"Неужели скорая приехала к ней?"
Перейдя на бег и едва не упав из-за этого я, совершенно ни о чём не думая, подлетела к ней. То ли от тусклого освещения, то ли света, что отражался в блестящих поверхностях предметов от мигающей машины, но лицо Ксюши показалось мне очень и очень бледным. Начиная ощупывать её, ища повреждения на её теле, в ответ я получила лишь раздраженный взгляд и короткое "да блять, Ань". — Что случилось? Там ско'ая подъехала. — Я в курсе, — сухое. — Это к тебе? Тебе плохо? — зачем-то прикладываю ладонь к её лбу. — Да что ты делаешь?! — резко отстраняется, выпрямляя спину, — не мне плохо, а Ане. Михеевой. — Что? Всмысле? — Как я поняла, она нарочно выпила слишком много таблеток. — Суициднуться что ли хотела? — выходит с усмешкой. На свой вопрос я снова получаю много говорящий взгляд. Но на этот раз он был не раздраженным, а не на шутку злой. — Слова подбирай, когда на такую тему говоришь. Здесь речь не о твоих дружках с передозами. — Ещё скажи, что о но'мальном человеке сейчас гово'ишь. — Иди спи дальше, раз тебе так похуй. — Я п'ишла сюда, потому что мне стало инте'есно. А когда тебя увидела, то подумала, что с тобой что-то. — Ну вот что со мной могло случиться, Ань? Я всегда хорошо себя чувствую. Не неси ересь. — Ясно, блять, — вздыхаю, — то'чи тут под две'ью дальше как Хатико, блять. На мои слова Милас взмахивает рукой и закрывая лицо, зевает, а я ухожу, жалея о том, что показала ей своё беспокойство о ней.***
Съёмочная группа начала замечать наше отношение с Милас друг к другу. По началу я слышала абсолютно ничего не значащие слова о том, что в кадре мы появляемся почти постоянно рядом друг с другом; потом начались шутки о курортном романе поочерёдно в наши стороны, после я ловила на себе серьёзные взгляды режиссёров и тихий шёпот их разговора друг с другом. Ну а потом, после всей этой несколько дневной череды подозрений, в конечном, завершающем итоге, меня вызвали рано утром в место для, так называемых, наших интервью и комментариев. И первый вопрос, как только я уселась на стул, поверг меня в шок: — Что у тебя с Милас? Услышав это, меня бьёт током, разом сковывая мышцы. — Всмысле? — хмурюсь. — Что тебя с ней связывает?"Ничего." — про себя грустной усмешкой.
Не сдержавшись, я хрустнула суставами пальцев. И, подумав о том, что только-что сделанный мною жест можно счесть за злость, я покрепче, до скрипа, сжала зубы, чтобы камере, стоявшей напротив меня, были видны желваки на моей челюсти. — Бесит она меня. Очень сильно. — И поэтому вы всё время рядом?"Уж это вас точно ебать не должно, я вам так скажу, блять."
Я молчу несколько секунд, по-настоящему не зная что говорить в ответ. — Чтобы победить, сопе'ника нужно вдоль и попе'ёк изучить, — вырывается фраза сама собой из моего рта. — То есть, ты не отрицаешь того, что вы хорошо общаетесь? — Да, вполне не плохо, — пожимаю плечами, — это зап'ещено? — Ты будешь против, если мы тебя проверим на детекторе лжи? — игнорируют мой вопрос."Да, я буду против. Конечно же, блять, я буду против."
— Нет, — всё же отвечаю спокойно, — мне нечего ск'ывать."Я против ещё одной проверки но, я не отказываюсь от неё. Ибо знаю, что ненависть к Милас непременно покажет себя сильнее чем, другие чувства."
"Хотя помимо ненависти ничего и не должно было изначально быть, по сути."
И поэтому я ещё раз киваю режиссёру напротив. — Пойми нас правильно, — они переглядываются, — если наши подозрения подтвердятся, то для репутации нашего проекта и канала в целом - это более, чем не очень хорошо."А я прошу свои чувства афишировать?" — изадаю немой вопрос.
— Да я всё понимаю, чего вы. И я, выйдя из кабинета, принимаю решение, о котором я точно буду жалеть уже завтра. Направляясь к своей кровати, беру свою аптечку и иду в ванную на первый этаж, уже ощущая как трясутся руки в предвкушении. Закрываю за собой дверь. Проворачиваю замок до щелчка. Вдох в одну ноздрю. Вдох во вторую. Снова в первую. Снова во вторую. И я почти ничего не чувствую."Сука"
Раньше же я была счастливой от этого. Так почему же сейчас я не чувствую той заветной и ожидаемой лёгкости внутри себя? Нет, она несомненно есть, но больше совсем не такая, как раньше. Как пару месяцев назад. Как пару недель назад. Теперь во мне лишь небольшая лёгкость от вдохнутого вещества, приправленная сомнением в правильности своего поступка и грызущей меня совестью. Посидев немного на бортике ванной, я встала и подошла к раковине. Включив воду, чтобы моё долгое нахождения же здесь было более правдоподобнее, я залипла на своё отражение. В зеркало я видела себя очень близко и очень далеко одновременно. Карие глаза смешались с расширенной чернотой зрачка и теперь были неразличимы, особенно в не раступившихся сумерках. Выйдя наконец из ванной, я ненароком врезалась в Барби. Мельком взяглнув на неё, замечаю отвратительно голубые линзы на её глазах. Она что-то сказала мне, потирая ушибленное плечо и я, не поворачиваясь к ней, кидаю протяжное: — Съеби-и-ись с до'оги, Ба'би-и-и. — А можно по-вежлевее? — тонкий голос. — Можно, — говорю, уже скрываясь за поворотом, — но только не с тобой. Вернувшись наверх я легла на кровать и, перевернувшись на бок, стала ждать звонка будильника. До него ещё целых сорок минут и я, пялясь в стену, думала над тем, не пойти ли мне и не рассказать Милас о том, что нас спалили."Хотя и "палить" то нечего совершенно."
И я, взвешивая все за и против, не заметила, как заснула. — Бля, кто там опять припёрся? — будит меня голос Ксюши."Опять?" — режет слух.
Когда Милас вышла из комнаты и кивнула лишь мне одной из всех присутствующих в комнате, я немного напряглась. Она обычно здороваться со всеми и даже с теми, с кем вообще почти не общается. — Ты чего такая? — тихо спрашиваю, когда она проходит мимо. В ответ я получаю мотание головой и громкое, не адресованное мне: — Ты музыку принес, Ричи? Усмехнувшись с того, как она назвала Кена, я спустила ноги с кровати. Ожидая того, пока девочки разберутся с магнитофоном, я до того утопла в собственных мыслях, что очнулась лишь тогда, когда Дина сказала что-то насчёт того, что сейчас нас будут проверять на то, лжём мы или нет."Ну сколько можно уже проверять?" — думаю, напрягаясь всем телом.
Переодевшись в школьную форму и обувшись в лаковые, бесящие меня, туфли, я вышла из комнаты. Ни с кем особо не контактируя и идя позади Ксюши, я спустилась вниз, вообще не думая о том, что на этот раз нам объявят преподаватели школы. И дойдя до нужной локации, увидела два стула, стол с двумя шарами на нём и множеством проводов вокруг. — Меня зовут Игорь и я эксперт-полиграфолог, — представился стоящий перед нами мужчина. — Очень приятно, — хмыкает рядом Милас. — Сейчас вы пройдете проверку на детекторе лжи и в ходе теста я попрошу отвечать да или нет."Нахуя нам полиграф проходить-то, ну? И не при всех же, сука, проходить его." — озираюсь, ища глазами Милас.
Пару девочек и очередь подошла к Ксюше. Вставая со стула, она "случайно" коснулась моих пальцев и чуть их сдавила перед тем, как отпустить."С чего это ты такая, а, Милас?"
— Считаете ли вы справедливым то, что в прошлый раз лучшей ученицей стали не вы? — Нет. Её ответ загорается красным и мужчина констатирует: — Ложь."Ну понятное дело, что ложь. У неё в груди, мне кажется, однёрка написана. Всегда и везде первой должна быть." — хмыкаю про себя.
— В школе Леди, — последнее слово противно говорит через букву "э", — у вас есть конкурентки? — Да. После её ответа все девочки замолкли, вслушиваясь в то, что может сейчас сказать Ксюша. — Вы бы смогли назвать своего главного конкурента? — Я оставлю это без комментариев. — Между вами с этой девушкой лишь борьба за победу или нечто большее?"Ну же, отвечай что ничего больше. Милас, быстрее, не тяни."
— Только борьба. — Хорошо. Вы видите себя победителем третьего сезона школы леди? — Да, — мгновенно зелёный шар."Я тоже себя вижу. Сплю, блять, и вижу просто."
С Ксюши снимают оборудования в виде каких-то трубок и шнуров и отпускают на своё место. Через пару человек наступает моя очередь."Ну, удачи."
— Скажите, как вы думаете, среди ваших одноклассниц есть та, которая своим поведением подавляет ваши лидерские качества и мешает вам раскрыться?"Она не только подавляет мои лидерские качества, она саму меня заставляет в кисель превращаться." — стараюсь разозлиться на неё, чтобы если что, не соврать в том, что она меня раздражает.
— Да. — У вас есть к этому человеку чувство злости? — Да, — зелёный свет. — Вы боитесь, что эта девушка уйдёт с проекта?"Что? Что это за вопрос такой? Что мне на него отвечать?"
— Мне нравится бо'ьба за пе'вое место. — Это не ответ. — Да. Потому что мне н'авится бо'ьба за первое место, — психуя, говорю. — У вас есть ней какие-либо теплые чувства?"Я ненавижу тебя, Милас. Я ненавижу то, как ты ведёшь себя. Ненавижу то, как ты говоришь. Ненавижу то, как ты ходишь. Ненавижу то, как ты смеёшься. Ненавижу то, что ты на равне со мной. Ненавижу то, что мне приходиться прикладывать усилия, чтобы вырваться к победе. Ненавижу то, что меня тянет к тебе как магнитом. Ненавижу то, как ты отталкиваешь меня. Ненавижу то, как ты обнимаешься с Михеевой. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу я тебя, Милас.
— Нет. Тёплых чувств нет. Секунда. Две. Три. Холодок бежит по спине."Почему шар не загорается зелёным?"
Четыре. Пять. Шесть. Пальцы начинают теребить край юбки."Почему вообще ни один не светится?"
Семь. Восемь. Девять. Чувствую, как лицо заливается краской."Что случилось? Почему ничего нет?"
Десять. Загорается зелёный свет."Фух, ну наконец-таки." — чуть ли не подрываюсь с места.
***
Как оказалась, Барби про нас говорила то, что мы мужеподобные колхозницы. Не зная, в ком именно она из нас увидела это определение, но это это максимально смешно."Ну и обидно так-то тоже."
И когда объявили о том, что она покидает проект, я по лицу Ксюши заметила то, что та немного расстроилась. Сначала нахмуренные брови, потом сжатые губы и после напряжённая до, я уверена, скрипа зубов, челюсть. И когда Михеева в слезах вышла из зала, то причина моей ненависти пошла следом, пытаясь то и дело взять её за тонкую кисть руки."Не за плечо. Не за предплечье. Не за локоть. Не за запястье. А именно за кисть, за пальцы. Это намного серьёзнее, глубже, сильнее. И это так, сука, бесит."
И, всё-таки, поймав её ладонь, она уводит Барби в какую-то комнату, скрываясь с поля нашего зрения. Дослушав речь преподавателей, мы двинулись в свою спальню, по пути встречая недавно ушедшую от нас парочку. Идя сзади них, я смотрю на то, как Михеева уже не плачет, взамен показывая всем своё "безразличие". Не понятно зачем, но всё сразу подбежали к ней, смотрели что она делает и тупо молчали, то и дело переглядываясь. Милас же, конечно, сидела возле неё, что-то ни секунду не переставая шептать и пронзительно на неё смотря."Ты на меня, блять, ни разу так не посмотрела, как на эту идиотку смотришь."
И всё было нормально, пока белобрысая не начала говорить. Никто не смеялся, никто не смотрел на неё с усмешкой и, тем более, никто ничего не говорил в её сторону едкого. Но она всё же начала: — Я с такими людьми, ну, не общаюсь, — бросает на меня полусекундный взгляд и тут же отворачивается. — Сама себя до такого доводит, а потом кто-нибудь у неё вечно виноват, — качаю головой и ухожу к ближайшей кровати, показывая, что мне похуй на неё."К чему она вообще это сказала? Кто-то спрашивал её о чём-то?"
Пропуская мимо ушей её слова, что шли, видимо, по большинству, в мою сторону, я завожу руки за голову и ложусь на подушку. Не нужен больше мне её бред. Пусть даже не надеется на то, что я буду нервничать из-за её тупости. И только я об этом подумала, как услышала грустный голос Милас: — Злые вы бабы. Нельзя так. Приподнимаясь, я вижу то, как она медленно подходит к Ане, которая завязывала свои длинные волосы в растрёпанный пучок на голове. От поднятых вверх рук кофта на её теле поднялась, обнажив талию и ребра. Ладони Милас скользнули почти возле её груди, притягивая тем самым движением стройную девушку к себе. — Пока-а, — тянет светловолосая. — Иди сюда, — очень тихое из пухлых губ. Аня издаёт характерный для себя смешок и расслабляется, давая Ксюше прижать себя к ней. — Иду, Ксюш. — Пока, — обнимает крепче, — если что, звони мне, ладно?"Ты просишь чтобы она звонила тебе, Милас? То есть, вы уже номерами обменялись? Вау, очень круто, ага." — зло думаю.
— Угу-у-у, — обвивает Ксюшу тощими руками."Да всё, блять, отпусти её уже, а. Хватит тебе липнуть к Милас, сука."
***
Нас привезли в ветеринарную клинику. На пороге нас встретила молодая, на вид, женщина с темными волосами. Проводив нас в какой-то кабинет, она начала приветствие: — Меня зовут Анастасия, я директор этой организации. Сегодня вашей задачей будет проявить ваши чувства милосердия и сострадания по отношению к братьям нашим меньшим. После её слов я напряглась ибо единственной ассоциацией к её словам были собаки, которых я до дрожи в коленях и пальцах боюсь. Закончив свою речь, она разделила нас по одному и отвела в разные комнаты. И когда я зашла в ту, на двери которой висела табличка "процедурная", я впала в шок. Мои подозрения оправдались: в белой не глубокой ванной сидел пёс. На его теле была то ли сбруя, то ли ошейник; с открытой клыкастой пасти тянулись вязкие слюни; а глаза, что были на половину закрыты, таращились на меня с привычной для собак злостью. Сзади меня захлопнулась дверь и я, вздрогнув и обернувшись поняла, что у меня нет возможности попросить другое задание или хотя бы выйти отсюда. — Значит так, — девушка встала рядом, — Тедди помыть, почистить ему зубы, посушить. — Угу, — выдавливаю из себя, — попробуем. — Желаю вам удачи, Анна. Кивнув, я вперилась взглядом в животное. Дверь за мной повторно захлопнулась и я, надевая на себя фартук, медленно начала подходить к тому, кого Анастасия ласково назвала "Тедди". — Малы-ы-ыш, п'иве-е-ет. Ути сладкий, — снимаю с него ошейник, — ты весь внату'е г'язный. Провернула кран и включив воду, я направила на него струи воды, стараясь особо с ним не соприкасаясь, сбить с него хотя бы немного грязи. — Давай посмелее, Ань, — слышу голос оператора сзади."Давай ты сам попробуешь, а? Раз смелый такой."
— Я боюсь собак, — вместо этого поясняю. Слыша непонятные хрипы из пасти пса, я вздыхаю и, пересиливая свой страх, не отхожу назад, стоя ровно на ступнях. — Ты его вымыла уже. Начинай чистить зубы. Осматривая полочку, которую мне показывала директор организации, я не нахожу ничего, что было бы похоже на зубную щётку. Вместо неё, я вижу какую-то розовую херню, на которой рядами расположены силиконовые зубцы. Понимая, что это нужно будет надеть на палец и засунуть в рот собаке, я чувствую, как начинаю краснеть от усиливающегося страха. Видя то, как с громким звуком колышется его язык, я спрашиваю: — Ты 'ычишь или дышишь? Тедди, пожалуйста, я тебя умоляю, я хочу жить, — и слыша позади себя раздраженный вздох, говорю, — это сложно для меня. —Давай не думай ни о чём и приступай уже. Мы не можем снимать это вечно. — Я пытаюсь соб'аться, не мешайте. — Только быстрей собирайся, ладно? Еле сдерживаясь от того, чтобы не покрыть оператора матом, я надеваю эту штуку себе на палец и подхожу к Тедди. Он начинает дышать быстрее и раскрывать пасть шире. — Я ему не нравлюсь, я чувствую, — закрывая на миг глаза, я стараюсь не думать о том, что он может меня укусить, — иди сюда. И в тот момент, как я только наклонилась к нему, он резко дёргается. Словно облитая кипятком, я отскакиваю от него, попутно снимая с себя фартук. Кинув его на стол, я выхожу из комнаты и камеры, живыми существами следуют за мной. — Аня, вернись и закончи дело. — Я не могу вы понимаете? — бросаю оператору, что шёл сзади, не прекращая меня снимать, — с-с-сука. — Ты провалишь задание, если не вернёшься на локацию. — Да я не буду ничего делать, я сказала. Он чувствует, что я боюсь. — Постарайся не бояться тогда. Пересиль себя и вернись. — Я не хочу. Я домой хочу. Я больше не хочу, сука, всё это делать здесь. — Ты приехала сюда чтобы так быстро уехать? — Вы чё, манипулировать мною пытаетесь? И хватит меня снимать уже! — Я должен снимать. — Мне камеру разбить, чтобы съёмка прекратилась? Поддавшись истерике и злости на себя и всех окружающих, я отказалась возвращаться в процедурную и просто ушла в ту комнату, где я была до распределения к Тедди. Дождавшись всех и узнав то, что Дина единственная, кто справился с заданием, я сжала кулаки."Если бы не собака, то именно я была бы лучшей."
***
Увидев на подносе огромные и отвратительные накладные носы, мне стало противно. И, когда я вглубилась в смысл этого "подарка" нам, то почувствовала уже стыд. И не знаю, случайно это или нет, но мой нос был один в один похож на нос Милас. То ли это намек режиссёров, то ли простое совпадение, но от этого у меня на душе стало менее спокойно. Выслушав речь няни о том, что в школе леди нельзя курить и разбрасывать одежду и взяв с нас слово прибраться к её следующему приходу, нас отправили переодеваться в до смеха ужасные наряды. Представленные нам "гучи", "шанель" и "прада" были ни чем иным, как обыкновенным рыночным ширпотребом. Когда меня одели в красное платье в розочку а Ксюшу в тигровый наряд, я услышала знакомый голос оператора, который бесил меня в прошлый день: — Да красивые вы, не переживайте, — с мерзким смехом по окончанию. Хоть и не желая обострять и так сформировавшийся с ним конфликт, я громко спрашиваю, не делая акцент именно на нём. — Кто сказал, что мы красивые? Кто щас так нагло спиздел? Слыша тишину в ответ и подвернувшуюся ко мне Милас, я тяжело вздыхаю."Ну и молчи, уёбок."
После нас отвели в хол, где нас уже ожидали "приличные" люди. И они, под стать нам, были все на подбор: Принц Гарри, Егор Крид, Серёжа Безруков и Василий... Эйнштейн. После смехотворной трапезы, которою принц Гарри прерывал диким лошадиным ржанием и похабными шуточками, нам предложили поиграть в "правду или действие". Подозревая то, что это снова проверка, я снова начала настраивать себя на злость по отношению к Ксюши. Ане Костиной, как и мне, задали почти и тот же вопрос: кто нас раздражает. И мы, так же единогласно, ответили, что Милас. Ну а Милас, само собой, ответила что главным её объектом негодования являюсь я."И она, думаю, ни капли в этом не соврала."
По окончанию "допроса" Эйнштейн назвался своим именем и сказал, что он психолог-физиогномист. Ожидая чего-то подобного, я ничуть не удивилась. Но, тому, что он произнес далее, я удивилась сполна: — Ань, на протяжении всего вечера, пока мы с вами общались, вы были одной из самых предельно искренних."Ну ещё бы, — думаю, — я то в психологии шарю. И уж точно знаю, как себя на допросах вести. Ни раз приходилось сидя в отделе полиции пиздеть."
К тому же выводу он пришел и о Ксюше.***
— Блять, Гора, сними ты этот уже ужасный нос с себя, а, — слышу позади себя голос и останавливаюсь на полном ходу, по пути в ванную. — Господи, Милас, ты чё бесшумная такая? У нас вообще-то задание в них ходить. Так п'еподователи сказали. — Ещё не врать сказали. Но, ты этот наказ уже несколько раз нарушила. Закатив глаза, я поворачиваюсь к ней и демонстративно снимаю с себя бежевый нос. — Так лучше? — Спрашиваешь ещё, — улыбается, — Я от оператора услышала, что сейчас нам какая-то жесть предстоит, — говорит Ксюша, заходя за мной в комнату, — тем более, с этим платьем он абсолютно не смотрится. Подойдя к раковине и начав смывать с лица нанесенный на нас макияж, я в мыслях начала перечислять то, что ещё могут дать нам учителя. — Будто нам обычных занятий и у'оков с психологом мало, — говорю на выдохе. — Кстати о психологе. Это правда? Ну, то что ты говорила сегодня? — А было чё, похоже что я в'у? — Пиздец, — качает головой, смотря на меня в отражении. —Ты долго? Я тоже умыться хотела. — На д'угом этаже тоже ванная есть. На мои слова Милас сводит брови к переносице и, делая шаг ко мне, чуть ли не дыша мне в спину, начинает смотреть мне в глаза ещё пристальнее, чем до этого. — И так, ты долго? — Нет, — сглатываю, — не долго. — Я жду."Блять, Милас, я тоже очень много жду."
***
Та самая "жесть" о которой говорила Ксюша, оказалась разговором с близким человеком по видеосвязи. И не просто разговором, а признанием во всей нашей лжи. Мне пришлось рассказать маме о том, что тогда, когда я жила у неё пару месяцев, я употребляла. Сказать "я снова принимаю наркотики" оказалось ещё трудней, чем я представляла. Меня трусило, к горлу подходил ком, глаза щипали слёзы. И видя то, как лицо матери искривляется от боли, мне становилось ещё большее самой."Боже, мам. Мам, прости меня. Прости меня, пожалуйста."
***
Сидя на выгоне, я жутко нервничала. Желание уйти к себе в комнату перевешивало желание что-то говорить или просто хотя бы ровно, не сгорбившись сидеть."А лучше не к себе в комнату, а к Милас."
Встречаясь взглядом с преподавателем, я громко сглатываю слюну. — Начнем с вас Анна, — я киваю, — как для вас сложилась эта неделя? Что вас тревожит больше всего? Молчу, не зная, как начать и чем начать. — У меня есть зависимость, — отражением в ушных раковинах. — Как она проявлялась на этой неделе? — спрашивает Лаура Альбертовна. — Ну, у меня пе'епады наст'оения сильные начинаются, мне хочется домой. Мне хочется соб'ать вещи и уехать домой. — Вы считаете себя наркозависимой? — Да. — То, что вы открыто признаётсь в зависимости - это уже борьба, это уже сила, это уже похвально."И что будет дальше? Что теперь изменится? И изменится ли вообще после её слов?"
— Спасибо. И дальше для меня было всё как в тумане. Я абсолютно ничего не запомнила.***
Внезапно мне стало интересно, кто ждёт Милас за проектом. Не раз я, случайно подслушивая её телефонные разговоры, ловила из её уст кончиками ушей короткое "Яна" и, до защемления в груди ласковое "Коша". Мне было очень интересно кто она, как выглядит, чем интересуется, увлекается, живёт и вообще дышит. И, как оказалось, ответом на два последних мои вопроса являлось слово состоявшее из пяти букв, что в сочетании друг с другом давало в итоге нежное "Ксюша". К с ю ш а. Сочетание нежности шипящих в её имени и гнева где-то у меня внутри. — Покажи мне её, — короткая просьба в абсолютной тишине и темноте её комнаты."Как же хорошо, что Дина своей социопатией пропадает на заднем дворе из вечера в вечер."
— Зачем?"Ты даже не спросишь про кого я, Милас?"
Я усмехаюсь. — Мне интересно. — Я не думаю, что это хорошая идея. — Почему же? — на мой вопрос она молчит, — ну? — Хорошо, — снимает телефон с зарядки, — садись поближе. Милас разблокирует телефон, заходит в галерею, открывает папку "любимая" и моему взгляду становится доступным сотни фотографий стройной девушки. Вот она сидит в каком-то кафе в большом светло-розовом свитере; вот она стоит возле раковины и чистит зубы, а в отражении видна смеющаяся Милас с телефоном; вот темноволосая девушка сидит в, судя по всему, ресторану с вилкой в левой руке и ножом в правой; вот Яна лежит на пляже в очень откровенном купальнике, вот они вместе стоят в обнимку возле, видимо, своей машине. Внезапно одно из фото меня очень напрягло. — А это кто? — показываю на фото где девочка лет семи стоит между Милас и Яной, обнимая их обеих."Только не говори, что вы её удочерили."
— Это дочь Яны, — чуть улыбается, приближая фото. — Она живёт с вами? — Нет, Ань, она как и ты живёт в дет.доме, — упрекающий и резкий взгляд на меня, — ну конечно она с нами живёт, что за вопросы такие?"Значит, у них точно всё серьезно."
— Да мало ли, — пожимая плечами, отворачиваюсь. Её слова о моём прошлом неожиданно задели меня, расковыряв словно только что зажившую рану, которая под огромным количеством бинтов и пластырей ныла на протяжении многих лет."И зря я просила эти фотографии у неё. Потому что теперь мне стало намного, намного хуже."
Плохо потому что я сравниваю себя и её. Свои манеры и её. Свой внешний вид и её. Своё тело и её. Просто её и себя.На что я могу рассчитывать, если у Милас уже есть девушка. В сотню раз лучше меня?
— И сколько вы вместе? — Почти три года, — улыбается крайне мягко. И всё, что я могу сказать, так это короткое и сдавленное: — Мм. Посидев ещё несколько минут возле неё, я сказала тихое "жарко у тебя" и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь."Нужно покурить" — стучит в голове призыв к никотину.
"Или добить то, что у меня осталось на черный день. То, что я не приняла в понедельник."
***
И как только меня начало отпускать, внутри разгорелось желание повторно вдохнуть через нос порошок."Там ведь осталось немного. Последний раз и всё, бросаю."— убеждаю саму себя.
И снова иду в ванную.***
Сколько я здесь? Пять минут? Тридцать? Час? Или больше?"Поху-у-у-уй."
Вдыхая ещё одну дорожку, на этот раз, к счастью или сожалению, последнюю, слышу знакомый голос: — Ань? Ты скоро? Не зная почему, но я стала нервничать. — А-а-а, Милас? Это ты? — приблизившись к раковине, я прокрутила винтиль крана, включая воду. Неожиданно резкий и сильный её поток отрекошетил от керамики и облил меня водой. Выругавшись, я принялась тут же вытирать свою футболку полотенцем. — Да, это я. Ты скоро? Вытертые капли возобновляются новыми из так и не закрученного мною крана и я, наконец закручивая его, рычу от раздражения. — Да, — отвечаю, но тут же быстро исправляюсь, — точнее нет. Я только зашла! Сходи на вто'ой этаж! — Ты там уже минут сорок купаешься. Сколько можно, Гора? — Сколько нужно, столько и можно. Я тебе гово'ю: ниже этажом тоже есть ванная. — Ань, все мои банные принадлежности здесь, — настаивает, уже повышая голос. — Блять, Милас! — я срываюсь на крик, — я что, сейчас должна из ванны вылазить 'ади тебя или что?! — Накинь на себя что-нибудь и просто отдай всё, — тем не менее спокойно отвечает, — мои шампунь, гель, мочалку и полотенце. И я от тебя отстану. Быстро снимаю с себя шорты, набираю в лодочки ладоней воду, ныряю в неё лицом и подхожу к зеркалу."Зрачки огромные" — мысль в голове, после быстрого осмотра своих мокрых волос и лица.
— Окей, где всё лежит? — На второй полке. Полотенец красный. Там всё красное. Закатывая на это глаза, я быстро сгребаю с полок всё её борохло и подхожу к двери. Проворачивая замок на ручке, я не успеваю ничего сделать, как Милас сама нажимает на неё и входит в комнату двумя большими шагами. — Эй, бля, ты чё? — спрашиваю её, прикрывая своё полуголое тело руками."Я прикрываю свою задницу, думая о том, чтобы ты не заметила того, что моя кожа сухая и я, блять, не была в душе."
— Это ты чё?! — начинает кричать на меня, — ты чё делаешь с собой?! Ты только, сука, отходить более-менее начала от этой херни! — Всмысле? — она хватает меня за подбородок пальцами, заставляя смотреть на себя, — да отпусти, ты чё?! Чё ты делаешь-то, алё?! Но она сжимает свои пальцы ещё сильнее и, я уверена, оставляет на моём лице синяки, резко отталкивая от себя. Не удержавшись на ногах, я падаю назад, больно ударяясь спиной. — Думаешь, по тебе не видно? Да ты одной мимикой неживой палишь себя. Я смотрю на неё, пытаюсь встать но, из-за того, что порошок начинать действовать всё сильнее и сильнее, не могу заставить свои ноги слушаться. — Тебе вообще похуй должно быть так-то. Ксюша берет меня под руки и усаживает на рядом стоявший стул. Откидываясь на его спинку, я чувствую, как в голове что-то начинает переворачиваться. Мозг словно плывет в какой-то жиже, оборачиваясь с каждым поворотом моей головы вокруг себя. — Сука, ты опять вся белая, — слышу из далека тихие слова. Я пытаюсь что-то сказать но, ощущая что язык, губы и почти всё лицо стало каменным, начинаю лишь посмеиваться с этого. — Бля-я-я-я, — не своим голос тяну. Я вижу приближающееся лицо Милас словно в замедленной съёмке. Не делая видеть, как оно искажается в моём сознании я закрываю веки. — Гора? Сколько пальцев я показываю? — Я не зна-а-ю-ю. — Открой глаза. Аня, не засыпай, отк'ой глаза. Блять, да не спи, говорю! Но я не слушаюсь и лишь крепче закрываю их. Очнулась я уже в кровати Милас. Приподнявшись в постели, я начала глазами искать её, осматривая каждый сантиметр комнаты. И найдя её рядом с собой неожиданно близко, я испуганно шарахнулась. И больно ударилась локтем о стену. — Чего дёргаешься? В первый раз видишь меня что ли? — А почему я здесь? — Потому что ты заснула и как только я тебя донесла до твоей кровати, ты, в присутствии почти всех, между прочим, сказала, что хочешь спать со мной. Заливаясь краской, я кусаю губы. — В'ёшь? — Утром у кого хочешь спроси, раз мне не веришь. — Что девки на это сказали? — Поулыбались. А Конор сказала, мол, раз ребёнок хочет, то надо выполнять. — 'ебёнок? — удивлённо переспрашиваю. — Как видишь, не одна я так думаю. Закатив глаза, я откинула от себя одеяло, которым была, судя по всему, бережно укрыта. — Сколько в'емени сейчас? — Час ночи. — Ты даже на часы не посмот'ела, — подозревающе спрашиваю, — наугад что ли сказала? — Нет, — зевает, — до того, как ты проснулась, был без пяти минут час. — Из-за меня не спишь? — и увидев то, как она снова зевает, я виновато поджала губы, — п'ости. Я вообще не помню, как поп'осилась к тебе. — Да ладно, всё нормально. Успею выспаться ещё. Полежав несколько минут, я почувствовала, что больше не хочу спать и уж точно не хочу уходить от Милас к себе в кровать. — У меня сегодня задание было собаку помыть. — Собаку? — переворачивается на бок, лицом ко мне. Киваю, стараясь не смотреть на губы. — Тедди его звали. Нихуя он не Тедди. Он внату'е пот'ошитель. — Боишься собак? — Ну, меня в детстве собаки покусали. Они меня толпой сбили с ног и я упала, п'осто, ну, на землю. И они меня начали по 'азным сто'онам кусать и мама с окна увидела и выбежала и 'азогнала их всех. С тех по' паника с'азу, как собак вижу. Ни шевелиться не могу, ничего. Будто сковывает внут'и всё и я как столб стою вся. Я вообще всех животных боюсь. Даже г'ызунов обычных. Ст'ах детства, наве'ное, — замолкаю ненадолго, — когда нас завели и п'о животных сказали, я, знаешь, с'азу почувствовала, что там щас, блять, будет у меня собака. — Так ты справилась с заданием? — Неа. Я 'азозлилась, 'азнылась и ушла. — Ты плакала? — во время мягкой интонации поднимает брови. — Угу. — Ни разу не видела твоих слёз."Надеюсь и не увидишь."
— А ты чего боишься, Ксюш? — перевожу тему. Милас не мигая смотрит мне в глаза, молчит и после минуты тишины коротко отвечает: — Предательства. Теперь настала моя очередь удивляться. — Ты что, думаешь, что Яна тебе изменит, пока ты здесь? Она отводит взгляд и снова молчит. — Я боюсь того, что сама смогу предать её, — и быстрый взгляд от моих глаз до губ, — порой это чувство очень сильно обостряется и всё, о чём я могу думать лишь то, как бы не сорваться. — Ты про Аню? — хмурясь, вспоминая то, как Милас сегодня прощалась с Михеевой. Опять молчание в несколько секунд и после тихое и еле слышимое в тишине: — Да. Я вздыхаю, закрываю глаза и, стараясь не показывать того, что расстроилась, говорю первое, что приходит в голову: — Выпить бы сейчас что-нибудь. — Из алкоголя или вообще? — Из алкоголя, — киваю, — 'азг'узиться хочется немного хотя бы. — Ну, я когда этот за́мок исследовала, наткнулась на подвал с плохим замко́м. — Ты исследовала замок? А, ну да, ты ж там начальник ох'аны в'оде. — Ага, начальник, — усмехается, — организатор праздников я, а не начальник охраны. Соврать меня режжисёры просили, чтобы побольше брутальности мне придать. — Серьёзно?***
Сон, что ходил вокруг меня, обволакивая тело тяжёлым свинцом, раз за разом заставлял мои ресницы смыкаться, тем самым, без моего согласия, погружая меня в полудрём. И каждый раз, понимая, что начинаю медленно засыпать, я резко распахивала глаза и пыталась сосредоточить всё своё внимание на одном из близ стоящих предметов. Но, я не могла долго смотреть ни в окно, за которым скоро начнёт смеркаться, ни на складки одежды, ни в телефон, ни в книгу и, даже, картины, что висели на светлых стенах никак не могли привлечь на долго мой взгляд. Чёртова бессонница после длинного диалога с Милас побудил меня предложить ей найти в нашем замке алкоголь и высушить его под продолжение ночной беседы. Пара минут обсуждения плана и мы, толком ничего не придумав, спустились в самую низкую точку дома. Небольшой коридорчик, из которого вела небольшая лестница вниз на половину этажа, был оборудован тремя креслами, круглым столиком, шкафом с книгами и парой картин, нарисованными настоящим, судя по всему, маслом по настоящему, судя по всему, холсту. Представив то, что преподаватели приходят сюда снимать стресс по окончанию каждой недели, я усмехнулась. — Я всё, — неожиданно раздается за спиной, когда я уже снова начала проваливаться в сон. — Почему ты такая шумная, когда не надо? — после тока по спине из-за её голоса оборачиваюсь. Она стоит в одних боксерах, спортивном топе и тапках. Слишком занятые наступившим азартом и адреналином, мы даже не подумали о том, чтобы надеть на себя хотя бы футболки. — Я шумная? А не ты ли торшер при выходе их общей комнаты чуть на пол не свалила? — смеясь спрашивает меня. Закатывая глаза на правду, я спрашиваю: — Ты смогла подвал отк'ыть? — Вообще-то я уже сказала, что "я всё". Это, Анечка, означает то, что я закончила наше, так называемое дело. И при чём хорошо. Ты разве не улавливаешь... — Господи, Милас, — морщусь, — избавь меня от своих нотаций и отк'ой мне собой две'ь. — Что-о-о? Много чести тебе, Гора. Ты сама её открыть в состоянии. — Да боже-е-е, — чуть ли не начинаю завывать, — я имела в виду, что ты всегда пе'вая выходишь и заходишь. То есть, ты отк'ываешь две'ь себе и, следовательно, остальным позади себя. В случае, как сейчас, ты отк'оешь дверь для себя и для меня. Не тупи, ладно? — Ты чего такая умная стала? В дневное время суток ты обычно не далёкая. — Слышишь, ты, не близкая, блять. Ещё одна ф'аза в таком 'усле и я просто 'азво'ачиваюсь и ухожу, понятно? — Сама выпить предложила же. Уходи если хочешь, только это, — она поднимает вверх ладони, каждая из которых держит винные бутылки за горлышки, — я оставлю у себя как трофеи. — А если найдут? — На тебя всё свалю, не беспокойся. — А вот это ни к чему, — усмехаюсь и подхожу ближе, отнимая у неё один из "трофеев", — тем более, бутылки две. Одна на моей совести, вто'ая на твоей. И свою сейчас я хочу хотя бы немного, но п'оспи'товать. — Хорошо сказала, — кивает мне, смеясь, — почти тост прям. Может, откроем уже? — крутит перед собой вино. — Ну-у, а чё бы и нет? Найдя штопор, мы начали открывать бутылки. Посидев в креслах минут двадцать и потягивая сладковатые напитки, мы, понимая, что уже пьянеем, начали улыбаться. — Погнали во дво'? — киваю на дверь. — Ну, погнали во двор. Огибая её и открывая дверь, я слышу за своей спиной чуть громкое "я же говорила, что в состоянии" со смехом в конце. — Я тебя сейчас снаружи зак'ою и будешь одна куковать тут. С вина бокалом, с Толсты́м на пару. — Ой-ой, ты аж стихами говоришь. — Для тебя ста'аюсь, ага. Так и препираясь и попивая из горла вино, мы, иногда замолкая, когда проходили мимо комнат прислуги, вышли из замка. Остановившись на пороге, мы не сговариваясь замолкли и вслушались в тишину, попутно вдыхая в лёгкие мокрый и свежий воздух утра. Взяв за кисть рядом стоящей Милас, я поднесла её лицу, всматриваясь в часы на её запястье. Без пятнадцати три. Все давно спят и проснутся лишь чуть меньше чем через пять часов. Переведя глаза на её лицо, я увидела то, что она очень странно смотрит на меня. Встретившись взглядом, она отвернулась. — Я сначала не поняла, что ты делаешь, — объясняет. — Не п'истаю я к тебе, не бойся. — Да? — она сбежала с лестницы, — а я думала, что ты только это и делаешь. Малая. — Я? К тебе? Не неси чушь, Милас, — схожу за ней."С ума."
— А то, что я тебя малой назвала, тебя не задело, не? Настолько на предыдущих моих словах скенц... сконсе... сконцентрировалась, — по слогам произносит, — всё, я пьяная, — улыбается. Прислушавшись к своему внутреннему состоянию, я тоже улыбнулась и кивнула. — Я тоже, Ксюш. — Пошли под наше дерево?"Наше дерево." — отдаётся её голос эхом.
— Пошли, — зачем-то беру её под локоть. Милас косится на меня, усмехается и бросая мне протяжное "малая" со смехом срывается с места. Она бежит не быстро, то ли боясь упасть, то ли давая мне шанс догнать её, но я, не пользуясь такой возможность, не тороплюсь следовать да ней, а попросту стою и слушаю то, как её смех разносится в тишине и её улыбающееся лицо озаряет весь двор приятным светом. — Не малая я тебе! — кричу ей и беру разбег. — Малая! — тоже криком спорит. И едва я ногами оттолкнулась о землю и пробежала несколько метров, как моё тело врезается в Милас. Я всё ещё не переставая смеяться, поднимаю глаза на Милас, в которую только что врезалась, чуть не сбив её с ног и заставив выронить бутылку на газон. — Ой, — тихо произносит на выдохе, — ты не ушиблась? — Ммм, — начинаю заикаться, — н-н-нет, не ушиблась. — Точно? — чувствую ладонь на своём плече. Понимая, что ничего не могу сказать, я медленно киваю, не разрывая зрительного контакта с Милас."Боже, Ксюш, ты очень часто стояла близко ко мне, ты очень часто касалась меня и ты очень часто смотрела мне в глаза. Но все те разы меркнут перед тем, как именно сейчас ты всё это делаешь. Сейчас у меня бегут мурашки, сбивается дыхание, образовывает ком в горле, подкашиваются ноги. Мне кажется ещё чуть-чуть и я или упаду или взлечу непременно куда-то вверх."
Ощущая то, как рука Ксюши медленно поднимается от моего локтя к предплечью, я закрываю глаза. Крепкие ладони, чувствуя, что я стою неустойчиво, держат меня мёртвой, но нежной хваткой, не давая упасть. Открывая глаза, я начинаю смотреть куда угодно, но не на Милас, боясь того, чего я сама очень давно и очень трепетно жду. Натыкаясь взглядом на бутылку, лежащую на земле, я поднимаю взгляд на девушку. — Там вино 'азливается."И моя жизнь где-то у тебя под ногами."
Ксюша медленно приближается к моему лицу своим, не моргает и говоря очень тихое и не своим голосом "да похуй", окончательно достигает своей цели. Она целует меня, мягко прикасаясь тёплыми губами к моим. Она целует меня, нежно поглаживая плечи подушечками больших пальцев. Она целует меня, плавно одной рукой добираясь до хвоста на моём затылке. Она целует меня, убирая резинку с моих волос. Она целует меня, зарываясь ладонью в кудри. Она целует меня, заставляя с трепетом ей отвечать. Мы говорили совершенно о разные темы но всё это время у меня из головы не выходил наш поцелуй, а тело не покидало то сладкое ощущение, которое я испытывала внутри себя. — А-а-ань? Ты меня слушаешь? — Что? — переспрашиваю, хоть и услышала вопрос, — а, да, слушаю конечно. Ты о носах тех у'одских говоришь — Я говорю уже о том что считаю, что ты правильно сделала, что рассказала преподавателям о своей зависимости. Они сделают к тебе определенный подход и... — Я тебе чё, инвалид, чтобы ко мне определенный подход делать? — смотрю на неё, сидящей напротив, не зная, злиться мне или смеяться с её слов. — И если ты, — продолжает, несмотря на мой вопрос, — на каком-нибудь задании провалишься, то не будут сразу выгонять, а дадут тебе ещё один шанс. — Я не знаю. Из всех только ты и знала до этого о том, что я употребляю, — и увидев нахмуренные брови Ксюши, исправляюсь, — употребляла. Ксюша смотрит на меня ещё несколько секунд и неожиданно просит: — Расскажи то, что не сказала у Лилии Васильевны. Мне кажется, ты при всех не смогла рассказать, а при мне сможешь. — Если бы не алкоголь, знаешь, я бы подумала, что ты с издёвкой это гово'ишь. — Ну так что? — Зачем тебе это? — Чтобы ты ушла из прошлого. — Мой воп'ос не меняется. Зачем тебе это? — Знала бы, с первого раза ответила. От чего-то хмыкнув и кивнув её словам, я снова присасываюсь к бутылке."Я хоть и боюсь тебе доверять, но расскажу. Ибо хочу. Ибо это может сделать нас ближе."
И я начала: — Мне казалось у меня никого нет, — говорю, беря с газона пачку сигарет, — это ст'ашно 'еально, когда ты лежишь в комнате общежития, ты голодная, сука, два дня не ела, не мылась, тебе, блять, нечем пости'ать даже. Ни чё у тебя вообще нет: ни денег, ни даже телефона. Ты лежишь в этой комнате, не понимаешь вообще чё тебе делать и куда вообще идти. Ты, сука, лежишь и п'ок'учиваешь в голове весь мусо', кото'ый с тобой случился, — затягиваюсь несколько раз и замолкаю, потихоньку выпуская дым из губ, — я, вот, п'осто смот'ела на д'угих, на д'угие семьи, видела людей, детей, пап, мам. Смот'ела, что у них всё но'мально, всё хо'ошо и не понимала почему у меня так может быть. Ну, типа, почему именно со мной так всё. Я не понимала, почему они счастливые люди, они любят д'уг д'уга: и 'одители и дети. Я не понимала, почему всё так может. Почему со мной вот это всё. У меня отец 'ано умер, его убили. Я только от него какую-то ласку получала, ну, отцовскую любовь, — еле заканчиваю дрожащим голосом, — мама говорит, он даже голос на меня зап'ещал повышать, как п'инцессу 'астил. А мама... да чё, мама. Она... я от неё в одиннадцать лет ушла в п'иют, устала с ней жить. Поп'осилась сама туда. 'ешила, что мне будет лучше там, что там меня нако'мят, там будет где спать. Пожила там дня т'и и начала сбегать. Не пон'авилось. Вообще, я ушла от мамы не от того, что я устала, нет. Я чувствовала чувство голода вечного, нужды и одиночества, обид, знаешь. Мне тогда захотелось п'осто, ну, жить но'мально. — Если бы я хоть как-то могла тебе помочь, бы непременно это сделала бы, — говорит, после того, как я замолкаю, — но всё, что я могу сейчас сделать, так это лишь слушать тебя. — Слушай, — киваю и делаю глоток вина, — это поможет. — Тогда продолжай. — П'одолжаю. Я же могла всего добиться в жизни. Я могла уже в институте бы уже учиться, п'икинь... Ксюша не даёт мне договорить и обрывает: — У тебя всё ещё впереди, Ань. — Я бы была уже в институте, — продолжаю, — 'одись я в но'мальной семье. А так, что я сделала? Я просто 'одилась на свет, — на последних словах я чувствую, как внутри меня что-то ломается, надрывается и я ощущаю то, как глаза начинают предательски щипать. — Ну не плачь, Ань. Иди ко мне? Открывая глаза, я смотрю на то, как Ксюша развела руки в стороны и ждёт, пока я приду к ней. Не думая о том, что возможно, завтра она пожалеет о том, что дала слабину в мою сторону, я в миг прижимаюсь к ней. — Я п'осто думала, как мать может своего 'ебёнка, сука, на п'оизвол судьбы оставить и п'осто долго не инте'есоваться, типа, чё с ней, где она, как у неё дела. — У каждого родителя разное отношение к своему дитя. — Не по наслышке знаешь? — поднимаю голову к ней. — Ну да. — 'асскажешь? — Сегодня не обо мне говорим, — чуть вертит головой и крепче обнимает меня. И от этих объятий у меня разом перехватывает воздух внутри и в груди рождается чувство спокойствия, надёжности и чего-то лёгкого, воздушного, что удается ещё немного, и прошлое насовсем уйдёт от меня, насовсем отпустит и боль в миг покинет меня, сменив себя чем-то более значимым, более нужным и более лучшим. Я смотрю на неё сверху вниз, замечая то, что в свете рассветного солнца её кожа выглядит по особому. Она словно издает свечение, голубовато-золотистое, искреннее, настоящее. Не такое, как обычно. Не такое как всегда. Не такое, как при всех."Это из-за алкоголя или из-за того, что мы сближаемся?"
***
— Ксюш, кстати, — говорю, заходя за ней в замок, — меня перед детектором рано ут'ом 'ежиссёры вызывали. 'асп'ашивали о нас и хотели меня на хе'не той п'ове'ить, не в'у ли я. — Да, меня тоже. И, как видишь, они проверили. И не один раз. Покачав головой, шёпотом спрашиваю: — Мы как обычно по одному зайдём? — А от кого скрываться? — Хм, ну да, больше не от кого, всё и так уже догадываются обо всём. — Обо всём, это о чём? — щурится и я вижу, как она пытается сдержать улыбку. — О том, что мы не только главные конку'енты д'уг д'уга, — смеюсь. Моим смехом заражается Ксюша и я, начиная из-за этого смеяться ещё больше, спотыкаясь, не смотря под ноги и цепляюсь за протянутую мне ладонь. Неожиданно Милас сжимает мои пальцы, перехватывая их удобнее и, притягивая меня к себе, целует, говорит мне в губы: — Мы самые главные конкуренты друг друга, чертёнок, — специально картавя на последнем слове, она отходит от меня, улыбается, и медленно шагает назад, вытягивая когда мне руки."Не только же конкуренты?" — хочется спросить в догонку, пока она ещё не скрылась из вида.
И я спрашиваю. И получаю в ответ почти то, что хотела услышать: — Пошли спать, чертёнок, нам уже пора баиньки. — К тебе? — чуть хмурюсь. — Ко мне. Малая, — усмехается. Ставя кроссовки в обувницу, я замечаю на одном из них одно красное пятнышко величиной с пятиконечную монету. Вспоминая, что его поставила Милас, когда снова целуя меня, пыталась кое-как, не глядя, облокотить бутылку на дерево. Тогда бутылка встала не ровно и расплескавшись упала, забрызгав все мои и её ноги.И теперь на моих кроссовках след, который я не буду убирать, в виде капли. Капли от нежности Ксюши Милас.