Призрачное счастье

      В бар по одному заходила группа людей и среди них мне в глаза бросилась лишь одна фигура: её волосы в бьющем холодном свете ламп казались какого-то красивого тёмно-фиолетового оттенка, какого в жизни не бывает ни у кого, хотя я прекрасно понимал, что на это лишь обман зрения, ведь на самом деле волосы этого человека были чёрные, как декабрьская ясная ночь; руки в беспокойстве блуждали по карманам пиджака, судорожно поправляли рукава рубашки и почти постоянно дотрагивались до головы, словно стараясь убедиться, что за три секунды там не выросло ослиных ушей. Это был юноша, с виду только-только переступивший порог в девятнадцать лет, бледный, с голой шеей и тёмной щетинкой на висках, своим немного женственным лицом он напоминал античную Фемиду. Раздувавшиеся ноздри и опущенные глаза придавали его строгому греческому профилю выражение неумолимого гнева, но в то же время и чистоты, которое, в представлении древнего мира, должно было быть у правосудия. Однако никогда ещё древний мир так не заблуждался, ведь передо мной, перед всеми нами, стоял сам чёрт в облике молодого парня. Его смазливость не смогли изгладить ни бакенбарды, ни едва заметные морщинки возле глаз, ни даже годы, которые он провёл неизвестно где и неизвестно в каких условиях.       Что касается его лица, то это была греческая красота во всём её совершенстве: большие чёрные бархатные глаза, прямой нос, коралловый рот и жемчужные зубы, которые, несомненно, получили от бога определённое назначение – сверкать при улыбке, и по совершенной ошибке достались этому негодяю. – Жиль, - сорвался с губ Мелани тихий стон, обращённый в имя того, кто до сих пор являлся ей в кошмарах со своим револьвером. Её глаза помутнели от слёз и впервые за многие годы мне стало её искренне жаль. Я угадал по её невидящему взгляду воспоминания, воскрешающиеся в её памяти один за другим, как расчищенные от зарослей сорняков каменные могильные кресты. Она дрожала, её грудь нервно вздымалась. Мне казалось, что, если она сейчас заплачет, она заплачет кровью своего давно погибшего жениха. Куда делась её привычная праздность, куда сгинул весёлый, озорной блеск в её глазах и откуда взялась эта холодность и скорбь, туманящая её светлый взор? Я не знал этого, но точно знал причину – модник подземного мира, явившийся, как дьявол из ада, и мучащий всех нас одним только своим видом. – О, Мелли, - сочувственно прошептала Анели, обнимая подругу за плечи. – Что же это? - спросила она уже у меня, поднимая голову. – Я... я не знаю, - честно признался я, для надёжности нащупав ножи под футболкой и садясь обратно на стул, чтобы не выделяться в толпе. – Он знал, что мы тут? - прошептала Мелани, вытирая катящиеся по щекам слёзы. – Он и нас хочет убить? – Нет, нет, конечно нет, - попытался успокоить её я, хотя сам чувствовал, что кровь всё прибывает и прибывает к моей голове и что моя тревога всё нарастает и нарастает. Я разговаривал с девушками, но мои мысли улетали совсем в другую область: я пытался следить за Жилем, как ни в чём ни бывало усевшимся с парой каких-то подозрительных типов за один из свободных столов. Казалось, он не замечает нас. Или замечает, но не обращает на нас внимания. Сказать, к добру это или нет было сложно, так как глаз у него как у орла, а добродетель равен его уму. То есть – нулю без палочки. Я сидел, напряжённый, и молился, чтобы Господь снизошёл до нас и помог нам отделаться лёгким испугом. – Вставайте и идите на выход. Живо! - скомандовал я громким шёпотом своей компании. – Что? - растерялся Коломб. – Ты что, сдурел? – Быть может. Мы все тут сдурели, если видим этого гада. Девушки беспрекословно встали и, взяв своего возмущенного свина под руки, неспешно двинулись к выходу, стараясь не поднимать глаз. – Вик, - шёпотом сказала Мелани. – А как же расплатиться за напитки? – Я сам расплачусь, а вы уходите немедленно. Нам нельзя так рисковать и торчать тут вчетвером. Я вас провожу, вернусь, рассчитаюсь с официантами и тоже ретируюсь. – Ну уж нет, - возмутилась Анели, но тоже шёпотом. – Я тебя сюда одного не отпущу, даже не надейся! – Не думаю, что у тебя есть выбор, - я мимолётно улыбнулся и вздохнул с облегчением, когда входная дверь за нами закрылась, а Жиль даже не повернул в нашу стороны головы. — А теперь идите и ни под каким предлогом не думайте возвращаться. Я слишком дорожу вами, чтобы вас потерять, как Джори. – Вик, - Мелани, тряхнув своими причудливыми волосами, тихонько заплакала, прильнув к моей груди. Её очаровательные бронзовые кудри откинулись назад, окружая её голову сияющим ореолом, словно волосы ангела, летящего на звёздной колеснице ночи, и завитки, словно львиная грива разметались по её открытым плечам, похожим на мраморные. Она мне до смешного напомнила напудренную женщину, которую застукали Фарисеи за изменой мужу. Для завершения образа недоставало только нефритово-муарового платья, низко вырезанного на груди, с обтягивающей живот юбкой, лежащей на турнюре пышными складками, и с красующимся на складках большим букетом бархатных роз. – Я теперь так сильно боюсь за тебя... – Это самое бесполезное занятие из всех возможных, Мелли. Идите домой, со мной всё будет хорошо. – Ты идиот, - Анели гневно выдохнула, но спорить не стала. – Когда придёшь домой, позвони мне, иначе я лично явлюсь к тебе домой и сломаю тебе хребет. – Обещаю, - я тихо засмеялся и похлопал её по плечу. Она, пометав на меня взглядом ещё с секунду гневные молнии, развернулась и пошла прочь, придерживая одной рукой плачущую подругу, а другой недоумевающего друга. А я остался один посреди тротуара глядеть на три их удаляющиеся фигуры. Когда они завернулись за угол, я вернулся в бар, но к своему удивлению и страху обнаружил стол, за которым всего пару секунд назад сидел Жиль, пустым. «Они не могли выйти через главный вход, я бы их непременно заметил, - думал я, стараясь собраться с мыслями и не поддаваться напору паники, хотя она в прямом смысле слова задавливала меня, как жалкую улитку. – Значит, они вышли через чёрный ход. Но чтобы через него выйти, надо сперва умудриться взломать дверь, ведь она всегда заперта. Если только... - тут я похолодел и пошатнулся на ногах, – если только у них не было ключа... А если у них был ключ, значит они знали, что им придётся выходить через чёрный ход, а значит и эта встреча была не случайна...» Страх сдавил меня в своих стальных объятиях и мне начало не хватать кислорода. Наскоро рассчитавшись с первым попавшимся официантом, я выбежал на улицу. Теперь уже не Анели стоило волноваться за меня, а мне за неё, ведь я упустил его из виду и даже не мог предположить его примерное местонахождение. Теперь моя цель была одна: сесть на мотоцикл и гнать на всей скорости за девушками и тем странным человеком, которого мне представили Коломбом, пока ещё не стало слишком поздно. Мой железный конь был припаркован во внутреннем дворе, около рядов зеленоватых мусорных баков, похожих на инопланетные корабли с круглыми окошками, завешанными резиновой мишурой, или на огромных, массивных жаб, испускающих редкое зловоние. Я сел на свой байк, достал ключи из кармана и уже собрался завести мотор. – Виктор, подожди минутку, - вдруг окликнул меня голос, настолько знакомый и настолько близкий, что неприятный холод пробежал по моей спине. Говорящий, казалось, стоял прямо у меня за спиной и дышал мне в плечо. Не оборачиваясь, я слегка повернул зеркало заднего вида и словил в нём отражение столь ненавистного мне лица и двое чужих лиц, которых прежде мне никогда не доводилось видеть, хоть я и был уверен, что они напротив, уже неплохо ознакомлены с моей личностью. – Что ты от меня хочешь? Чего добиваешься теперь? Не хватило тебе крови Джори, навеки отпечатавшейся на твоих пальцах, хочешь теперь и моей тоже? Он смотрел на меня с наигранной любезностью, и я почувствовал такое отвращение к этому гаду, какого ещё не испытывал ни к одному живому существу. В его взгляде смешалось тщеславие, лицемерие, лукавство и кровожадность, он был похож на Дракулу, спустившегося прямиком с чёрно-белой экранизации тысяча девятьсот тридцать первого года романа Брэма Стокера. При желании, Анели вполне могла бы сгодиться на роль Люси, а Мелани — на роль Мины. Коломб в моём представлении не мог затесаться ни в качестве Джонатана, ни в качестве Артура, ни в качестве Ван Хельзинка, поэтому, доведись мне выбирать, я бы сделал его ребёнком, которого Люси-вампирша сожрала первым. – Виктор, - сказал он мне слащавым голосом, от которого я непроизвольно скривился. – Подожди горячиться, позволь мне сперва должным образом поприветствовать тебя. Здравствуй, старый друг. Сколько лет, сколько зим. – Я надеялся, что до нашей с тобой встречи пройдёт намного больше лет и зим. – Не очень-то это любезно с твоей стороны, - сказал он, тихо рассмеявшись. – Вик, не будь таким категоричным, я скучал по тебе. – Не взаимно, - сказал я с отвращением, наконец поворачиваясь. – Я бы дорого заплатил, чтобы больше никогда в жизни не видеть твоей рожи. – Неужели? - Жиль улыбнулся, а я максимально незаметно сунул руку себе под футболку со спины и обхватил рукоятку ножа, чтобы, если что, быть готовым отразить удар. Расклад выходил паршивым, но здесь была моя территория, и я не хотел своим бегством навести его на какое-нибудь из предприятий моей Компании. И потом, чувство собственного достоинства не позволяло мне предстать в роли труса, удирающего от погони, перед своими друзьями-гангстерами в трех-четырех кварталах отсюда. Терять мне было нечего. Трое против одного – в любом случае шансы мои были мизерными. – Ну что же, это можно. Я могу разбить тебе твоё величественное личико, тогда ты точно меня больше не увидишь. – Только попробуй, гад, - прошипел я, слезая с мотоцикла. – Если ты пришёл мне угрожать и меня запугивать, то выброси свои намерения в мусорный бак, не на того напал. – Угрожать? - он округлил глаза в наигранном удивлении. – Запугивать? С чего бы вдруг? – Браво, хорошо прикидываешься невинным ягнёнком. Будь на то моя воля, я бы отдал тебе актёрский «Оскар». – Не стоит. Мне достаточно того, что ты мне отдашь своё оружие. – Какое оружие? - я попытался пересилить дрогнувший голос. – Какое-какое, теперь ты решил попробовать роль наивной жертвы? Свои импортные заказные ножи, которые у тебя за спиной болтаются, или как ты там их называешь. Откуда, говоришь, они привезены? Кажется, ты их приобрёл в Индии в феврале две тысячи четырнадцатого года. Я думал, но никак не мог понять, откуда ему известны столько вещей, при всём при том, что вся эта информация в идеале соответствовала истине. Он подождал пару секунд, разрезая моё безмолвие загнанного в угол зверя лишь тихим прицокиванием языка, после чего вытащил из-за пояса револьвер и направил его на меня. – Я всего лишь хочу поговорить с тобой, но мне не хочется ощущать себя на прицеле под острыми лезвиями. Это напрягает, знаешь ли. – А думаешь, меня не напрягает стоять под дулом заряженного пистолета? – Уверен, что напрягает. Поэтому не противься и просто выполни мою скромную просьбу. Разве я многого прошу? – Ты кретин, если совершишь ту же ошибку, что и шесть лет назад. Будешь стрелять? – Нет, - сказал он со спокойной улыбкой. – Не буду, просто сдай мне ножи. Сдай мне их, ну же. Я чувствовал, как кровь отливает от моего лица и как оно белеет, становясь цветом подобно листу бумаги. Сдать ножи означало остаться совершенно обезоруженным, а значит, уязвимым в руках недруга. Он был не один, их было трое против меня одного и это представляло крупную опасность для моей жалкой жизни. Но я также понимал, что в этой ситуации я выступаю как представитель нашей банды, и мне оставалось только положиться на судьбу и надеяться на её благосклонность. – Ладно, так тому и быть, - я отстегнул ремешок, на котором болталось два моих ножа в чехлах, и протянул его Жилю. И в этот момент меня словно осенило: в кармане моей куртки ещё лежал складной нож, а на совсем крайний случай я прятал кастет под сидением моего мотоцикла, и точно знал, что не пожалею пустить его в ход, если появится необходимость. – Как хорошо, когда люди легко идут на компромисс, - сказал он, передавая моё драгоценное оружие одному из своих людей. – Итак, теперь давай обсудим. – Что нам с тобой обсуждать, Жиль? Не знаю, как у тебя, но лично у меня нет ни малейшего желания с тобой точить лясы тут, среди мусорных бачков, и задыхаться от их испарений. – Расскажи мне про ваше сегодняшнее собрание. Я содрогнулся. Откуда он знал про наше собрание мой разум отказывался понимать напрочь, единственное, что он делал в этот момент, так это бил тревогу. – На откровенность вытаскиваешь? Брось это дело, я своим людям верен. Верни мне ножи и давай разойдёмся по хорошему. – Мы разойдёмся по хорошему только в том случае, если ты мне скажешь всё, о чём я спрошу. – И не мечтай. – Я не хочу пускать в ход насилие, Вик, - Жиль скрестил руки на груди и нахмурился, и его лицо приобрело выражение той злости и угрюмости, которое особенно сильно портит смазливых людей. Вишнёвые губы поджались и стали выглядеть как кровоточащая ранка на этом безукоризненно белом лице; крылья и без того не маленького носа агрессивно раздулись, как капюшон у взбесившейся кобры; глаза, казалось, с минуты на минуту начнут метать молнии. – Я тоже не хочу. Потому и предлагаю тебе мирно пойти каждый по своим делам. Ибо видит небо, делать тебе нечего, кроме как следить за мной. – Ты прав, - сказал он, внезапно успокаиваясь, хотя я отчётливо видел подавленную искру гнева в его взгляде. – Мне нечего делать, кроме как следить за тобой и ждать удобной секунды, чтобы отомстить. – Отомстить? Да за что тебе мстить, щенок?! Это я, я должен хотеть тебе отомстить за Джори! Ведь это ты тот самый гад, что убил его! - в гневе закричал я, готовый вцепиться в его волосы, казавшиеся в ночных сумерках ещё чернее и ненавистнее. – Закрой рот! - прорычал он, делая шаг в мою сторону. – Молчи, придурок! Мне ничего не стоит застрелить тебя, как я застрелил твоего дружка! Тут нет ни одного свидетеля и на этот раз мне это легче сойдёт с рук! – Да, потому что ты трус. Трусливая, жалкая подпольная крыса. Без пистолета ведь тебе никак, верно? Слабо в рукопашную? – Ничего не слабо! Вот увидишь, что на тебе и места живого не останется после драки со мной! – Тогда сражайся, сражайся, тряпка! - я сделал резкий выпад вперед и рывком вырвал пистолет у него из-за пояса. Он был заряжен, я вытряхнул из него все пули в мусорный бак и со всей силы швырнул револьвер в стену. Он упал не пострадавшим на землю вместе с добрым куском отколовшейся штукатурки. Я знал, что с ним ничего не станется от этого броска, но осознание выброшенных пуль меня успокаивало. – Ну что, испугался, мамашина детка? – Разве что в могиле! - крикнул Жиль, выхватывая из кармана кастет и напрыгивая на меня, замахиваясь им. Двумя ударами – сперва левой, затем правой – я послал гаденыша в нокдаун. Его кастет выпал из руки и отлетел куда-то в залежи макулатуры в огромных картонных коробках. Тут подоспели и двое других, сорвавшись со своих постов. Ныряя, увертываясь, получая и нанося удары, я отбивался от них двоих у подножия мусорных баков.       Очухавшийся после нокдауна Жиль снова ринулся в бой. Проскочив между своими соратниками, он достал меня в прыжке и вцепился в края куртки. Я потерял равновесие и рухнул навзничь; Жиль со звериным рыком упал сверху и вознамерился – ни много ни мало – раздавить меня. Одним махом он выкрутил мне одну руку, придавил мою грудь коленом и стал давить на неё что было мочи, в то время как его пальцы никак не отпускали мою куртку, как я ни старался их оторвать. Другие двое бегали вокруг нас и наносили удары ногами, стараясь не задеть своего. Это у них выходило неважно: пара пинков досталась и ему, хотя Жиль даже не среагировал, ну а я серьезных повреждений не получил. Мой складной нож в кармане, прижатый к асфальту, давил на поясницу. У меня было четкое правило: доставать нож только в тех случаях, когда мой противник вооружен или когда мои дела уже совсем плохи.       Наконец я сумел перекатиться и подмять под себя этого крысёныша, после чего разжал его пальцы и встал на ноги. Уж лучше бы я не вставал – один из громил оказался как раз у меня за спиной. Мощная рука обхватила мою шею и начала ее сдавливать, лишая меня воздуха. А Жиль напал на меня повторно и пустил в ход кулаки. Он сунул голову под локоть душащего меня мужичары и укусил меня за руку, которой я пытался ослабить удушающий захват. В таком положении я не мог нанести ему достаточно сильный удар другой рукой. Тогда я схватил пальцами его ухо и рванул изо всех сил, почувствовав, как ушной хрящ поддается и отделяется от головы. Зубы Жиля разжались, я отпустил ухо, и он с визгом отпрыгнул назад, зажимая ладонью кровавую рану. Свободной рукой я попробовал дотянуться до ножа в кармане. Или до мошонки этого цепного пса – тоже весьма эффективный прием.       И тут активизировался третий, который начал остервенело бить меня по лицу, но при этом совсем забыл об осторожности, и я, изловчившись, угодил ему ногой в пах. Сложившись пополам, он опустился на землю. Я задыхался, в глазах темнело, но рука все же достала выкидной нож. Я раскрыл его и нанес удар вслепую, рассчитывая попасть в ногу своему душителю. Однако лезвие прошло вскользь. Второй удар также не удался, но с третьей попытки нож воткнулся ему в бедро. Он вздрогнул всем телом и на миг ослабил хватку. Это позволило мне глотнуть воздуха. Я нанес еще один удар, глубже погрузив нож в мякоть. Но громила резко наклонился в сторону, и я уронил нож, выдергивая его из раны.       Давление его руки не ослабевало. Как меня учили, я с самого начала уперся подбородком в сгиб его локтя, чтобы уменьшить удушающий эффект. Но это не помогало, и я начал терять сознание. – Расскажи про ваше сегодняшнее собрание! - потребовал Жиль, всё ещё корчась на земле от боли. Бросив на него беглый взгляд и кое-как поймав изображение в фокус, я увидел, что его ушная раковина болтается на тонюсенькой ниточке кожи и вдруг истерично расхохотался, как было с Джори перед его смертью. – Ничего не знаю, ничего я не знаю! - заорал я и мне стала мерзка моя собственная трусость. Как жалко, как отчаянно звучал этот крик в пустой подворотне, гремящий и отдающийся эхом среди кучей мусора. Кровь стекала по моему лицу и обжигала мою грудь, капая за шиворот и запятнывая футболку. Мне уже была неважна моя дальнейшая судьба, поэтому я практически перестал сопротивляться, позволив кому-то из них отвесить мне ещё пару увесистых ударов по лицу. – Отпустите его, - наконец я услышал голос Жиля. Далёкий и звенящий, словно доносящийся до меня с другого конца тоннеля. – Он нам ничего не скажет. – Но мы можем добить его, - заметил громила, сжимавший меня. – Тогда одним свидетелем станет меньше. – Чёрт с ним, - снисходительно сказал модник подземного мира. – Нет смысла его убивать. Это не Фиакр. Пусть лучше бежит и передаст всё своему вожаку. Пусти его. Стальные руки разжались и я бессильно упал на пыльную землю. Всё лицо щипало, ныло и адски жгло, как будто я лёг им на горячий пепел, но какое-то чувство радости бушевало у меня в душе, особенно глядя на Жиля с оторванным ухом, одного его наставника, согнувшегося втрое от боли от удара в пах, и второго с искалеченным бедром, из которого ещё текли алые струи. – Что будем делать теперь, босс? – Пока что мы уйдём. Оставим ему его жалкую жизнь, пусть он даст понять их лидеру, что мы им спуску не дадим. Если надо будет драться – мы будем драться без всяких отступлений. До последнего человека. До последней капельки крови. Это начало войны не на жизнь, а на смерть. Я видел, как три тёмные фигуры уходят прочь. Эти трое практически спасались бегством, уже не заботясь обо мне, а я продолжал лежать в пыли, стараясь собраться с мыслями и подняться с холодной брусчатки, запятнанной кровью. Мои ножи остались у них, чему я очень сожалел, но я знал – они на этом не остановятся. Однако последнее, решающее слово всё-равно останется за нами.