Чёрный, рыжий, голубой

Шэнь Цинцю сидел в исключительно благопристойной позе, подходящей для медитации и стяжания бессмертного духа, только в выражении его лица было что-то такое мрачное и острое, раздраженное. «Система, - обратился Шэнь Цинцю, - определи мое местоположение». Над его головой простиралось огненно-рыжее небо, которое со всех четырех сторон горизонта врезалось в бесплодную красную пустошь. Ветер свободно гулял по ней, таща за собой песок с мелким гравием и на десяток ли вокруг не было больше ничего и никого, кроме кучи камней да Шэнь Цинцю с вертящимся колесиком прогрузки перед глазами. «Система, - настаивал он, - Сколько сейчас времени? Что это за место?» Наконец, механический голос отозвался: «В аду началось утро». После этого Система пошла на новый круг перезагрузки и Шэнь Цинцю оставалось только тяжело вздохнуть и начать разбираться со своими проблемами самостоятельно. В аду началось утро! Что это за ответ такой! А дальше она что, цитатами начнет разговаривать? Что-нибудь вроде: «Выход из данной ситуации? Человеческую судьбу определяют бесчисленные возможности выбора.» Да полезнее было бы носить с собой сборник каких-нибудь древних поэтов и просто открывать его на случайной странице всякий раз, как возникнет вопрос. Грязная мошенница, цифровая каналья! Будто Шэнь Цинцю без нее не знал, что сейчас утро и он в аду. «Уточни, в какой именно части ада я нахожусь», - все-таки попробовал Шэнь Цинцю. «Хотите ли вы использовать все имеющиеся баллы для определения текущего месторасположения?» - спросила Система, быстро сменив возвышенную задумчивость на деловой тон. От возмущения Шэнь Цинцю даже заговорил вслух: - Почему так много?! «Слишком далеко от источника энергии», - коротко пояснила Система. От такого ответа у Шэнь Цинцю противно засосало под ложечкой, бока онемели и перед глазами пошла рябь. Со дня их свадьбы с Ло Бинхэ Шэнь Цинцю не мог вспомнить ни дня, когда бы он не просыпался в объятиях дорогого супруга и не проводил бы весь остаток дня, окруженный преданной заботой и искренней любовью. Шэнь Цинцю уже привык, садясь за книгу, подкладывать рядом вторую подушку, отправляясь по делам, приказывать седлать двух лошадей, гуляя по парку, брать в руку чужую ладонь... Шэнь Цинцю даже начал использовать в своих мыслях «мы» вместо «я»! Пожалуй, он бы не счел проблемой, если бы их вдвоем закинуло в морскую пучину, в горло вулкана, в опасный песчаник; пусть Ло Бинхэ опять утянул бы его нечаянно в свой кошмар или очередное обновление Системы отправило бы их в какой-нибудь неизведанный демонический каньон. Шэнь Цинцю не был против. Но что ему было делать теперь? Он остался совсем один. Пейзаж вокруг не обещал ни избавления от проблем, ни новых неприятностей: только голые бурые камни да редкие трещины на иссушенной солнцем земле. Сухой воздух царапал легкие, а дорожная пыль слепила глаза. «Может быть, - подумал Шэнь Цинцю обреченно, - Как-то так выглядит Марс». Он представил себе как сажает картошку на безжизненной почве, обрастает бородой и собирает радио из спичек и проволоки, чтобы связаться с Землей. Его передернуло. Делать было нечего. Оставалось только идти вперед. У Шэнь Цинцю не было меча, чтобы защитить себя от возможной опасности, не было достаточно сил и оптимизма, чтобы не сдаваться и верить в лучшее, наконец, у него не было даже картошки. Поэтому, когда начало темнеть и оранжевый красный стал чернильно-синим, настроение его опустилось ниже некуда. Земля слилась с небом, черная с черным, и каждым шагом он как будто ступал в бездну, лишь чудом удерживаясь от падения вниз. Раскаленный днем, ночью воздух жег кожу морозом. В той части ада, которая принадлежала Ло Бинхэ, температуры в основном были ниже совместимых с жизнью и, невольно вспомнив об этом, Шэнь Цинцю лишний раз удивился, что ни разу ему не пришлось об этом вспомнить. В их дворе всегда было тепло и свежо по-весеннему, легкий бриз нежно перебирал бамбуковые заросли, лез под одежду щекоткой, а в уютном домике от сквозняка хлопали створки. Он и забыл, сколько в это все было вложено сил. Что он помнил, так это то, что каждый новый папапа-квест от Системы и любые отклонения Ци, вроде превращения в ребенка, так или иначе неизменно были связаны с тайными желаниями Ло Бинхэ. И теперь вместо родного дома Шэнь Цинцю брел по бесплодной равнине один-одинешенек и, не отвались Система из-за проблем с сервером, наверняка на фоне в его голове уже играла бы Only The Lonely. Были ли тому причиной какие-то чувства, родившиеся в хрупком и мягком сердце его ученика? Мог ли он устать? Могло ли ему все надоесть? Стоило Шэнь Цинцю подумать об этом, как по ту сторону пустоши замерцал огонек пламени и, после целого дня однообразного пейзажа, будь то дурной знак или добрый, Шэнь Цинцю был ему рад. Он пошел быстрее и уже видел маленькую фигурку у огня, слышал треск костра, чувствовал запах дыма. Демонические обычаи, по мнению Шэнь Цинцю, делились на два вида. Дикая варварская чушь, вроде натачивания зубов до состояния зубочисток и хвастовства этим друг перед другом, которое больше всего походило на то, как девушки в его родном мире с гордостью показывали дорогой маникюр, и, с другой стороны, вещи по-настоящему замечательные. К последним относилось правило костра в адской Бездне. Если два разумных существа встречались здесь перед огнем, то до самого утра, пока пламя не погаснет, им полагалось забыть обо всех обидах, оставить любую злобу и не испытывать больше ничего, кроме благодарности за еще одну прожитую ночь. Хуже драки перед костром было только нападение на спящего во сне. Даже самый отчаянный, до костей прогнивший демон не позволил бы себе такого. Впрочем, сам Шэнь Цинцю демоном не был, но, когда это было удобно и даже полезно, с удовольствием подчинялся бесовским законам. Так и сейчас он со всей возможной тактичностью обошел костер по широкой дуге, чтобы подойти к будущему товарищу не со спины, а лицом к лицу. Это был совсем маленький демон. У него не было девяти хвостов, ветвистых рогов, острых когтей и кожаных крыльев. Больше всего он напоминал самого обычного человека, который едва ли выделился бы среди учеников на пике Цин Цзинь. Этот демон даже сидел как самый настоящий человек: он весь сгорбился в защитной позе, уткнулся лицом в колени. Демоны в сложных для них ситуациях обычно, наоборот, скалили зубы, расфуфыривались, вырастали до невозможных размеров, а этот весь сжался в несчастный комочек, измазанный грязью с кровью, и прижал к груди руки так, словно зажимал кровоточащую рану или удерживал от распада кусочки хрупкого стеклянного сердца. А, может, и то, и другое сразу. За секунду до того, как маленький демон оторвал голову от колен, в душу Шэнь Цинцю змеей заползло раскаяние и вгрызлось в самую его совесть. Разумеется, он уже знал, кто перед ним. Ло Бинхэ медленно поднял на него свои глаза и, вероятно, если бы к нему спустился сам Небесный Император с семью руками и во всех своих семидесяти двух обличиях одновременно да еще верхом на слоне, он изумился бы меньше. - Ты!.. - выпустил из своего горла полувскрик-полухрип Ло Бинхэ, явно давно не использовавший свой голос и как будто разучившийся это делать. Ах, Ло Бинхэ. Знал бы ты, чего стоило твоему учителю не закричать то же самое! Волосы Ло Бинхэ спутались в один большой колтун, лицо было все измазано землей и черной жижей, которая текла по венам большинства обитателей ада, и только глаза сияли чистотой и красотой. На дне зрачков Ло Бинхэ светились искорки от костра, как будто сверкающая звездная пыль осыпалась в горный ручей. Шэнь Цинцю знал все об этих глазах. В конце концов, Шэнь Цинцю влюбился в него за эти глаза. В эти, да не в те. Перед ним, вне всяких сомнений, был его ученик, а не Бинге оригинального романа, но и не его муж. Еще нет. Судя по проглядывающей то тут, то там белой форменной ткани, этот Ло Бинхэ совсем недавно был сброшен в Бездну и провел в ней от недели до месяца. На душе Шэнь Цинцю стало очень и очень погано. Вообще-то, он относился к числу людей, которые идут по жизни легким шагом и не зацикливаются на неприятностях, но, чтобы не воспарить над мирскими проблемами слишком уж высоко, Шэнь Цинцю всегда старался себя одергивать. Обычно для этого достаточно было вспомнить лицо Ло Бинхэ на конференции Альянса Бессмертных за две секунды до падения в пропасть. Даже мысли об этом хватало для того, чтобы Шэнь Цинцю покорно признал, что любые беды, которые с ним происходили или когда-либо произойдут, вполне оправданы и заслужены. При встрече с этим Ло Бинхэ ему больше всего хотелось броситься перед ним на колени и молить о прощении, а лучше давать обещания о счастливом будущем или просто взять за руку и увести из проклятой Бездны. Вместо этого он осторожно сел у костра и сосредоточил все свои силы на том, чтобы держать лицо возвышенным и отстраненным. «Система, что происходит?» - попробовал спросить он мысленно. «Пользователь, в этой сюжетной арке главный герой полностью потерял мотивацию двигаться дальше, - Система отозвалась охотно, как будто заранее готовила этот ответ. - Вам предстоит вернуть мотивацию героя. Рассматривайте это как дополнение к основному сюжету. Не забывайте, что ваше тело осталось в будущем времени, а здесь находится только ваш бессмертный дух». «Что значит, только бессмертный дух? - немедленно спросил Шэнь Цинцю, - И как долго этот самый бессмертный дух будет тут находиться!?» «Бессмертный дух - это бестелесное существо, наделенное волей, способностью воспринимать мир и способностями...» - голос Системы лился как патока. Шэнь Цинцю скорее увидел, чем услышал, как Ло Бинхэ что-то сказал. «Замолчи, замолчи», - немедленно прервал он Систему. Он внимательно посмотрел на Ло Бинхэ, ожидая, что тот повторит или что-то добавит к уже произнесенному. Ло Бинхэ сначала как будто смутился пристального взгляда и потянулся стереть грязь с лица, но потом сам себя одернул и вместо этого, зло улыбнувшись, сказал: - Учитель действительно часто бывает весьма задумчив, как будто спорит с кем-то внутри себя. Иллюзия очень похожа на оригинал... - тут голос его сорвался, - И это нечестно. Шэнь Цинцю застыл на месте, не способный ни ответить что-нибудь путное, ни проигнорировать Ло Бинхэ. Он хотел сказать хоть что-то, но не находил слов. - Хотя я сам виноват, что думаю только об учителе, - добавил Ло Бинхэ тихо и грустно. «Нет, Бинхэ! Учитель единственный, кто виноват!» Если и был шанс, что Шэнь Цинцю останется равнодушным к тяжелой и жалкой доле своего ученика, то шанс этот сгорел в ночном костре после того, как Ло Бинхэ посмотрел на него особенно жалостливо, как будто ждал, что Шэнь Цинцю прямо сейчас вскочит с места и засунет его головой в костер. Как будто он мог так поступить с кем-то настолько несчастным и потрепанным! Но ведь... Выходит, что мог? Шэнь Цинцю застыл на месте, не позволяя себе даже лишнего вдоха. - Не думай лишнего, - сказал Шэнь Цинцю больше для того, чтобы Ло Бинхэ не ждал от него очередного удара ножом в спину. Получилось строго и, едва произнеся слова, Шэнь Цинцю сразу же испытал сожаление. Он захотел добавить что-то, чтобы смягчить резкую фразу. Может быть, что-нибудь мудрое, как подобает настоящему учителю. Что там говорила Система? - В аду начинается ночь. - произнес Шэнь Цинцю серьезно, - Лучше выспаться и набраться сил, потому что завтра будет сложным. Отдохни как следует. Ло Бинхэ вздохнул еще тяжелее, чем прежде. - Настоящий учитель не стал бы беспокоиться, высплюсь я или нет, - ответил он самому себе под нос. Было что-то неправильное в том, как такой молодой, пышущий жизнью и энергией юноша говорит совершенно убитым голосом с подлинным разочарованием в жизни. В нем не осталось ни капельки радостного доверия миру. Шэнь Цинцю не мог его в этом винить. Однако он также заметил, что Ло Бинхэ, до этого сжавшийся жалким комком чистого страдания, после того, как он сам к нему подсел, распрямил спину, поднял голову и сел, как подобает истинному благородному совершенствующемуся. Инстинктивно, совершенно не осознавая собственных движений. Даже перед призраком учителя он не мог позволить себе сутулости. Ло Бинхэ, печально вздохнув, сказал: - Если это сон, то исключительно плохой сон. Если ты голодный дух, то очень жестокий голодный дух. От его низкого, обиженного голоса у Шэнь Цинцю заныла душа. Если у совести Шэнь Цинцю было лицо, это было лицо этого Ло Бинхэ, если у его совести был голос, то вот так вот он и звучал. Шэнь Цинцю был бы даже хуже, чем второсортный злодей в романе-гаремнике, попробуй он ему возразить. В конце концов, он сказал: - Засыпай поскорее, завтра будет еще один сложный день и тебе понадобятся все твои силы. Он сам первый лег, всем своим видом изображая готовность отойти ко сну. Шэнь Цинцю закрыл глаза и честно рассчитывал по секундам свои вдохи и выдохи: «раз-два-три; раз-два; раз-два-три», чтобы правдоподобнее изобразить сонное сопение. Потом он осторожно приоткрыл один глаз, только чтобы увидеть, как Ло Бинхэ сдается и тоже устраивается для сна. Сам Шэнь Цинцю не спал, вместо этого он смотрел, как теплый свет от костра стелется по земле и ложится одеялом на Ло Бинхэ. Больше всего Шэнь Цинцю хотелось протянуть руку и погладить его по голове, но не стоило этого делать, не здесь и не сейчас. Вместо него ночные тени гладили Ло Бинхэ по волосам. Шэнь Цинцю лежал и думал, зачем все это было, почему он скинул его в бездну, отчего оказался теперь здесь, не мог ли он с самого начала отправиться сюда вместе с ним, не достаточно ли было просто попросить в тот раз, чтобы Ло Бинхэ сам послушно отправился, куда скажет учитель... Он думал и думал, пока голова не начала гудеть от лишних мыслей. Как тут было заснуть! Впрочем, сон навалился на него с тяжелой усталостью и смесью стыда с облегчением от того, что Ло Бинхэ, его, пусть и не совсем его, рядом. Что бы там себе ни думал Шэнь Цинцю, а уснул он легко и быстро, под треск веток в костре и чужое ровное дыхание. Несколько раз за ночь он просыпался, смотрел на фигуру напротив, отчего успокаивался и засыпал обратно. Несколько раз ему казалось, кто-то смотрит на него жадно и отчаянно, но сил не хватало открыть глаза. Стоило первому лучу света прорваться сквозь полог ночи, как вдруг незримая чужая сила рванула Шэнь Цинцю вперед, схватила его за то, что Система называла духом (сам бы он сказал «за грудки») и поволокла за собой, буквально пинком выбрасывая прочь. В костре тлели последние угольки, едва проснувшийся Ло Бинхэ смотрел, как исчез призрак учителя, словно волны смыли рисунок на песке, а над пустошью зазвенела тишина, которая сама была громче любого звука. Ло Бинхэ хотел бы ухватиться за развеявшийся по ветру образ, но как? Вот, он снова совсем один. Только до этого казалось, что в груди пустота, а теперь там гулко билось сердце.