пять месяцев назад.
Ритмичные биты приятно бьют по ушам, заставляют голову слегка покачиваться в такт. Босые ноги под столом не могут устоять, слегка пританцовывают. Все тело в музыке. Она течет по венам, становится частью кровяного состава и каждой клеточки. Прикрытые глаза довершают, полностью унося сознание в другое пространство. — Какого хрена ты вытворяешь, отец? Чонгук резко распахивает глаза, как по щелчку возвращаясь в свою маленькую комнатку. Он снова сидит за столом у окна, склонившись над пустой тетрадной страничкой, где уже двадцать минут пытается что-то написать. Ну и какое тут гребаное сочинение? За дверью не прекращается ругань вернувшегося с долгой пьянки отца и старшего брата. Они перекричали даже орущую в наушниках музыку. Новый рекорд. Чонгук шумно вздыхает и роняет голову на сложенные поверх тетради руки. Все попытки сосредоточиться и абстрагироваться пошли коту под хвост. Такими темпами он никогда не закончит чертову школу. Рука тянется к лежащему рядом потрепанному телефону с потрескавшимся дисплеем. Один щелчок — и текущий трек сменяется другим, более громким и быстрым, но даже он не заглушает шум вне комнаты. Только бы не подрались там, в доме уже нечего ломать. Чонгук рад бы выйти и встрять, чтобы поскорее это прекратить, но брат категорически запрещает влезать в разговоры взрослых. Еще он говорит, что главное для Чонгука — учеба, а об остальном старший позаботится сам. И так происходит, кажется, с самого рождения Чонгука. Он не помнит, чтобы отец или мать, скончавшаяся десять лет назад от передоза, хоть раз в жизни проявляли к кому-то из своих детей заботу. Все, чем они были одержимы, что могли беречь и лелеять, как родных детей — наркотики и алкоголь. Но брат рассказывал, что так было не всегда. Были времена, те чудесные времена, в которых Чонгуку не довелось родиться, когда их семья процветала и ни в чем не нуждалась, жила в любви и была полна счастья. Старшему повезло это ощутить, хоть и недолго. Когда ему исполнилось восемь лет, небольшая, но успешная фирма отца разорилась. Пришлось продать сказочный домик и променять на маленькую прогнившую квартирку в неблагополучном районе, откуда и началась беспросветная черная полоса семейства. Отец спился сразу же. Мать держалась, но с каждым днем силы покидали и ее. Бедность не пощадила никого. Спустя год родился Чонгук, которого в этом мире даже не ждали. Когда мать узнала о своем положении, сразу решила, что избавится от него. Идею поддержал пьяница муж, которому лишний голодный рот был ни к чему. Самим на жизнь (наркотики) едва хватало. Но вот, в чем гребаная проблема: аборты запрещены законом. Тогда мать решила выносить ребенка, чтобы получить за него от государства хоть какие-то гроши. Не зря же все это терпелось девять месяцев. Единственный, кто был счастлив рождению Чонгука — старший брат, с первых дней одаривший младшего любовью и заботой, которую тот не мог получить от упавших на дно родителей. Нежеланный. Мать, не сумев содержать младенца, сдалась и утонула вслед за мужем. Когда Чонгук пошел в школу, взращенный своим старшим братом, она умерла в доме какого-то наркомана в кругу таких же ищущих спасение на конце иглы. По ней скорбел только старший ребенок, который еще кое-как сохранял теплые воспоминания из своего детства, где все было хорошо. Жаль, Чонгука там не было. А в очередной раз напившийся до потери сознания отец даже не понял, что жены не стало. Братья выросли сами, нашли способы выживания в окружающем их жестоком мире. Ни на кого нет надежды, кроме как на самих себя. Старший учил быть сильным и никогда ни под кого не прогибаться, как бы тяжело ни было. На ноги помогла встать улица со своими порой жестокими, но справедливыми законами и правилами. Только они верны, а то, о чем политики разглагольствуют по ящику — полная хуйня. Только Чонгук вырос с четкой мыслью, что жизнь ему подарил именно… — Чимин? — Чонгук стягивает наушники и поворачивается к вошедшему в комнату брату. Наверное, отец просто завалился спать, забив хуй на очередной скандал. — Чонгук, — старший бегло осматривает комнатку. Его горящий яростью взгляд, что только что пытался сжечь отца, начинает остывать при виде младшего. — Что делаешь? — в голосе такая непринужденность, как будто не он только что орал за дверью. Попытки играть нормальную жизнь. Чонгук на это лишь улыбается с легкой грустью в глазах. Брат каждую секунду своей жизни пытается сделать чонгукову лучше. — Уроки, — Гук кивает на свою пустую тетрадь. — Точнее, пытаюсь их делать. Слушай, хватит уже надрываться, ты ничего от отца не добьешься… — Да знаю я, — отмахивается Чимин, садясь на краю кровати рядом с Гуком. — Но этот мудачина вообще ни о чем думать не хочет. Эти деньги я заработал тебе на новый рюкзак, а этот… — Пак зло косится на дверь комнаты. Вот-вот словно сорвется и пойдет бить отцу морду. — Я найду бабло, — придав голосу уверенности, говорит Чонгук, повернувшись к брату. — Воровать пойдешь? — щурится Чимин. — Даже не думай, я тебе говорил об этом… — Да блять, работать пойду, — закатывает глаза младший. — Какая, нахуй, работа? — Что в этом такого? Ты сам с десяти лет пашешь, — возмущается Гук. — Об учебе думай, долбоеб. Хоть кто-то в этой конченой семейке должен стать человеком, — строго говорит Чимин, смотря мелкому в глаза. Одна сплошная непоколебимость. Его, блять, не сломать. Чонгук шумно вздыхает и складывает руки на груди, вжавшись спиной в спинку кресла. — Когда нас совсем припрет, тогда и пойдешь. Пока что я сам могу обеспечить, — спокойнее говорит Чимин, вставая с кровати и подходя к шкафу. — Ладно, потом об этом. Сейчас ты идешь со мной на тусу к одному корешу. — А как же уроки? — Чонгук выпрямляется и вскидывает брови, уставившись на роющегося в шкафу брата. — Не хочу тебя оставлять с этим, — Чимин кивает на дверь, — в одном доме. — Он до утра дрыхнуть будет. В первый раз, что ли… — усмехается Гук, вспоминая свои побои на теле, подаренные отцом. Впрочем, это все, что тот может дать своему ребенку. — Насрать. Поехали, Гук-и. И надень другую футболку, — Чимин разворачивается к брату, держа в руке одеколон. Гук опускает взгляд на свою желтую футболку с выцветшим принтом Железного Человека и стягивает ее, бросая на пол. Чимин пару раз пшикает на себя одеколон с терпким ароматом, подходит к мелкому и повторяет с ним то же самое. — Да блять, Чим… — Чонгук морщится и тихонько чихает. — Ты в нос мне попал! — Лишним не будет, — улыбается Чимин, бросая флакон на кровать и расхаживая по комнате, переворачивая шкаф, комод, что-то ища. — А че мне надеть? — спрашивает Чонгук, глянув на свое отражение в зеркале шкафа. Он хмурится, встает боком, напрягает мышцы, словно позирует для обложки журнала. Так он может часами зависать. — Возьми у меня какую-нибудь футболку, — бросает старший, не оборачиваясь. — Ага, — задумчиво отвечает Гук, продолжая себя рассматривать. Пресс на животе уже немного вырисовывается, бицепсы тоже приобретают формы. Чонгук довольно ухмыляется и кивает сам себе. — Эй! — громкий голос брата заставляет его дернуться. Чонгук замечает в отражении за своей спиной недовольный взгляд. — Че встал? Тебе до моих форм еще далеко, — ухмыляется Чимин, швыряя мелкому в лицо свою черную футболку. — Я работал над этим, — Чонгук тычет указательным пальцем на свой пресс, держа в другой руке брошенную футболку, — полгода, а ты всю жизнь. — Хватит пиздеть, нам еще Юнги забрать надо, — Чимин быстро натягивает темно-серую толстовку и прячет под ней серебряную цепочку с маленьким крестом. Как только Чонгук надевает футболку, Чимин подтаскивает его к себе и быстрыми движениями пальцев укладывает взъерошенные темно-каштановые волосы брата. — Да мне и так норм, — ворчит Гук, отпихивая руку старшего. — Ты как будто год не расчесывался, дебил, — Чимин не сдается и, пресекая сопротивление мелкого, продолжает делать подобие укладки, как у нормального, как ему кажется, человека. — Ну и иди как бомжара, я скажу, что не знаю тебя, — старший ухмыляется и делает вид, будто собирается плюнуть себе на ладонь, чтобы прилизать непослушные волосы Гука. — Блять, Чимин! — орет мелкий и резко опускается вниз, ловко выскальзывая из поля боя. — Я сам скажу, что не знаю тебя, педик, — ворчит Гук, схватив свою найковскую белую ветровку. — Сучонок малолетний, — хмыкает Чимин. — Пиздуй и жди меня в машине, я сейчас. Чонгук закатывает глаза и поправляет волосы, укладывая так, как ему самому хочется. В квартире стоит удушающая вонь от перегара. Гук морщится и задерживает дыхание, спешно натягивая на ноги кроссы, пока в легких не кончился кислород. Резко зашнуровавшись, он выскальзывает из квартиры и сбегает по лестницам вниз. У подъезда стоит темно-синяя бмв тройка, принадлежащая Чимину. Гук оглядывается. Когда наступает вечер, бабульки и мамаши со своими спиногрызами прячутся в квартирах, не решаясь выходить на улицу в темное время суток. Чонгук обходит тачку и дергает ручку дверцы с пассажирской стороны. Открыта. Чимин совершенно не боится, что его драгоценную бмв спиздят. Он местным пацанам доверяет, как себе. В салоне витает сладкий запах ароматизатора, висящего на зеркале заднего вида. Чонгук несколько секунд наблюдает за тем, как елочка покачивается, и тянется к магнитоле. Дверь подъезда со скрежетом открывается, отвлекая Гука от наслаждения рэпом великого Эминема. Чимин, поправляя пальцами свои выкрашенные в рыжий волосы, подходит к машине и открывает дверцу. — Ты же не грохнул отца? — спрашивает Гук, вскинув бровь и следя за садящимся за руль Чимином. — Хотелось бы, — сухо бросает старший, вставляя ключ зажигания в замок и заводя двигатель. — Вали назад, спереди Юнги сядет. — Серьезно? — брови Гука в возмущении встречаются на переносице. — Да бля, я уже так удобно сижу… — Сядь сзади, бро, не выебывайся, — Чимин сует в зубы сигу и поворачивается к младшему. Тот несколько секунд сверлит Пака испепеляющим взглядом и с тяжелым вздохом вылезает из машины, кряхтя, как дряхлый старик. Он демонстративно хлопает дверью и садится сзади, закинув ноги на переднее сиденье. — Ну это ты перегнул уже, сам же драить будешь, — Чимин ухмыляется и давит на газ, выруливая на дорогу. — Тихо, я представляю себя боссом мафии, — Чонгук подгибает локти и подкладывает под голову, строя пафосное лицо. — Давай быстрее, водитель, — бросает он Чимину с вальяжным видом, встретившись с братом глазами в зеркале заднего вида. — Хуевый из тебя босс, Гук-и, — хохочет Чимин, хлопнув брата по ноге. — Где твердость в голосе? Или ты просто «водителя» своего очкуешь? — Я сказал, быстрее! — тут же придав голосу грубости, говорит Чонгук, опустив ноги вниз и расположив локти на обоих передних сиденьях. — Юнги не мог пешком дойти до нас? — спрашивает он, чуть пригнув голову и глядя на улицу. Они ровно десять секунд ехали до соседнего дома, в котором живет Мин. — Все равно нам отсюда выезжать, — пожимает плечами Чимин, останавливаясь у подъезда, в котором живет Юнги, и откидываясь на спинку. Мотор бмв он не глушит. Чонгук откидывается назад и складывает руки на груди, разглядывая струйки дыма, которые выпускает Чимин. По салону стремительно растекается едкий туман. Звук открывающейся двери с пассажирской стороны отвлекает Гука от наблюдений. Юнги не заставил себя ждать. — О, Чонгук-а, — с легким удивлением в хрипловатом прокуренном голосе говорит Мин, повернувшись к надувшемуся Чонгуку. Тот делает приветственный кивок. — Здорова, малой, — Юнги поднимает уголки губ вверх и поворачивается к докурившему сигу Чимину. — Он че, с нами едет? — Ага, не хочу его с отцом оставлять, — бросает Чимин, трогаясь с места. Юнги понимающе кивает и сует руки в карманы своей адидасовской черной мастерки. — А как же уроки? — спрашивает он, смотря на дорогу и коротко ухмыляясь. — Школота же еще. Не налегай на алкашку. Чонгук закатывает глаза. Скорее бы уже восемнадцать лет и ебучий выпускной. — А я хочу нахуяриться, — вдруг говорит он, вскинув бровь. — Один раз — не пидорас, как некоторые… — Много ты знаешь о пидорасне, — хмыкает Чимин, бросая на брата короткий взгляд и отворачиваясь к дороге. — А девчонка у него была хоть? Начнем с этого, — улыбается Юнги, подмигнув Гуку в зеркале заднего вида. — Вас, педиков, это не должно волновать. Сегодня я уйду с девушкой, — твердо говорит Чонгук, зыркая на старших серьезным взглядом. — Если взрослые тетеньки захотят с молокососом трахаться, — не может не смеяться Юнги. — Вообще-то, большим мамочкам нравятся парни помоложе, — хмыкает Гук. — Почему ребенок едет не в детском кресле? — обращается Мин к Чимину, и они оба прыскают. — Да пошли вы, — закатывает глаза Чонгук, заткнув уши наушниками.🚬
Всю дорогу до дома, где будет проходить тусовка, Чонгук слушает музыку в телефоне и наблюдает за о чем-то переговаривающимися Чимином и Юнги. Не слыша их разговора, Гук придумывает им какие-то свои диалоги и тихонько посмеивается из-за них. Еще он замечает, как рука Чимина скользит по довольно худенькому колену Юнги, слегка сжимается у коленной чашечки и быстро возвращается на руль. То же самое вытворяет Юнги, иногда наклоняясь и что-то шепча Чимину на ухо, еще и касаясь губами этого самого уха. Слишком по-пидорски. Но им простительно. Они не скрывают от Чонгука своих отношений, а на людях никогда не проявляют друг к другу что-то, что могло бы уличить их в не братской любви. Они просто похожи на лучших друзей, которыми Чонгук считал их долгое время, пока однажды не спалил, вернувшись из школы. Брат с усердием драл стонущего в кайфе Юнги в их с Чонгуком общей комнате. Детский мир перевернулся. Но два гомика быстро разъяснили мелкому, что к чему, и мир заиграл новыми красками. Тогда Чонгук узнал слово «толерантность». — Ебать народу собралось, — отмечает Юнги, выходя из машины. Возле небольшого частного домика скопление машин и людей, музыка орет, а алкоголя больше, чем всего вместе взятого. Многие уже под градусом и кайфом, некоторые едва ли не трахаются прямо на дорожке к дому. Пойло всех разносит. Веселью сегодня не будет конца. Чонгук сует наушники и телефон в задний карман своих потертых черных джинсов и плетется за идущими впереди Чимином и Юнги. На подобных сходках Гук не впервые, Чимин много куда потаскал, но каждый раз мелкий ощущает себя, как в первый (пока не нажрется, как свинья). Шумные толпы неконтролируемых людей не для него. Если уж веселиться, то в кругу близких братанов. Это зона чонгукова комфорта. Но, если честно, пить он не любит (уверяет, будучи трезвым). — Где там бывший зэк, — с улыбкой говорит Чимин, оглядывая пьяную толпу в доме. Удивительно, как эта небольшого размера постройка вмещает в себя так дохуя людей. — Это че… — хмурится Гук, пытаясь понять, о чем говорит брат. — До откинулся и закатил тусу, — объясняет мелкому Юнги, закинув руку на его плечо. — Но ты его вряд ли помнишь. — До Джихан! — громко и весело, растягивая звуки, говорит Чимин, широко улыбаясь и раскинув руки в стороны для крепких объятий. В конце гостиной, возле коридора, ведущего к кухне, сидят около десяти пацанов. Некоторых из них Чонгук знает, видел на районе не раз. С кем-то лично знаком — кореша брата. — Чимин, ебать, что за рыжая хуйня на твоей башке? — Джихан встает с дивана и подходит к другу, беря в охапку и хлопая по спине. На лице широченная улыбка, а черные глаза поблескивают в приглушенном свете, горят ярким пламенем. — О, Юн, брат, — не выпуская Чимина, До подтягивает к себе и Юнги. — Как я рад, что вы здесь, блять. — Тебя семь лет не было, бро. Это мы тут все как рады, — говорит Чимин, наконец вырвавшийся из крепких дружеских объятий. — Скоро Има тоже выпустят, я пересекался с ним, вот тогда будем все в сборе, — смеется Джихан, переводя взгляд на стоящего чуть позади Гука. Он хмурится и указывает на него пальцем. — Это же братан твой, да? Чонгук! Гук робко улыбается уголком губ и подходит ближе. До протягивает руку и крепко жмет ладонь Чона. — Чувак, вот это ты подрос. Почти выше Чимина уже, — ухмыляется Джихан, хлопнув Чонгука по плечу. — Я тебя помню десятилетним пиздюком. Не стояла на месте без меня жизнь, однако. Юнги вообще черный ебнул на голову, — До кивает на Мина. — Когда пошла мода мужикам волосы красить? — Ты остался в прошлом, бро, — усмехается Чимин. — Чонгук, ты тут кажешься самым нормальным, заходи как-нибудь, когда людей поменьше будет, верни меня в настоящее. Он точно во всем шарит, — смеется Джихан, слегка ткнув пальцем в висок Гука. — Не то что вы, гопники сраные, — До обводит пьяным взглядом все помещение. — Ладно, хорош пиздеть, давайте лучше бухать. И они начинают бухать. Рассаживаются вокруг столика с выпивкой и закусками, как рыцари круглого стола, вспоминают былое и пьют, как в последний раз, прерываясь только на сиги, от дыма которых дышать нечем. Но все это без Чонгука. Тот по тихой съебывает, оставляя бухих рыцарей, шепнув брату, что отлить, но, вообще-то, чтобы в более тихое место. Одно дело — музыка, долбящая по ушам через наушники, другое дело — огромные колонки, сотрясающие не только полы, но и крышу дома. Гук сливается на кухню и оказывается в храме алкоголя. Он тут буквально всюду. Некоторые захаживают, чтобы прихватить бутылку или банку пива. Чонгук перешагивает через ящик с водкой и залезает на край барной стойки, подтянув к себе открытую бутылку и подлив в рюмку. Грех не выпить, когда вокруг столько пойла. Чон разглядывает переливающуюся на свету прозрачную жидкость и залпом отправляет в рот. Там и задерживает, так и не проглотив и надув щеки. Огромными глазами он смотрит перед собой и резко вскакивает, подлетев к раковине и выплюнув в нее водку. Во рту остается тошнотворный привкус, заставляющий парня поморщиться. Гук оглядывается в поисках чего-то, что было бы не алкоголем, и открывает холодильник, достает бумажную упаковку с апельсиновым соком и вливает в рот, полощет, чтобы избавиться от вкуса водки, и проглатывает, утирая губы ладонью. Сегодня бухать настроения нет. Чонгук решает украсть пачку чипсов со стола с закусками и вплыть в поток пьяных людей, а там дальше, как пойдет. Только бы Джихан не увидел и не заставил пить насильно. У них там сейчас тосты полетят один за другим. Как успевает заметить Гук, этот дом довольно ухоженный и уютный. Конечно, после ночного апокалипсиса все придется восстанавливать, но факта это не отменяет. Наверняка тут кто-то все это время жил, пока До находился за решеткой. Может, кто-то из его семьи. Чонгук невольно думает о том, что рассказывал когда-то Чимин. Неужели и у их семьи прежде был такой уютный и теплый уголок? В такое даже не верится. Гук не может представить своего отца трезвым и адекватным. А мать… О ней Чонгуку даже сказать нечего. Проще считать, что ее у него не было никогда. Гук отправляет в рот горстку чипсов и быстро жует, с любопытством озираясь вокруг и пробираясь через толпу. Кто-то успевает жамкнуть его за задницу. Мелкий резко оборачивается и замечает ярко улыбающуюся девушку, которой наверняка уже под тридцатник. Она выглядит очень привлекательной и даже… соблазнительной. И ведь прав был: взрослые мамочки любят маленьких мальчиков. Не успевает Гук обворожительно улыбнуться даме в ответ, как та отворачивается, вешаясь на какого-то бородатого бугая. Тот стреляет в Чона предупреждающим взглядом. Мелкий спешно сливается с толпой, быстро и нервно хрумкая чипсами. Сердце бешено застучало от разлившегося по венам адреналина. Такого мужика бы Гук даже вместе с Чимином и Юнги не смог положить. Ну нахуй этих взрослых мамочек. Толпа быстро надоедает. Гук замечает ржущих на весь дом (даже музыку перекричали) брата и его корешей. Чимин и Юнги сегодня точно за руль не сядут. С мысленным тяжелым вздохом Чонгук понимает, что везти их придется именно ему самому. И все бы хорошо, вот только бухой Чимин начинает учить младшего водить, как будто напрочь забывает, что тот умеет это делать с тринадцати лет. Чонгук замечает дверь в конце короткого коридорчика возле кухни и, пока Чимин или кто-то еще из рыцарей не спалил его, резко исчезает за ней. Вечерний воздух кажется таким приятно свежим и чистым после задымленного помещения. Гук жадно вдыхает его и только после этого осматривается. У дома есть задний дворик с красивым и коротко стриженным газоном. По углам у стен и у забора жмутся парочки, не нашедшие места в комнатах. Чонгук осматривается и хмурится, замечая лежащую на траве фигуру. Он оставляет пачку почти доеденных чипсов на перилах и спускается с крыльца. Этому человеку на траве может быть плохо. В полумраке Гук почти ничего не может разглядеть. Он всматривается, напрягая зрение. Человек даже не двигается. Возможно, ему нехорошо. Чонгук не привык проходить мимо, когда кому-то плохо. Его начинает охватывать беспокойство. Он ускоряется и уже спустя несколько секунд оказывается рядом. На траве лежит парень с белоснежными волосами. Взгляд его больших глаз направлен вверх, а в пальцах тлеет сигарета, дым которой Чонгук со стороны даже не заметил. Парень не двигается и не моргает, никаких признаков жизни не подает. Чонгук хмурит брови и нависает над ним. — Ты в порядке, чувак? — спрашивает он осторожно, заглядывая в карие глаза. Целую минуту ничего не происходит. Блондин не отвечает и не шевелится. Чонгук начинает беспокоиться не на шутку. А вдруг он сдох? — Небо сегодня такое… звездное, — неожиданно заговаривает парень. Чонгук от неожиданности мелко вздрагивает, ощутив, как по телу промчался табун мурашек. Голос у блондина низкий и глубокий, совсем не звучит пьяным. Гук рефлекторно поднимает голову к небу и замирает. Теперь ясно, что за блеск отражается в этих карих глазах. Он не под наркотой, он под небом. — Но, может… — мямлит Чонгук, переводя взгляд обратно на блондина. — Но всему приходит конец, — задумчиво произносит тот, поднеся почти дотлевшую до фильтра сигарету к сухим приоткрытым губам и зажимая между ними. Он медленно прикрывает глаза и делает последнюю затяжку. Чонгуку становится неловко. Он переминается с ноги на ногу и бросает взгляд на дверь дома. Может, съебаться и оставить этого странного? Кажется, Гук нарушил его личное пространство, но тот ничуть не выглядит потревоженным. Ему будто на всех и на все плевать. На все, кроме сигареты меж губ и неба над головой. Малой уже собирается развернуться и свалить обратно, присоединиться к брату, но голос блондина тормозит, не давая и шагу сделать. — И этой сигарете пришел конец, — парень щелчком отправляет окурок в полет и коротко смеется, затем вдруг становится абсолютно серьезным и впервые заглядывает Чонгуку в глаза. Мелкий снова чувствует, как по затылку вниз бегут мурашки. Какого хрена вообще? — И мне придет, если не встану сейчас. Помоги подняться, — он тянет к Чонгуку руки. Гук сразу же обхватывает его теплые шершавые ладони и тянет на себя, помогая парню встать. — Что-то я переборщил сегодня… Ходить не могу, когда нахуяриваюсь чуть сильнее обычного, — блондин пошатывается, подтверждая свои слова. Он еле стоит на ногах. Качается из стороны в сторону, как неваляшка. Гук успевает вовремя подхватить его и опирает на себя, чуть не издав сдавленный стон. Этот чувак явно не пушинка. — Сейчас я позову кого-нибудь, — говорит он, ища глазами местечко, куда можно усадить пьяного. — Не, не, не вздумай, не надо… — блондин слегка мотает головой и мученически морщит лицо, как будто ему больно. Надо же так нажраться, чтобы не быть в состоянии ходить. Даже Чимин до такого не напивался. Чонгук начинает подозревать, что у блондина тяжелый алкоголизм. — А лучше скорую, — взволнованно говорит он, едва не падая. Парень оказывается слишком тяжелым. Только бы обоим не свалиться, а то встать точно не выйдет, так и помрут вдвоем. — Нахуй твою скорую, отведи меня к моей тачке, а дальше я сам, — говорит парень, указывая куда-то подбородком. Чонгук скептично хмыкает. — Ну и где твоя тачка? — Да тут, рядом, на соседней улице… Чонгук закидывает его руку себе на плечо и, крепко удерживая за талию, ведет к деревянной калитке. Хорошо, что есть другой путь отступления и не придется привлекать к себе лишнее внимание, проталкиваясь через душную толпу. Чимин точно задаст парочку вопросов в духе: «Где ты этого бомжа подцепил? Девчонок, что ли, мало?», или встрянет и затеет драку вот с этим вот… — Слушай, от тебя хорошо пахнет, — продолжает свой пьяный бред блондин, едва передвигающий ногами. Его черные конверсы к чертям растерлись об асфальт. Он шумно тянет носом воздух и ухмыляется. Гук от неожиданности распахивает глаза и на секунду чуть не выпускает парня. — Ага, спасибо, — кряхтит он в ответ, таща на себе тяжелую пьяную тушу. — Раз уж мы тут надолго с тобой, то хоть имя скажи свое. Блондин снова замолкает, задумчиво смотря вдаль своими затуманенными алкоголем глазами, а Чонгук с грустью осознает, что это действительно надолго. И вот кто его заставлял идти на помощь очередному пьянице? — Винсент… — вдруг говорит блондин, повернув голову к Чонгуку и заглядывая в глаза. — Зови меня Винсент. — Как из «Kiss» что ли? — спрашивает Гук, быстро отводя взгляд. Слишком странно смотрит этот чувак. Как будто в самую душу лезет и видит что-то запретное. Ну его нахуй. — Да ты нихуя не понимаешь в искусстве, — цокает Винсент, закатывая глаза. — А настоящее имя как? — Гук подхватывает парня получше, крепче придерживая и пытаясь ускориться, а взглядом судорожно выискивает возможную тачку этого безумца. — А чем тебя это не устраивает? Самое настоящее имя, — блондин будто бы обиженно выпячивает нижнюю губу и хмурится. — Тебя вот как зовут? — Чон Чонгук… — Мое имя лучше, — ухмыляется Винсент. — Тормози, вот моя тачка, — он резко вытягивает свободную руку вбок и прижимает ладонь к капоту черного мерса сто сороковой модели, мимо которого они проползают со скоростью улитки. — Серьезно? Это твоя тачка? — Гук в легком удивлении вскидывает брови, обведя авто оценивающим взглядом. — Моя зверюга, — Винсент растягивает губы в гордой улыбке и тянет руку к заднему карману своих светлых джинсов. — Ключи… блять… Чонгук закатывает глаза и, прислонив блондина к мерсу, чтобы не упал, сует пальцы в его карман, помогая достать ключи от машины. — Ну ты на святое, конечно… — ухмыляется Винсент, чуть подаваясь бедрами вперед, чтобы Гуку легче было достать ключи. Мелкий вопросительно смотрит на парня и брезгливо морщится, резко вкладывая звенящие в тишине улицы ключи в его ладонь. — Тачку вести хоть сможешь? — спрашивает он, отойдя чуть в сторону и наблюдая за тем, как Винсент снимает мерс с блокировки, как открывает дверь с водительской стороны и медленно залезает внутрь, словно старик. — Конечно! — звучит на удивление бодро, но кивок получается вялый. Винсент пытается сунуть ключ в замок зажигания. Чонгук не выдерживает и негромко хохочет. — Ты че, сука, ржешь? — блондин резко поворачивает к нему голову и бросает сердитый взгляд, который должен был, по идее, испепелить Чона. — Я не понимаю, че с тобой не так, чувак. Ты нахуярился, как свинья, но разговариваешь, как трезвый, — посмеиваясь, говорит Чонгук, подойдя к машине. Он накрывает ладонь Винсента своей и помогает направить ключ в отверстие. — Ну все, готов гонщик. — Дверь мне прикрой, — Винсент хмурится, делая сосредоточенное лицо, и обхватывает своими длинными пальцами руль. А машину завести забыл. Чонгук снова прыскает и поворачивает ему ключ зажигания. По улице разлетается рык проснувшегося движка. Уже собираясь захлопнуть дверь, Гук вдруг передумывает и глушит двигатель. — Какого хуя? — возмущается Винсент, уставившись на Чона. — Давай я за руль? — предлагает Чонгук. Как этот едва стоящий на ногах человек сможет благополучно добраться до дома? Чонгук ни в коем случае не позволит ему сидеть за рулем, иначе аварии не избежать. — Подвезу тебя до твоего дома. — Не, даже не думай, — Винсент мотает головой и поднимает указательный палец. — Нихуя, брат. Ни одна живая душа, кроме моей, не сядет за руль этой тачки. — Тебе нельзя водить в таком состоянии, — серьезно говорит Гук. — А если разобьешься? — А если разобьюсь… — задумчиво отвечает Винсент и вскидывает брови, глядя на руль. — Будет красиво. Но тачку жалко… Чонгук от удивления чуть не задыхается. Впервые он слышит, чтобы о смерти так говорили, с таким восторгом в глазах. — Что красивого в вывалившихся кишках? — хмыкает он. — Нельзя тебе за руль, чувак. — Хорошо, — с невозмутимостью в голосе говорит Винсент. — Тогда посплю сзади, сто раз так делал, — он начинает поворачиваться и с кряхтением лезть на заднее сиденье. Чонгук стоит как вкопанный, с охуевшим лицом смотря, как блондин перелезает назад и укладывается на широком сиденьи, подогнув колени. Ноги слишком длинные, чтобы лечь во весь рост. Гук закрывает ему дверь, так ничего и не сказав, и разворачивается, идя обратно к дому Джихана. На душе остается какой-то странный осадок. Чонгук даже не может объяснить, что чувствует от внезапного столкновения с этим Винсентом. Весь он какой-то непонятный, начиная с имени и заканчивая поведением. Гук всяких алкашей видал, но такого — впервые. И глаза у него ясные, все осознающие. Слишком глубокие. Не похож он на типичного пацана с их района. И, наверное, именно это заставляет Гука думать о нем. Наверное, это заставляет его свернуть к автомату с кофе и чаем. Чонгуку не дает спокойно вернуться на тусовку мысль, что Винсент в таком рискованном состоянии и совсем один. А вдруг он решит поехать домой? Чонгук выгребает из кармана джинсов всю мелочь, которую хранит там на проезд в автобусе, и по одному сует в автомат. Пока машинка готовит напиток, Чон нервно оглядывается и прислушивается, надеясь не услышать звук двигателя мерса. Как только чай готов, Гук хватает его и срывается на легкий бег, осторожно держа бумажный стаканчик, чтобы не расплескать горячую жидкость. На второй стаканчик бабла не осталось. Свернув за угол, мелкий облегченно выдыхает, обнаружив мерс там же, где он его и оставил. Можно расслабиться. Гук сбавляет ход и подходит к тачке, щурясь и пытаясь что-то разглядеть за тонированными стеклами. И звуков изнутри никаких. Чон пару раз стучит по окну костяшками пальцев и дергает ручку. — Я мастурбирую, — сразу слышится из салона, окутанного полумраком. Единственный тусклый фонарь на пустынной улице едва касается машины. Чонгук чувствует, как от услышанного вспыхивают кончики ушей. Он замирает и прислушивается, проверяя наличие характерных для мастурбации звуков. — Не ври, — облегченно хмыкает Чон, залезая в машину. — У алкашей с этим бывают проблемы, — ухмыляется он. Винсент прислоняется спиной к противоположной двери и спускает одну ногу на пол, давая мелкому место, чтобы сесть. — Хочешь проверить? — спрашивает он. Глаза вспыхивают, брови взлетают вверх. Он как будто всерьез загорается этой идеей. Руки его уже тянутся к ширинке. — Не, не надо, я верю! — быстро осаждает его Гук, мотая головой. — Возьми вот, попей. Может, протрезвеешь немного. — От чая? — ухмыляется Винсент, но стаканчик принимает, сразу же делая короткий глоток. — Облепиховый? Охуеть, где ты достал его? — В автомате, — Гук чешет затылок. — Не знал, что там даже чай делают. — Это как надо было надраться, чтобы не быть в состоянии ходить? — Чон хмурится и поворачивается корпусом к блондину, усаживаясь удобнее. — Попробуешь выпить столько же — отъедешь на тот свет. Мелкий еще. Сколько тебе вообще? — спрашивает блондин, делая новый глоток. — Семнадцать, — отвечает Гук, прикусывая губу. — Маленький зайчонок, — вдруг выдает Винсент, понижая голос. Чону от него становится не по себе. — З-зайчонок? Ты педофил, что ли? — спрашивает он, нерешительно посмотрев блондину в его пристально смотрящие в ответ глаза. — Ага, вот ты и попался, — ухмыляется Винсент, демонстративно скользнув кончиком языка по нижней губе. — Блять, чай потек. Чонгук выдыхает и закатывает глаза. Винсенту до того бугая в доме Джихана далеко, а значит, с ним справиться вполне возможно. Тем более, он не стоит на ногах. Гук не боится его, но в случае чего… — А ты че у Джихана забыл? — спрашивает блондин, возвращая голосу привычный тон. — Брат притащил, — пожимает Чонгук плечами и дергается, ощутив под задницей вибрацию. — Блять, — вздыхает он, привстав и достав из кармана звонящий телефон. — Как раз он, — говорит мелкий попивающему чай Винсенту и принимает звонок. — Чонгук, ты куда пропал? — слышится из динамика пьяный голос, пытающийся перекричать музыку, орущую на заднем фоне. — Джихан тут хочет… — Чимин, — прерывает Гук брата, взглянув на задумавшегося о чем-то Винсента, — я свалил оттуда. Если что, домой ночью не вернусь. — Че? Почему? — Я тут… Я с девушкой, — тише говорит Чонгук, прикусывая губу. Насколько странно бы звучало заявление: «Я тут с незнакомцем в его машине сижу и, возможно, он педофил, но ему хуево, и я не могу оставить его одного»? Винсент вдруг устремляет на Гука вопросительный взгляд и расплывается в ухмылке. А Чонгуку снова не по себе. Какого черта его выражение лица вгоняет в краску? Хорошо, что света нет. Но Гук не какая-нибудь сопливая сучка, чтобы прятать лицо. Еще и от бухого в говно пацана! — О-о, Чонгук, — в голосе Чимина слышится неподдельная гордость. Наверняка улыбку растянул до ушей. Гук лишь тяжело вздыхает и трет пальцами переносицу. — Подцепил все-таки. Давай тогда, самец, вопросов больше нет. Джихан, — орет он уже другу, — бро, Чонгук сегодня лишится… Чонгук резко бросает трубку и сует телефон в карман. У Чимина память напрочь отшибает, когда он нажирается. Как будто не знает, что мелкий с пятнадцати лет уже как не девственник. Спасибо девчонке из школы. — Я похож на девку? — спрашивает вдруг Винсент, нарушая повисшую в салоне тишину. В машине, кстати, приятно пахнет хвоей. Ненавязчивый запах, который даже жесткий перегар не затмевает. Хоть что-то приятное. — С таким лицом… — Гук слегка морщит нос, разглядывая лицо блондина. — До девушки тебе далеко, чувак. — Ссыканул правду сказать? — хмыкает Винсент, допив свой чай и вышвырнув стаканчик в приспущенное окно. Этот сранный район давно потонул в мусоре. — Подожди-ка, Пак Чимин, что ли? — Ага, знаешь его? — хмурится Чонгук. — Пересекался как-то во время одного дельца. Так ты его мелкий брат… Но почему ты — Чон? — спрашивает блондин, сложив руки на груди. — Фамилия матери, — отмахивается Чонгук, всем своим видом показывая, что не желает развивать эту тему. — Почему я зайчонок? — Ты видел себя? — улыбается уголком губ Винсент, указав на мелкого подбородком. — Зубы точно как у зайца, глазища черные и огромные. Тупой взгляд. Никто не называл так, что ли? — Гук мотает головой. — Слепые. Вылитый зайчонок же. Чонгук представляет в голове маленькое милое и пушистое существо, пытается найти с ним сходство, но ничего не видит. Странности не заканчиваются. — Слушай, раз уж ты тут расселся… — Винсент приподнимается и поворачивается к Чонгуку спиной, внезапно откидывается назад и укладывает свою блондинистую голову на его коленях. Сверху на него глядит удивленная мордашка. — Я чувствую, как ты напрягся. Расслабься, зайчонок. А я чутка подремлю так, я сейчас… — блондин складывает руки на груди и закрывает глаза. Ноги он кладет на сиденье, подогнув в коленях, и раздвигает для удобства. Чонгук в ахуе замирает, вжавшись спиной в дверцу. Из него нагло и без разрешения сделали подушку. И, вероятно, блондину очень удобно. На его чуть объемных губах играет легкая довольная улыбочка. Гук скользит взглядом по его лицу, в полумраке замечая чуть видное пятнышко на кончике носа, маленький шрамик на щеке и совсем немного темную двухдневную щетину на подбородке. Натянувшаяся ткань черной кожанки обтянула выделяющиеся бицепсы. Из-за мешковатости куртки и белой футболки под ней Гуку сначала показалось, что Винсент худощавый, но теперь с ужасом понимает, что этот алкаш чуть ли не крепче него самого. В салоне повисает звенящая тишина. Гук тихонько кашляет, чтобы ее как-то развеять, и открывает рот. — Так… почему Винсент? — негромко спрашивает он, но в ответ получает негромкий храп. — Блять, — вздыхает Чонгук, откинув голову на спинку сиденья и прикрыв глаза. И надо же было вляпаться в такое пьяное недоразумение. Это самая странная ночь в жизни Чонгука. Он действительно мог провести ее с какой-нибудь девушкой, но застрял в сто сороковом мерсе с каким-то Винсентом под бескрайним звездным небом.🚬
Резкий громкий рык двигателя и вибрация, пробежавшая, как электрический разряд по всему телу, жестко вырывают Чонгука из сладкого сна. Он резко подскакивает и бьется макушкой о крышу машины. — Ебучий свет! — выругивается он, болезненно морщась и потирая ушибленное место. От внезапного удара из глаз посыпались искры. Чонгук садится обратно на сиденье и трет глаза, окончательно стирая остатки сна и пытаясь понять, какого хрена происходит. Шум рычащего двигателя не прекращается. Чонгук распахивает глаза и высовывается вперед, повиснув между передними сиденьями, обитыми черной кожей. За рулем сидит Винсент и раскручивает двигатель. — Эй, ты че делаешь? — спрашивает Гук, повышая голос, чтобы перекричать громкий шум. Блондин поворачивает к мелкому голову и ухмыляется. Челка упала ему на глаза, отчего его взгляд выглядит довольно пугающим. Кожанка, в которой он был вчера, лежит на пассажирском сиденьи. Чонгук замечает на жилистых смуглых руках небольшие татуировки, как будто бы специально разбросанные по коже. — Доброе утро, малой, — заговаривает Винсент, прекращая раскручивать движок. — Как тебе мой будильник? — У меня чуть сотрясение мозга не случилось, — бурчит Чонгук и переводит взгляд на окно. — Эй! Где мы? — удивленно орет он, выпучив глаза. Вокруг толпы куда-то спешащих людей, сотни машин и высотки. — Центр что ли?! — Надо было тебя где-нибудь выкинуть, — пожимает Винсент плечами и тянется к карману куртки, доставая сигареты и зажигалку. — Ты серьезно? — хмыкает Чонгук, уставившись на блондина. — В центре? Мне домой пиздовать полдня придется! — Для этого, юный гений, придумали такси и автобусы, — Винсент закуривает и откидывается на сиденье. Он выглядит таким бодрым и свежим, как будто вчера не нажрался до полумертвого состояния. Его что, даже похмелье не убивает? Чонгук не перестает удивляться этому человеку. Кроме того, сейчас Винсент кажется более серьезным и даже холодным. Совсем не тот, что вчера. — У меня ни копейки в кармане, — закатывает глаза Чонгук, вспомнив, как потратил свои сбережения именно на такие случаи, как сейчас, на чай этому неблагодарному мудаку. — Может, подкинешь меня до дома? — Хуй там, мне на работу надо, — бесцветно отвечает блондин, выпуская струю дыма в спущенное окно. — Да минутное дело, чувак. Тебе в падлу, что ли? — не отстает Гук, въевшись взглядом в задумчивый профиль Винсента. — Съебывай, мелкий, я бесплатным таксистом не подрабатываю, — тот даже не глядит на Чонгука. Гук поджимает губы и вылезает из машины, со всей силы хлопнув дверью и двинувшись в сторону ближайшей остановки. Может, зайцем проехать удастся. От жирных водителей автобусов удирать — хуйня дело. Чонгук и без этого мудилы справится. Он застегивает ветровку до горла и сует руки в карманы. Прохладное сегодня утро, зато небо ярко-голубое, ни облачка. Чонгук опускает голову, глядя на носки своих потрепанных кроссовок, и стискивает челюсть от злости на этого охуевшего грубияна. Знал бы Гук, что он таким окажется, не стал бы вчера даже подходить к нему у Джихана дома. Интересно, как бы он тогда справился. — Хуйло, — зло бросает Гук, не удержавшись. — Ты кого хуйлом назвал? — слышится позади уже знакомый низкий голос. Чонгук чуть не вскрикивает от неожиданности. Он сдерживает себя и с равнодушным лицом поворачивает голову вбок. За ним медленно едет черный мерс. — Сел резко, я не собираюсь на твои выебоны бензин тратить. — Я и не собирался выебываться, — бурчит Чонгук, сворачивая с тротуара к машине и садясь с пассажирской стороны. Винсент вдруг вдавливает педаль газа в пол, и мерс с ревом улетает вперед. Чонгук снова чуть не бьется башкой об окно, но вовремя успевает сохранить равновесие, спешно пристегивая себя ремнем безопасности. — Ты пиздец, как спешишь, да? — спрашивает он, отчего-то чувствуя легкий укол вины. — Пиздец как, — соглашается Винсент, сосредотачивая свой взгляд на дороге и играя желваками на лице. При свете дня его щетина кажется еще заметнее. Успела отрасти за ночь? Гук снова ловит себя на разглядывании блондина и мысленно дает леща, отворачиваясь к окну. Какое-то время они едут в напряженном молчании, слушая лишь ровный гул мотора. Чонгук в такие моменты затыкает уши наушниками и погружается в музыку, но в этот раз почему-то даже не задумывается о том, чтобы вытащить из кармана телефон, который, кстати, ни разу с последнего звонка Чимина больше не вибрировал. Они с Юнги, наверное, ловят отходняки после ночной попойки. — Винсент… — нарушает молчание Чонгук, повернув голову к блондину. — Блять, как это странно звучит. Это серьезно твое настоящее имя? — Серьезно, — бросает Винсент, коротко глянув на Чонгука. Тот снова вылупил на него свои большие черные глазки-бусинки. — Да не верю я, это имя не для наших мест. Скажи мне свое настоящее, — просит Гук, едва не цепляясь пальцами за крепкое плечо блондина. — По-братски. Винсент коротко усмехается. — По-братски? Когда мы братанами успели стать? — Ты спал на мне, — хмурится Чонгук. Прозвучало чертовски странно, но разве не так было? — Я много на ком спал, — ухмыляется Винсент. — Все равно мы больше не увидимся. Скажи свое имя, — не унимается Чонгук, уже начав умолять глазами. Но блондина, кажется, ничего не берет. — Нахуй оно тебе? — устало вздохнув, спрашивает тот. — Простое любопытство, — пожимает Гук плечами. — Оно тебя сгубит когда-нибудь, осторожнее. — Пиздец, вот ты су… — И слишком длинный язычок, — блондин поворачивает голову к Чонгуку. Его взгляд опускается на блестящие от частых облизываний розоватые губы мелкого. — Он тебя тоже доведет, куда не надо. Чонгук поджимает губы и отворачивается, вытащив телефон и открыв первую попавшуюся на глаза игру. Он уже понял, что с этим чуваком спорить бесполезно. Винсент из тех, кто ничего не сделает, пока сам того не захочет. Оставшийся до чонгукова дома путь они снова едут в молчании. — Приехали, задрот, — оповещает Винсент, притормаживая у нужного подъезда спустя десять минут. Гук выныривает из игры и убирает телефон в карман. — Спасибо, — бросает он негромко и открывает дверь, чтобы выйти. — Тебе спасибо, — вдруг говорит Винсент, повернувшись к Чону. — Если бы ты не помог доползти мне до этой крошки, ее бы точно спиздили местные долбоебы. Имеет тут кое-кто на нее виды, — недовольно хмурится блондин. — Рад помочь, — коротко кивает Гук. — Давай, короче, не опоздай там на свою работу, — он выходит из машины и закрывает дверь, двинувшись к подъезду. — Ким Тэхен. Чонгук останавливается и медленно поворачивается назад. Винсент стоит, облокотившись на крышу мерса. — Кому-нибудь скажешь — выловлю и отпизжу. Я теперь знаю, где ты живешь, — блондин поднимает голову, окинув дом чуть сощуренным взглядом. Чонгук расплывается в довольной улыбке. — Хорошо, Ким Тэхен, — ухмыляется он, кивнув и развернувшись к подъезду. — Я серьезно, мелкий, только попробуй… Гук, не оборачиваясь, вытягивает средний палец. Винсент возмущенно хмурится, оставшись с разинутым ртом. — Я тебе этот палец в жопу засуну, вот посмотришь, — обещает Тэхен, на что Чонгук лишь звонко смеется и скрывается за дверью подъезда. — Ебаный зайчонок, — бурчит Винсент и садится в мерс, срываясь с места с визгом шин.