Призрачное счастье

      Что мне было делать? Куда бежать от этой страшной ночи? Куда рвать когти и насколько крепкий коньяк пить, чтобы забыться?       В окружающем меня призрачном полумраке высокие кипарисы, такие сочно-зелёные при свете дня, казались совершенно чёрными на блеклой пастели неба – могучие, величественные гиганты, они стояли сомкнутым строем. Белые трубы домов меркли всё больше в густой тёмной зелени дубов, и только мерцавшие кое-где далёкие огоньки зажжённых окон манили на ночлег. Легкий ветерок приносил откуда-то тонкий аромат цветущих кустарников и воздух был так насыщен благоуханием, что его приятный привкус, казалось, можно было ощутить на языке. Влажное, тёплое дыхание весны, наполненное запахом сырой земли и молодых, рвущихся к небу ростков, сладко обволакивало меня, но этой ночью дыхание лета уже сильнее чувствовалось в воздухе – первое дуновение зноя, который придёт на смену весне, начинавшей мало-помалу сдавать свои позиции. В тёплых струях, лившихся с клумб, был разлит бархатистый аромат молодой листвы и цветов. Поражало глаз белоснежное буйство нарциссов, растущих по обе стороны от усыпанной песком аллеи, а позади них – пышные, округлые, похожие на юбки с кринолином, кусты жёлтого жасмина склоняли до земли свои отягощённые золотыми цветами ветви. На маленьких клумбочках, обложенных крупными камнями, покачивали закрытыми бутонами лилии, розы и бархатцы. В ночи, разнеженной тишиной, однако, не было слышно соек и пересмешников, обычно ведущих ожесточённую борьбу не на жизнь, а на смерть за растущую вдоль забора магнолию. Как жаль, что я не мог достойным образом всем этим насладиться – у меня под ногами лежал труп. Впервые за несколько дней я порадовался, что надел на улицу перчатки. Благодаря этому на рукоятке моих отпечатков не осталось, потому я спокойно мог вложить пистолет ей в руку и удалиться, оставив это место как место самоубийства, а не убийства. Конечно, я бы мог поступить ещё изощрённее и скинуть её тело в реку, но с вероятностью восемь к десяти его бы прибило где-нибудь к берегу, да и до Сены тут было далековато, не меньше километра. Именно поэтому я последовал первому плану: аккуратно вложил пистолет в её ещё тёплую руку так, чтобы выглядело, будто она сама из него застрелилась, и поспешно пошёл прочь, дабы не напороться на нежеланных свидетелей.       Вопреки всем моим опасениям я вышел незамеченным на улицу Севр и по бульвару Распай направился к метро. Мне оставалось всего-лишь пять минут пути. Я шёл и чувствовал, как колотится моё сердце, как пульсируют мои вены и как раскалывается моя голова. Мне нужно было срочно с кем-то поговорить, кому-то излить душу, но кто из моих знакомых стал бы меня выслушивать в столь поздний час жизненного дня? Вообще все мои друзья издавна, с самого моего детства, делятся на три категории: «слушатели», «говоруны» и «игнорщики». Первый тип любит слушать остальных, всячески поддерживать, смеяться над чужими шутками, но сам никогда не говорит больше четырёх слов на раз и очень осторожен во всех смыслах; второй – полная противоположность первого, он говорит без умолку на любые темы, даже самые стыдные и неловкие, хохочет до упаду, в компании самым первым напивается и всегда влипает во всякие передряги; третий же является типичным стереотипом пессимиста-интроверта, он ничего не рассказывает о себе, но и не любит слушать о проблемах других, объясняя это достатком и своей депрессии. Но так как мне всё-таки иногда удаётся выиграть гонку между вымыслом и действительностью, я готов всегда примириться с обманом и не хожу с полными руками жалоб налево и направо, потому друзей из разряда «слушателей» у меня практически нет, да и, впрочем, их всегда было мало. Были и есть в основном «говоруны». Не считая Ноэля, которого я вполне заслуженно причисляю к «игнорщикам». Но тут мне на ум пришла Анели. Хоть я и не был уверен, что после моего позорного побега она захочет со мной разговаривать, но попробовать всё же стоило. Я достал телефон из кармана и на своё удивление обнаружил, что он в буквальном смысле разрывается от количества не принятых вызовов. Оказывается, я после похорон забыл включить звук обратно. Я пролистал историю и обнаружил звонки ото всех, от кого-то только можно и от кого только нельзя. Потеряли меня, видать. Среди всех я даже нашёл пропущенный вызов от Фиакра. Я слегка замедлил шаг и решил перезвонить для начала Реми, а потом Анели. Он мне ответил сразу и тут же закричал в трубку: – Вик, чёрт тебя дери! Ты нас всех на уши поставил! Где ты был? – В баре, - невозмутимо ответил я. – И я вас не ставил на уши, вы сами на них поставились. – О чёрт, о нижайший из низов! - простонал он. – Ты ушёл, не сказавши адреса, Анели волновалась, тебе несколько раз подряд звонила – ответа нет, приехали к тебе – квартира пуста, на звонки продолжаешь не отвечать, что мы, по твоему, должны были подумать? – Что человек отдыхает после тяжёлого дня где-нибудь за бокалом виски. – Но подойти то к телефону можно было хоть раз, - сказал он, но уже без должного жара. – Ладно, хрен с этим, где ты сейчас? – Иду на метро. Сейчас поеду домой. – Ты не успеешь до закрытия. Осталось десять минут. – А идти мне осталось три минуты. – Всё-равно не успеешь, тебя уже не впустят. Хочешь, я заеду за тобой на машине? – Это лишнее. Я могу и пешком пройтись. – Нет уж. Говори точный адрес, я сейчас за тобой приеду. Пробок в такое время нет, так что через минут десять подъеду, где бы ты ни был. Если ты, конечно, не у Эркюля дома. – Если бы, - я усмехнулся. – Я на углу улицы Шерш-Миди и бульвара Распай. Хотя предпочёл бы быть у Эркюля дома. – Подожди меня, я скоро буду, - со вздохом он окончил вызов. Вот, очередной «говорун». Очень профессионально он проигнорировал моё заявление и сразу перешёл к главному: «скоро заберу тебя». Это просто какое-то «жди меня и я вернусь. Только очень жди». Я почесал затылок и остановился возле уже закрытого кафе «Le Raspail», уставившись сквозь огромные окна в темноту помещения, топящую в себе столики со стульями, интерьер, кассу и двери на кухню. Этот безлюдный мрак окрашивал всю мебель в тёмно-синий, а пол с потолком и стенами – в чернильно-чёрный, и потому силуэты объектов бледными мазками проступали из этой тьмы.       После разговора с Реми мне предстояло поговорить с Анели, только ей я сейчас хотел выложить всё случившееся на чистоту, в то время как с Реми я решил помедлить с исповедью до его приезда. Её номер фигурировал в моей книге пропущенных вызовов чаще всех, что не слабо льстило мне. Значит, она всё-таки волнуется за меня больше, чем говорит. Я кликнул на нужный контакт и стал дожидаться ответа, надеясь, что она ещё не спит. Как ни странно, она не спала. – Виктор! - закричала она прямо мне в ухо. Этот крик показался мне наполовину обрадованным, но наполовину невероятно рассерженным. – Где ты был, Господи?! Где ты был? Почему не отвечал? Почему убежал? Я издёргалась вся, я думала, что тебя тоже... Ах, не-нет, как ужасно об этом думать, не хочу! – С тобой всё в порядке? - тактично спросил я. – Нет! Нет, не всё! - по её голосу я вдруг понял, что она заплакала. – Я испугалась за тебя, придурок! Конченный ты идиот! Яйца бы тебе отрезать за такое! – Тихо, тихо, успокойся, - я слегка растерялся от такой неожиданной экспрессивности. Нет. Нет-нет, я не мог ей в таком и без того печальном состоянии рассказать такую ужасную новость. Это было выше моих сил. – Со мной всё хорошо, слышишь? Всё со мной в порядке. Я был в баре, просто после похорон забыл включить звук. Сейчас за мной Реми заедет и довезёт меня до дома. Только перестань плакать, ради бога, я неловко себя чувствую из-за этого. – Ах он неловко себя чувствует! - раздражённо вскрикнула она, злобно выдохнув воздух. – А я, ты думаешь, ловко себя чувствую, после того как я тебе весь вечер названивала, как дура, а ты в это время в каком-то баре бухал! – Это слишком громко сказано, - возразил я. – Не бухал, а отдыхал. И потом, я вовсе не обязан отчитываться перед тобой своим времяпрепровождением. Я же не прошу тебя рассказывать, скажем, о том, с кем и по каким дням ты спишь, верно? Это было бы вторжением в личную жизнь. – То есть, по твоему, я вторгаюсь в твою личную жизнь? – Да, несомненно. Но я же не говорю, что это плохо. – Пошёл ты нахрен, - она фыркнула и, как мне показалось, прошептала: «Мудак...». – Ну ладно тебе, не злись, - я попробовал повернуть разговор в другое русло, хотя понимал, что сейчас это занятие весьма бесполезное и, я бы даже сказал, неблагодарное. – Я и не злюсь, - ответила она. – Я раздражаюсь. Я просто не могу смириться с мыслью, что я так о тебе пеклась, а ты так халатно к этому отнёсся. При слове «пеклась» у меня возникла ассоциация с выпечкой (или, как я ещё её называл, «пекулей») и я представил себя в виде квадратной буханки хлеба, которую выпекают в печи, незамедлительно прыснув с такой живой картины. – Ну и что ты смеёшься? – «Пеклась», - повторил я, давясь смехом. – Я представил себя хлебом, который халатно относится к тому, что ты его печёшь. Анели помолчала пару секунд, а потом я услышал, как она тихо засмеялась. – Дурак, - сказала она уже совершенно спокойным голосом. – Вот именно за эти твои идиотские шутки я тебя и люблю. – Ну надо же мне было как-то разрядить обстановку. – У тебя это получилось. А жаль, я хотела на тебя ещё подуться. – Ещё успеешь, - я улыбнулся. – А может, в знак примирения сходим завтра вечером к Гаррису? Заодно я буду охранять тебя, на всякий случай. – Что будешь делать? - удивилась она. – Нет-нет, ничего. Так ты со мной? – Конечно, почему нет. Будем вместе «отдыхать» и будем вместе «не должны друг-другу отчётов о нашем времяпрепровождении», - Анели усмехнулась. – Именно. Тем более... Анели? – Да? – Мне нужно будет с тобой кое о чём поговорить. Это очень важно и от этого многое зависит. – Опять ты что-то натворил? – Вроде этого. Но вина здесь не только моя, но и другого человека. В общем, обо всём расскажу завтра. Вот, будет тебе ещё один повод пойти со мной вечером в бар. – Интрижкой берёшь, хитрец? - она улыбнулась. – Я же уже сказала, что приду, так что можешь не завлекать меня. – Да, но я так... мало ли что, вдруг ты передумаешь. – Это я то? И передумаю? Ха! Да я скорее пол поменяю, чем решение. – Звучит угрожающе, - я сглотнул. – Я бы даже сказал, как вызов... Она захохотала и, судя по тому, как громко стукнули её каблуки об пол, чуть не упала. – Не боись, я же шучу. Я просто к тому, что точно пойду с тобой. Ты, как истинный джентльмен, зайдёшь же за мной, верно? – Вернее будет сказать «заеду», baby, - я цокнул языком и усмехнулся. – Хорошо. Можно и на твоём старом драндулете поехать, мне всё-равно. – Он вовсе не старый! Ему всего-то третий год пошёл! Да он ещё нас всех переживёт, вот увидишь! Анели снова засмеялась. – Как же легко ты поддаёшься на провокацию. Ты как ребёнок, Вик, ей богу. – Ну ладно, - буркнул я. – Хватит с тебя этих психологических экспериментов, ты же знаешь, как я их ненавижу. – Знаю. Именно поэтому устраиваю их так часто, - насмешливый, но всё же ласковый тон поразил её голос. – К слову, раз уж с тобой всё хорошо и мы помирились, я пойду спать. Смс-ни, когда доберёшься до дома, о'кей? – О'кей, - ответил я, глядя на как раз показавшуюся из-за угла машину Реми. Его чёрный джип с синим отливом я узнаю повсюду, хоть таких по Парижу ездят тысячи. Есть в его тачке какая-то своя изюминка, выделяющая её из прочей толпы клонов. – Спокойной ночи. Думаю, не пройдёт и получаса, как я уже буду дома. – Надеюсь на это. Спокойной ночи, Вик. И до завтра, - послышались гудки, оповещающие о завершении вызова, и в эту же секунду подъехавший джип припарковался возле тротуара. Реми включил аварийку, опустил окно своего водительского места и кивком пригласил меня садиться.