"Дура, дура, дура. Какая же я дура." — лежу под одеялом с горящим от стыда лицом и отсчитываю минуты до звонка будильника.
И едва мне стоило заснуть более-менее крепким сном, как до моих лопаток дотрагивается чья-то горячая и твёрдая рука."Милас, ты с ума что ли сошла? Не при всех же ко мне лезть, в самом же деле."
Я, думая что это снова Ксюха, пытаюсь сбросить её с себя ладонь путём натягивания на себя одеяла но, слыша мужской голос над головой, сразу же открываю глаза: на меня из под кустистых бровей смотрит мужчина в белом халате и что-то говорит, явно меня поторапливая."И чё это ещё, блять, за мясник?" — думаю, потирая свои глаза.
Он, убедившись в том, что я проснулась, идёт к другим девочкам, хватая их за лодыжки, спины, руки и плечи. — Давай-давай, подъём! — громким басом в тишине присоединяются ещё несколько голосов. Я, только встав с постели, пользуясь наведённым незваными гостями кипишем, иду до Ксюши в комнату, стараясь не привлекать к себе внимания. И как только до достижение цели мне оставалось пройти всего лишь пару шагов, мужчина перегораживает мне путь своей огромной рукой. И поднимая глаза, я вижу камеру, устремлённую на меня. — Да дай зубы почистить хотя бы, — не желая палиться кивком указываю на ванную и говорю осипшим после сна голосом.***
Пройдя мед осмотр, нас, через некоторое время, отправили к психологу. Услышав рассказы одноклассниц посреди горящего пустыря, я задумалась о своей. О своей истории, о своих проблемах, о своей личной боли. О том, как приходилось голодать. Как приходилось видеть пьяную мать, которая ничего не понимала из-за алкоголя. Как приходилось скитаться по холодным улицам и заброшенным домам. Как приходилось кровью и потом бороться за уважение к себе. Как приходилось драться с теми, кто не хотел меня принимать. Как приходилось просить друзей приютить себя. Как приходилось зарабатывать деньги мерзким способом наркоторговли и азартными играми. Как приходилось один на один жить со своей зависимостью."Как я могу это рассказать всем?"
— Аня, а ты хочешь нам рассказать что-нибудь? — голос женщины неожиданно обратился ко мне. Я непонимающе смотрю на неё, не сразу расслышав её слова. — Я поп'обую в д'угой 'аз, — пытаюсь сказать как можно спокойнее, не видя ничего из-за наступающей пелены слёз. — Я не настаиваю, но, высказавшись нам, тебе станет намного лучше. — Я не смогу даже начать, — опускаю голову, чувствуя ком в горле. — Хорошо, — она отворачивается от меня и смотрит по правую сторону от себя, — а как насчёт тебя, Ксюш? Ты поделишься с нами своей историей? — Я думаю, — она мельком смотрит на меня, — что я так же, как и Анна, воздержусь сегодня."Анна, — повторяю в мыслях её интонацию, еле сдерживаясь, чтобы не усмехнуться, — ну, хорошо, что чёртёнком не назвала."
По итогу получилось, что все девочки что-то говорили и только мы с Ксюшей молчали, не желая делиться с кем-либо своей горечью и словами о отвратительном, если не сказать, что хуёвом, детстве.***
Пару минут назад я из окна увидела как Милас стоит на нашем с ней месте и курит вместе с Михеевой. Не понимая, в чём дело, я продолжаю смотреть на них, рассчитывая на то, что Ксюша почувствует мой взгляд. И она почувствовав его буквально через несколько секунд, повернулась и помахала мне ладонью, попутно смеясь над одной из очередных тупых шуток Барби."Чё, блять? Ты стоишь на нашем месте с этой лохудрой и имеешь совесть звать меня в ваш мерзкий дуэт? Какого чёрта, Милас?"
Вспоминая то, как она смотрела на Михееву в первый раз, когда её увидела, в груди начинает непонятно жечь. Тогда её голубые глаза горели огнем, скользя по длинным и голым ногам и задерживаясь на пухлых, очевидно что накачанных, губах. Спустившись на кухню, слышу как спустя пару минут она тоже заходит в комнату. И видя то, что я наливаю сок, достаёт себе стакан с полки и берётся за только что поставленный мною на стол графин. — И чё ты там стояла с ней? — поворачиваюсь к ней. — Курили. Постояли полчасика да разошлись."Пол часика? И чё так долго-то, а?"
— И зачем на наше место её нужно было вести? — Наше? — усмешкой. — Ну, мы там ку'им. — Вообще-то нет, Ань. Там курят все. — Ты знаешь, что я имела в виду, — отвожу взгляд. — Это бред, — и после спокойно делает глоток сока. — Нет, не б'ед. Для меня по-крайней ме'е. — А я и не про тебя сейчас говорю, — смотрит мне в глаза, — лично для меня - это бред. — Вот как, значит, — киваю, — ну хо'ошо. — Не расстраивайся, малышка, всё хорошо же. Я делаю большой глоток сока, не зная зачем прополаскиваю им рот, молчу, не зная что ей ответить и, наконец, спрашиваю: — Почему ты такая, Милас? — Какая такая? — Ст'оишь из себя не пойми кого постоянно. Или ты только по ночам иск'енняя? Неужели, чтобы увидеть тебя настоящую, нужно в одну к'овать с тобой лечь? От моих слов её острый подбородок дёргается, а взгляд становится холодным. — Перед тобой я стану искренней, если сама этого захочу. И для этого если тебе и нужно будет лечь ко мне в постель, то только после того, как я по-настоящему этого захочу. — То есть, в те 'азы ты не хотела меня звать к себе? — зло на выдохе. — Сложно сказать, — поднимает бровь. — А что для тебя вообще не сложно сказать? Ты вообще нихуя ничего не гово'ишь. Даже когда мы вдвоём, ты п'осто слушаешь и иногда поддакиваешь мне. Создаётся впечатление, словно ты тупо инфу соби'аешь. — Про кого инфу? — она смеётся, — про тебя что ли? — А вот хуй его знает, блять, Милас. Ты словно деб'и для меня. Вступишь и заблудишься, блять, с'азу. — Тогда не лезь, Ань, — колючий взгляд в мои глаза, — не лезь, раз так боишься. — Да кто боится-то?! — срываюсь на негромкий крик. — Ты истерику-то мне не устраивай, окей? — и выплёвывает, — истеричка. — А ведь и п'авда, зачем я 'аспыляюсь тут? Мы никто д'уг д'угу, а я сцены уст'аиваю. Мне же 'овно похуй на тебя. Единственная, наве'ное, п'ичина, чё я так 'еаги'ую на тебя так это то, что ты лезешь ко мне по ночам, зовя к себе. Только зачем, блять? Тебе что, скучно или чё? — я делаю паузу и отпиваю ещё немного сока, — и ты намекаешь мне после этого, что не хотела меня видеть у себя? Се'ьёзно, блять? Милас растягивает губы в улыбке и во мне просыпается дикое желание ударить её в лицо, тем самым вернув её губы в обычное состояние."Как же ты меня бесишь сейчас, а."
— Тёлки, не ссорьтесь, — слышу голос Саши-Насти позади себя, — кровать что ли опять не поделили? После её слов меня словно обжигает жаром и закрываю глаза, чтобы не швырнуть в неё что-нибудь."Мне послышалось или она реально это сказала?"
Милас тихо ставит стакан на стол и выходит из комнаты, по пути спокойно взъерошивая свой ёжик волос. — Чё? — поворачиваюсь к ней, — во-первых, тёлкой тебя твои ёбы'и будут называть, а во-вторых, какую ещё, нахуй, к'овать? Ты чё несёшь вообще? — Да ладно тебе, Гора. Все знают уже про вас двоих. — Чё знают, если знать вообще нечего? — Да всё, всё знают, — Саша ухмыляется и разворачивается чтобы уйти, — орать только хватит. — Чё хватит, куда ты пошла?! Ве'нись, я с тобой 'азгова'иваю вообще-то! Не услышав от неё ответа, я первым делом иду за ней, чтобы она поняла, что говорить со мной так нельзя, но потом, поняв, что мне нужно успокоиться, резко останавливаюсь."Так, тихо. Вдох-выдох, вдох-выдох. Ты же Гора, Аня. Так веди себя подобающе." — говорит мне внутренний голос.
***
После нас ждал ужас, под названием "шпильки". Я хотела высказаться насчёт этого бреда, как услышала громкий голос Милас: — Не-е-т, бля-я-я-ять. И подумала, что добавлять тут нечего. После она прикладывает одну туфлю к уху и говорит: алё, мама, забери меня. От этого я тихо прыскаю, стараясь не показывая того, что её шутка для меня оказалась смешной. Подойдя ближе к поставленной нам обуви, я взяла её в руки. И сказать, что меня они бесили лишь одним своим видом, так это совсем ничего не сказать."Сначала медосмотр, потом психолог, а теперь туфли. Серьёзно? Что будет дальше? Нужно будет в воздух взлететь?"
Кто-то из одноклассниц равнодушно смотрит на эти черные кандалы, кто-то брезгливо морщится, кто-то рад, растягивая губы в насмешливой над нами улыбке, а я же злюсь, не желая надевать это на себя. — Я хочу уйти, п'осто, — психую, слишком громко ставя туфли обратно на пол. И до меня, словно красной тряпкой для быка, доносится высокомерный голос Милас: — Ты чего такая нервная? Истеричка, реально."Истеричка? Ты нихуёво повторяешься, Ксюха. Поищи что-нибудь поизощрённей в своих начитанных мозгах."
— Я хочу, тебе чё, не н'авится чё-то? — Ты находишься в одном коллективе, — пытается меня упрекнуть. — Мне похуй, ве'ишь, нет? После она делает шаг ко мне и указывает рукой на дверь: — Так ебашь отсюда нахуй. — Всмысле "ебашь"? Ты мне будешь указывать что ли? Иди нахуй п'осто, — смотрю на неё, — ясно тебе? На это она закатывает глаза и поднимает ладони вверх: — Ебанутая, — еле слышно и от того, я не уверена, что услышала её слова верно. — Чё? Ты если говоришь чё-то, то громче говори, а не шепчи себе под нос, окей, блять? — А я для тебя повторять обязана? — Ну ты же мне, блять, сказала, тогда хули ты ломаешься? — Всё, Гора, давай, — снова поднятые ладони вверх. — Чё давай?! — я срываюсь на крик и делаю шаг к ней. Костина рядом со мной берёт меня за запястье и тянет обратно, говоря тихое "успокойся". И я, понимая, что перепалка сейчас между нами лишь из-за утреннего разговора, резко успокаиваюсь. Но, когда к нам подошла Михеева, я снова начала заводиться. — Боитесь надевать что ли? — Не хотим мы их сейчас надевать, — отвечает ей Конор. — Почему? — Пожалуйста, можешь отстать? — без грубости ей в голосе. — Да почему? — ехидно улыбается. — Ты можешь отстать? — Не-е-ет, я не могу. За её вопросом последовала глупая улыбка и всеми слышимый смех. А я же, не выдержав ещё пары слов из накачанных губ, сквозь зубы говорю ей: — Ты чё такая м'азь-то ебаная? Я на тебя смот'ю, ты такая тва'ь, пиздец, — сжимаю кулаки, — мне хочется вынести тебя отсюда, с-сука. Я резко делаю шаг к ней, но, чувствуя ладонь Костиной на своём плече, возвращаюсь обратно."Ты сегодня меня прям спасаешь, тёска."
На это Михеева снова смеётся, смотря мне прямо в глаза. — Ты зачем смеёшься? — злой голос Милас, — если Гора тебя не ударила, то это не значит, что не ударю я, понятно? — Меня из-за тебя накажут, если я тебе леща дам. А так хочется, блять, я тебе клянусь. Тут я вижу как улыбка с её губ исчезает и она отходит за спину девочек, что-то бормоча себе под нос. И я, бросив ей посыл на хуй, встала спокойно рядом с Конором. — Спасибо, что то'мозить меня. Если бы ты не останавливала меня, я даже не знаю, смогла бы я конт'оли'овать себя или нет. — Да спокуха, Гора. Я же по-братски, — улыбается мне. Я на это киваю и закрываю глаза. — А можно увидеть как вы ходите? — восторженная интонация голоса Милас, от которой меня воротит. Девушка на это улыбается ей, отводит назад гладь темных волос и от бедра начинает идти вдоль нашего ряда. — Вот это вообще, нормально да, — хлопаю в ладони. После своего дефиле она начала нас заставлять повторять то, как ходила она. И тогда Аня начала плакать из-за того, что она не хочет надевать шпильки, я начала как могла её успокаивать. — Если кто-то что-то скажет, я ебало набью, — наклоняюсь к ней, — я тебе отвечаю, Ань. Давай, я с тобой выйду, хочешь? Она мотает головой, моргает пару раз, смахивая слёзы с щёк и молчит. И в мой монолог влезает другой голос: — Я не верю, что человек, который больше всех разговаривает, не решится действовать. Не понимая, к кому она обращается, я поднимаю на модель глаза. — Это вы мне? И видя её кивок, я быстро обуваю ноги в туфли. — Да легко. Только мне кажется, я упаду тут. И несмотря на то, что я чувствовала себя на каблуках незащищённой и абсолютно голой, я прошла. И, на свой смех и нервную усмешку, словила на своей заднице взгляд голубых глаз.***
— Пока она там стояла, она всё время п'осила дать ей леща, — говорю Милас, выкидывая бычок в кусты. — Да если бы она не успокоилась, я бы ей не только леща дала. — То есть? — усмехаюсь, — что бы ты ей ещё дала? — С кулака в челюсть, вот что, — не обращает внимания на мой "тонкий" намёк. — Ну-ну, — с усмешкой на лице киваю и достаю пачку сигарет из поясной сумки, подкуриваю одну из них зажигалкой и хорошенечко затягиваюсь дымом. — Что, не веришь, что ли? — Да не особо, знаешь. Вы же хо'ошо так общаться стали и ты её вд'уг уда'ишь? Не гони хуйню, Ксюх. — Она цепляла тебя вообще-то. — Костину она цепляла, а не меня, — исправляю её сразу несколько раз затягиваюсь, — а я п'осто вступилась, — и видя то, что она хочет что-то сказать, продолжаю, — а, мы в одном коллективе же, да? Ксюша смотрит на меня не мигая и кусает свои губы. — Извини, я не хотела тогда так резко с тобой. Меня выбесил наш утренний диалог. — Знаешь что? — начинаю улыбаться ей. — М? — она подходит ко мне, тоже поднимая уголки губ. Я наклоняюсь к её уху и резко говорю, дыша на неё дымом. — Ты лучше ебашь отсюда, Ксюх. Она на это передёргивает бровями и, едва растянув ещё больше губы в улыбке, кивает. И молча уходит. И я еле сдерживаюсь, чтобы не крикнуть в догонку ей что-то похожее на:"Вернись, куда ты, ёпт?"
Но я молчу, не в силах позволить себе окликнуть её.***
Михеевой хорошо дали по шее. И никто почти не стал защищать её от рук и ног Анжелы. Под словом "почти", я подразумеваю Ксюшу, что сразу же ринулась до Барби, когда на ту налетела Косполова со всей скоростью. Она бережно подложила ладони под её голову, чтобы та в свою очередь, не ударилась ею об пол. Увидев это, я, закатив глаза и протиснувшись мимо охраны, вышла из комнаты. Спускаясь по лестнице и не обнаруживая надоедливых камер, я облегчённо вздыхаю. Остановившись рядом с окном, я отодвигаю штору и смотрю на периметр двора, который сейчас полностью был залит солнечным светом. Но тут же дёргаюсь от громкого хлопка закрываемой с грохотом двери."Пиздец полнейший." — качаю головой, когда Аня пробегает мимо меня по лестнице и что-то неразборчиво кричит.
***
Нам дали красивые платья и нанесли на наши лица красивый макияж. И сейчас большинство из нас просто сидело на диванах и креслах, устав сто раз переодеваться и ходить на каблуках. И только Михеева мельтешила перед глазами, то и дело кривляясь у зеркала. — Ань, ты не боишься, что тебе кто-нибудь на платье наступит и ты упадёшь? — почти не сдерживая усмешку в голосе. — Я не ты, а вы, помнишь? — не смотрит на меня. — А, да, — вспоминаю новое правило в школе, — Анна, вы не боитесь, что вам кто-нибудь на платье наступит и вы упадёте? — Нет, Анна, — начинает. Но я перебиваю её, дополняя свою речь немного грубой интонацией: — Лицом в г'язь. — Нет, я в таких платьях ходила и... — Да всё-всё, — тянет Конор, — дальше не интересно, можешь не рассказывать. — А вот как вы, девочки, справитесь с платьями, я даже не знаю, если честно, — качает головой, смотря то на меня, то на Костину. — Ты сейчас догово'ишься, Ань. Давай спокойнее, окей? — Я и так спокойна, это вы бычите на меня всё время. — О даа-даа, — смеюсь, — коне-е-ечно. Мы, да. — Вообще, я буду самой красивой из всех вас, — она обводит всю комнату своей рукой, — я буду самой красивой принцессой этим вечером."Да хоть самой императрицей будь, блять, только меня не провоцируй." — думаю, вовсе отворачиваясь.
И натыкаюсь взглядом на Ксюшу. Она на каблуках, в светло-голубом платье, что блестит серебром в свете ламп, сочетаясь с её сияющей кожей и с лёгкой прической на чуть отросшем ёжике волос. Я завороженно смотрю на её лицо, что так красиво сейчас подчёркнуто макияжем и ненароком задерживаю дыхание."Изысканно" — само собой всплывает определение её внешнему виду.
И её изысканность длилась почти весь вечер, пока она не переоделась в свою привычную одежду и не прыгнула в бассейн с громким визгом. Буквально через минуту к ней в воду присоединяется ещё пару девочек, во главе с почти голой Михеевой, у которой на теле остались лишь одни серые трусы. Их, к слову, до этого видели все, включая приглашенных к нам парней."Сейчас то я и увижу, как вам будет хорошо вдвоём, Милас." — думаю и тут же прогоняю эту мысль из головы, твердя самой себе, что мне должно быть абсолютно похуй.
Но, танцуя со своим "кавалером", я из-за его спины наблюдаю то, как она проигнорировав подплывшую к ней Барби, подтягиваясь на руках, мгновенно вылазит из воды. И я сразу замираю, поняв то, что она направляется ни к кому иному, а ко мне. Шаг. Два. Три. И вот она совсем рядом, смотрит мне в глаза, стоя за спиной выданного мне на этот вечер парня. — Я извиняюсь, — она касается его плеча, оставляя на нём мокрый след. Он поворачивается, кивает ей и передает мою ладонь в её руку."Нет-нет-нет, пожалуйста, нет."
— Привет, — Милас обвивает мою талию своей рукой. — Ага, — чуть отвожу голову вбок, чтобы не смотреть на неё. Но, чувствуя её прожигающий взгляд на своём лице, ощущаю то, что кислород в моих лёгких заканчивается, освобождая место для какого-то ужасно ядовитого состава воздуха. — Ты что, не рада мне? Она красивая, мокрая и пахнущая чем-то то ли пряным, то ли цитрусовым, вперемешку с ароматом шоколадных сигарет."Пожалуйста, Милас, оставь меня. Я прошу тебя." — мысленно молю её, пытаясь удержаться на ногах от дрожи в коленях.
— А 'азве должна? Ксюша, пользуясь тем, что я отвернулась от неё, приближает свои губы к моему уху: — А разве нет? Её шёпот бьёт меня по лицу, заставляя гореть его с неимоверной силой. — Мы здесь не одни, Милас, чтобы стоять так близко."Блять, да мы вообще не должны стоять так близко."
— Тогда давай отойдем, если боишься быть замеченной. — Не хочу я с тобой отходить никуда. Ты бы лучше одна куда-нибудь отошла. Да от меня подальше, — на последнем слове поворачиваюсь к ней. И утопаю в её глазах, который сейчас потемнели на несколько тонов."Не от меня, а из-за алкоголя, не иначе."
— Ты очень красивая сейчас, — смотрит не мигая на меня и продолжает, как только я собралась ответить ей, — и не скажешь прям, что каждую ночь тебя ломает как суку. Сердце пропускает удар и желудок предательски скручивает от наступившей тошноты."Сука здесь только ты, Милас. И приставка "как" для тебя не нужна."
— Да, Ксюш, ты тоже сегодня была очень к'асивой. Пока не открыла свой 'от. От тебя дико фонит, знаешь. Сказав это, я брезгливо отталкиваю её от себя. И видя то, как она сжимает челюсть, усмехаюсь ей, сдерживая в себе злость и слёзы из-за недавно сказанного мне ею."Нет, Аня, нельзя срываться. Нельзя показывать то, что меня задели её слова." — говорю самой себе.
***
Ночь. Мы зашли в дом, распрощавшись с гостями. И наступил пиздец. Пьяная Барби - это нечто. Она что-то кричит, вопит, кидает разные предметы в стены и окна, выходит на лестничную клетку, с которой очень легко покатится в низ. В общем, творя полнейшую вакханалию, она даже не замечает того, что ранит себя, снова и снова ударяясь то об пол, то об углы, то об осколки ею же разбитой посуды. Я, ничего не понимая, что сейчас происходит, отмечаю про себя, что когда ты наблюдаешь за всеми пьяными людьми будучи трезвым, то это кажется простым пиздецом и абсурдом. Я, хоть и безумно злая на эту идиотку, выхожу за ней каждый раз вместе с Костиной, останавливая от того, чтобы она вышла на улицу и не разбила свою голову к чертям. В очередной раз затащив её, усаживаю на пол рядом с её кроватью. — Вы как, сука, свиньи пьёте. Даже я п'осто ахуеваю, — перевожу на неё взгляд, — Ань, ты сегодня гово'ила, что ты самая к'асивая п'инцесса. И сейчас п'осто в такую говнину, — качаю головой. Она сидит, опустив глаза в пол и что-то говорит из чего я слышу лишь тихий бубнёж. И когда она переходит все грани грани дозволенного и начинает дико истерить, нам приходится сообщить об этом охране, чтобы с ней что-нибудь, наконец, сделали. После того, как кто-то вызвал скорую помощь и она ,кое-как, вколола в её тощую задницу успокоительное, мы все разошлись по кроватям.***
Меня ломает так, как ещё никогда не ломало. Меня невыносимо тошнит и боль, что пронизывает мои кости острыми раскалёнными иглами, разносится по всему скелету, заставляя при каждом их уколе вздрагивать. Измученные в бессоннице нервы, так же как и тело, натянулись до самого предела: я не могу больше хоть о чём-нибудь думать, хоть что-нибудь анализировать или хотя бы впускать в свою голову хоть какую-либо мысль. Сейчас я просто чувствую беспокойство, панику и дикую боль по каждому участку своего тела. Холодными и, я уверена, посиневшими, ладонями, я обхватываю себя поперёк талии, надеясь на то, что беспокойство внутри меня вскоре уйдет. Но нет. Я чувствую волну страха внутри себя. Она разъедает мои глаза из-за невозможности закрыть их. Она бьёт по моим ушам, заставляя реагировать на каждый шорох и вздох. Она принуждает меня закусывать изнутри язык, чтобы с губ снова не сорвался то ли протяжный стон, то ли вой. Встав с постели, я, замотанная в одеяло, иду в ванную, чтобы принять горячий душ."Невыносимо, невыносимо холодно." — стучат мои зубы.
Выйдя из ванны, я поняла, что не взяла из своей сумки своё большое банное полотенце, которое бы сейчас окутало меня с ног до головы. Лихорадочно ища глазами хоть что-нибудь, что было бы похоже на махровую ткань, я подошла к длинному шкафу. И как же я обрадовалась, когда на нижней полке увидела небольшой округлый обогреватель. Включив его на полную мощность, я вздрогнула от того, что он очень громко шумит. Но, подумав о том, что храп Зарины и Анжелы тоже не из самых тихих, то сразу расслабилась. С трудом надев на голое тело сухую одежду и перенеся агрегат за угол, чтобы меня не было видно, если кто вдруг решит зайти, я села на корточки к новому другу. И начала греться от горячего, едва ли не обжигающего, воздуха. И просидев на полусогнутых около часа, я услышала, как дверь в ванную со скрипом открывается."Надеюсь, она поссыт и уйдет." — думаю на любую из одноклассниц."
Но после двух минут тишины, спрашиваю: — Эй, к-к-кто здесь? — мой заикающийся голос эхом разносится по ванной комнате. — Ань, это ты? — Дина? — Да, я, — короткая пауза и я слышу недоумевающее, — а ты где вообще? Быстро поднимаясь на ноги и, чуть ли не падая из-за затёкших конечностей, я выхожу из-за угла. — Позови сюда Милас. Пожалуйста, — не думая выпаливаю, — позови."Хоть мы и в ссоре с ней."
— Ты очень херово выглядишь, — она осматривает меня сочувствующим взглядом, — хорошо, я сейчас разбужу её. — Она... она спит? — А ты как думала? Половина четвёртого вообще-то. — Т-т-тогда... тогда не буди её. Не н-надо. — Ну уж нет, Ань. Ты бы даже если меня не попросила привести её, я бы сама ей сейчас рассказала о тебе. Ибо зная Милас, она бы меня потом заживо съела. Не желая спорить и уже сожалея о своей просьбе не будить Ксюшу, я коротко киваю и обхватываю себя поперёк."Меня снова тошнит."
И едва Егорова вышла из комнаты, как я сразу же оказываюсь около унитаза. Успев лишь открыть крышку и убрать с лица волосы, как из меня выходит напор грязно-жёлтой рвоты. Увидев и почувствовать запах этой жижи, меня снова затошнило и тут же вырвало. И во время этого дверь снова открывается. Мгновение и чувствую на своей спине горячие руки Ксюши. — Бог ты мой, малышка, — тянет ошарашенно. — Твой, — говорю, вытирая туалетной бумагой свои губы. — Ты давно здесь?"Я слышу обеспокоенность в её голосе или это мой бред?"
— Я не знаю. Может час, может два. Не помню. Девушка проводит рукой по моим мокрым волосам. — Зачем купалась? Ты теперь дрожишь вся. — Я так сог'еться пыталась, — стучу зубами. — Пойдем, я посушу тебя, — она обхватывать мою талию рукой и ведёт к полке, на которой лежало несколько фенов."Ой, Ксюша, мне сейчас не этот бы фен, дорогая."
Она усадила меня на стул, принесла своё одеяло и начала шуметь над моей головой, попутно распутывая мои волосы расчёской. Она трогала их очень бережно, словно боялась ненароком порвать их или спутать ещё больше. Во время получасовой сушки я слышала её "какие рыжие", "настоящая рыжуха" и восторженное "они такие мягкие, боже". Так же, я ловила её неловкие касания до своей шее, что были, я уверена, абсолютно случайны. И меня било током при каждом моменте, когда она цепляла мою кожу горячими пальцами. Ксюша выключает фен и я слышу за своей спиной, прямо над ухом: — Твои волосы словно сплетены из огня. Так что, только попробуй ещё спорить со мной, когда я тебя называю чертёнком. На это я распахиваю закрытые до этого глаза, поворачиваюсь к ней, смотрю на неё снизу вверх и от чего-то начинаю улыбаться.И вся боль во мне проходит. Весь страх, вся боль и всё отчаянье.
— Хо'ошо, — соглашаясь киваю, смотря на то, как в глазах Ксюши отражается рассветное небо. — Ты согрелась? — спрашивает, будто чувствуя то, что мне стало легче. Также не отводя от неё глаз, я киваю ей, завороженно смотря на правильные черты её лица. — Ско'о уже вставать, а я даже не ложилась. — Попроси один выходной себе. — Это не 'абота же, чтобы выходные п'осить. Это школа. Ксюша смотрит на меня и неожиданно зловеще улыбается. — Верно, это школа, — делает паузу, — и её обычно прогуливают. — Что? Нет, Милас. Так дело идти не может. Сказав это, я задумываюсь над тем, что и правда, мне бы не помешал сейчас отдых. Вернув голову в прежнее положение, я снова закрываю глаза, сдерживая в себе зевоту. — Может, если тебе требуется отдых. — Я сп'авлюсь. Я вывезу, честно. — Не глупи, малышка. Если ты в таком состоянии будешь напрягаться, то явно выздоровеешь не скоро. А чем ты скорее выздоровеешь, я тебе напомню, маленькая, тем лучше ты будешь работать над собой. А чем быстрее ты приступить к работе над собой... Я перебиваю её: — Да-да, тем быст'ее я изменюсь. Не нужно сейчас лекций, ладно? Мне и так хуёво, Ксюш. — Точно, — извиняющимся тоном мне и мягким касанием по уже сухим волосам, — пошли, у меня поспишь. В общей комнате уж слишком шумно из-за напившихся дноклассниц. Я встав со стула киваю и и разрешаю взять себя за талию, чтобы она помогла мне дойти до кровати. И на моё тихое "спасибо тебе", когда я уже засыпала в её тёплых объятиях, она медленно и почти невесомо поцеловала губами мой лоб, уронив "тшш, спи".***
Усилиями Ксюши, нам дали один свободный день, чтобы все успели отойти от прогремевшего по нашим головам бала и привели себя в порядок. И целые сутки она не отходила от меня, наплевав на косые и заинтересованные взгляды в нашу с ней сторону. Ей было просто абсолютно и бесповоротно похуй на окружающих. В принципе, как и мне сейчас. Видимо, снежная Ксения Милас ушла, оставив мне вместо себя очень нежную Ксюшу.