Призрачное счастье

      Анели ушла сразу после завтрака, оставив мне тюбик мази и настоятельно порекомендовав не пренебрегать лечению своих увечий. Я сказал, что если не забуду, то не буду пренебрегать, хотя мы оба прекрасно понимали, что я плюну на это дело после первого же смазывания.       Я проводил её до дверей парадной и в мыслях прикинул, как было бы здорово, если бы она так ко мне приходила каждый день. Как бы кардинально изменились моё одиночество и хмурость пребывания в этой дыре! Я не узнавал себя рядом с ней, я словно родился заново, но помнил себя «до» и себя «после». Трудно было вообразить, что рядом со мной вдруг может появиться она – нежная, заботливая, чувственная и не без характера. С такими удивительными губами. Я об этом не мог даже мечтать, ведь это и представить то было сложно, учитывая все мои гулкие часы одиночества и выискивания чего-то радостного в череде недолгих, минутных увлечений. Она всегда мне была хорошей подругой, верной, поддерживающей, но теперь она предстала передо мной в каком-то другом, совсем незнакомом мне свете. Была ли это любовь или же просто физиологическое влечение одного тела к другому? Не знаю, но я открывал себе её по-новому и понимал, что ни о чём не жалею, потому что я чувствую: река приведёт меня к морю, мне достаточно просто довериться её течению.       Последние пару ночей я её периодически вижу во снах, но не могу сказать, добрый это признак или нет. Прошу, появись и скажи, что я заслужил продолжение счастья, что я буду чувствовать тебя даже если не дай Бог разделю любовь с другой. Мне нужна твоя одобрительная улыбка, твой взгляд с прищуром, ласкающий перламутровым весенним светом. Я заполню им себя и буду лечиться им в дни пустого мокрого неба, тревог, которые появляются внезапно, без предупреждения, вне зависимости от настроения.       Я размышлял об этом, поднимаясь вверх по лестнице и обтирая ладонью пыльные перила. Конечно, мысли были на редкость увлекательны, но дела, как говорится, не ждали. Мне нужно было срочно доложить Фиакру, что наш враг категорически не собирается мирно залечь на дно и не высовываться. Поэтому наскоро накинув на плечи куртку, я запер дверь на три оборота ключа и вышел во двор. Мой железный конь стоял на прежнем месте, прильнув рычагом декомпрессора к фонарному столбу, и, казалось, только меня и ждал. Я подошёл к нему, но, окинув его беглым взглядом, тяжело вздохнул: за ночь какие-то ублюдки написали на его лакированном, прежде до блеска надраенном багажнике нецензурное слово с анатомическим значением. Про себя выругавшись, я достал из потайного отсека под сидением тряпку, в которую, к слову, был завёрнут мой ножик «на всякий случай», и стал усердно тереть ею надпись, благо написанную обыкновенной краской и легко смывшуюся.       Вскоре, после внеплановой помывки своего мотоцикла, я наконец-то смог сесть на него, завести мотор и поехать.       Солнце в этот день сияло во всю. Казалось, будто кто-то повернул рычажок и заставил его светить на полную мощность; мостовые раскалились и практически плавились под колёсами, и появлялось ощущение, что с минуты на минуту ты в них провалишься вместе с байком, как в зыбучий песок. Такой жары преступный Париж давно не видел.       Вдоль дороги, по которой я ехал, пышно цвели кусты сирени, разомлевшие в лучах утреннего яростно палящего солнца. Фиолетовые бутоны, как маленькие взрывающиеся хлопушки, раскрывались и вспыхивали тут и там, плотно залепляя веточки. Налетевший ветерок стряхнул несколько цветков с деревьев; тяжёлые кисти сирени, словно сотканные из звёздочек, медленно закачались в разнеженной зноем сонной тишине. В траве трещали кузнечики. Длинной голубой нитью на прозрачных коричневых крылышках промелькнула мимо меня в воздухе стрекоза.       Я покинул пышно цветущие улицы и выехал на пыльный, гудящий, гремящий и грохочущий бульвар.       Остановившись на очередном светофоре (к слову, я ненавижу его лютой ненавистью, потому что из-за интенсивного потока машин красный свет тут горит около пять минут), я достал из кармана телефон и по-быстрому ввёл номер Фиакра, который помнил наизусть, как «Аве Мария». Он долго не брал трубку и я уже начал было переживать, что позвонил ему слишком поздно для сообщения о своём визите, как вдруг на другом конце провода заговорил хрипловатый голос: – Алло? – Да, алло, это я. – Я уже понял. Ну, и что тебе надо? – Как-то не очень любезно так отвечать, командир, - я фыркнул и мельком глянул на светофор: ещё горел красный. – Я хотел сказать, что приеду к тебе в ближайшие минут десять. Есть срочный разговор. – О'кей, приезжай. Только сегодня трафик на улицах – мама не горюй. Так что ориентируюсь примерно на твой приезд через полчаса. – Не смеши меня, я же на мотоцикле. По тротуару проедусь и дело с концом. Манёвренность то у меня будь здоров! – В полиции, что ли, давно не был? Соскучился? - Фиакр устало выдохнул. – Ладно уж, нелегал, поедешь по тротуару. Разговор и правда срочный? – Срочнее некуда. – Если что, деньги при тебе? Перед копами откупишься? – Обижаешь. – Смотри у меня, Вик, - его голос вдруг стал ещё более холодным и серьёзным, чем обычно, и от этого я весь непроизвольно содрогнулся. – Тебя мне сейчас терять нельзя. И так сегодня с утра Эркюль ездил в участок Аима вытаскивать. – А как он туда попал? - изумился я. – И что, его отдали? – Потом об этом поговорим, это явно не тема для телефонных разговоров. – Как скажешь, - наконец-то ненавистный мне красный огонёк потух и загорелся зелёный. – О'кей, до скорого, - крикнул я на прощание в микрофон и завершил вызов, одной рукой надавив на ручку газа, а другой в это время пытаясь убрать телефон в карман. Фиакр не соврал – ситуация на дорогах действительно оставляла желать за собой лучшего. Поэтому я осторожно перебрался на тротуар и поехал по нему вдоль стены. Люди на моём пути вскрикивали и отпрыгивали в сторону, крича мне вслед разного рода ругательства. Какая-то бабушка так испугалась, что я её накатаю на колёса, что чуть было не уронила свою авоську с яблоками. – Извините! - извинился я, оборачиваясь, но она лишь погрозила мне кулаком и крикнула в ответ что-то несуразное, звучащее как «Ослика убили», хотя, наверное, это было «Козёл набитый» или что-то похожее.       Вот так «очень весело» я добрался до дома нашего лидера и позвонил ему, сообщив что я внизу и что всё прошло без происшествий. Не знаю почему, но когда к нему кто-то приходил домой он не терпел, чтобы гость один поднимался по лестнице к его квартире, а считал своим долгом спуститься и лично проводить его в свои «царские покои». Уже спустя пару минут дверь парадной распахнулась и Фиакр запустил меня в подъезд. У него я бывал нечасто, но каждый раз, когда я приходил к нему погостить спустя два, а то и три месяца, ничего всё-равно не менялось: всё та же полутёмная лестница с заклеенными окнами (как будто дом сплошь населён вампирами), всё те же стены с облупившейся штукатуркой и всё та же огромная квартира, зачастую заполненная тяжелыми испарениями кальяна. Фиакр женат, но на не самой симпатичной девушке из всех, которых мне только доводилось видеть: слегка сутулая спина, узловатые руки и бесформенное тело, но зато глаза её, лазурно-голубые, как два осколка аквамарина с заключённым в них сиянием лунного камня, выглядят великолепно. Как известно, обаяние юности украшает любую дурнушку.       Мы с Фиакром прошли в гостиную, устланную толстыми коврами, и уселись на мягкий диван, обложенный по краям подушками в шёлковых наволочках, перед журнальным столиком. Его жена, Джанетт, подала угощение: глубокое прозрачное блюдце с узорами, доверху заполненное сабле{песочное рассыпчатое французское печенье}, корзинку с фруктами и длинноносый чайник с очаровательной вытянутой крышечкой, и началось неторопливое чаепитие. Когда Джанетт вышла, Фиакр поставил на журнальный столик кальян и поджёг его. – Ну, выкладывай всё начистоту, - сказал он, плюхаясь обратно на подушки и затягиваясь. – С чем пожаловал? – Для начала, благодарю за гостеприимность, - я взял печенье и неспешно начал его жевать. – Послушай, дела наши идут намного хуже, чем мы думали. – Это я вижу по твоей разбитой роже, - заметил он, задумчиво оглядывая меня. – С кем подрался, ну? – С Жилем. – С Жилем? – Да. Он откуда то знал про наше вчерашнее собрание и явно знал про то, что я после него поеду к Гаррису. – Так вот куда ты так рвал когти, сучий сын, - прорычал Фиакр, щурясь. – Мне стоило об этом догадаться. – Прости, я же не знал, что так получится, - я почесал затылок, чувствуя, что влип по-крупному. – На, - приказал он, протягивая мне трубку кальяна. – Затянись и продолжай, нечего тут оправдываться. Я недоверчиво затянулся ароматным дымом – в кальяне курилась смесь турецкого табака, керальской марихуаны и гималайского гашиша – и произнес: – Ну так вот, я пришёл к Гаррису и подсел за столик к Анели, Мелани и какому-то ещё очень странному типу. Не знаю, кто он, но его мне представили Коломбом. Доверия этот парень не внушает совершенно, но сейчас не об этом. Уже спустя полчаса или даже меньше в бар зашёл Жиль с какими-то двумя парнями. – Какие у них были глаза? – Чёрт, что? – Я спрашиваю, какого цвета были глаза у его сопровождающих? – Откуда я знаю! Ты думаешь, я вглядывался? Делать мне было нечего, кроме как их разглядывать. Ты ещё спроси, какая у них была разновидность носа. – Ладно, продолжай. – Дальше было так: я испугался за благополучие девушек и сказал им побыстрее уходить. Пообещал их проводить до выхода, а потом вернуться и расплатиться за их напитки. Первая часть моей миссии прошла гладко, но, когда я вернулся в бар, то увидел, что Жиль с этими двумя гадами куда-то пропали. На выходе я их пропустить никак не мог, и логика сама напрашивалась: они вышли через чёрный ход. Но зачем обычным посетителям бы понадобилось покидать заведение таким изощрённым путём, когда для этого есть специально предназначенный выход? Вчера я не стал с этим париться и пошёл забирать свой байк из подворотни. Можно? - я потянул руку к шлангу кальяна. Фиакр одобрительно кивнул и я сделал затяжку. Наркотики меня одурманили. Чаша кальяна была размером с головку подсолнуха, а путь домой предстоял неблизкий. Следовало взять себя в руки, ведь при любых обстоятельствах Фиакр никогда не выходил из образа. – Ну, а там произошло именно то, о чём я не подумал. Я уже собирался уезжать, когда поймал отражение Жиля в зеркале дальнего вида. Он сначала вёл себя весьма сдержанно и пытался вытянуть меня на разговор, но я всячески противился. Тогда он потребовал, чтобы я сдал два своих любимых ножа. Ума не приложу откуда ему про них известно, но, как ты понимаешь, кастет и раскладной нож я оставил при себе. Он просил меня рассказать обо всём, о чём мы разговаривали на собрании, и, чтобы заставить меня говорить, всячески избивал. Одним словом, прибегал к физической пытке. – Это тремя словами, - заметил Фиакр, слушая меня с абсолютно каменным лицом, и я не уверен, слушая ли вообще. – Ножи он тебе так и не вернул, следует полагать? – Конечно нет, куда уж там. Но ты не подумай, что я такой слабак, вовсе нет! Я одному громиле, который меня задушить пытался, нож в бедро всадил по самые помидоры, а второму в пах ногой дал, что он потом еле смог уйти. А Жилю я оторвал ухо. – Очень интересно, - Фиакр протянул мне шланг и я сделал очередную затяжку. Меня снова накрыла волна дурмана. Время зевнуло и погрузилось в сон. Лицо Фиакра расплывалось, становилось то жестоким, то бесконечно добрым. Он всё ещё не шевелился. – Почему этот крысёныш тебя не убил, если у него на то была возможность? – Ну, - протянул я, придерживая голову рукой, так как мне всё больше начинало казаться, что она сейчас отвалится. – Он сказал, что хочет, чтобы я это рассказал тебе и ты понял, что если надо будет, они будут драться до последней капли крови. – Я это и без тебя понимал, - он вздохнул и протёр лоб. – Что ты им рассказал про собрание? – Я?! - вспыхнул я, оскорблённый до самой глубины души этим лидерским недоверием. – Конечно ничего! Да как ты мог подумать, что я им хоть слово скажу? – Ничего? - Фиакр посмотрел на меня и я считал в его голосе нотки удивления. – Право, как странно. Я думал, ты как всегда соврёшь им что-нибудь, как ты обычно это делаешь. Я не знал, что ответить, поэтому просто подавленно молчал. – Ладно уж, - он встал с дивана, пошарился в книжной полке и протянул мне нож в чехле. – Возьми на первое время. Фиакр умел делать оружие, хотя по-большей части всё-таки занимался наркоторговлей. Любая его деятельность приносила нашей Компании огромную пользу и всегда давала результаты. Правда, я подделывал паспорта, и у меня никогда не возникало необходимости в его услугах, однако Компания долгие годы защищала меня, поэтому я никого не осуждал. Нож, который он мне предлагал, был невероятно красивый. С тонким и невероятно острым лезвием, сужающимся к самому концу. На рукоятке была вырезана какая-то сцена охоты, где два юных парня из-за деревьев стреляли в пасущихся на лугу оленей. – Отдашь за просто так? - не поверил я. – Бери, всё-равно он мне не нужен. Если получишь два своих ножа назад, то можешь мне его вернуть. – Ну спасибо, вожак, - я улыбнулся и тут же закрепил оружие на поясе. – Я его буду беречь, как зеницу ока, обещаю. – Оставь эти обещания, - Фиакр сел обратно на диван и лениво потянулся. – Если на этом твои важные новости закончились, то я бы попросил тебя освободить помещение. – Как это? - растерялся я. – Разве ты ничего мне не скажешь? Не поделишься ни одной своей мыслью о кампании? Даже самой малюсенькой? Он отрицательно помотал головой. – Рассказывать о моих планах стало вдвойне опасно после твоей стычки. Теперь уж лучше чтобы ты и впрямь ничего не знал о происходящем, чтобы ничего им не выведать ненароком. – Ты мне что, не доверяешь? Он снова покачал головой и вдруг ядовитая обида вместо крови зациркулировала в моих жилах. – Теперь никому доверять нельзя. Даже тебе лучше мне не доверять, понимаешь, о чём я? – Понимаю. И вот это – плата за столько лет моей тебе преданности? – Твоя преданность тут не при чём. Послушай, Вик, я ценю тебя, но ты сам видишь, что сейчас за ситуация. А нам лучше лишний раз не рисковать. Предупреди всех и постарайся сам быть начеку.       От Фиакра я вышел понурый и подавленный. Я шёл к своему мотоциклу, а по дороге думал: так вот как лидеры опускаются в глазах подчинённых.