"И не только к ней." — зло думаю.
Никогда я не любила и не полюблю лишь одно: несправедливость. И сегодня это слово очень хорошо описывало отношение всех моих одноклассниц к одной из них. К Смирновой. К тупой Саше-Насте, которую уважительно назвать мой язык никак не хочет и не может поворачиваться. Началось всё с того, что преподаватели школы решили выгнать её, а все, именно все, вступились за неё, начав всячески защищать, оправдывая её тем, что она пьёт и скандалит из-за того, что она ещё ребенок и ничего не ещё понимает. Они хоть слышали, что говорят? "Пьёт, потому что ребёнок." Да, я знаю, сказано это было в том контексте, что она не выросла и не может нести ответственность за свою жизнь, но сами эти слова, как по мне, полнейшая ересь. Чёрт, ей двадцать лет. Она младше меня всего лишь на два года. Но эти два года - огромная разница между нами: в образовании, приличии, манерах, восприятии мира и ещё в очень и очень многих вещах. И то, что девочки защищают её, повергло меня в шок. Моё не согласное с ними мнение ни капли не переубедило их и они так же остались при своих точках зрения, наплевав на мою более чем адекватную оценку. Плюнув на это, я ушла к себе в комнату, читать книгу. Мои глаза бегали между строк, не давая возможности сконцентрироваться на тексте из-за никак не желающих успокаиваться нервов. Через некоторое время, как я почти полностью пришла в себя, я услышала дикие вопли, смех и что-то типа поздравлений."Но голоса картавой, который обычно разносится по замку громче всех остальных, я не уловила. Странно."
Я не стала никуда выходить и узнавать в чём дело. Вместо этого ко мне сама зашла Зарина. Неся полнейший бред, на который я не желала отвечать взаимностью и делать из диалога скандала, полная девушка почти сразу же обратно вышла из моей комнаты. И начала тоже самое говорить всем, рассказывая о том, какая хуёвая и ничего не понимаю."И это я, сука, ничего не понимаю?"
Не вытерпев такого отношениях к себе, я открыла дверь в общую комнату. Слово за слово и вот Саша-Настя меня посылает нахуй. Я налетаю на неё и бью её в лицо. Она продолжает меня материть и я хочу ударить ещё раз, чтобы она, наконец-таки закрыла свой рот. Но меня неожиданно сносит Костина, придавливая всем телом к кровати. Я чувствую её руки на себе и едва ли могу сделать вдох."Чертёнок, где ты? Почему ты не помогаешь мне?"
Я говорю ей слезть с меня, мешая свой приказ с отборным, блять, матом. Понимая, что её рефлекс защиты перерерос в самое настоящее нападение, я начинаю криком оскорблять её."Тупая сука!"
Тут же, через несколько секунд на меня, рядом с Конором, ложится Горохова и начинает давить мне одной рукой на ноги, а другой на руку Костиной, вынуждая меня чуть ли не хрипеть от недостатка кислорода в лёгких. После она начинает хватать меня за разные части тела: за рёбра, руки, ноги, шею."Что ты делаешь?! Зачем ты делаешь мне больно?! Помоги же, мне, детка." — в мыслях молю, не понимая, почему она накинулась на меня.
И тут я неожиданно, в первую очередь для себя, успокаиваюсь. Смотря в карие глаза, которые от злости потемнели, я почти перестаю упираться и, больше ничего не выкрикивая в адрес русоволосой одноклассницы, зову охрану."Как она может? После всего, что было между нами, становится на сторону этих... уродок?"
Нас разнимают и я, бросив взгляд на рыжую, чьи щёки покраснели из-за применения силы, встаю с кровати и снова начинаю перепалку со Смирновой."Я говорю ей, за что я её ударила. Я говорю ей, что ударила её за то "иди нахуй". Пусть знает, за что получила по ебалу."
Излишне резко подняв руку из-за активной жестикуляции, я увидела то, что между нами с чернявой резко появилась Горохова. Она, уперев руки в бока, стояла не шевелясь и не мигая смотрела в пол."Давай, рыжая, придави меня ещё раз. Тогда и ты по личику схватишь."
"Блять, ну как так-то, а? Я же столько для неё сделала. Как она можешь? Ну как? Как?" — вопросы бесчисленным потоком атакуют мою голову.
Слёзы начинают душить моё горло, вынуждая кровь чуть ли не из всего тела приливать к лицу, окрашивая его в пунцово-красный. Обидно не то, что над мною одержали победу а то, что самый близкий для меня человек на ближайшие сто километров оказался обычной сукой, предавшей меня, потратив на раздумья меньше секунды. Горечь от предательства давила на слёзные железы, заставляя глаза выжигать словно огнем, с каждой секундой увеличивая количество влаги в них. Злость, обида, грусть - всё смешалось в один коктейль колкой боли, от которой дико хочется выть."Какая же я дура, раз поверила, что она хороший человек. Какая же я дура, раз смогла довериться ей." — упрекаю себя, заходя в свою комнату.
Второй раз поверженная Костиной, я разозлилась. Разозлилась из всех сил и начала крушить всё, что было в пределах моей досягаемости. Рамки и книги на полках, светильник, кружки и тарелки на тумбочке, постельное с кровати и даже все мои вещи, что лежали аккуратными стопками в шкафу, теперь были разбросаны по всему полу. И всё это время Дина, уже поняв мой характер, просто лежала на кровати, читая книгу и изредка на меня поглядывая, ни слова при этом не говоря. Закончив с истерикой, я спускаюсь вниз и иду на поиски преподавателей. Камеры живыми существами следуют за мной."Похуй."
— Своё пребывание в школе леди, я считаю полноценно завершенным. Я прошу вас отпустить меня домой. Сказав это, я жду, когда мне дадут разрешение и в мыслях уже представляю лицо Гороховой, когда та увидит меня с чемоданом на перевес. Будет забавным увидеть её, я уверена, растерянное личико. Но Лаура Альбертовна отказывает мне в просьбе уйти и обнимает меня, пытаясь успокоить. Она говорит что-то о гордости, о том, что я буду примером для Смирновой и о том, что нужно учиться на подобных инцидентах. И хоть мне и хочется сбросить с себя её руки и закрыть свои уши, чтобы ничего не слышать, я стою, терпеливо переминаясь с ноги на ногу. Дослушав её монолог, я поднимаюсь наверх и иду до Саши, желая сгладить конфликт. Но та снова хамит мне и я вынуждена уйти и остудить своё лицо холодной водой, чтобы снова не вспылить и её не ударить. Горохова стоит там же, изредка бросая на меня странные взгляды. Раздражало сейчас всё: камеры; одноклассницы; маленькие комнаты, в которых никак не остаться одной; охранники, которые теперь не сводили с меня глаз. Выводило из себя даже пение птиц, которое сейчас мне казалось чрезмерно громким и, до трясущихся рук, отвратительным. Понимая, что это всё из-за Гороховой, я перевела весь свой гнев в себя и теперь злилась на то, что я так эмоционально веду себя."Я называла истеричкой рыжую, а в итоге устроила драму сама."
Выпив таблетку успокоительного, я пошла в душ. Постояв под контрастными струями смесителя, я почувствовала то, что немного сбила с себя отвратительные чувства обиды и злости. Теперь у меня не было ни противных мурашек, ни трясущихся рук, ни напряжения в мышцах. Лишь что-то горячее в груди никак не уходило, заставляя меня чувствовать озноб и чуть ёжиться от холода. Искупавшись и войдя в комнату, я закрыла дверь на замок и легла на кровать. Дина молчала, лишь изредка поглядывая на меня поверх взятой на пару дней у меня книги. — Сейчас я ничего ни хочу обсуждать, — качаю головой. — Я так и подумала, — кивает мне и отворачивается, полностью скрывая лицо за книгой. Мысленно благодаря её за понимание, я, сочтя то, что покрывалом я не согреюсь, встала с постели, надеясь найти в шкафу зимнее одеяло или, хотя бы, осенний плед."Чёртовы нервы. Из-за них теперь меня пиздец как морозит." — думаю, кладя руку на грудь, словно пытаясь убрать то, что до сих пор разгоралось внутри.
Найдя необходимое, я вернулась обратно на кровать, подобрала под себя ноги и положила голову на подушку, закрыв глаза. Желание свернуться клубком и зареветь, словно раненый зверь, дико напрягало меня, заставляя из принципа лежать пластом и сжимать крепко скулы, подавляя в себе слёзы."Я не уподоблюсь детскому плачу, — убеждаю себя и начинаю повторять, сжимая ещё и кулаки: — я не слабая-я не слабая-я не слабая. Я не слабая, блять."
Услышав скрип соседней кровати, я, распахнув глаза и привстав, уставилась на Дину. — Ты трясёшься вся, — поясняет, подходя к шкафу, — по идее, тут должно быть ещё одно одеяло для меня. Хочу накрыть им тебя. — Аа, — растерянно тяну, — спасибо. Девушка, достав с верхней полки такое как у меня, только голубое, одеяло, накрыла им меня поверх моего и вернулась обратно к себе на кровать. И только я начала согреваться, как услышала голос рыжей сквозь дверь: — Ксюш, ты тут? Ты отк'оешь мне? — не желая подниматься с постели, молчу, — я знаю, что ты там, Ксюш. Отк'ой мне, я погово'ить хочу. Ксюх, ну чё ты, в самом деле? Меня передёргивает от её голоса, возвращая на пару часов назад, когда я чётко ощущала тяжесть и грубость её рук на своих рёбрах."Ань, уйди. Просто уйди."
— Почему ты не хочешь впускать ее? — слышу шёпот Дины с соседней кровати. — Потому что нехуй стадному инстинкту поддаваться. — Всмысле? — Ты была в комнате во время драки? — кивает, — она накинулась на меня вслед за Конором. Типа вдвоем меня останавливали. А по итоге, вдвоём на одного. Это не честно, понимаешь? Теперь пусть идёт нахуй. — Разве... — не понимающе смотрит на меня. — Разве меня задело это? — перебиваю и продолжаю за неё, — конечно задело, блять. — Да нет, я не... — Чё вы там шепчетесь? — снова стук в дверь, — открой мне, гово'ю. Поворачиваюсь к Егоровой и так же шёпотом говорю: — Блять, скажи ей, что я сплю, а ты по телефону разговаривала. Дина молча кивает и встаёт со своей кровати. Я же, переворачиваюсь на бок, поправляю одеяла и утыкаюсь глазами в стену. Щелчок замка. Тихий скрип двери. Лживый шепот одноклассницы: — Ну что такое, Ань? Чего ты ломишься? — Дай я войду, — слышу, как она пытается пройти в комнату."Дина, держи её." — молю мысленно.
— Да куда ты войдёшь? — чуть возмущённое, — спит она. — Чё ты б'ешешь? Я слышала, как вы разговаривали. — Она уже как час в отрубе. Ты только мой голос слышала. Я вон, по телефону говорила."Даа, актерской игры Дины можно только позавидовать", — думаю, слыша то, как она ни на децибел не отошла от шёпота и сама вышла из комнаты, изолировав рыжую от меня.
— Она никогда не ложится спать днём, — упрямое. После её слов снова последовал шорох и глухой стук в дверь. — Да куда ты идёшь, а? Спит она, я тебе говорю. — Днём? Пиздижь нагло. — Ты издеваешься? — Да не спит она в такое время, Дин! Я знаю, когда она спит, а когда нет! Да и шумно сейчас, чтобы она смогла заснуть! — Да, блять, — раздражённое сквозь зубы, — смотри сама. После её слов я немного вздрагиваю и, на случай того, если рыжая подойдёт ко мне, закрываю глаза и начинаю дышать более размеренно."Но даже это не спасёт меня. Аня и правда выучила мой сон от вдоха до выдоха."
— Ладно, — сквозь зубы выпускает кислород, — передай ей, что я заходила. Это важно. — Окей, Ань. Всё будет. После звука закрываемой двери, жду пару секунд и поворачиваюсь обратно. — Спасибо. От души, правда. — В отношениях обычно два человека, а не три, — усмехается. — Ну, а тебе повезло, — тоже кое-как выпускаю смешок. — Её настойчивости позавидовать можно. — Да уж, — выдаю и поджимают губы. После короткого диалога с Диной я и правда смогла заснуть днём. Сон неожиданно быстро склонил меня в тёмное царство Морфея и я отключилась, проснувшись лишь к утру. По будильнику. — Акчхи! И от чего-то простывшей. Глаза ужасно болели и слезились, голова казалась ватной и тяжёлой, горло першило, а нос, что был заложен, неимоверно чесался, заставляя меня то и дело шмурыгать, пока я находилась в своей комнате, собираясь идти в ванную. Взяв со своего шкафа чистую одежду, я открыла дверь, чтобы вскоре принять душ и, наконец-таки, высморкаться. Но мне помешала Горохова. Поначалу, я хотела с ней привычно дружелюбно поздороваться, ибо настроение с утра было более-менее нормальное, если не считать развивающейся с каждой минуты простуды, но я, вспомнив о том, что вчера Аня разделила желание Конора меня придушить и набросилась на меня, сразу же вновь разозлилась. Видя то, что я игнорирую её присутствие, рыжая делает шаг к двери, мешая мне зайти в ванную."Да что ж ты липнешь-то ко мне, а?!"
— Дай пройти, — останавливаюсь, смотря поверх её головы и избегая глаз. — Ты же не спишь днём, Милас. — Сейчас утро. — Я о вче'ашнем дне. — Тогда сплю. — Нет, не спишь, — стоит на своём. — Иногда сплю, — соглашаюсь, надеясь, что она отвяжется. — И что, всё это в'емя ты спала? — в голосе нотки недоверия."Правильно, что не веришь. Мне вообще верить не стоит."
— Блять, Гора, — перевожу на неё свой, я уверена, опухший взгляд, — какое тебе вообще дело, спала я или нет? Пройти дай. — Ты купаться или в толчок? Закатывая глаза и вздыхая, я сама аккуратно, чтобы не сорваться и не толкнуть девушку со всей силы, отодвигаю её от двери ванной комнаты. — Выражайся как-нибудь получше, Ань, — кидаю ей через плечо, — не толчок, а туалет. Хотя бы сделай вид, что ты в школе Леди не просто так. — А я тут чё, п'осто так что ли? Я победить хочу так-то. — И победишь. Если больше будешь стараться и меньше проводить время со своим соперником. — Да что с тобой?! — обгоняет меня и первая заходит в ванную, — ты заболела что ли?! От её возгласа голова начинает болеть сильнее и я морщусь. Достав из аптечки, что висела над раковиной, таблетку обезболивающего, запила водой прямо из под крана. После через плечо бросаю: — Выйди. — Ты ответь сначала. — Выйди. Аня ждёт пока я закрою за собой светлую дверь и, когда я подхожу к шкафу, по щелчку слышу, как она замыкает комнату изнутри. Игнорируя её действия, я беру зубную щётку со своей полки. — Ты отвечать не соби'аешься, да? — А я тебе обязана отвечать? — Ксюш, — начинает. Но я перебиваю её: — Может и заболела. Тебя что, как-то волнует моё здоровье? — Ну, ты это, не чужой человек же. — Да ладно? — деланно удивляюсь. — Что за са'казм в голосе? — хмурится брови, опешив. — Ты именно потому, что я не чужой тебе человек, к Конору вчера присоединилась? — Чё? Ты чё такое говоришь? — хмурит брови, — бля... ты что, — она делает паузу и её глаза распахиваются шире, — ты что, подумала, что я за Сашу вписалась? Да я Костину от тебя оттащить пыталась! Я её 'уки от тебя уб'ать хотела. Ты, наве'ное, из-за суматохи этой, понять нихуя не успела. Бля, ладно, сейчас объясню, — поворачиваюсь к ней и жду ответа, облокотившись копчиком о раковину, — я, когда увидела, что она на тебя летит, так с'азу же пе'есечь попыталась. Вов'емя не успела, п'изнаю, но и хуже не стало от моей помощи, так бы она задушила тебя нахе'. И ещё, я ноги твои де'жала, чтобы ты ими не ушиблась о к'овать. От такого ответа я опешила. — Задушила? Меня? Думай, что говоришь, Гора. — Она бо'ьбой много лет занималась вообще-то. — Вау, похвально, — сухо отвечаю, отворачиваясь от неё обратно к зеркалу. — Ты гово'ить со мной вообще не наст'оена? — не слыша моего ответа, она после повышает голос, — ало, я с кем 'азгова'иваю?! Милас, блять! Она неаккуратно трогает меня за плечо, отчего я бросаю щётку в раковину и резко поворачиваюсь, перехватывая её ладонь. — Я тебе ещё пару минут назад сказала выйти, — цежу сквозь зубы, — если бы я хотела вести с тобой какой-либо диалог, то скажи, я бы попросила тебя об уходе? — В общем, что хотела, — она выдёргивает свою руку, смотря на меня исподлобья, — я сказала. Смотря на то, как она подходит к двери и начинает отмыкать дверь, я, мысленно взвыв от навязчивой мысли о том, что хочу, чтобы она осталась, зачем-то спрашиваю, перед этим прочищая горло: — Курить будешь? — Да, — говорит, уже берясь за ручку двери и открывая её. — Здесь курить. Остановившись, она пару секунд стоит замерев возле двери. — Окей. Она закрывает обратно дверь и повторно замыкает её. И поворачивается словно нехотя, словно ей это не надо, словно не хочет со мной разговаривать. — Только я сначала нос прочищу. Можешь выйти, если тебя это противит. — Я не из тех, кто боится соплей, Милас, — усмехается и направляется к окну. — Я так и подумала, — хрипло смеюсь, чтобы тут же закашляться. — И вот куда тебе ку'ить с таким кашлем? — запрыгивает на подоконник. — Куда-куда... в окно, — отвечаю ей и, беря туалетную бумагу, начинаю в неё высмаркиваться. Долгий разговор. Мы уже успели сходить на улицу, посидеть там и вернуться обратно в ванную. То ли из-за температуры, которая поднялась к вечеру, то ли от переполняющих меня чувств, что бушевали во мне из-за чувства вины, что я подумала, что она на меня накинулась, но я начала переходить все грани дозволенного."А именно, трогать рыжую."
Ей приятно и я это вижу. Потому поднимаю ладонь выше, задирая её широкие шорты и сжимаю покрепче в ладони мягкую и нежную кожу ног. Пальцами кружа покругу по внутренней стороне бедра, вижу то, как по её рукам, от тонких кистей рук до плечей, ползет вязь острых светлых мурашек. — Замёрзла? — склоняю голову, смотря на неё."Зачем-то спрашиваю, зная, что её мурашки вовсе не от холода."
Её глаза опущены, брови расслаблены, а губы полуоткрыты, от чего внизу моего живота поднимается тянущий болью вихрь."Как же в жар бросает, боже."
— Нет, не замё'зла, — поднимает свои карие бездонные глаза и меня сносит с ума."Как же я хочу её, боже."
Мы смотрим друг на друга словно под градусом алкоголя, медленно сокращая расстояния между нашими лицами. И только как мы соприкасаемся губами, наш кайф обрывает не понятно откуда взявшейся телефонная трель звонка. Не понимая откуда она, я первым делом выглянула в окно, думая о том, что это звонит телефон преподавателей, которые неожиданно вернулись, чтобы проверить нас. Но, никого не увидев, я уставилась на Аню. Которая уже подняла трубку своего мобильника."Откуда он у неё?"
— Ало? Её лицо очень напряжённо: выступили морщины на лбу, губы сомкнуты в одну линию, и желваки быстро-быстро ходят по скулам. — Кто это? — смотрю на неё. Но она меня игнорирует, полностью погрузившись в голос на том конце трубки. — Подожди, я ничего не понимаю. Давай помедленнее. Ты бухая что ли? — Аня, кто это? — потворяю свой вопрос уже более настойчиво. Она вскакивает с поддокотника и мчится на выход."Это от меня?" — чувствую, как мои брови ползут вверх.
Она выглядывает в общую комнату и возвращается обратно. После бросает взгляд на меня и говорит в трубку: — Давай я потом тебе пе'езвоню? Я не могу сейчас гово'ить. Да какие фото, а?! Я, блять, не понимаю ничего! Да нет! Нет! Она убирает телефон от лица, садится на корточки, кидает мобильник от себя на пол и закрывает голову руками. — Ань? Ань, что случилось? — но она не поднимает головы на мой голос, — Аня? — Блять, иди нахуй, п'ошу тебя. — Ань... — не понимаю её, — кто тебе звонил? — Да почему ты постоянно лезешь ко мне?! — убирает руки от лица и случайно задевает меня ими. Получив случайный удар от её ладоней по ключице, я закрываю на миг глаза. — Всмысле? — Нет, ну ты ответь мне, почему? Почему ты постоянно 'ядом?! Почему всегда липнешь ко мне?! От такого вопроса и интонации её голоса я вздрагиваю и, немного подумав, сажусь рядом с ней на кафель пола. — Что за вопросы такие? У нас же... Слова не подбирались, как бы я не искала их в своей черепной коробе."А и правда, что у нас? Симпатия, страсть или лю... Нет, — <i>отрекаюсь от этой мысли, — это точно не она."
</i> — У нас что, Милас? Что у нас? — Почему ты плачешь? — свожу тему. Не получая ответа на свой вопрос, она усмехается и качает головой. — Потому что всё испо'ченно, блять! — Я могу чем-нибудь помочь? — Да. — Как? — автоматически наклоняюсь к ней, ожидая ответа. — Если уйдешь. Молчу, не зная, что ей ответить. — Уверена? — спрашиваю через несколько минут молчания. — Да уйди ты уже, блять, наконец! Уйди! — указывает вытянутой рукой на дверь. И я отчего-то ухожу, не смотря на то, что она заливается сейчас слезами."Если она сказала уйти, значит ей это сейчас правда нужно."
***
Выйдя из своей комнаты, я первым делом ищу глазами рыжую. Но, не находя её, иду в ванную. И ещё не потянув за ручку двери, останавливаюсь как вкопанная. А всё из-за услышанных далее слов: — Хочешь, я уйду с п'оекта? Или что-нибудь сделаю, чтобы меня выгнали? Я п'иеду, только скажи, что хочешь этого. Почему? — тишина в несколько секунд, — вот как, значит. Но можно же всё исп'авить! Нуу... Да, было... Я со'валась один 'аз всего лишь! Больше не повто'ится, честно. Нет, не потому что ничего нет, Сабин. Сабина, хватит! Я же сказала тебе! Ты уве'ена?! Точно? Ну, как знаешь, блять. Услышав то, как она включает воду, я шмыгнула в свою комнату. После услышала, как дверь с хлопком закрылась.***
Посидев немного за книгой, встала с кровати. Надо бы проверить, как она там. Осмотрев общую комнату и снова не найдя там картавую, я пошла в ванную. И не обнаружив её и там, я выглянула в окно. Сидит так же, не сдвинувшись с места. Только пачка сигарет валяется у ног на мокрой траве, а на плечах моя джинсовая куртка. Решаю пойти, поговорить с ней и как-нибудь успокоить. Её плечи дрожат с каждым всхлипом всё сильней и сильней, заставляя меня в злости сжимать и разжимать кулаки. Подходя ближе, я сажусь напротив неё. Аня, резко замолкнув и подняв глаза, испуганно на меня смотрит. Понимая, что я испугала её своим неожиданным приходом, замираю. — Извини, — мнусь, — ты тут как? — мой голос кажется мне излишне громким и корю себя за то, что не догадалась говорить тише. Она отворачивается от меня, утирает рукавом моей джинсовку слёзы и замирает, роняя голову к сложенные на коленях руки. — На куски ломаюсь. Всё, что я могу сейчас ей сказать, это лишь тихое чтобы снова не испугать её: — Возьми себя в руки. Аня поднимает на меня красные и распухшие от слёз глаза, быстро облизывает нижнюю губу, закусывая её верхними зубами и так же, почти не слышно отвечает мне: — Только если ты меня возьмёшь за 'уки. Я коротко киваю ей, обхватываю её дрожащие пальцы своими ладонями с двух сторон, словно заковывая их в них и подсаживаюсь ближе. Секунда и рыжие волосы лежат на моём плече, влажностью слёз отпечатываясь на коже. Всхлипы вознобновились с удвоенной силой и я, размыкая "лодочку" из своих ладоней, тяну её руки в стороны и аккуратно кладу их себе по бокам. Аня, понимая, что я приказываю ей обнять себя, обхватывает меня поперек спины, прижимаясь изо всех сил. — Тише-тише, — глажу её голову, которая сползла на уровень моего живота, — успокойся, чертёнок. Никто не стоит того, чтобы ты плакала. — Мы т'и года вместе были, понимаешь? И всё... всё к чё'ту покатилось. Из-за меня, понимаешь? Я только и делаю, что 'аз'ушаю всё на своём пути. — Тебе так только кажется. — У-у, — отрицательно мотает головой на своём коротком и прерывистом двойном "у-у", — я 'еально всё ломаю. Поп'осту из-за того, что не умею любить. Не дал мне этого никто. Не умею я... не умею я любить. — Но меня же любишь, — усмехаюсь, пытаясь своей шуткой заставить её улыбнуться. — Ты другое, — неожиданно говорит, — к тебе не та любовь от меня исходит, какую бы я хотела. Ты больше на неожиданный 'аскат г'ома похожа, который пугает, блять, до чё'тиков. Или на океан, который неожиданно тебя волной нак'ывает и ты 'езко зажму'иваешься и пе'ед собой только лишь темноту и видишь. А потом в эту волну ны'яешь наугад и купаешься в ней, постепенно захлёбываясь. От тебя больше больно, чем п'ияьно."Но я не намеренно причиняю тебе боль, детка. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Что я делаю не так?"
Паралельно с моими мыслями она продолжает: —А с Сабиной не так. Она как майский вече', понимаешь? Тихий такой, спокойный, п'охладный. Он успокаивал меня, когда я злюсь. Он заставлял меня быть тише и 'азумнее, постепенно нак'ывая меня п'охладным вете'ком."Как же я не люблю когда меня сравнивают с кем-то, чертёнок. Тем более, со своими бывшими."
— Я настолько п'ивыкла к этому вет'у, что больше не могу но'мально жить без него. Тем более, когда меня от твоих 'аскатов и волн в жа', блять, б'осает."Анечка, тебя нельзя усмирять ветром. Тебя нужно разжигать всё больше и больше, чтобы твои глаза горели огнём."
— Ты одно слово произнесла, которое, возможно, ответит тебе на вопрос, почему ты сейчас плачешь. Ты сказала, что ты сильно привыкла к ней. Привыкла, — выделяю это слово чуть громче, — ты больше не любишь её, ты к ней просто привыкла, — делаю паузу и чуть отстраняю её от себя, смотря в её глаза, — у тебя по ней ломка, Ань. Она смотрит на меня в ответ, молчит и хмурит брови, из-за чего на её лбу выстраивается ровной шеренгой небольшая тонкая морщинка. — Нет, я люблю её, — твёрдым и неоспоримым голосом. — Если бы любила, то я бы тебе не была нужна. Если уже любят одного, то во вторых не нуждаются. Аня отводит глаза в сторону, убирает с меня свои руки, засовывает их в карманы и на минуту залипает куда-то в закатное небо. — Тебе-то откуда знать? У тебя у самой любовь за п'оектом. Я молчу, закрываю на миг глаза, прислушиваюсь к себе и наконец-таки признаюсь: — От того и знаю, о чём говорю. Она переводит резко на меня взгляд, смотрит из под лобья и выдает, заставляя меня улыбнуться: — Ты не можешь меня любить. — Почему же? — склоняю голову, не убирая веселую мимику с лица. — Потому что я не похожа на таких, как Яна. — А я не похожа на таких, как Сабина и что теперь? Моя усмешка на последних словах заставляет уголки её губ проползти вверх и я, вытягивая к ней свою руку, жду, пока она протянет мне свою. — П'отивоположности, да? — Притягиваются, да, — киваю, — иди ко мне обратно. — Мне жарко, — улыбается. — Не ври, — подсаживаюсь и обнимаю её сама. — Эх, Милка-а-а, — тянет. — Что такое? — умиляюсь своему новому производному фамилии. — Наво'отим мы с тобой дел любовных, чувствую. — Это если согласишься, — ухмыляюсь и сжимаю её бедро в ладони. — Уже согласна, — поднимает на меня глаза. Улыбка на улыбку и наши губы встречаются. Касание языком о её губы и я чувствую солёный вкус на своём. Щёки тоже в миг принимают на себя дорожки слёз, стирая их с лица рыжей и я, медленно заваливая нас на траву под деревом, углубляю свой поцелуй, делая его более настойчивым и безотказным."Хоть ты и явно больше меня не оттолкнёшь от себя, чертёнок."
Моя рука, которую я запустила под её футболку, плавно поднимается всё выше и выше, кончиками пальцем по кругу очерчивая каждый её миллиметр кожи. Меня бьёт словно маленькими разрядами тока от аромата её волос и я, понимая, что это должно произойти не на улице, где в любой момент могут появиться либо камеры, либо одноклассницы, медленно прекращаю свои действия. — Ты сравниваешь меня с громом, но ток, при этом, исходит от тебя, — тяжело дыша говорю на выдохе, чуть подрагивающей рукой взъерошивая свои волосы. Сказав это, я ложусь рядом с ней, подкладывая под голову руку, чтобы было менее твёрдо. Аня улыбается, опускает глаза и ложится ко мне, обнимая меня и закидывая на меня свою ногу, на которой, я уверена, останутся синяки от моей пятерни. — Ты остановилась, потому что не хочешь чтобы нас спалили или из-за того, что п'осто не хочешь? — Ты чего говоришь такое? Если бы я не хотела, то зачем бы я начинала бы всё это? — Кто ж тебя знает, Ксюх, — говорит тихо, — у меня до сих по' складывается такое впечатление, что ты ведёшь какую-то иг'у. — Между нами? — Между личностями в себе, Ксюш. Ты до аг'ишься на меня, то зовёшь к себе в объятия. Я тебя никак разгадать не могу. — Может, это тебя и притягивает ко мне? — чуть сжимаю её плечо и улыбаюсь. — Ско'ее всего.***
— Опять ты всю мою одежду испо'тила, — вздыхает, осматривая локти кофты. — Опять? — В п'ошлый 'аз на к'оссовки вино 'азлила, а сегодня на только скошенный газон повалила. — Ой, будто тебе не понравилось, — смеюсь. — Поэтому твоё лицо и цело, Милас, — смеётся в ответ. — Во-о-т даже как? Ну спасибо и на этом. — Пошли? Зайдя в замок, мы резко останавливаемся. — Ой, девки-и-и, — слышу голос Конора позади себя, — вы чего, в траве катались что ли? Переглянувшись с Горой, я, на удивление, не увидела в её глазах испуга или же растерянности. Вместо этого она остановила меня рукой, когда я уже намеревалась идти до Костиной и сама сделала шаг вперёд. — Катались и катались, тебе-то что? — Да ничего, — ухмыляется, — просто уж больно вы часто всё время друг за дружкой ходите. Подозрительно как-то. — В 'азлуке от под'ужки и не такое покажется, — слышу словно бы вовсе не голос Ани, — так что, давай, убавляй свои фантазии, — заканчивает, чуть ли не выплёвывает последнее слово. — А про подружку откуда знаешь? — уже без издёвки нахмуренный голубых взгляд. — Во сне гово'ишь слишком много. Одноклассница кивнула, потеребив неизменный пучок на голове и быстро поднялась по лестнице, оставляя нас одних. — Неплохо ты её, — хлопаю по плечу рыжую. — Но, вот только, что с остальными делать, если у них мы тоже вызовем инте'ес? — А ты думаешь, никто ничего не видит, ничего не слышит и ничего не понимает? Если одна курица подала голос, это не означает, что остальные такие же тупоголовые. — То есть, всё в ку'се? — Ну, Михеева в курсе и Смирнова точно. Ты думаешь, она начала хамить мне только из-за моей позиции? Она заварила это всё лишь из-за того, что увидела, что я одна против неё и ты, главный её покровитель, можешь перейти на мою сторону из-за нашей с тобой дружбы. Ревность. Как у сестры к брату, знаешь? — Ну и дела, — вздыхает, — ещё, может, на что глаза отк'оешь? — Ну, мне кажется, за четыре недели хоть кто-то кроме этих троих да заметил твоё частое отсутствие ночью. Да и помнишь тот случай, когда ты во время действия той дряни сказала, что не хочешь спать в своей кровати? Это точно мимо их ушей не могло пройти. Все всё понимают, Ань. И если мы будем это отрицать им или постоянно увиливать от ответа, то будет только хуже. Изгоем буду не одна я, а уже и ты вместо со мной. Тебе это надо? — Да не особо, если честно, — чешет затылок и делает шаг ко мне, — а вот ты гово'ишь, что отнекиваться нельзя. То есть, и при камерах или как? — Нет-нет, — качаю головой и еле сдерживаюсь от своего тона, который прозвучал как учительский, — я говорила лишь о коллективе. Только о девочках. Операторам, режиссёрам и всем остальным так же ничего не нужно знать. Хотя, мне кажется, если они что и узнают, им не особо этого роли сыграет. Только если для шантажа какого-нибудь. Но, не думаю, что это кому-то здесь нужно. Но, при камерах будь ко мне либо безразличной, либо злись.***
Мы снова засыпали вместе. Когда я уже проваливалась в сон, обнимая Аню со спины, та позвала меня и, дождавшись того, что я скажу, что не сплю, произнесла: — Нас спалили. Её слова ударили меня по голове башенным звоном, заставляя резко дёрнуться. — Всмысле? — сглатываю слюну, немного смачивая вмиг высушенное горло. — Нас шиперят. Там, за п'оектом. — Шиперят? — не могу вспомнить знакомое на слух слово. — Ты из глуши что ли? — поворачивается ко мне лицом и ложится на спину, опираясь о кровать локтями, — это значит... да бля, как же объяснить... это значит... это значит, п'едставлять двух людей в отношениях, вот. То есть, нас с тобой п'едставляют в отношениях. Ну, типа мы вместе, поняла? — И как это... ну, проявляется? — Камера засняла наши с тобой взгляды и тепе'ь аудито'ия "пацанок" фотошопят нас и пишут 'ассказы о нас. — Серьёзно? — я опешила. — Да, — она откидывается и обнимает меня, — это конечно здо'ово, что нас так пиа'ят и мы это, ну, известные, но... Но бля, я узнала это от Сабины. — Поэтому ты сказала тогда в ванной, что я постоянно к тебе липну и послала меня? — Да. Кстати, п'ости меня за это, ладно? Я была на эмоциях и... и... и фанаты так-то п'авы. Не знаю точно за тебя, но у меня к тебе явно любовь, — широко улыбается в темноте."И у меня к тебе, чертёнок." — приятягиваю её к себе и целую вместо ответа.
Я улыбаюсь. От нежности в голосе и улыбке Анны Гороховой.