Призрачное счастье

      День развернул своё голубое знамя, жизнь стряхивала с себя сон и доносила до меня звуки утра: возгласы, смех, пронзительные в ярком свете крики птиц и вибрирующее любовное воркование голубей.       Вся природа завтракала, всё живое было приглашено к столу; в установленный час на небе была разостлана огромная голубая скатерть, а на земле громадная зеленая скатерть; солнце светило ярко. Бог угощал всю вселенную. Всякое создание получало свой корм, свою пищу. Дикие голуби – конопляное семя, зяблики – просо, щеглы – курослеп, малиновки – червей, пчелы – цветы, мухи – инфузорий, дубоносы – мух. Правда, они пожирали друг друга, в чём и заключается великая тайна добра и зла; но ни одна тварь не осталась голодной.       В круглом дворике, на который открывается вид с моего балкона, было достаточно тихо и спокойно. На соседних балконах женщины развешивали сушиться белье на веревочки и закрепляли их прищепками, красными, как маленькие крабики, и зелёными, как крокодильчики. У одной из них прищепка выпала из корзинки, просочилась сквозь прутья и полетела вниз, упав на брусчатку и расколовшись надвое, но тучная леди даже не обратила на это никакого внимания. По карнизам гордо расхаживали голуби, выпятив пернатую грудь вперёд, а за ними из чужиж окон с интересом наблюдали кошки. При желании, я мог бы начать считать этих домашних питомцев и заносить их разношёрстные расцветки в блокнот, но моя лень пересиливает всякое желание собрать коллекцию «Пятьдесят оттенков кошек».       После трёх чашек кофе я накинул на себя куртку и решил немного прогуляться, прежде чем приниматься за тяжёлую работу подделки документов. До вечера у меня было ещё времени по горло и я был уверен на все сто, что успею подделать десяток таких дрянных бумажек.       Люксембургский сад стоял залитый солнцем и тенью, небо было чисто, как будто ангелы вымыли его поутру; в густой листве каштанов чирикали воробьи.       В эту пору, весеннюю, особенно сады бывают восхитительны. Залитые ярким светом, рассаженные в шахматном порядке деревья обмениваются с цветами упоительным благоуханием и ослепительными красками. Опьянев от полуденного солнца, тянутся друг к другу ветки, словно ищут объятий. В кленовой листве слышится щебетание пеночек, ликуют воробьи, дятлы лазают по стволам каштанов, постукивая клювами по трещинам коры. На длинных цветочных грядках по праву царят горделивые лилии; нет аромата божественнее, чем аромат белизны. Разносится приятный запах гвоздики. Старые вороны времен Марии Антуанетты любезничают на верхушках густых деревьев. Солнце золотит и зажигает пурпуром тюльпаны – эти языки пламени, обращённые в цветы. Вокруг куртин с тюльпанами, словно искры от этих огненных цветов, кружатся пчёлы. Всё бывает полно отрады и веселья, даже нависшие над горизонтом тучки; в этой угрозе нового дождя, столь желанного для ландышей и жимолости, нет ничего страшного; низко летающие ласточки становятся милыми его предвестницами.       Решив прогуляться пешком, я шёл по аллеи, сунув руки в карманы, и вдыхал аромат весны. Мимо меня яркими вспышками мелькали белые нагие статуи под деревьями, одетые тенью, прорванной светом; солнце словно истерзало в клочья одеяния этих богинь; с их торсов свисали лохмотья лучей. А слабый ветерок вздымал кое-где лёгкие клубы пыли. Я уверенно направлялся в моё любимое кафе Pret A Manger, находящиеся близ Люксембургского сада. Кофе мне уже не хотелось совершенно, да и есть, в принципе, тоже. Я пошёл туда в основном с расчётом на то, что там будет кто-то из моих знакомых. Я миновал площадь Эдмон Ростан и по бульвару Сен-Мишель добрался до моего пункта назначения.       На входе мне в нос сразу ударил запах выпечки, такой резкий и сладкий, что я почти почувствовал её вкус на языке, а на прилавках лежало столько вкусностей, что я сразу усомнился в своих намерениях ничего не заказывать. Пара столиков была свободна и я огляделся в поисках кого-то из своих. Это кафе пользуется огромным успехом среди моих друзей и утром их тут можно застать с вероятностью девять к десяти. Однако, видимо, именно сегодня был тот редкий случай, когда этот один к десяти давал о себе знать. Все окружающие меня лица были мне незнакомы. Даже Мелани с Анели не было. Никогда в жизни мне это заведение ещё не казалось таким пустым.       Я заказал себе чашку капучино с бутербродом, до отказа набитым листьями салата и слайсами помидора, и занял первый попавшийся стол, усевшись в тёмно-серое с примесью речного перламутра кресло. На шоколадно-коричневой поверхности кофе пенкой была нарисована эйфелева башня. Её края, слегка присыпанные какао-порошком, постепенно бледнели и размазывались, смешиваясь и отдавая белоснежной пенке свой охровый цвет. Я смотрел на рисунок с глубокой задумчивостью, обычно не присущей мне с утра пораньше. Не знаю, что именно заставило меня так задуматься: то, что моё кофе пометили символом Парижа, хотя я совсем об этом не просил, или то, почему мне не нарисовали что-нибудь другое, например, листочек марихуаны.       Пока я размышлял над сам не знаю чем, спокойно покуривая сигарету, мне на плечо приземлилась тяжёлая ладонь. Я вздрогнул всем телом и обернулся. Это был один из моих запоздалых знакомых – Феррант.       Он представляет собой ни кого иного, как бездушного рыжего черта. Он шныряет везде и повсюду, может превратиться в птицу и взмыть в небо, может отрастить хвост и подобно рыбе уплыть по реке, может стать призраком и попросту раствориться в воздухе; он вездесущ и всегда узнаёт обо всём первым, словно просачивается в щели домов, обращается стенами и слушает людские переговоры, оборачивается животными и толкует о чём-то с лесными тварями. Я всегда относился к нему с некоторым недоверием, как минимум потому, что он утверждает, будто не пьёт, потому что это дикость, но я его частенько вижу сидящим в барах по вечерам. Помимо этого он отличается поражающими способностями в плане психологии. Уж не знаю, действительно ли он родился прирожденным психологом или тут замешана чёрная магия, но он способен видеть людей насквозь, как призраков. Феррант может определить по каким-то неисчислимым факторам, врёт ли человек или говорит правду, вкладывает ли он в свои слова какой-то подтекст или нет. Это одна из его самых пугающих черт, вот почему я стараюсь избегать с ним зрительного контакта. Мне не очень то хочется, чтобы меня читали, как раскрытую книгу.       Сегодня на благородной шее monsieur Я-не-пью-потому-что-это-дикость-но-всё-равно-каждый-вечер-хожу-в-бар красовался завязанный бантом шелковый шарф в горошек, который ему совершенно не шёл – легкие пышные складки в сочетании с его львиной гривой напоминали воздушную балетную пачку и лишали его наружность всякой брутальности, которую сильная половина человечества почитает своим украшением. – Привет, Виктор, - пробасил он, садясь рядом со мной. – Mes respects, monsieur{Моё почтение, господин, - от франц.}, - я дружелюбно кивнул ему, перемешивая пенку в кофе черенком ложки. – Какими судьбами? – Никакими, - ответил он, скалясь в усмешке. – Я, как и ты, позавтракать пришёл. И перестань со мной любезничать. – Что ж, уж и полюбезничать нельзя? - я поднял голову, но, встретившись глазами с его проницательным взглядом, снова опустил её в чашку, так как почувствовал себя неуютно. Феррант ухмыльнулся. – Можно, можно. Только вот чего ты один то? Я думал, вы как обычно тут всей компанией сидите. – Когда я шёл сюда, я тоже так думал. Он тихо рассмеялся и полез за сигаретой. Пока он шарился в кармане, я всё-таки рискнул поднять голову и заметил, что глаза у него уже слегка красные, а жилки на белках вздулись. Это могло значить только одно: он недавно выкурил марихуанную самокрутку. – Ноэль вернулся, – сказал он, выуживая пачку курева из потайного отсека в подкладке. – Ты слышал об этом? – Слышал, - небрежно ответил я, затягиваясь сигаретой. – Да что там слышал, видел. Я его вчера в порту встретил и отвёз к Гаррису{слэнговое название, употреблённое персонажами для обозначения «Harry's New York Bar»}. – Помилуй, Виктор! - Феррант засмеялся. – Человек ещё приехать не успел, а ты его сразу спиваться повёз. – Он сам меня попросил. Да и потом, ты бы видел его харю! Я давно уж не припомню, чтобы он так хреново выглядел. – И долго вы просидели в баре? – Ох, - протянул я, солгав. – Около часа. Ноэль и в самом деле глубоко чувствует меру, и у него совсем других манеры, когда напьётся. Да и обхождение становится приятнее. – Врёшь и не краснеешь, - задумчиво пробубнил мой собеседник, как будто говоря это себе, а не мне. – И как у тебя это получается. Скажи честно, ты уехал раньше и бросил его одного? – Не одного! - запротестовал я. – С ним остались Эркюль, Мелани и Анели. Феррант саркастично закатил глаза: – Доверил дело дуракам. Дебюсси, небось, самого нужно было до дома провожать, а девушки наверняка последовали твоему примеру и очень быстро смотались. – Это Анели то? Не смеши меня, в ней смелости побольше, чем в нас с тобой вместе взятых. Она же журналистка. – И что же, по-твоему, журналисты бесстрашны, что-ли? Ты так говоришь, будто журналистов каждый день засовывают в клетку к диким львам, кидают их в ров с крокодилами и заставляют забираться на верхушку Альп без страховки и написанного завещания. На деле они же просто газетчики, собирающие информацию о происшествиях и всякие слухи на свой волшебный микрофон. – Ты их недооцениваешь, - сказал я, просто потому что мне больше нечего было сказать. – Их или конкретно её? - спросил он и его губы обожгла ехидная усмешка. – Ты что, меня в чём-то подозреваешь? - я невольно нахмурился. – Психолог из тебя, конечно, может и крутой, но иногда ты говоришь такие глупости, что просто беда. – Не кипятись, приятель, остынь. Я просто хотел посмотреть на твою реакцию. Знаешь, никогда нельзя быть уверенным в том, как человек воспримет твои слова. – Опять ты надо мной свои эксперименты ставишь? Хочешь, я дам тебе денег, ты купишь себе крысу и будешь на ней ставить свои опыты? – Не хочу. Крысы говорить не умеют, она не сможет мне сказать о своих ощущениях. – Тогда я куплю тебе говорящую крысу, только хватит трепать нервы мне. – Ладно, - согласился он с улыбкой. – Извини, больше не буду. Я откусил кусочек от своего бутерброда и кивнул, хотя в его слова верилось мне мало. Он с неподдельным интересом посмотрел на мой рассыпающийся завтрак и, помешкав секунду, встал из-за стола. – Я пойду, возьму себе что-нибудь. Подождёшь меня? – А мне есть куда деваться? – Я знал, что подождёшь, - Феррант насмешливо взглянул на меня и ушёл к прилавкам.