сейчас.
Чонгук выныривает из-под одеяла и шумно выдыхает, уставившись в усеянный трещинками потолок. Надо бы распахнуть окно над головой, проветрить дом, в который запах перегара въелся уже много лет назад, но подниматься так тяжко, что легче уже терпеть и давиться. Чонгук вскидывает глаза и разглядывает мягкие белоснежные облака, проплывающие за окном по голубому небу. Они так похожи на сахарную вату. Сейчас бы поесть ее. С улицы уже слышны традиционные крики соседской супружеской парочки, лай собак и ворчание бабульки, которая каждый день пытается отогнать от подъезда бродячих псов (Чонгук их на тихую подкармливает, вот они и не уходят). Отец наверняка после ночной попойки с друзьями-алкашами валяется в отключке, что будет продолжаться до самого вечера. Чонгука не перестает удивлять стойкость этого человека. И как его печень до сих пор не отказала? Чудеса, не иначе. А еще, мудаки обычно долго живут. Богу там отморозки всякие не нужны, вот он и забирает чистых душой раньше времени. Ну и слабаков всяких. Пролежав так еще чертовски короткие пять минут, показавшиеся пятью секундами, Чонгук с кряхтением и с мученически сморщенным лицом встает с постели, подтягивает боксеры, отчего их резинка шлепает мелкого по животу, и распахивает окно, вдыхая прохладный свежий воздух. Пора собираться в школу. Умывшись и одевшись, Чонгук накидывает на плечо лямку рюкзака и поправляет пальцами гнездо на голове, не глядя в зеркало. В животе как будто завывает проголодавшийся кит. Но ему не объяснишь, что в доме жратвы не бывает, а отцовской закуской питаться себе дороже. В холодильник заглядывать нет смысла. Чонгук тихонько открывает дверь в спальню отца, боясь, что та скрипнет, и, задерживая дыхание, просовывает голову внутрь. Проверять с утреца, не сдох ли пьяница — еще один обряд. По громкому храпу Чонгук понимает, что смерть с косой за отцом еще не пришла. И Гук даже не знает, радоваться этому или нет. В любом случае, без него жилось бы намного лучше. Завтра утром он проверит отца снова. Вкинув кроссы, Чонгук выскальзывает в подъезд, на ходу распутывая провод наушников. Он раньше психовал, когда они связывались в какие-то морские узлы, но теперь привык и делает это спокойно. Этот закон никто никогда не нарушит, нужно просто смириться. Чонгук, плюс ко всему, научился проигрывать музыку в голове, что очень помогает во время скучных уроков. А то вообще загнулся бы. Распутав множественные узлы, Гук выходит из подъезда и вставляет один наушник в ухо. Уже собираясь сунуть второй, он поднимает голову и закатывает глаза. У подъезда стоит Чимин, прислонившись к капоту своей бмв и скрестив руки на груди. Заметив вышедшего на улицу брата, тот поднимает глаза. — Нахуя приехал? — сухо спрашивает Чонгук, с неохотой вытаскивая наушник и снова комкая в руках. — В школу подкинуть, — спокойно отвечает Чимин, засовывая руки в передние карманы своих черных джинсов. — Садись, опоздаешь же, — он кивает головой на машину. — Пиздуй к себе домой, я и без тебя доберусь в школу. Не напрягайся, — хмыкает Чонгук, отводя взгляд в сторону. Ему от переполняющей все внутри обиды на Чимина даже смотреть тошно. Месяц назад брат кинул Чонгука, оставив с отцом-уебком наедине. Снял себе хату (наверняка она охуенная, Гук точно в этом уверен) и съебался в лучшую жизнь на пару с Юнги. И в ней он, походу, не видит своего младшего брата. Чимин устало вскидывает глаза к небу и выпрямляется, отстраняясь от капота бмв. — Я тебе тысячу раз сказал, зачем я переехал, тормоз, — сдержанно говорит он, смотря мелкому в глаза. — Нельзя мне нашу хату палить этим людям. Если что-то пойдет по пизде, они могут грохнуть тебя или отца. На него похуй, — Чимин кидает взгляд вверх, туда, где находятся окна их квартирки. — Но ты… — Но я за себя постоять могу, у меня нож всегда при себе, — цедит Гук, хлопнув ладонью по своему рюкзаку. Спасибо человеку, научившему его управляться с холодным оружием. — Нахуя ты вообще в такие тяги ввязываешься? А если тебя самого убрать решат? — Меня не уберут, — хрипло говорит Чимин, чуть прищурившись от солнца. — Какой ты дохуя уверенный, — язвит мелкий. — Хватит уже оправдываться тем, что это все ради моей безопасности. Скажи просто, что заебался, и я отвалю. Гук поджимает дрогнувшие губы и шумно выдыхает через нос, отворачиваясь в сторону. Он правда поймет, если дело в нем самом. И Чимина можно понять, он всю свою жизнь посвятил воспитанию Чонгука, пожертвовал своим будущим, плюнул на высшее образование и пошел добывать бабло на жизнь. И все равно мелкого жрет обида. Чимин в один прекрасный день просто кинул свои шмотки в сумку и вышел из квартиры, сказав, что так надо. Может, и правда надо, но Чонгука это не останавливает. Обида внутри не дает покоя, разрастается каждый раз, стоит увидеть Чимина, который в жалких попытках что-то хочет наладить после того, как молча ушел. Бросил. И, наверное, мелкий сдох бы от одиночества и тоски, которые одним своим именем разгоняет кое-кто другой. Только он и остался у Чонгука, только он не кинул. — Пойми, Гук, эти люди в сотни раз страшнее бухого отца… — Да насрать мне на отца! — повышает голос Гук, уставившись на брата и разведя руки в стороны. — На тебя теперь тоже, — уже тише говорит, стиснув зубы. Нижняя губа предательски дрожит. — Не говори мне, блять, таких вещей, идиот… — Чимин нервно трет пальцами переносицу и делает шаг к брату. Ему ни разу не легче. Рык подъехавшего мерса заставляет остановиться. Оба брата синхронно оглядываются. Прямо напротив бэхи тормозит черный сто сороковой. Чиминово лицо сразу же напрягается и принимает каменное выражение, у Чонгука же наоборот в глазах вспыхивают радость и облегчение. Дверь с водительской стороны открывается, и из машины выходит Винсент, зажимая в уголке губ наполовину скуренную сигу. На нем лишь черная футболка, черные домашние шорты и тапки с открытыми носками. Он сует руки в карманы шорт и слегка хмурится, смотря на Гука. — Че за суета? — спрашивает он, бросая на Чимина нечитаемый взгляд, затем снова глядит на мелкого. — Ну и хуя ты встал? Прыгай в машину давай. Чонгук, не глядя на брата, подходит к Тэхену и касается его татуированного предплечья пальцами. — Ниче ему не говори, просто поехали, — негромко просит он, мягко потянув старшего к мерсу. — Зайчонка мне обижаешь? — полностью проигнорировав мелкого, обращается Винсент к Чимину, ни на миллиметр не сдвинувшись с места. Брови его сурово сходятся на переносице, а взгляд твердеет. Чонгук тяжело вздыхает и закатывает глаза. Не хватало ему с утра терок этих двоих и лишней шумихи. — Тебя ебать не должно, — цедит Пак и переводит взгляд на брата, делая вид, что Винсента не существует. — Гук, разве я не учил тебя, что путаться с нариками — плохо? — Вот любишь ты, сученыш, на личности переходить, — Тэхен издает короткий смешок и выпускает сигаретный дым, затем отправляет окурок в ничтожное подобие клумбы, раскинувшейся у подъезда. — Сам-то ты ни на грамм не лучше моего. — Да хорош уже, — бурчит Чонгук, не оставляя попыток сдвинуть Тэхена с места. — Подожди, зайчонок, взрослые мальчики решают дела, — тормозит его Винсент, не сводя с Пака взгляда. — Отъебись от моего брата, и этим ты решишь одну мою большую проблему, — заводится все больше Чимин, двинувшись в сторону Винсента. Кулаки сами собой сжимаются. От одного только вида этого ухмыляющегося мудака у Пака внутри все вспыхивает. Раздражает это превосходство в его карих издевательских глазах. Будто так и говорит о том, что Чонгук выбирает его, а не родного брата. А на Гука вообще смотреть тяжко. Он уже показал, на чьей стороне. Ведь не за Чимина сейчас держится, не его пытается остудить. Первое время Пак пытался запретить мелкому общение с Винсентом, когда услышал от него это громкое имя, нередко звучащее в местных краях, но влюбленному школьнику хрен объяснишь, что эти отношения ни к чему хорошему не приведут. Чонгук слушать ничего не стал, а ответ был один: «Да ты сам с мужиком трахаешься, почему мне нельзя?». Тогда Чимин решил дать заднюю. Бесполезно. Он понадеялся лишь на то, что его возрасту присуще непостоянство. Поиграет в новые для него чувства с мужиком и забьет хер. Вот только почему-то игра эта длится уже пятый месяц и начинает напрягать Чимина не на шутку. — Чонгук, мне отъебаться от тебя? — спрашивает Винсент, вопросительно уставившись на сжавшегося мелкого. Тэхен ухмыляется и обнимает Чонгука за плечо, подтягивая ближе к себе. — Он явно не хочет, так что пиздуй-ка ты нахуй со своими космическими запросами. — Ты нарваться хочешь? — рычит Чимин, подходя к Тэхену вплотную. — Ну так поздравляю, ты уже… — Да хватит, бля! — не выдержав, кричит Чонгук, скинув с себя руку Кима и оттолкнув брата в сторону. — Я опоздаю, нахуй, из-за вас, — Чонгук поджимает губы и обходит мерс, садится с пассажирской стороны и демонстративно хлопает дверью, показывая, что продолжения не последует. Сердце гулко стучит в груди, а тяжелый взгляд с беспокойством бегает с одного на другого. А вдруг они все равно замахаются? Но Гук не видит, как насмешливый взгляд Винсента, стоящего к мерсу спиной, становится серьезным. Мелкий не слышит, что Тэхен говорит Чимину. — Братом, сука, будь ему, — негромко бросает Винсент. — Ты, походу, подзабыл свою роль. Глаза разуй и обрати на него внимание. — Не лезь в то, что тебя не касается, — так же тихо отвечает Чимин, сжигая Тэхена взглядом. — Ты в его будущее не вписываешься, ты же понимаешь это? — Пак переводит взгляд Тэхену за спину, на мерс, который предпочел младший брат. — А пока кайфуйте. Винсент несколько секунд сверлит Пака нечитаемым взглядом, затем сухо усмехается и резко разворачивается, подойдя к машине и открывая дверь. Чимин обратно прислоняется к капоту своей бэхи и закуривает, провожая взглядом сорвавшийся с места мерс. Когда-нибудь Чонгук поймет, что каждый чиминов шаг делается ради него. О себе самом Пак давно позабыл. Жизнь брата всегда была превыше всего.🚬
— Ниче нового, да? — спрашивает Винсент, выезжая со двора. Гук сидит задумчивый, обнимая рюкзак обеими руками и прижимая к груди. — Подкинуть хотел, — негромко отвечает мелкий. Ему погано на душе. Перемены, которые месяц назад без предупреждения привнес в его жизнь Чимин, ни разу ему не нравятся. Это тупое чувство, что теперь не будет, как прежде, не дает покоя. Уверить себя в том, что хорошо не может быть всегда, получается с трудом. К счастью, Винсент как будто чувствует, когда надо появиться, и одним щелчком выветривает из головы хуевые мысли, навеянные Чимином. И все равно от встречи с ним не по себе. Лучше бы вообще молча прошел мимо, чем опять слушал это любимое братом «ради тебя». Чонгуку так не нравится. И похуй, что звучит по-детски. — А я нахуя тогда в такую рань просыпался и ебашил сюда на всех скоростях? Чтобы он мой груз перехватил? — хмыкает Тэхен. — Нихуя. — Да я не сел бы с ним. Знаю я эти темы. Неловкое молчание и прочая фигня, — отмахивается Гук. — Нахрен надо. — Согласись, со мной веселее, — с улыбкой подмигивает Винсент. — Ага, — бросает Гук, быстро отводя взгляд к окну. Почему тупое тело не перестает реагировать и краснеть в такие, казалось бы, незначительные моменты? Чонгук не понимает, сколько ему еще терпеть этот гребанный пубертатный период. — Ты сегодня не работаешь? — спрашивает он, кусая губу. — Вечером, — отвечает тот, спустив со своей стороны окно и свесив руку. Чон понимающе мычит и кивает. Если вечером, значит, работа будет не совсем легальной. Вообще, мать его, идущей против закона. Но к этому Чонгуку не привыкать. Если в их конченом мире пытаться выжить лишь честным путем, то запросто можно загнуться и сдохнуть на какой-нибудь свалке. Большинство здесь живущих так и выживают, в основном промышляя дурью и проституцией. — Везет, сейчас поедешь домой досыпать, — бурчит Гук, выпятив нижнюю губу. — Учись давай, щенок, — ухмыляется Тэхен, отвесив мелкому подзатыльник. — Да блять! — вскрикивает Гук, недовольно уставившись на улыбающегося Винсента. — Опять настроение махаться со мной? Тогда бы лучше Чимина отпиздил. Хотя, тут еще посмотреть надо, кто кого, — хмурится Чон. — Че ты пискнул? — щурится Тэхен, вопросительно смотря на мелкого. — Еще и сомневаешься в моей силе? Может, ты забыл, откуда я сбежал, где выживал и выбивал себе место под солнцем? — С луны? — прыскает Гук и резко прижимается к дверце, тщетно пытаясь быть подальше от Винсента. Ничего не выходит. Тэхен дает смеющемуся Чону несильную, но ощутимую пощечину, и возвращает руку на руль. Не был бы за рулем, точно в лицо кулаком заехал. Чонгуку не привыкать к тэхеновым внезапным порывам сделать больно. Но в ответ он всегда получает то же самое. — С пизды, блять, — хмыкает Ким, отворачиваясь к дороге. — Прости… — тянет Гук, пододвинувшись к блондину и утыкаясь носом в его плечо, вдыхая любимый аромат свежести и хвои. Тэхен любит неброские, свежие и естественные запахи, к которым приучил и мелкого. — Ты знаешь, как надо извиняться, — холодно отвечает Винсент, с притворной сердитостью глянув на мелкого и словив щенячий взгляд. В самое, блять, сердечко. — Да нахуй, опять сидеть не смогу три дня, — резко меняется Гук, слегка пнув парня в плечо и отстранившись. Из зайчонка в колючего ежика за полсекунды. — Там, откуда ты сбежал, не учили быть мягче, нежнее? Или ты пропустил эту тему, потому что съебался? — Еще блядское слово, и никакой школы, — Тэхен включил внушающий страх голос. А у Чонгука глаза засветились, улыбка просится на лицо. — И, поверь мне, зайчонок, уж лучше в школу, чем… — Хорошо! Я извинюсь сегодня, — бурчит Чонгук, сложив руки на груди. — Хороший мальчик, — довольно ухмыляется Винсент, похлопав мелкого по колену. Сбежал Винсент из детдома, когда ему было пятнадцать. Брошенный туда буквально в младенчестве, он ни черта о своих родителях (если их можно так назвать) не знает и знать, в принципе, до сих пор не хочет. Порой он даже не верит в то, что они у него когда-либо были. Странно, но так думать легче. Впрочем, жалеть Тэхену не о чем. Его два раза хотели усыновить, но в обоих случаях возвращали в приют, как вещь, которая не пришлась по вкусу. Особым дружелюбием он никогда не отличался и предпочитал быть в одиночестве. Лучше так, чем с тупорылыми детьми, у которых в головах лишь одна цель — забрать то последнее, что у тебя есть, и разрушить. И даже надежду. Но, несмотря на это, Тэхена нельзя было назвать тихоней. Всегда находился кто-то, кто доебывался до него и обязательно получал за это отборных пиздюлей. Конфликтовал он даже с воспитателями, которые были чересчур охуевшие и пользовались своим положением. В большинстве случаев даже пренебрегали детьми. Когда Тэхену было восемь, он решил учиться драться на фильмах Ван Дамма типа «Кровавого спорта». Воодушевленный, он спиздил у воспитательницы один из ее толстых модных журналов, нашел молоток и парочку гвоздей у садовника, и прибил журнал к дереву в саду на заднем дворе приюта, так, чтобы никто не спалил контору, не влез, куда не просили, и не получил новых пиздюлей. Там и начал тренироваться, оттачивая удары на журнале до тех самых пор, пока под напором не стерлась его последняя страница, оставив в центре дыру. В жестоком месте с невыносимыми условиями и без возможности жить, как говорят, «по-человечески», Тэхен выживал, не имея возможности развиваться в чем-то помимо борьбы. А любил он искусство. Точнее, пытался любить, но и это в нем душили, не давая раскрыться. Решив не ждать до совершеннолетия, он собрался сбежать. Нужно было лишь найти подходящий момент. И тот, к счастью, нашелся. В приют привезли мясо. Пока занимались разгрузкой и ненужными разговорами, Тэхен влез в фургон и спрятался, готовый рвануть в новую жизнь с тошнотворным запахом сырого мяса. Но не могло все быть настолько идеально. Проницательный водитель быстро обнаружил лишнее «мясо». Тэхен, плюнув на возможность успеха, со вселенской усталостью в больших зачаровывающих глазах сказал мужику прямо, что заебался и хочет свалить из этого места куда подальше. Водила несколько секунд таращился на пацана, затем молча кивнул и сел за руль. За пределами приюта началась жизнь Винсента. Мужик оказался не тупоголовым бревном, знающим лишь язык силы и мяса, а вполне понимающим. Сказал, что тоже детдомовский, но, скорее всего, просто пиздел, чтобы проявить таким образом это самое понимание. Помимо того, что он подвез Тэхена до ближайшего жилого района, так еще и помог найти временную работу, чтобы тот не сдох с голоду. Казалось, проживший всю жизнь в детдоме парнишка не сможет адаптироваться к новым условиям, но Тэхена этот мир встретил с распростертыми объятиями, да так крепко взял, что отпускать никуда больше не собирался. Тэхен стал ребенком улиц. Выживал с помощью мелкой кражи и подработок, а со временем перешел к серьезным делам, связанным с наркотиками, и тогда начался новый этап жизни. Тэхен хотел учиться. Хотел закончить школу, как все нормальные люди, но поступить не мог, иначе вернули бы в ад, из которого он эффектно съебался в мясном фургоне, сжигая за собой все мосты. Тогда решил заняться самообразованием. Одна мечта — связать будущее с юриспруденцией, раскололась, не успев созреть. И надежды не дали, жестоко убив в зародыше. Каким-то чудом сумев сдать вступительные экзамены на отлично, Тэхен уже готовился к студенческой жизни, но стать образованным членом цивилизованного общества ему не позволили, потребовав для обучения небесную сумму, которой у восемнадцатилетнего парня быть никак не могло. Тут ни кражи, ни наркотики бы не помогли. Тогда пришло разочарование размером с земной шар, а единственная мечта превратилась в прах. Жизнь снова связала Винсента с нелегальным бизнесом, но пацан не собирался влезать в это с головой. Так, всего лишь на поверхности. Он продолжал работать легально, как делает и по сей день. Ему абсолютно плевать, какую работу выполнять. Начиная от официанта и заканчивая чернорабочим. Тэхен тот, кто никогда не боялся замарать руки дерьмом. Это, наверное, в каком-то роде не дает ему забыть о том, что он простой человек. Винсент тянется к магнитоле и включает музыку, приятным чистым звуком начавшую растекаться по салону. Чонгук поднимает голову и хмурится, прислушиваясь к ритмичным звукам. — Это в восьмидесятых слушали, что ли? — спрашивает он, глянув на Тэхена. — В конце девяностых, вообще-то, — отвечает тот, сунув в зубы сигарету и плавно выруливая на другую улицу. — Когда ты вылупился. Это музыка моей молодости. — И сколько тебе было тогда? — Где-то пятнадцать, — пожимает плечами Винсент, прикуривая себе и делая затяжку. — Че?! — охуевает Гук, повернувшись всем корпусом к блондину и вытаращив глазенки. — Тебе ж уже под сорок! Ты меня что, наебал? — малой делает наигранно шокированное лицо, будто все это время реально жил в обмане. Винсенту всего-то двадцать три, но мысли у него порой как у настоящего сорокалетнего. А еще у него шутки за сорок. Старший негромко посмеивается, не отводя взгляда от дороги, а Чонгук не сдается: — Педофил конченый, тормози машину! — Хуй сбежишь еще, — с шутливым злорадством ухмыляется Тэхен, повернув голову к мелкому и стреляя в него взглядом настоящего педофила. Маниакальная широкая улыбка дополняет образ. Только мерзких усишек не хватает. — Хуй сбегу, — улыбается Гук, вновь кладя голову на плечо старшего. — А трек ничего. Тупак, вроде, да? — Ты, мелкий грешник, уже давно должен был запомнить его божественный рэп, — Винсент стряхивает пальцем пепел в окно и вновь затягивается, после чего с кайфом выдыхает, заполняя салон горьким дымом, который тут же рассеивается, улетая наружу. — Не разочаровывай пахана, зайчонок. Путь до школы кажется Чонгуку чертовски коротким. Как и всегда, когда ему доводится ехать с Винсентом. Это бывает, когда тому не нужно торопиться на работу или когда Гук остается у него ночевать, что случается практически каждый день. Мерс останавливается у здания школы, теряясь в потоке других машин. Чонгук вздыхает и берет лямку рюкзака. — Ты жрать не хочешь? — вдруг спрашивает Винсент, повесив руку на руле и внимательно смотря на Гука. Тот тормозит, не спеша дергать ручку двери, и поворачивается к блондину. — Да не… — А я, сука, очень голоден, — хмыкает Тэхен, резко потянув Чонгука в свою сторону и почти усаживая к себе на колени. Не давая мелкому и пискнуть, он накрывает его в растерянности приоткрытые губы своими и проталкивает свой язык в горячий рот. Чонгука слегка потряхивает от пробежавшего по коже электрического разряда в виде стремительно образующегося возбуждения. Он, не отрываясь от поцелуя, швыряет рюкзак обратно на сиденье и накрывает тэхенов затылок ладонью. Тэхен, как и всегда, не церемонится и целует дико, как сорвавшийся с цепи психопат, которого очень часто напоминает Чонгуку. Но мелкому это очень даже по душе. Его эти грубые поцелуи способны завести на раз. Либо Тэхен так охуительно целуется, либо пубертатный период не дает о себе забыть. Впрочем, одно другому не мешает. — Т-тэ… — мямлит в губы Винсента Чонгук, с огромной неохотой разрывая поцелуй. Еще немного, и можно будет кончать. — Я оп… опозда… — Тэхен напирает, насыщает себя, чтобы как-то пережить предстоящие пять часов одиночества. Эти милые розовые губки не дают покоя, не могут не зацепить похотливый взгляд Кима, что-то внутри всколыхнуть. И член тоже, если честно. Прям хочется. Много чего хочется с этими губами сделать прямо сейчас. Да вообще всегда. Эти гребанные пять часов уже кажутся приговором, наказанием. Взять бы и на газ надавить, свалить подальше от школы и где-нибудь засадить мелкому по самые… — Т-тэ! — бурчит этот самый мелкий, упирая руки в широкие плечи Винсента и облизывая раскрасневшиеся губы наевшимся котом. — Я на урок щас опоздаю из-за тебя! — Да ну? — хмыкает Тэхен, беря Гука пальцами за щеки и опьяненными желанием глазами смотря в его большие бусины. — А мне похуй. Еще раз прервешь меня, я тебя на капоте прямо перед школой выебу, клянусь, зайчонок. Чтоб все видели. И одноклассники, и учителя, и дирек… — Верю я! — закатывает глаза Чонгук, выпутываясь из хватки старшего и беря рюкзак. Винсент пристально следит за каждым его движением, играя желваками на лице. Гук, уже собираясь выходить, резко оборачивается и целует Тэхена в щетинистый подбородок, затем открывает дверь и выскальзывает из машины. — Не встревай в говно, пожалуйста, — просит он, чуть пригнувшись и заглядывая в салон. — Тэхен-и будет хорошим мальчиком, — писклявым голосом отвечает Винсент, приторно улыбнувшись Чонгуку. — Да блять! — закатывает тот глаза. — Шибанутый, — бурчит Чонгук, закрывая дверь и быстро идя к школе, чтобы Тэхен вдруг не решил погнаться за ним за лишний базар. Он ведь может. И Чонгук уверен, школа его точно не остановит.🚬
Дверь тихонько скрипит, и Чонгук на секунду замирает. В идеальной тишине кажется, что этот звук был слышен даже на улице. Он резко распахивает дверь, сделав вывод, что Тэхена дома нет, и входит, закрывая за собой на ключ. Наконец-то очередной тяжелый день в школе закончился, а впереди два долгожданных дня выходных, в которые он к себе домой точно не вернется. Да и Тэхен вряд ли пустит от себя свалить. Опять не даст выползти из квартиры, устроит ленивые дни, полные животных желаний и жрачки перед телеком. Но никто и не против. Лучше быть просто не может. Чонгук скидывает с ног красно-белые кроссы прямо в узеньком коридоре, бросает на пол рюкзак вместе с пиджаком и идет к кухне, на ходу расстегивая рубашку и оставляя где-то под ногами. Нахмурившись, мелкий резко тормозит у дверного проема, ведущего в единственную комнату, которая служит и гостиной, и спальней одновременно. Винсент дома. И он спит на удивление тихо. Чонгук вскидывает брови и разглядывает парня. Тот спит на животе и без футболки. На нем лишь те самые черные шорты, в которых он был утром. И спит он на полу. То есть, не на полу, а на матрасе, постеленном на полу почти в самом центре комнаты. У Тэхена нет кровати. Зато над стареньким телеком (который, кстати, стоит на небольшой тумбе) висит картина Винсента Ван Гога (настоящего) с изображением комнаты, в которой очень даже имеется кровать. Не то чтобы Тэхен не мог себе позволить такую роскошь… В первый приход Чонгука в этот дом он заявил, что не предпочитает кровать. Ему комфортнее, когда между ним и полом нет пустого пространства. А почему? Он сам не знает. Просто полы, наверное, удобнее. Чонгук спорить не стал. Странностям этого человека он перестал удивляться буквально после первой встречи на джихановской тусовке. Гук таращится на спящего парня около минуты и двигает на кухню. Заурчавший живот подает сигнал, который игнорировать никак нельзя. Удивительно, как Винсент не проснулся от этого воя. Чонгук входит в маленькую кухоньку и распахивает тихонько жужжащий холодильник. Наполовину пустой, что надо сказать. По нему обычно легко определить, насколько Тэхен нуждается в деньгах. Если он полон, значит, Ким неплохо подзаработал. А легально или нет, — это уже другой вопрос, не имеющий никакой важности. Главное — бабло. Чонгук решает сообразить себе бутер и поесть с чаем. Он нарезает нужные продукты, ставит чайник и крутится по кухне, как какая-то хозяюшка. Пиздецки голодная хозяюшка. Когда чайник вскипает, Гук наливает чай и, отправив в рот кружочек свежего огурца, идет в комнату, быстро и громко хрустя на весь дом, как настоящий зайчонок. — Тэ… — шепчет мелкий, залезая Винсенту на спину и прижимаясь к его теплому плечу щекой. Облепляет сонное неподвижное тело, как маленькая пандочка. — Тэ, вставай, — тянет он лениво, слегка ерзая на старшем, бродя пальцами по голым участкам его кожи. Винсент в ответ мычит что-то нечленораздельное, похожее на грязный мат, но глаза открывать не спешит. — Тэхен-и, пожалуйста, — просит Гук, утыкаясь носом в его затылок и горячо выдыхая. Снова ноль реакции. Тогда он начинает ерзать на Тэхене нижней частью своего тела, а губами проходится по лопаткам, оставляя короткие поцелуи. Успех. Винсент начинает подавать признаки жизни. Он с трудом разлепляет глаза и поворачивает голову вбок, морща заспанное лицо. На его щеке осталась вмятина от подушки. — Зайчонок, ты спутал. Это моя задница, а не член, — низким хриплым голосом заговаривает он. Чонгука это с ума сводит. В его голосе запросто можно захлебнуться и утонуть. До сранных мурашек по коже. — Давай я развернусь, и ты оседлаешь меня, как надо. — Да не хочу я, — закатывает глаза мелкий и сползает с Тэхена, ложась рядом и кладя голову на единственную подушку, которую они обычно делят на двоих. — Хочу, чтобы ты посидел со мной. — Чонгук, детка, отъебись… — вздыхает Винсент, перевернувшись на спину и складывая ладони на животе, как покойник. — Я устал. — Ну вставай! — повышает голос Гук, подскакивая, хватая Тэхена за руку и дергая на себя. — Ты весь день дрыхнешь, от чего ты устал?! Уже спустя две минуты Чонгук активно жует собственноручно сделанный бутер и запивает теплым черным чаем с тремя ложками сахара в нем. Вместе с едой в организм поступает и хорошее настроение. Аж улыбка расцветает на лице, а над головой появляется яркое теплое солнце. Зато у кое-кого другого, рядом сидящего с помятым лицом, над головой образуется густая черная туча, мечущая молнии в это ебучее солнышко. Винсент сидит рядом, сложив локти на столе и, чтобы не уснуть, яростно разглядывает свои татуировки на руках, пока Чонгук поглощает все подряд. Как в него вообще столько вмещается? — Ну и нахера ты разбудил меня? — после долгого молчания, нарушаемого чавканьем мелкого, спрашивает Тэхен как можно сдержаннее. — Мне скучно одному есть, — жуя, бубнит Гук. — А вот так тебе ебать, как весело, да? — Винсент вскидывает брови и въедается в младшего тем самым взглядом, после которого даже кусок проглотить сложно. Дебильный сарказм. Тэхену его нужно запретить. — Мне норм, — пожимает Чонгук плечами как ни в чем не бывало и продолжает есть дальше. Тэхен подпирает щеку ладонью и внимательно наблюдает за ним в надежде смутить, но тот стойко держится, стараясь избегать этот сканирующий взгляд, от которого мурашки по коже. Чудом Чонгуку удается доесть последний кусок и запить чаем. Это молчаливое противостояние. Все это время Тэхен ни на секунду не отрывает взгляда, но как только Гук ставит чашку на стол, резко встает из-за стола и, рывком подняв мелкого, берет на руки. — Какого хуя! — кричит Гук, удивленно вытаращив глаза. — Я собираюсь выбить компенсацию за грубое нарушение моего сна, — спокойно отвечает Тэхен, повалив Чона на матрас и начав расстегивать ширинку на его школьных брюках. — Вот ты сука, у меня хавчик перевариться еще не успел, — ворчит Гук, сверля невозмутимого Тэхена упрекающим взглядом, но тот продолжает раздевать его. — Так даже быстрее переварится, долбоеб, — хмыкает Винсент, нависая над Чонгуком и затыкая поцелуем. Звук так и не произнесенного слова тонет во рту. Чонгук быстро сдается. Нет смысла выебываться. Они оба это не любят. Гук расслабляется и отдается ощущениям. Его сразу начинает накрывать возбуждение, как в самый первый раз. Когда длинный палец Тэхена, блестящий от смазки, проникает в узкое горячее нутро, боль смешивается с кайфом. С небольшим промежутком Тэхен проталкивает в Чонгука и второй палец, отчего тот тихонько хнычет и сжимается, все усложняя. Свободной рукой Винсент шлепает его по бедру. — Расслабься, блять. Как я в тебя хуй пихну? — говорит Тэхен, медленно разводя пальцы внутри Гука подобно ножницам. Тот тихо стонет и жмурит глаза. — Я не контролирую это, мать твою, — тараторит он, шумно выдыхая. — Вот сам бы попробова-а… Сука! — тело прошибает приятной дрожью, когда другая рука Тэхена накрывает вовсю стоящий член Гука и начинает неторопливо по нему скользить, чтобы отвлечь от зудящих ощущений в заднице. На это зрелище невозможно спокойно смотреть. Тэхен сам начинает нетерпеливо ерзать на месте и тяжело сглатывать активно скапливающуюся во рту слюну. Что называется: не в силах удержать член в штанах. Сквозь стиснутые зубы приходится терпеть. Мелкого сначала нужно достаточно растянуть, а то слез не миновать. Чонгуку удается расслабиться, после чего процесс начинает идти быстрее и легче. Тэхен, наконец, избавляется от шорт и белья, усаживается меж разведенных ног Гука и, смазав колом стоящий и изнывающий член смазкой, упирает головку в колечко мышц, начав медленно проталкиваться внутрь. Гук выгибает спину и вцепляется в подушку, учащенно дыша и стараясь не напрягаться. Все-таки, три пальца и рядом не стояли с размерами Тэхена. И вроде бы далеко не первый раз, но к этому привыкнуть, кажется, нереально. Не чувствуя и не слыша препятствий, Тэхен делает резкий толчок и шумно выдыхает синхронно с громким стоном Чонгука. Он хватает младшего за бедра и начинает движения, растеряв всякое терпение, которым никогда особо и не отличался. Нагнувшись, он берет лицо Чона в свои ладони и обхватывает зубами его нижнюю губу, слегка оттягивает и покусывает, затем глубоко целует, наполняя его легкие собой и получая взамен стон наслаждения в самые губы. Гук обводит пальцами чуть выпирающие по бокам ребра Тэхена и поднимается к тяжело вздымающейся влажной груди. Решается открыть глаза и, столкнувшись взглядом с Тэхеном, почему-то расплывается в опьяненной улыбке. — Хули лыбишься? — спрашивает Винсент, погладив большим пальцем по щеке, коснувшись им самой улыбки, ему одному предназначенной. — Знаешь же. Хули спрашиваешь? — Гук обнимает Тэхена за шею и тянет к себе, тычась губами в его висок и прикрывая глаза. Как вышло, что маленький натуральный мальчик влюбился в мужика? Вот только это нихрена не романтичная и красивая история, полная удивительных приключений и испытаний. Они встретились на очередной тусовке у общих знакомых. Винсент лишь посмотрел в эти черные заячьи глазки и не устоял перед одолевающими его чувствами. В итоге чувства эти победили, и Винсент окунул маленького натурала в новую религию. В новые места с новыми удовольствиями, в которых мелкий потерялся, как наркоман в своем кайфе. Выныривать больше не захотел и, наконец, сумел полностью понять Чимина и Юнги. Но дело не просто в ебле, а в карих пронизывающих глазах, в которых отражается бесконечная звездная ночь.🚬
Стемнело. На темно-синем полотне раскинулись миллионы звезд, освещая темные улицы, на которых встретить работающий фонарный столб приравнивается к настоящему чуду. Спасают редкие неоновые вывески. На такое грех покушаться, а то как же тогда местные пьяницы найдут путь до бара? Вот и оставили себе маяки. Гребаные заблудшие корабли. Ни души на улице, ни звука. Даже бродячие псы и коты попрятались. Как будто бы апокалипсис начался. Местные пацаны не в настроении шататься по улицам. Освещенный льющимся с неба звездным сиянием, стоит сто сороковой, чего-то выжидая у обочины пустынного перекрестка. — Ну че там? — спрашивает Чонгук, увлеченный игрой в футбол по телефону. Он развалился на пассажирском сиденьи, высунув кончик языка и не отрывая глаз от экрана, даже не моргает. — Уже подходят, вижу, — с прищуром глядя на улицу через лобовое стекло, отвечает Винсент, сидящий за рулем. — Не вылезай, я сам разберусь. Чонгук отбрасывает телефон на заднее сиденье и выпрямляется, вскидывает брови и делает сосредоточенный вид. — Я тоже пойду, — протестует он, покачав головой. — Если меня грохнут, ты должен быстро съебывать. Не дай им ее забрать, — тихо говорит Тэхен, мягко коснувшись ладонью руля. — Да ты… ты че такое говоришь? — Гук тяжело сглатывает, взволнованно уставившись на блондина. — Я не кину тебя. Блять, это так опасно? Давай свалим? Нельзя рисковать, Тэ, давай уедем резко, пока они не подошли, — мелкий бросает на лобовое стекло испуганный взгляд. — Нахуя ты в это влез, блять? — Ты ебанутый? — издает Тэхен короткий смешок, вскинув одну бровь и смотря на Гука, как на дебила. — Че… — Это была проверка, и ты ее почти прошел, — ухмыляется Винсент. — В смысле «почти»? — не понимает Гук. Но от сердца отлегло. Опять суета из ниоткуда, чтобы трахнуть нервную систему мелкого в сотый раз. Как же Винсент обожает это делать. — Тачку вечно забываешь, — закатывает глаза Тэхен и хватает пальцами края чонгуковой черной шапки, резко дернув ее вниз и закрыв ему лицо. — И как только я позволяю тебе после такого неуважения в ней ездить… — Блять, — хмыкает Чонгук, срывая с лица шапку. Тэхен усмехается от вида взъерошенного и надувшегося от возмущения малого. — Хватит так делать, дебил, — ворчит он, вновь натягивая шапку на голову и слегка ударяя Кима в плечо. — Я люблю эту тачку, но ты же важнее. — Ты прям растопил мое сердце сейчас, — ухмыляется Тэхен и тянется к заднему сиденью, беря оттуда свою кепку и надевая на голову козырьком вперед. — Короче, отдадим товар и поедем в ресторан. — Ты серьезно? — с искренним удивлением спрашивает Гук, уставившись на старшего. Внутри прям радость начала искриться, улыбка рвется наружу. — Ты везешь меня в ресторан? —Да, — кивает Тэхен, готовый в любую секунду заржать. — Сгоняешь за пивком в магаз через дорогу, ну и чипсы, че-нибудь. В парке посидим. Чонгук закатывает глаза так сильно, что может увидеть свой мозг изнутри. — Блять, ну действительно, че еще я мог от тебя ожидать, — бурчит он, вылезая из машины. Ничего нового, лишь в очередной раз разрушенные надежды. — Ну хочешь, поебемся? — спрашивает Винсент, прихватив небольшой черный пакет и выходя следом. — У тебя две руки есть, — хмыкает Гук, надев на голову капюшон толстовки и сунув руки в карманы спортивок. — А хочешь, поедем к нашим на хату? Если сестры Хосока дома не будет, — Тэхен с издевательской улыбкой, которая ни на секунду не сползает с его лица, обходит мерс и закидывает руку Чонгуку на плечо. — Хосок сам на работе щас, — закатывает Гук глаза. — Какой ты, сука, сложный, — хмыкает Тэхен. — Именно поэтому я никогда с тобой не церемонюсь. — Ты ужасный, — Гук пытается спихнуть с себя руку старшего, но тот крепче вцепляется в его плечо, не позволяя отстраниться. — Это еще кто? Маленькую незаметную борьбу нарушает голос одного из подошедших пацанов, которым Винсент должен отдать дурь. Их четверо, и один из них точно знаком Гуку внешне. Они выглядят суетливыми, периодически оборачиваются, как будто боятся преследования. Один из них курит, и это явно не простые сиги. — Это мой сын, — отвечает Винсент с гордым лицом, похлопав Гука по плечу. Пацаны синхронно тупят взгляды и сканируют мелкого. На секунду, видимо, поверили. Тэхен, не имея желания вести диалоги, бросает пакет тому, кто задал вопрос и стоит чуть впереди остальных. — Денежку? — спрашивает он, вскинув бровь. Пацан выходит из прострации и, коротко кивнув, тянется к карману штанов. — Передай Наму мою искреннюю благодарность, Винс. Дурь, что надо, — говорит он, протягивая скрученные купюры. Тэхен слегка тычет Гуку в спину пальцем, и тот делает шаг вперед, забирая бабло и пряча в кармане толстовки. — Жди через недельки две снова. — Обязательно, — кивает Тэхен, коротко улыбнувшись. Они расходятся так же быстро, как будто ничего и не было. На улице все такая же пустота и тишина. — Это не так эффектно, как в фильмах, — отмечает Гук, когда они с Тэхеном садятся в машину и выезжают. — Обычно проверяют товар, говорят что-то типа: «покажи деньги», «нет, сначала товар», — хмурится мелкий, пытаясь сделать брутальный голос. — Стволами начинают светить, и все такое… — Тут полное доверие, все друг другу братаны, каждый знает, че от кого ожидать, — пожимает плечами Винсент, сунув в зубы сигу. — А чужак бы так и сделал. Ну че, куда? — В рестик? — с надеждой спрашивает Чонгук. — Ты вкинут не для рестика, да и я тоже. Не пустят нас, за ворюг примут, — усмехается Винсент, крутя руль. — Блять, тогда в парк? — обреченно вздыхает мелкий. Никогда выбора не было, это только иллюзия. — В парк, — довольно улыбается Тэхен, кивая. — Тогда сладкое мне купи, — бурчит Чонгук, сложив руки на груди. — Я тебе лучшую поляну накрою, зайчонок, — Винсент берет его за затылок и тянет к себе, целуя в макушку. — Твои рестораны рядом не стояли. Веришь пахану? — Верю, еще бы ты готовить умел, — хихикает Гук, сразу же жалея, когда встречается с предупреждающим взглядом старшего. — А ты язык за зубами держать, — хмыкает Винсент. — Ну ниче, я найду, чем тебя сегодня заткнуть. Чонгук хмурится и подлезает к Винсенту, кусая за шею, и утыкается в нее носом. — Делай со мной, что хочешь, Винсент, — шепчет он, прикрывая глаза. Похуй, где, похуй, как. Главное, что под звездным небом, и с человеком, который оттуда пришел.