Фрия

      Закончив изучать Святую Адалинду, Фрия поднялась в отведенную ей комнату под самым шпилем. Два дня назад принц внезапно оставил ее здесь одну без объяснения причин, без указаний и распоряжений. Так неожиданно она оказалась наедине с собой, и это обстоятельство серьезно встревожило женщину. Некоторое время она смиренно сидела в своей спальне, настороженно прислушиваясь к шуму Сульи за окном, гулу сквозняков, знойным дыханием врывавшихся внутрь, к биению собственного пульса. А потом робость спала с лица, и Фрия осмелилась использовать этот насущный кусок свободы, чтобы прийти в себя, позволить рассудку очнуться от жутких событий последних дней.       Пока она обходила клети, анфилады и прочие помещения ратуши, рассматривая хозяйские портреты, исследуя реликвии на полках, голову ее невольно посещало множество неотвязных мыслей. Она думала о своей судьбе - участь, которую не заслужила, думала о семье, которую не помнила, о доме, которого не знала. И эти думы получались слишком уж непосильными. Они вгрызались, словно прожорливые крысы, которых Фрия спешила отогнать, спасаясь бегством по узеньким коридорам, где каждая новая дверь хранила за собой что-нибудь, что могло бы отвлечь.       Но даже это не спасало от наваждений. Точно незваные гости, которых не удаётся прогнать никакими ухищрениями, они тихонько проникали, как воры, забиравшиеся в дом через открытые ставни, если все двери заперты на засов. А иногда сочились в щели и дверные косяки ядовитым смрадом, от которого наворачивались слезы. И когда становилось совсем невмочь, женщина вспоминала о том, как забрал ее с корабля ОН. Фрия закрывалась этим эпизодом, будто щитом. И под час этот щит ее действительно защищал, пусть на секунды, но дарил свободу.       Только вся эфемерная вольность оканчивалась ровно вот здесь - в ее комнате, на ее кровати. Фрия с неприязнью поглядела на разложенное дорогое платье и попыталась представить, для каких мерзких происков оно будет использовано на этот раз. Цельнокройное кимоно шоколадного цвета, отделанное богатым золотым кантом, вдоль которого рассыпались мелкие канареечные цветы, с широкими рукавами на дюйм ниже локтя и атласным кушаком - привезли после полудня.       Изысканное, но не вычурное, прочное и одновременно легкое настолько, что, прикоснувшись к нему, можно было представить себе морскую пену - это был самый великолепный наряд, который она когда-либо видела. И он ей абсолютно не подходил. Утонченная элегантность платья лишь подчеркивала бледную кожу, бескровные щеки, заплаканные глаза и… рубцы, пусть спрятанные под тканью, где их никто бы не смог узреть. Нехотя тураску оделась, расчесала волосы, мельком мазнув по своему отражению в зеркале - проглотила разочарование. Если внешняя обертка подчеркивала идею того, что женщина - объект влечения для мужчины, то внутреннее содержание, по ее мнению, в тот же момент коверкало это утверждение. Фрия фыркнула и презрительно от себя отвернулась.       Но сильнее когнитивного диссонанса мучило ее другое замешательство. С одной стороны, она была преисполнена искренней благодарностью к эльфу, однако в то же время очень сомневалась, сдержит ли он свое слово. ХлАдные, порой небрежные интонации мужчины, колкости и насмешки не скрывали истинного к ней отношения. И ему было все равно какие чувства она при этом испытывает. Стремление принца всецело заключалось в беспрекословном исполнении своей воли и того замысла, которым он был объят. Даже если для этого пришлось кем-то ли, чем-то ли пренебречь.       Фрию бы еще долго донимала гнетущая тоска, но хандру развеяли звуки, доносившиеся снизу: скрипнули петли, хлопнула дверь, что-то свалилось и раскололось, звякнув стеклянными осколками.

***

      Яркий искусственный свет лился сквозь стекла витража и ложился на причудливый орнамент мозаичного пола. Блики играли на гладкой поверхности камня, окрашивая его в разноцветные полутона. Нуада прошел через арку в смежный, перекрытый крестовыми сводами, неф, некогда игравший роль вместительной трапезной залы.       Несмотря на запустение часть интерьера рефектория еще хранила длинный вытянутый стол, стулья с высокими спинками и кафедру, богато украшенную резьбой. Подле стола стояли серванты, заставленные большими сосудами из хрусталя, к стенам примыкали скамьи, застеленные шерстяными покрывалами; кое-где виднелись выцветшие парчовые подушки. Стены трапезной Святой Адалинды обильно украшали гобелены с изображением животных и природы. Среди них особенно выделялся один, самый крупный по размерам, с гербом Дартмура - изображением зеленого дуба на серебрянном фоне. Этот герб принадлежал старинному роду ноккеров из Девона, к которому относились Бэр и Лука.       Нуада отстегнул оплечье, поясную перевязь и портупею, снял камзол, оставшись в антрацитовой сорочке, бросил все в кучу и сверху положил копье. Поморщась засучив рукав, он критично осмотрел раненую руку. Этим разгневанным кулаком в тот день эльф исступленно вымещал объемлющую его скорбь возле тела тролля, оставив в кирпичной кладке солидную вмятину. Ведь главного соратника, друга и компаньона лишил жизни тот, кто казалось был с ним одним миром мазан.       Стараясь не замечать, как горела и дергала кисть, принц окатил ее водой и начал лихорадочно перебирать имевшиеся в наличии бутыли с заспиртованными кореньями, целебными травами и корой. В поисках нужного средства, переполненный разрушительными импульсами, он так торопливо выставлял их на поверхность стола, что на мгновение забылся и схватил очередной сосуд покалеченной рукой. Будто жало пронзило ее, и пузырек выскользнул из бессильных пальцев. Звонкие фрагменты вперемешку с бинтами разлетелись повсюду.       Скривившись, Нуада витиевато чертыхнулся, упрекая себя за нерасторопность, и опустился на колени. Сгребая куски стекла, он не заметил, как кто-то неслышно присел рядом и стал помогать.       - Я уберу, - прозвучало возле его плеча.       Желтые глаза уставились на склоненную голову, безупречным беспорядком украшенную короткими завитками. Он узнал эти пшеничные локоны, потом перевел взор на проворные пальцы тураску, ловко собирающие кусочки, которые вдруг запнулись.       - Это нужно обработать, - Фрия с беспокойством разглядывала его глубокие ссадины, в которых едва ли не белели сухожилия.       Раздражение полыхнуло в мужчине, как костер, в который подбросили дров. Разумеется, ему нужно обработать их! Он давно занялся этим, если бы не был так занят… или беспомощен. Много ли удасться сделать одной рукой?       - Я могу сам, - недовольно оборвал эльф и вернулся к сосудам, оставив женщину убирать сор.       Но Фрия то и дело присматривалась к нему. Челюсти принца были сжаты, на переносицу легла глубокая морщина. Он сносил боль, раз от раза прикрывая веки. Наконец нашел то, что искал, зубами откупорил пробку и, пока Фрия нарезала новые лоскуты, отмерил нужное количество в чашу.       - Сядь, - наблюдая с каким трудом ему даются мелкие манипуляции, невольница показательно забрала у него емкость и кивнула в сторону стула, словно теперь она была хозяйкой положения.       Такой тон пришелся эльфу не по нраву. Но еще меньше ему нравился огонь, терзающий руку. Нуада устало обрушился на стул, вытянув ее вперед, а женщина набрала полную ложку жидкой мази и принялась осторожно лить ее на раны.Терпкий запах лакфиоли наполнил пространство, и почти сразу же мужчина почувствовал, как действует снадобье: жар по капле спадал, боль убывала.       - Лучше? - спросила Фрия, зачерпывая еще.       - Да, - подчеркнуто не глядя, ровно отсек эльф. Вопреки внешнему хладнокровию, она приметила, как он раздавлен, как сжаты нервы его в комок, но мужчина силился не выдавать себя.       Когда все было покрыто добрым слоем лекарства, женщина удовлетворенно качнула головой, потянулась за бинтами, но в последний момент себя одернула. Промелькнувшее наитие вызвало легкую оторопь: чтобы наложить повязку, ей придется прикоснуться к нему. Снова. И кажется он также был озабочен происходящим. Нуада отстранился и подался к бинтам, чтобы самому завершить начатое, но Фрия категорично отодвинула их от него:       - Сиди смирно, - сказала она. - Я почти закончила.       Лишившись дара речи, он смотрел, как кропотливо и очень аккуратно невольница оборачивала тряпицей его кисть, старательно избегая прикосновения. Она согнулась над ним и стояла так близко, что принц мог уловить тепло ее тела, вдохнуть прельщающий запах кожи. Он уже не отрицал, признавшись себе, что этот аромат нравился ему настолько, что хотелось дышать и дышать им, убеждаясь в его неизменности.       Напоследок край повязки женщина разделила на два жгута: из одного сделала петлю, продела в нее второй, затянула концы для узла, как пальцы ее случайно скользнули к запястью эльфа. От этого касания Нуада с шумом втянул в себя воздух. Фрия стушевалась и отпрянула, между ними плотной завесой повисла неловкая тишина.       Маленькие оконца располагались высоко под потолком, однако в помещение щедро проникали лучи уличных фонарей, которые, устремляясь вниз, рассеивались, мягко ложась на стройный женский абрис. Тураску украдкой покосилась на эльфа - он не сводил с нее зорких очей. Хваткий взгляд оценивал все, что было ему доступно: блуждал по лицу, спустился по шее и окунулся в лунку, где сходились ключицы, а потом, отдохнув там, поплыл ниже, пока его не осадил вырез платья, не дававший простору глазам.       Фрию захлеснула мелкая дрожь. Что он делает? Зачем смущает ее? Зачем опять врывается в душу, ничем не защищенную от него? Ему пора бы усвоить - не этой наивной деве бороться с его жгучим испепеляющим взором.       Но в действительности Нуада не желал зла. Он не хотел пугать ее, он просто залюбовался этим парангоном, той девственной красотой и светом, так ясно для него горевшим в ее глазах. Он глядел на нее бессознательно - в том и заключалась ошибка. Бессознательно! Значит, он ослабел, значит, вновь допустил себя ее влиянию. Нужно скорее сбросить эту тягостную ношу!       - Вижу, ты готова. Возница уже у парадной, - мужчина встал и закатал второй рукав. Узкие зрачки сверкали нетерпением. - Только прежде должен предупредить, - на скулах его обрисовались желваки, он сомкнул зубы и нервно сглотнул.       - Я еду одна? - угадала женщина.       - Одна, - повторил за ней принц и протянул руку, давая понять, что ждет согласия.       Подбрюшье неприятно стянуло. Фрия подавила желание ослабить пояс и заставила себя подойти ближе.       - А ты? - прокрадываясь в его лицо, она хотела отыскать там ответ, но оно было закрытым и совершенно бесстрастным. Желудок свело ожиданием, под ребрами заворчали дурные предчувствия, которые эльф оправдал:       - Впредь мы не увидимся, Фрия. Это наш последний разговор. Я отдаю тебя Дорсе, - объявил он свое условие, все еще держа для нее ладонь открытой.       Слова, словно хлыст, прорезали воздух. Недоумение и растерянность отразились во всем облике женщины: она осунулась, потускнела, цвет волос пожалуй тоже померк. Она точно проваливалась в невесомость, теряя собственный остов, теряя под ногами опору.       - Я сделала что-то не так? - сдавленно выдавила невольница, еле сдерживая удар.       - Нет. Но более ты не нужна мне, - низкий голос приобрел утвердительную ноту, верно в том Нуада пытался убедить самого себя. Угрюмость проступила в его чертах - они стали старше...       И внутри Фрии что-то оборвалось. Что-то, что позволяло ей до этого момента дышать. Странная по своей природе горечь принялась душить с такой страшной силой, что ей непременно захотелось оскорбить его, сказать нечто такое, чтобы эта непроницаемая маска бесчувственности слетела, обнажив хотя бы тень эмоций. Она вся напряглась, тело превратилось в монолитный камень с грацией львицы:       - Какой гнусный, коварный подвох, - процедила женщина, затаив слезу на дне глаз. - Не ожидала… а наверное следовало бы, - наперекор хлынувшей в нее панике, разбегавшейся по спине ледяными валами, она все же надеялась остаться невозмутимой перед ним.       - Не растрачивайся на слова, Фрия. Не забывай - я купил тебя, - и, вконец утратив сдержанность, Нуада дернул тураску за предплечье, настойчиво вкладывая ее пясть в свою.       Поток холодной реальности с головы до пят окутал всю её сущность, претерпевавшую едва ли не телесные мучения. Сделалось невыносимо душно. Фрию будто унесло от всего остального мира за невидимую стену, где было очень плохо, а перед ней стоял теперь не покровитель, но враг. Его изможденный вид пугал. В подреберье женщину кольнуло сострадание, но ирреальная оплеуха туманила разум - в ней все бурлило и кипело негодованием.       - Нужно было бежать с корабля вместе с Янгом, как только представилась такая возможность! - под ее прямолинейностью затлели красные угольки.       - Его схватили, помнишь? Так или иначе у тебя ничего не вышло бы, - эти маленькие головешки Нуада с успехом раздувал в приличный пожар.       - Схватили лишь по моей вине! Когда он пришел - я медлила. Не могла решиться, потому что доверилась тебе. А ты… - женщина скинула его руку. - Ты…       - Ну… - рот принца скривился в злорадной ухмылке, - Ну же, говори, что хотела…       - Ты - лжец! - разнеслось по залу, как если бы молотом ударили по наковальне.       Догадываясь, что выразила непростительное, Фрия смолкла. А лицо Нуады в миг помрачнело, стало замкнутым и почему-то довольным, словно он только и ждал, когда невольница обронит что-либо подобное, чтобы иметь для себя весомую причину избавиться от нее.       - Не смей, Фрия, - зашипел он. - Никогда не называй меня так. Я вырывал глотки и отрезал языки тем, кто хоть на секунду сомневался во мне и моей честности. Я серьезный сукин сын, когда разозлюсь, но я не лжец, - и, подняв свой камзол, из внутреннего кармана мужчина достал свернутые трубкой писчие листы, которые подал ей:       - Не стоит так ненавидеть меня. Вот, возьми…       - Что это? - неуверенно спросила женщина. Страницы были перетянуты шнуром, на котором красовалась тисненная восковая печать, а под ней каллиграфическим почерком выведено пять букв.       - То, что было мною обещано. Здесь о том кто ты и откуда, кто продал тебя и кто купил…       Фрия часто заморгала темными ресницами, глядя на купчую. Значимость ее не подвергалась никакому сомнению, но сейчас, когда он решил отдать ей бумаги, женщина боялась их забирать. Казалось, тем самым она враз уничтожит что-то ставшее ей важным и дорогим.       - Твое настоящее имя Фригг, - Нуада указал на прописные литеры. - Занятно, но скандинавы так называют супругу своего бога Одина.       - Убери, я все равно не умею читать, - она почти коснулась листов, как тут же передумала.       - Дорса прочтет тебе. А когда с ее помощью ты сделаешь для меня еще кое-что - отпустит, - эльф насильно вложил документ в пугливую ладонь, но пальцы разжались, и бумаги упали к изящным плетеным сандалиям. Пару мгновений они оба смотрели в пол, а затем, как ни в чем не бывало, он развернулся и зашагал к выходу.       - Не отворачивайся от меня! - ополчившись на безысходность, вслед ему крикнула Фрия. Но мужчина был отрешен. Уже у арки он задержался и, не оглядываясь, произнес:       - Подними их, тураску. Отыне это твое, - фразы прозвучали сродни выстрелу - отрывисто, кратко, - и больше походили на приказ, чем на просьбу. Ей почудилось, что они, как и сам принц, были пропитаны властностью и привычкой к безропотному повиновению.       Тогда, в запале, смутно разумея, что делает, женщина уцепила со стола первое, что подвернулось под руку и со всей силы швырнула в отдаляющуюся спину. Глиняный пузырь с настоем разбился о стену. Черепки веером разлетелись в стороны. Но Нуада не шелохнулся, и она воспламенилась: он не должен так поступать! Во всяком случае не здесь, где никто их не видит и нет навязанных укладом правил. На белых прежде щеках разбушевался густой румянец. Невольница подлетела к нему и ударила кулаком в грудь. Эльф слегка пошатнулся, но смолчал, позволив ей этот жест.       - Зачем ты так?! - она стукнула его еще раз, а потом еще, но гораздо сильнее, чтобы завладеть вниманием.       - Ты опасна, Фрия, очень опасна, - поймав наконец тонкие запястья, он стремительно заглянул ей в глаза. Эти каленые танцующие сполохи в карих радужках были ему уже знакомы.       - Для кого? - изумилась женщина.       - Для меня! - множество настроений окрасило мужской голос, а в лицо закралось новое ей выражение. Что-то секретное, подспудное, чему принц с таким усилием противостоял.       - Это тоже ложь! Ты хоть представляешь, до какой степени бессердечен? - каждое ее слово обжигало Нуаду беспощадной плетью палача. Хотя что тут странного - конечно, он представлял. Он не просто бессердечен. Его сердце давно обратилось в сухую шелуху. Или нет?       - Я пытаюсь защитить тебя.       - Ты пытаешься защитить себя! - Фрия стряхнула его руки, словно он был чудовищем, к которому противно прикасаться.       - Мне безразлично, как ты об этом судишь. Мне важно знать, что в условный час тебя отвезут в безопасносное место. Дорса уже предупреждена, - бросил эльф, неуклюже пряча взор в одной из картин.       Так вот что уловила Фрия! В лице Нуады крылось такое живое неподдельное отчаяние, что она почти физически ощутила его. Похоже, она сумела заглянуть к нему в душу - действительно умную, восприимчивую и уязвимую, отыскать его подлинное "я". И тотчас с этим воскресло воспоминание того, как глодало ее несносное свербящее чувство, когда нет сил терпеть зияющую дыру там, где должна находиться эссенция щедрого, ликующего, свободного духа, когда вся сумма прожитых моментов, вся совокупность дней, часов, минут - ничему не равна. И неожиданным образом вся злость и обида женщины - сами собой преобразовались в удивительную, такую диковинную просветленность. Чего бы это не стоило - ей захотелось утешить его, залатать его боль.       - Посмотри на меня, - вдруг попросила Фрия, притрагиваясь к мужскому плечу.       Все то время Нуада ждал проявления враждебности, упорного сопротивления и много чего еще потому, что был уверен как в итоге сломать ее, заставить сделать то, что ему нужно, но вместо этого произошло ровно наоборот. Услышав тихий и вкрадчивый голос, мужчину охватило смятение. Он сжал кулаки, повернул к ней голову, но не поднял глаз.       - Нуада… - позвала женщина. Имя из ее уст прозвучало как удар в колокол, пронзив отголосками его существо. В груди заныло, как будто туда всадили топор. - Посмотри на меня…       Он не выдержал и посмотрел.       А в ней все изменилось до неузнаваемости. Глаза теперь отчего-то лучились пронизывающим теплом. Фрия выглядела спокойной и безмятежной. Минуту эльф не мог ничего делать, только смотреть на нее. Она стояла с царственной осанкой и расправленными плечами. Даже подбородок был приподнят, точно она бросала вызов самим богам и тому факту, что была тураску. Нуада думал, как красива, как невинна и как целомудренна эта молодая женщина. У него еще ни к кому не было таких странных чувств, и он не мог поверить, что способен на них.       - Прости меня, Фрия, - на него набежала тень сожаления, он покачал головой. - Буду честен: это чужой мир, и в нем я ничего не могу дать тебе. Ты должна покинуть его. Ты должна быть на своем месте, как и каждый из нас.       - Все хорошо. Я понимаю, - согласилась женщина. - Но…       Она замялась, подбирая слова, как будто собиралась сказать что-то предосудительное, а потом внезапно прикоснулась к его лицу с такой легкостью, как если бы он был в ее жизни многие годы:       - Кое-что дать мне ты все же можешь… - и тонкие пальчики прошлись по виску, обрисовали остроконечное ухо, затем по высокой скуле, задержались на подбородке, обошли весь овал, словно хотели навсегда запечатлеть эти очертания.       - Ты не боишься меня? Почему не ненавидишь? - дыхание мужчины сбилось, на шее заколотилась живая синяя жилка - она заметила это. Впервые Нуада испытывал новое, незнакомое до сих пор ощущение трепета.       - Потому что ты прав. Ведь однажды я выйду замуж, разве не так? Однажды мне придется это пройти, верно? - Фрия непроизвольно встала на мысочки, чтобы стать ближе. Губы почти коснулись его мочки. - Почему же тогда я не могу пройти это с тем, кто подчинил себе не только мое тело? - приступ фатализма подарил ей решимость, ибо за строгим фасадом уверенного в себе мужчины, помимо отчаяния, она прочла такое пресловутое ей одиночество. - А когда останусь одна - сама разберусь с тем, что ты дал мне… или забрал…       Многозначительное молчание опустилось на их головы. Две потерянные фигуры обволокло затянувшемся мгновением неподвижности. Нуада был потрясен. Юная, неопытная - она нЕжила его любовным взглядом, и это тепло заполняло ту стылую бездну, от которой он веками дрожал внутри. Хмурый лоб разгладился, скованность отступила. Он почувствовал, что становится нечаянно другим, непривычным для себя. Вот что он подразумевал под словом “опасна”. Эльф был не просто околдован. Боже правый, Фрия сводила его с ума! Ему следовало сразу послушать Айзека. Ему вообще не стоило к ней прикасаться. Это было то же самое, что поднести спичку к сухому труту. Теперь он понимал.       И то, что произошло дальше - мужчина объяснить не мог. Но что-то волшебное определенно было, иначе как истолковать его безрассудный порыв: без лишних деталей он резко обхватил округлые бедра, и в попытке получить контроль над своим собственным желанием, подтолкнул к столу, усадив на край.       Нависая но не притрагиваясь, Нуада жестко вперился в нее, еще надеясь, что сможет вызвать неприятие, принудить от себя отвернуться. Но нет. Фрия продолжала смотреть чарующим бархатом глаз, дерзновенно стягивая ткань со своих плеч и предлагая сокровенное его суду. И то был последний рубеж. Последний бастион, который стоически так долго удерживал натиск, но пал. Принц ужаснулся, постигнув простую истину: он жаждал этого. И жаждал уже давно. Жаждал быть желанным ей. Он честно старался загнать свой грех обратно в ту дыру, откуда тот вылез, но эта война была проиграна. Он алкал раствориться в женщине, что стало его откровением, и искать какое-либо оправдание себе уже не имело смысла. Снедаемый жаром, мужчина раздвинул ей ноги и прижал тураску к себе.       - Я хочу тебя, Фрия, - прохрипел эльф и жадным ртом накрыл сахарные уста, придерживая хрупкое тело, словно самую драгоценную вещь на свете. Язык его требовательно ворвался внутрь, и от этого столкновения в ней всё взорвалось таким фейерверком, что, казалось, выдержать его мощи не хватит сил.       Он взапой целовал ее шею, плечи, ложбинку между грудей, а следом сомкнул губы вокруг тугого соска. Покровительственно, но мягко пленил розовый бутон и долго не отпускал - язык кружил, дразнил, покоряя его. А когда двинулся к другой груди, ему уже было недостаточно простых поцелуев, мужчина хищно втянул весь ареол в рот, потом отпустил, прикусывая зубами изнеженный пик, и Фрия ахнула. По телу спиралями распространялось густое, как лава, желание.       Принимая этот сладостный отклик, он еще сильнее вобрал ее грудь - восторгу женщины не было предела. Так окунувшись в пОлымя она уже не могла оставаться безучастной: больше не стесняясь выражать свои намерения, Фрия импульсивно подалась вперед, с готовностью открываясь ему.       Прыть ее поражала, эльф старался не отстать, ибо вкус ненакрашенных девственных губ лишь усилил его похоть. Он страстно лобзал их, смаковал тяжесть налившейся груди, свежесть и чистоту кожи, в то время как руки ненасытно странствовали по платью, разгадывая тайные изгибы вожделенного тела.       Они успевали всюду: то властно мяли полные холмы, оглаживали уступчивые ноги, то, оказавшись под юбкой, впивались в ягодицы так, что Фрия уже не могла мыслить здраво. А те мысли, что еще оставались в ее голове, моментально разбежались, когда Нуада добрался до заветного треугольника и сдвинул кружевную ткань в сторону, проведя большим пальцем сверху вниз по намокшему божественному естеству. При этом с губ его слетел блаженный стон. И этот звук пробудил в женщине что-то первозданное. Что-то, что манило ее выгнуться дугой и подтянуться к его руке, шире разводя колени.       Дьявол. Он был самым настоящим Дьяволом, ибо как ещё назвать того, от прикосновений которого она испытывала такое? Бухающие удары собственного сердца грохотали в ее ушах так громко, что вероятно мужчина тоже должен был слышать их.       Чуть заметная плотоядная улыбка тронула лицо, когда он раскрыл шелковые складки непорочной плоти и нашел ее жемчужину. Фрия прерывисто вздохнула, скулы свело от предвкушения. Она инстинктивно приподнялась, и принц отозвался на ее пыл. Двумя пальцами Нуада расчетливо скользнул в ее влажное от соков лоно, совокупно придавливая набухшую вершину, и женщина всхлипнула, тут же обнаружив порхание его горячего языка во рту. На этот поцелуй она ответила еще более страстно - раскачиваясь бедрами навстречу и насаживаясь на его пальцы, чутко осязая их умелые колебания и ласку. Мужчина так искусно терзал сочную впадину - он точно знал, как вырвать из нее первый крик, чувствуя, как вязко она истекает на его пальцах, как конвульсивно сжимает их стенками в спазмах удовольствия.       Таинственные флюиды протянулись между ними. Они сплетались в объятиях, стремились друг к другу, желая предельно близкого контакта, нежели позволяла одежда, и это досадное упущение Фрия немедля постаралась исправить. Непослушными подрагивающими пальцами она торопливо принялась расстегивать его рубашку, прекрасно помня насколько он гибок и строен. Но все равно, распахнув ее, застыла, будто развернула подарок, о котором давно мечтала. Подбористое, статное тело мужчины, воина - вызвало в ней сложные волнения. Осмелев, она прильнула к мускулистой груди, выстраивая дорожку из чувственных поцелуев.       Вдруг руки его оставили женщину. Затуманенным взглядом, через марево страсти она бросила кроткий взор, и увидела, что глаза эльфа закрыты в неге. Используя мимолетную паузу, Фрия решилась на то, на что у нее не хватило храбрости в прошлый раз. Пластичными движениями она изучала брутальные контуры и крепкие мышцы, поднимая зыби по сильной спине, спускалась с широких плеч по выточенному бугристому торсу, ниже по талии и замешкалась на одном особом рубце, том самом, полученным из-за нее. Отбрасывая страхи и предрассудки, женщина осторожно прошлась по нему. В этот момент ресницы мужчины распахнулись, и она поняла, что задела нечто иное, чем обычный шрам. Это было тем, что навсегда останется его памятью о ней.       - Прикоснись ко мне, Фрия, - заглядывая в донья опьяненных глаз, прошептал эльф. В его повелительном, не терпящим возражений тоне отчетливо послышалась неприкрытая мольба. - Прикоснись, но по настоящему, - опытный мужчина, который абсолютно контролировал ситуацию, почему-то дрожал сильнее ее, и грудь его вздымалась яростней.       На уровне инстинктов она догадывалась, чего ему хочется, и, нащупав пряжку ремня, отомкнула ее. От увиденного Фрия пережила благоговейный восторг. Она дышала и не могла надышаться, созерцая напряженный низ живота и стрелку из волос, ведущую к паху. Идеальный, упругий, вздрагивающий от запертого желания, гордо вздыбленный член словно ждал её прикосновений. Женщина облизнула внезапно пересохшие губы. В горло будто попал песок. Она застенчиво обхватила его послушной ладонью. На ощупь он оказался твердый, но кожа была невероятно нежная. Как брусок стали в бархатной оболочке. Фрия плавно провела по рельефной длине, различая каждую вену, каждую пульсацию, у основания сжала сильней. Это движение безумно взбудоражило эльфа. Он выдохнул горячо и протяжно.       Ноги ее затряслись от слабости, нутро жутко стянуло истомой, интуитивно ожидая вторжения. Каждым своим нервом она теперь явственно осознавала пламенную, испепеляющую ее пустоту, которая требовала немедленного наполнения. И сейчас как никогда ей хотелось потушить этот нестерпимый огонь тем единственным способом, каким только можно было это совершить.       Стыдливость испарилась. Одурманенная скульптурным рельефом вздувшихся вен, Фрия настойчиво поглаживала его, а потом зацепила мужские бедра и притянула ближе, умоляя взять ее, извиваясь и обольщая, в довершение поймав и прикусив мочку эльфийского уха. Это мучительное наслаждение лишило Нуаду обрывков былого самообладания. Не в силах больше сопротивляться желанию утвердить свои права на эту женщину, обладать ею, сделать своей, он подтолкнул ее к себе и, в ответ на призывы, исполнил то, о чем она так самозабвенно просила.       Встретившись взглядами в страстном и пугающем томлении, мужчина немного вошел в нее и остановился. С особым интересом он наблюдал восхищенные глаза, рот, приоткрывшийся в беззвучном вскрике, и сам заразился этим первородным восторгом. Фрия вцепилась в крутые плечи, как в последнюю опору, когда он дюйм за дюймом все глубже проникал в ее тесную влажность, похищая признаки добродетели, сперва медленно, а потом резче и резче, пока не ворвался до самого корня, до упора, пока не заполнил ее собой всю, без остатка.       И женщина громко сорвалась в унисон его сиплому триумфальному рычанию. Ей трудно было сдержать рвущийся из груди вулкан противоречий: любовь и ненависть, безумие и гнев, огонь и вода… и еще боль. Боже, какая боль! Какая острая и одинаково сладкая боль! Ей хотелось вгрызться в него. Одновременно наказать и доставить радость. Заставить на собственной шкуре почувствовать хотя бы толику того, что она вынесла, когда он оттолкнул ее.       Но Фрия напрочь перестала что-либо соображать, едва Нуада начал мерные толчки раскаленной плотью по раскаленной плоти, натужно вдыхая сквозь зубы, выходя из неё полностью, дразня обнажившимся венцом клитор, и тут же погружаясь назад во влажные глубины. Наконец-то оказавшись в ней, не в фантазиях - наяву, ощущая, как плотно она сжимает факт его мужской сути, взлетая от того на гребни неистового удовольствия, он заставлял ее прогибаться ещё круче, принимать его ещё глубже, растягивая, вбиваясь на всю длину и давая познать эту мощь изнутри так, чтобы чрево сводило от возбуждения, а в горле клокотали слезы.       Голодный взгляд метался по распаленному лицу. Мужчина ловил хаотичные рваные вздохи, утробные стоны из чудесного ротика, окаймленного алыми припухшими губами, шептавшими его имя; крепко прижимал к себе, обжигая своим дыханием и доводя до такого состояния, когда она всецело подчинилась желаниям своего тела. В этот миг оно принадлежало исключительно ему, и он мог делать с ним, что захочет: мог направлять его, руководить им, все ближе подводя к ослепительной яркости финала.       Так в едином ритме, увеличивая - не снижая темп, поднимая амплитуду: резче, жестче, быстрее, безжалостно быстро - жестоким трением, он вышибал искры из глаз, вызывая в ней ответный шквал сумасшествия. Теперь никакой нежности, Фрия. Больше никакой нежности.       Слеза счастья прокатилась по румяной щеке - это не могло быть лучше, чем есть, потому что в сотни раз лучше, чем она себе представляла. А когда угадала его пальцы на пылающем бугорке - это грубое умелое давление, превращающее негу в неукротимую стихию, - едва расслышала глухой приказ, от которого совсем потеряла голову:       - Кричи, Фрия… Кричи для меня…       И близкая к кульминации, после очередного рывка, Фрия закатила глаза, замерла перед агонией, а потом взорвалась бурей всевозможных эмоций, накрывших ее с головой, перенесших на тот свет и вернувших обратно. Ее тело забилось в судорогах оглушительного урагана, который сметал все на своем пути. Сильно и быстро. Так же быстро, как он двигался в ней, не отпуская, продлевая эйфорию, разбивая каждый осколок экстаза на миллионы, миллиарды еще более мелких частиц. Она задыхалась от неописуемого, неземного, неизвестного ей доселе чувства, которое вынуждало ее тело рассыпаться на атомы и собираться вновь.       Когда женщину накрыла последняя волна оргазма, Нуада откинул голову, шумно задышал и горячей струей семени излился внутрь, обжигая и помечая, оставляя свой запах проникновения в ней. А после ни единой мысли. Только потрескивание электричества в лампах, начисто вымывающих бремя мирских забот из головы, и телА, отныне накрепко сшитые между собой прочными нитями.       Дрожащая, обессиленная в его руках, Фрия отстранилась, осторожно освобождаясь от объятий. Ее лихорадило, щеки обреченно тонули в краске. Она глядела на него - до боли красивого, в его светлые глаза - лед в них растаял, а у самой все гасло от осознания финала.       Мужчина поправил ее платье, спрятав наготу, аккуратно снял со стола, попытался привлечь к себе, но женщина уперлась ему в грудь:       - Мне пора. Я уйду самостоятельно, - она нашла в себе силы оттолкнуть его и шагнула назад, окончательно разрывая притяжение между ними.       Нуада прищурился. Долгий взгляд. Очень тяжелый. Почти невыносимый. Он смотрел, желая вернуть… но отошел в сторону, хотя это было совсем не то, чего ему хотелось на самом деле. Он просто смотрел ей в спину, в плечи, на спутанные золотые волосы. Да, он позволил ей уйти. Да, он понимал - это была его фатальная, непростительная ошибка.