так дело не пойдет. К этому простому выводу пришли оба. И вдруг перед младшим стало… стыдно. И правда, повели себя как дикари, идущие на поводу своей агрессии и взаимной неприязни, позабыв о самом важном в их жизни человеке, которому, вообще-то, было очень больно видеть то, что случилось на поле и не раз случалось до этого. Совесть все-таки имеется у обоих. Чонгук важнее всего, важнее пустых конфликтов, в которых одна цель — оскорбить как можно жестче. Глупо и очень по-детски. Это именно тот момент, когда маленький Чонгук оказался умнее их вместе взятых. — Хуй с ней, с личной неприязнью. Я ради него готов засунуть ее подальше, — говорит Чимин, перебирая в пальцах сигарету. Так и стоят оба, скуривают по сигарете, побитые, помятые, с застрявшими в волосах травинками, уставшие. Видимо, от этих ненужных никому проблем. Вот и пытаются отпустить, замять, ну или хотя бы глаза закрыть. — Верно мыслишь, — кивает Винсент, повернув голову к Чимину. — Но если ты его хоть раз расстроишь… — предупреждает Пак, всем своим видом обещая Винсенту страшные пытки. — Бля, че ты говоришь? — хмыкает Тэхен, закатывая глаза. — Просто предупреждаю, — пожимает плечами Чимин, швыряя свой окурок в урну. — Себя предупреди, тебя это тоже касается, — Тэхен делает последнюю затяжку и отправляет сигарету следом. — Вот и решили, — кивает Пак, хлопнув Тэхена по плечу. Они возвращаются в закусочную. Юнги и Чонгук о них как будто бы и забыли. Ржут себе о чем-то, но как только видят вернувшихся парней, замолкают. Чонгук смотрит на них с прищуром, ищет новые ссадины, но, к счастью, ничего не замечает. — Все нормально, Гук-и, — с легкой улыбкой говорит Чимин, садясь на свое место возле Юнги. Тэхен согласно кивает и опускается рядом с Гуком, находит под столом его руку и сплетает с ним пальцы, говоря все без слов. Чонгук готов расплакаться от облегчения. Неужели и правда все нормально? Его распирает любопытство, хочется знать, о чем они там говорили. А все предельно просто: оба расставили приоритеты и в этом сошлись. Все довольны. А главное, Чонгук. Остаток вечера как никогда уютен и приятен. Все шутят, что-то рассказывают, смеются, напоминая крепкую дружескую компанию. Ну почти. Чимин и Тэхен не так много контактируют, но над шутками друг друга смеются. Юнги тоже на них поначалу смотрит с подозрением, но потом расслабляется. Главное, что малой чувствует себя хорошо в кругу важных людей и больше не испытывает напряжения и страха, что вот-вот снова может произойти взрыв этих двоих. Нет, все действительно нормально, и это не может не радовать. Чонгук чувствует себя счастливым. Но он не наивный дурак, он понимает, что так быстро их отношения измениться не могут. Сейчас они подавляют свою неприязнь, но кто знает, возможно, в будущем они ее полностью отпустят, и всем будет по-настоящему замечательно. Они сидят еще около получаса, потом решают закругляться, потому что Чонгуку завтра в школу. Ну вот, еще одна вещь, в которой они солидарны. Зато сам Чонгук ворчит и выказывает недовольство, ибо какого фига? Все было так круто, а тут взяли и решили разойтись. Серьезно? Этот сраный дуэт себе не изменяет. Гук прощается с Юнги и Чимином, крепко обнимает второго, и они расходятся по машинам. Пока Тэхен докуривает и заводит мерс, Гук роется в рюкзаке и достает фигурку, протягивая ее старшему. — Сегодня в тире выиграл, — с улыбкой говорит. Тэхен щурится и берет фигурку, вертит, с интересом разглядывая со всех сторон. — Джокер, — ухмыляется Винсент. — Символично, зайчонок, — говорит он, ставя фигурку на панель перед рулем. — Злодеи тоже достойны любви, — пожимает Гук плечами и льнет к старшему, прижимаясь щекой к его теплому плечу. Винсент снял куртку и бросил на заднее сиденье. — Поехали домой, покажешь мне всю свою любовь, — подмигивает Тэхен, похлопав малого по колену и выезжая из парковки. — Пока подлатаю тебя, а потом уже любовь дарить, — хмурится Гук, подняв голову и разглядывая синяк на скуле Винсента. — Одно другому не мешает, — ухмыляется Тэхен, давя на газ и летя по пустынной дороге. — Можно и вляпаться… — опять этот двусмысленный взгляд. Чонгук вскидывает брови и качает головой. — Только не мед! — Не расстраивай меня, пчелка, — хмурится Винсент, цокнув. — Да какая, блин, пчелка! А как же зайчонок? — хмыкает Чонгук, сложив руки на груди. — Пока мед не опробуем, будешь пчелкой. — Заебал, ладно. — Че ты сказал? — Ниче! Мед, так мед.