Чёрный, рыжий, голубой

В Ло Бинхэ было что-то такое, что вселяло в окружающих твердую уверенность: «этот молодой человек, вне всяких сомнений, добьется успеха». Он был красив, умен, складно говорил, отлично готовил и еще лучше сражался на мечах. Уже сейчас Ло Бинхэ был первым учеником своего пика, что означало, что в будущем, даже если он и не станет новым пиковым Лордом, он навсегда останется благородным совершенствующимся, которому никогда не придется беспокоиться о пище или крове, а единственной заботой, омрачающей его благостное существование, будет выбор между тем, помедитировать сегодня на залитой солнцем лужайке или в теньке молодого дуба. Но не только светлые перспективы, сама личность Ло Бинхэ не могла вызывать ничего, кроме подлинного восхищения. Он был одержим великой целью (Учитель!), не видел препятствий, но видел возможности, отличался трудолюбием, был начисто лишен внутренних конфликтов и ценил себя за все это, обладая здоровой (высокой) самооценкой. Жизнь Ло Бинхэ складывалась самым наилучшим образом. За исключением последних нескольких недель, когда первая любовь, самый близкий Ло Бинхэ человек столкнул его в Адскую Бездны, кишащую монстрами и скверной падалью. Все светлые перспективы остались на лице Ло Бинхэ метафорическим плевком. Рана на груди кровила, но куда больше, еще сильнее болела душа. Мысли его теперь болтались туда-сюда как маятник. Сначала он упрекал себя за самодовольство, с которым без малейшей скромности ставил себя выше других, потом корил последними словами своих то отца, то мать за то, что не уберегли его от демонической крови в венах, наконец, он вспоминал об учителе и тогда... Белый шум прокатывался по его мыслям. Вообще-то, Ло Бинхэ думал, что знает об учителе все. Когда учитель хмурится с утра и трет виски - это значит, что нужно добавить к чаю на завтрак ароматных специй, чтобы помочь ему взбодриться. Если учитель долго молчит, уставившись в одну точку, то бледнея, то краснея, - он так медитирует, он сам говорил, нужно только подождать и это пройдет. Наклон веера, тон голоса и малейшие жесты, Ло Бинхэ умел считывать все. Но что делать после того как учитель с застывшим лицом пронзает тебя мечом и с хладнокровием, с которым сам Ло Бинхэ разделывал куриные тушки, скидывает в зияющую тьмой пропасть, Ло Бинхэ не знал. Да о судьбе курицы, закончившейся в супе, учитель сожалел сильнее, чем о Ло Бинхэ! Но мотылек летит прямо в костер и Ло Бинхэ, как и прежде, тянулся к учителю. В одинокие адские ночи он думал невольно, какими ошибками выстлал себе путь в преисподнюю. «Может быть, - думал Ло Бинхэ в такие моменты, - Демоническая кровь тут вовсе не причем, а я сам совершил какую-нибудь страшную ошибку и тем самым навлек на себя праведный гнев учителя». Вот, например, пусть по нему и не скажешь, но вся учтивость Ло Бинхэ, всё его благородство с милосердием, даже изящные манеры с прямой осанкой - все было напускное. На деле же Ло Бинхэ был исключительно самодоволен. Он прекрасно знал, что исключительно хорош во всех шести искусствах от музыки и арифметики до стрельбы из лука и верховой езды. Ло Бинхэ никогда не осмелился бы сказать об этом вслух даже наедине с самим собой, но в глубине души он считал, что на фоне всех его талантов, тщательно взращиваемых с юных лет, остальные ученики могли составить ему конкуренцию разве что в поглощении пищи, распитии вина да ношении одежды; угрозы с их стороны Ло Бинхэ чувствовал не больше, чем от вешалок, коробов и бочонков. Конечно, Ло Бинхэ скорее казался, чем являлся благородным мужем, но и человеком низким он никак не был. Пожалуй, неподобающих мыслей об учителе стоило бы избегать... Но на этом и все. Никаких других грехов Ло Бинхэ за собой не знал, а спихивать человека в ад из-за легкого высокомерия и весенних снов все равно что за ковыряние в носу отрубать всю руку по локоть! Форменная несправедливость! Ночи в Бездне были холодны и, хотя Ло Бинхэ в своей жизни уже доводилось дневать и ночевать под открытым небом, никогда это небо не было чернильно-черным куполом без единого лучика света, без последней звездной пылинки; эта темнота отличалась от той, что бывает, когда закроешь глаза после долгого дня, готовый ускользнуть в уютную дрему. Окажись здесь луч солнца и ночной мрак проглотил бы его, не подавившись, а может, и само солнце бы окутал непроглядной тьмой. Там, наверху, над головой Ло Бинхэ не было доброго космоса, но шевелились зловещие тени, шептавшие, что света никогда уже не будет в его жизни. Какой бы высокой ни была самооценка Ло Бинхэ раньше, сколько бы ни таилось в нем скрытого самодовольства, все это было растоптано и пережевано во мраке ада, где Ло Бинхэ был никчемным, маленьким комочком человека или черта, не важно чего, ведь зияющей пропасти над ним не было дела до того, кем он был, ее беспокоило больше каков он на вкус. Лишь однажды ночью ему приснилось, что у костра сидит учитель, смотрит внимательно, осторожно и даже что-то говорит в ответ. Сон был коротким и легким как полет лепестка к кромке воды, он начался неожиданно и подобно утреннему туману быстро и незаметно растворился в холоде и жаре Адской Бездны. С тех пор Ло Бинхэ то и дело в толпе чертей, на далеком хребте, меж скал и камней чудился его учитель собственной персоной. Он как спал с открытыми глазами. Стоило только обернуться, ощутив взгляд знакомых глаз, как видение уходило, не оставив следа. Кроме этих коротких вспышек, пахнущих смесью нежной влюбленности, горькой обиды, разбитого сердца и тяжких дум, в Ло Бинхэ оставалось все меньше человеческого. Руки его постоянно были в крови, и он не мог даже вытереть их об такую же запятнанную кровью одежду. Все свое время он проводил в битвах с монстрами и блужданиях по бесплодной пустоши. Будь то его жизнь или жизнь других демонов, все они не представляли в глазах Ло Бинхэ ни малейшей ценности, поэтому он ранил и калечил, не чувствуя ни угрызений совести, ни злой радости. Кодексы морали остались в далеком прошлом такой же абстракцией как теплая постель и вкусная еда, а несправедливость и жестокость следовали за Ло Бинхэ подобно тени. Был ли он или только сам себе снился - он не знал, но продолжал это бессмысленное существование, проскальзывая мимо боли и печали, столь сильных и глубоких, что в какой-то момент его сжигаемый в агонии после сорванной печати разум перестал их обрабатывать. В таком состоянии он добрел от мертвых камней до острой как лезвия поросли травы, а потом и до густого бурьяна, чем-то напоминавшего человеческий лес, но с местным демоническим колоритом - тут и там свисали чьи-то конечности, нет-нет, а начинал накрапывать кровавый дождь, ну и попросту на растениях шипов и колючек было больше, чем листочков и цветочков. Но все-таки это был какой-никакой лес. И в этом лесу впервые за долгие дни хождений Ло Бинхэ по пустыне водились существа, которых сам бы он квалифицировал не как «тех, кто охотится на меня», а как «тех, на кого охочусь я». Так он и оказался ползком на четвереньках с самодельным капканом из веток в руках подбирающимся к маленькому зверьку больше всего напоминающему белку, но с острющими клыками в маленькой пасти. Впрочем, с попаданием в царство демонов зубы заострились и у самого Ло Бинхэ, а глядя на аппетитную тушку спустя несколько голодных дней он думал о том только, что белку можно сварить, можно пожарить, можно потушить и даже высушить на солнце или съесть сырой (ведь заострились у Ло Бинхэ не только зубы, но и желудок). Во рту стала скапливаться слюна. Ох, как он эту белку! - А если белка сдачи даст? - вдруг спросил голос у него за спиной. Ло Бинхэ дернулся, выронил капкан из рук, резко обернулся. Если раньше он не решался задумываться о природе этого чудесного видения, то теперь он уверился - образ учителя определенно был галлюцинацией на почве голода. Ло Бинхэ так и стоял на четвереньках, с головы до пят измазанный в грязи, в таком виде, что сам больше походил на зверя, чем на человека. Из горла его уже много недель не вырывалось ничего кроме рычания с шипением и сейчас у него не нашлось слов, которые могли бы послужить ответом учителю, возвышавшемуся над ним иллюстрацией доблестного бессмертного. Он происходил из того далекого, смутно знакомого мира, где люди пили чай из чашек и возжигали благовония перед статуями божеств. Спустя ровно столько времени, сколько потребовалось бы тем абстрактным людям, чтобы вскипятить чайник, Шэнь Цинцю заговорил снова с тем отстраненно-вежливым выражением лица, которым обычно прикрывал свои подлинные эмоции: - Эти белки плюются ядом, а если их убить в последнюю секунду они выделят сегмент, который отравит каждую клеточку их организма. Не трать время на это. Лучше последи за тем, куда она прячет пищу. Обычно они обустраивают тайник со всякими кореньями и ягодами-грибами, вполне съедобными и для людей. - О. - согласился Ло Бинхэ. Он замер и наблюдал за ярким, как вспышка пламени, хвостом, обжигающим то одну ветку, то другую, то поросший мхом камень, то... - А вот и тайник, - подсказал Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ пригнулся, как будто готовился ринуться туда в атаку, но Шэнь Цинцю его строго оборвал, - Дождись пока белка уйдет. Ло Бинхэ послушно ждал. Шэнь Цинцю размеренно объяснял тоном, которым обычно комментировал размер стиха или источник цитаты: - Эта белка сама ядовита и также отлично чует яды. Она точно отберет опасное от безопасного, а тебе нужно будет только воспользоваться ее работой. Ло Бинхэ к тому моменту уже не видел ни белки, ни ее работы, да и вообще на многие тысячи ли вокруг все как-то сильно побледнело по сравнению с Шэнь Цинцю. Наконец, тот сказал: «можно» и Ло Бинхэ бросился разрывать беличий тайник. Голод путал разум и морочил голову, первые же корешки он потянул в рот, но, еще не прожевав их, быстро оглянулся назад, а там были редкие чудные деревья, пожухшая трава, тонкий лучик красного солнца и ни следа учителя. Ло Бинхэ проглотил, не жуя, один корень и бездумно сунул другой себе в рот. Может ли он быть сошедшим с ума? И так ли уж это плохо?.. Так или иначе, весь мир вокруг кишел безумием и, если у Ло Бинхэ следом за ним съехала пара шестеренок, в этом нет ничего удивительного. Немного спустя он понял, что только самые тупые твари с комком агрессии вместо мозгов всерьез пытаются ему противостоять. Все, что было умнее безмозглого пушечного мяса, обходило Ло Бинхэ по широкой дуге, а демоны сознательные и особенно те из них, кто принадлежал к аристократическим семьям, едва ли не держались с ним на равных, во всяком случае, было что-то такое в их взглядах, помимо обычной настороженности с недоверием... Словом, ему еще только предстояло разобраться в природе собственного наследия. А прямо сейчас Ло Бинхэ гнался за голодным духом, выхватившим его добычу буквально из рук. Дух больше всего походил на обмотанный черными тряпками столб, но по крутым хребтам прыгал как горный козел. Стоило Ло Бинхэ немного отстать, и дух оборачивался, улыбался несуществующими губами и как будто говорил: «Такой ты и есть, жалкий слабак». Что-то внутри Ло Бинхэ вторило этому духу в унисон, Ло Бинхэ злился, ярость застилала его глаза и он бросился вперед с отчаянным рвением, когда новый голос коснулся его ушей: - Стоять бояться. Другое видение возникло прямо перед Ло Бинхэ, не в черном, но в белом. Ло Бинхэ думал, что пронесется сквозь него как через туман, но вместо этого врезался в твердое тело, отскочил от него и, не устояв на ногах, приземлился прямо на попу. Он больно ударился копчиком и, потирая поясницу, поднял взгляд вверх. Ветер перебирал зеленые рукава и длинные черные волосы, на лице учителя показная отстраненность сменилась явным неудовольствием. - Каков дурак! - сказал он. - Разве не знаешь, что в гонке за призраком побеждает тот, кто раньше остановится? Шэнь Цинцю стоял на самом краешке скалы, за его спиной не было ничего, кроме широкого неба где-то вдалеке утыкающегося в горизонт. Сделай Ло Бинхэ еще шаг и сорвался бы вниз в ущелье. Острые камни на дне застыли смертельным оружием, по спине Ло Бинхэ пробежала стая мурашек, но не от ужасной перспективы жалкого, болезненного конца, а от того, что застывшее сейчас на лице Шэнь Цинцю выражение он видел в последний раз на Конференции Альянса Бессмертных. Тогда тот поднял меч, чтобы сбросить его вниз, а теперь удерживал от падения. - Впредь будь внимательнее, - выговорил Шэнь Цинцю строго и весь поблек, собравшись растаять в воздухе. Ло Бинхэ позвал его отчаянно: - Учитель! Шэнь Цинцю стоял на месте и смотрел на него выжидающим взглядом, но так мягко, как смотрят на детей, готовящихся произнести свое первое слово. Ло Бинхэ смешался, он не знал что должен сказать - «постойте», «помогите», «зачем» или «откуда». Он не знал даже, человек ли перед ним, демон, дух ли. Одно было ясно: кто бы то ни было, а легкости и изящности он не уступит настоящему учителю. Казалось, не успеешь моргнуть, как этот Шэнь Цинцю шагнет на облачко и упорхнет в небесные своды, где ему, истинному бессмертному, самое место. Ло Бинхэ так и не смог выдавить из себя ни слова. Шэнь Цинцю также молча стоял, наклонив голову в ожидании. Ло Бинхэ знал, что призраки коварны и способны принимать самые разные облики, но стоило ли тому духу заманивать его на опасные вершины, если, нарядившись этим лицом, ему достаточно было сказать «прыгни» и Ло Бинхэ едва бы удержался от падения. К чему же были сложные схемы и странные перевоплощения? Чего хотел призрак или демон, забравшийся так глубоко ему в сердце? Ло Бинхэ малодушно не находил в себе и капли праведного гнева, чтобы со справедливым негодованием развеять иллюзию. Наконец, Шэнь Цинцю заговорил: - Бинхэ. Не забивай себе голову пустыми мыслями; делай, что должно, усердно работай и вещи пойдут на лад. А сейчас этому учителю пора уходить. В переводе с заклинательского сленга это значило: «нет времени объяснять» и «дома поговорим». С этим Шэнь Цинцю шагнул вперед и, словно забравшись на невидимую высокую ступеньку, спустя мгновение полностью исчез. Зеленый рукав развеялся по ветру весенней свежестью, Ло Бинхэ неосознанно потянулся за ним, чтобы схватить учителя за руку, но в ладони он сжал только воздух. Больше некого было схватить или остановить. Ло Бинхэ остался один. Однако, спустя время, за которое где-то в далеком и прекрасном человеческом мире утренняя стража успела бы смениться ночной, Ло Бинхэ впервые подумал, что, может быть одному иногда даже лучше. Впервые с падения в Бесконечную Бездну он набрел на настоящую реку. Вода в ней была мутно-желтой, застойной, с ряской и вонючими жабами; это, конечно, не один из серебряных прозрачных ручьев Цин Цзин, но спустя долгое время, пусть и в грязной воде, Ло Бинхэ смог смыть многодневный слой пыли и взглянуть на свое отражение. Только теперь он вспомнил, что одеты на нем лохмотья без единого чистого пятнышка, что всякая пакость въелась в него второй кожей, что весь он, с головы до пят, гадок. Появись сейчас здесь учитель, и Ло Бинхэ без раздумий бы прыгнул прямо в зловонно текущую жижу, навстречу жирным лягушкам, лишь бы не показываться ему на глаза. Так, он потратил еще какое-то время на оттирание грязи от кожи и себя от прилипшей к телу одежды, чтобы только в последний момент вспомнить, что заменить ее, в сущности, нечем. Ло Бинхэ еще долго бродил, разглядывая демонические норы и бедные землянки, пока, наконец, не нашел то, что при должной работе воображения, можно было бы назвать сушащейся на веревке одеждой. Он замер, примериваясь, как бы половче ее стащить. В этот самый момент у него за спиной раздался многозначительный кашель. Шэнь Цинцю стоял с идеально прямой осанкой, в сияющем белизной ханьфу, весь торжественный и преисполненный редкого благородства, как будто небожитель, только что спустившийся от Нефритового императора на грешную землю. Ло Бинхэ не только казался, но и являлся исключительного ума молодым человеком. Он понимал, что тот, кого он встречает в аду, едва ли является настоящим его учителем. Ло Бинхэ прекрасно это знал, но все равно не мог удержаться от оправдания: - Я только одолжу... - А потом вернешь порванной, в грязи и крови? - спросил Шэнь Цинцю прохладно. Ло Бинхэ смутился. Позволь он себе такую заминку в последние пару дней во время нарезания опасных тварей тонкими ломтиками, что было его основным занятием в аду, это стоило бы ему жизни. Впрочем, почти сразу взгляд Шэнь Цинцю заметно смягчился и он сказал: - Ладно уж. Берешь, так бери. Не надо жалеть о том, чего еще даже не сделал, в конце концов, не ходить же тебе в этих лохмотьях еще целых... Кхм, долго. Учитель закроет глаза на этот мелкий проступок. Шэнь Цинцю в самом деле вежливо отвернулся, когда Ло Бинхэ забрался в чужой огород, прокрался под тенью ядовитого плюща и стащил свой будущий наряд прямо с веревки. Шэнь Цинцю даже закрыл глаза, пока Ло Бинхэ быстро переодевался. А когда открыл их, Ло Бинхэ уже стоял в чистой белой рубахе с одетым поверх нее длинным черным одеянием, подвязанным тонким красным поясом. Со своим красивым лицом Ло Бинхэ даже в мешке из под специй с коромыслом наперевес выглядел бы прекрасным принцем, но простой и аккуратный наряд мгновенно превратил его в легендарного красавца из тех, о которых слагают сказки и кому посвящают песни. - Эта одежда очень тебе к лицу, - заметил Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ стремительно покраснел в цвет пояса, на щеках его больше не было грязи, которая могла бы скрыть румянец и от этого он засмущался еще сильнее. Шэнь Цинцю еще недолго пробыл рядом и испарился также внезапно и безвозвратно, как и всегда. Это никогда не менялось. Только чувства внутри Ло Бинхэ стали другими, заострились и обрели форму. Может быть, в самом деле существовал некий демон, питающийся тайными желаниями Ло Бинхэ и принимающий их форму. В таком случае, конечно, не пытаться пресечь пустые фантазии было грешно и нечестно, но, если уж на то пошло, он был наполовину демон, прогнившее создание, чья природа погрязла в грехе. С глупой улыбкой и легкостью на сердце, которых там не было уже долгое-долгое время, Ло Бинхэ с нетерпением ждал следующей встречи, если (когда) она наступит. И неважно, что Ло Бинхэ окончательно убедился, что, будь то порождение ада или его собственного воспаленного сознания, к настоящему Шэнь Цинцю это существо не имеет никакого отношения. Так даже лучше. Явное различие мешало погрязнуть в приятных иллюзиях. Смелая догадка стала самостоятельным фактом. Даже в лучшие дни, когда учитель, прибывал в особенно приятном расположении духа, максимум привязанности, который он себе позволял - легкое похлопывание по голове с назидательным видом. Учитель, которого знал Ло Бинхэ, был мягким человеком, однако его мягкость была подобна огромной плюшевой стене, скрывавшей за собой его искренние чувства. Будь то радость, гнев, печаль, страх или задумчивость, все они плотно задвинуты десятком изящно расписанных вееров, которые раскрывались в случайном порядке перед тем, кто попытается подобраться ближе. Но этот Шэнь Цинцю... Он не прятал своих эмоций и при этом сознательно баловал Ло Бинхэ, как если бы заранее прощая ему все грехи, минувшие и грядущие, словно они уже много раз их все обсудили и теперь могли двигаться вперед без оглядки на правильное и неправильное с мыслями лишь друг о друге. Как будто... Как будто! «Ах,» - подумал Ло Бинхэ, - «И все же опаснее всего в Бесконечной Бездне вовсе не клыкастые твари и ядовитые монстры».