Тупой ученик и глупый Учитель

Первый раз это случается уже в начале нового учебного года. За окном опять хлещет дождь, времени ещё не так уж и много, но пары настолько изматывающие, что Мариан просто не выдержает. И когда они снова остаются с Алленом наедине после занятий с близнецами, он ещё некоторое время сидит в лаборатории Учителя, выполняя его мелкие поручения а потом… засыпает. Аллен, несколько раз пытающийся дозваться бессовестно дрыхнущего прямо в его любимом кресле ученика, замирает, когда тот вдруг сводит брови во сне. И вдруг подходит к нему медленно, почти что на цыпочках, тянет руку, сам не понимая, что это на него нашло… И невесомо касается чужой щеки. Мысли о том, что нужно разбудить его, заставить уйти уже домой, сказать, что работы с него на сегодня хватит, почему-то не приходят в его голову. Так было бы правильно, так нужно, но… Но почему-то не хочется. И Аллен выходит из лаборатории, а затем возвращается уже с тёплым пледом и принимается укутывать глупого своего ученика, чтобы тот не замерз. Наутро он наверняка пожалеет об этом. Наутро в голову наверняка придут иные, более рациональные мысли. Но пока что Аллену не хочется об этом думать. А вредный его ученик выглядит сейчас таким умиротворённым, таким спокойным, таким… счастливым… И Аллен просто не может сейчас его разбудить. Не может. Конечно же, этот его поступок приносит свои плоды, которые Аллену приходится пожинать, скрипя зубами. Ещё через пару дней Мариан уснул прямо на кухне, за столом, пока ждал, когда заварится чай для его Учителя. Затем в гостиной. Потом в кабинете. И снова в лаборатории. Аллен прекрасно догадывается о том, что Мариан вовсе не спит, только притворяется, чтобы остаться у него дома на ночь ещё разок, однако он предпочитает об этом не думать. Несколько раз Аллен в самом деле пытается его разбудить, но успехом его попытки не заканчиваются. Мариан, как всегда, был невероятно упрям в своих решениях. Даже если решением его был обыкновенный сон. Но терпению Аллена всё-таки вскоре приходит конец. Когда он в очередной раз спускается из кабинета в лабораторию, Мариан его уже поджидает. И совершенно неожиданно, едва за Аленом захлопывается дверь, он вдруг снова прижимает его к этой самой дурацкой деревяшке, положив на неё ладонь у самого уха Учителя, и усмехается едко, хитро и так… заманчиво. А потом прижимается к нему ближе и вдруг… Целует. Опять. Но в этот раз горячо и пряно, как не целовал ещё никогда. И сперва ошалевший от такой наглости Аллен хочет ответить. Размыкает губы, тянется к нему… И вдруг будто приходит в себя, ударяет ладонями, ещё не сжатыми в кулаки, по чужой груди, дёргается, отворачивается, шипит тихо и зло: – Что ты себе позволяешь?! Он пытается оттолкнуть надоедливого ученика, но тот лишь улыбается ещё шире: – Целую вас, глупый Учитель. Разве мне нельзя? – Нельзя! – Аллен кажется даже немного взбешённым. – Пошёл прочь из моего дома! Пока снова тут не уснул. И чтоб до завтрашнего дня я тебя не видел! Мариан вздыхает, понимая, что перегнул палку, но отстраняется, смотрит на него с такой нежностью, даже с обожанием, и слабо кивает в ответ, пока Аллен продолжает ругаться, покорно принимает папку, которую Учитель всовывает в его руки и велит положить на стол, прежде чем развернуться и уйти, и любуется им, таким разгорячённым, таким красивым сейчас… – Вы так красивы, Учитель… – шепчет он, перебивая раскрасневшегося Аллена, и тот мгновенно умолкает. А потом хмурится, отворачивается, смущаясь уже окончательно, и фыркает. – Пошёл вон из моего дома, тупой ученик! И Мариан уходит, улыбаясь довольно и сыто.

***

Аллен падает с лестницы. Падает – очень неудачно подвернув ногу, и уже предвкушает, как будет пересчитывать носом ступеньки, костеря про себя и себя самого, и тупого ученика, что опять исчез непонятно где, из-за чего пришлось идти в кабинет самому, и лестницу эту треклятую, и даже перила, за которые он не успел вовремя уцепиться. Аллен падает с лестницы. Он закрывает глаза, готовясь уже к неминуемой боли, разбитому носу, сотрясению мозга, а может быть и вообще сломанной шее, но почему-то вместо удара чувствует… Лишь невесомость. Над ухом раздаётся хриплое, запыхавшееся: – Тупой Учитель! И всё встаёт на свои места. Он открывает глаза и фыркает, оглядывая Мариана, явно бежавшего через весь холл, чтобы успеть его подхватить. – Сам ты… Глупый ученик! Где ты опять пропал, и почему мне пришлось вместо тебя… Мариан вздыхает, не желая дослушивать эту тираду, и пожимает плечами, снова поднимаясь по лестнице на второй этаж. Аллен не сразу понимает его намерений, цепляется за его плечи и пытается то ли оттолкнуть, то ли прижаться сильнее. И Мариану он сейчас кажется таким хрупким, беззащитным и невесомым, что в груди начинает щемить. – Куда это ты меня тащишь! Пусти! Пусти немедленно, слышишь, пусти!!! Тот лишь ухмыляется и качает головой. – В спальню я вас тащу, Учитель. Аллен от этого сперва умолкает, а потом краснеет и начинает биться ещё пуще, теперь уже точно отталкивая от себя наглого ученика. Он ругается, костерит его, как только может, жмурится, весь полыхая от страха и стыда, но когда Мариан пинком открывает нужную дверь и просто осторожно кладёт строптивого учителя на кровать, принимаясь тут же снимать тапочек с пострадавшей ноги и задирать выше штанину, Аллен опять умолкает. – Что ты… – Вы ногу повредили, глупый Учитель. Стоять не сможете. И так дело к ночи уже, а вы всё на ногах в своей лаборатории. Успеете ещё. Он внимательно и со знанием дела оглядывает на глазах опухающую лодыжку, и вздыхает. – Растяжение. Ничего страшного, полежите несколько дней дома, и всё будет как прежде. Аллен даже не знает, ругаться ему сейчас или нет. – Но… Как же исследования, как же университет, как же мне просто… Мариан усмехается вдруг не очень доброй улыбкой и пожимает плечами. – Я вам помогу. Всё равно я уже знаю необходимые темы, и если нужно, лекции проведу за вас, пока старик Тидолл уехал в командировку. А с исследованием уж как-нибудь разберёмся. А пока скажите, где у вас бинты и хоть какая-то мазь от ушибов. Аллен вдруг мрачнеет и отводит глаза. – Нет у меня… никакой мази ещё. Вот тогда Мариан наконец поднимается с края кровати и смотрит на него почти возмущённо. Губы его дрожат и он явно желает что-то сказать но вместо этого только разворачивается и стремительно покидает спальню, не слушая окликов своего дурацкого учителя, который даже не позаботился о домашней аптечке для себя самого. А называется ещё – химик! Биолог! Учёный, ага! Конечно же!

***

Мариан поднимается к учителю ещё два раза. В первый раз Аллен ещё не спит, только хмурится, внимательно изучая чертежи, что заставил принести ему своего ученика до этого, и Мариан заваривает ему чай, а затем снова уходит в лабораторию, оставляя учителя в покое. Второй раз он поднимается к Аллену уже глубокой ночью, и едва заходит в чужую спальню, как понимает, что Учитель уснул, даже не выключив свет. Он лежит, поджав колени к груди и чуть откинув назад больную ногу, пока ещё только перебинтованную стараниями собственного ученика, и Мариан замирает, склоняясь над ним и рассматривая умиротворённое лицо Аллена. Он не хмурит брови сейчас, не поджимает губы и кажется настолько спокойным и безмятежным, что Мариан не выдерживает и легко касается губами его виска, а затем слабо гладит по голове. – Какой же вы всё-таки глупый, Учитель, – тихо шепчет он и получше укутывает Аллена в одеяло, прежде чем выйти из спальни и выключить свет, прикрыв за собой дверь.

***

На следующее утро проснувшийся слишком уж рано Аллен находит непоседливого ученика в собственной лаборатории. Тот уснул прямо перед горелкой, над которой в колбе всё ещё варится густое желтоватое варево, пахнущее слишком резко, но почему-то приятно. Ромашкой. Рядом с ним лежат листы его собственных конспектов, в которых что–то перечёркнуто, где-то добавлены заметки на полях. Он явно готовился к лекциям, пока пытался создать мазь для своего горе–учителя. И это умиляет того до бесконечности, но он всё же вздыхает и кладёт ладонь на плечо своего ученика. Но прежде чем будить его, мягко проводит ладонью по спутанным непослушным волосам. Они оказываются жёсткими, и почему-то Аллен улыбается этому открытию. – Просыпайся. Ты опоздаешь на свои первые лекции, идиот. Тот открывает глаза неохотно, а затем глядит на Аллена с некоторым удивлением, пытаясь припомнить, что он тут делает. Ведь в последнее время Аллен постоянно выгонял его, запрещая ночевать в своём доме. А потом подскакивает будто ужаленный. – Вам же нельзя вставать, Учитель! Тот лишь мягко смеётся в ответ на это, и уже лезет пальцами к колбе. – Что это тут у нас? М… неплохо для первого раза. Должен признать, чему-то я всё-таки смог тебя научить. Правда, воняет это, конечно… Договорить он не успевает просто потому, что его снова подхватывают на руки и опять тащат наверх, в кровать. А затем укладывают на неё весьма осторожно и принимаются разматывать бинты. – Ты чего творишь?! – возмущённо бухтит Аллен, хотя даже уже не сопротивляется по-настоящему, а Мариан только лишь смеётся. Добродушно и весело. – Лечу вашу пострадавшую ногу, что же ещё? Мазь всё ещё немного горячая, и Аллен чуть морщится, когда мягкие пальцы ученика наносят её на опухшую щиколотку, но тот на удивление делает всё с такой осторожностью, что Аллену почти что не больно. Когда бинт снова оказывается на своём законном месте, Аллен опять начинает бухтеть. – Тебя ученики заждутся, дурак… – Подождут, – абсолютно спокойно отвечает Мариан и пожимает плечами. – Не оставлять же вас даже без завтрака. А потом вдруг наклоняется ближе и просит тихонько, почти что робко. – А теперь я могу поцеловать вас? И Аллен, смущаясь, краснея, опять проклиная про себя всё на свете… Вдруг тянется к нему сам. И в самом деле целует, очень легко, очень робко, очень нежно, так и не размыкая губ. А потом отворачивается, по привычке пряча глаза. – Иди. Неа с Маной заждутся своего нового преподавателя. Кросс улыбается. Улыбается счастливо и светло, так что Аллену становится ещё более не по себе. – Конечно. Только приготовлю нам завтрак. И Мариана даже не удивляет, что тот почему-то совсем не против, чтобы ученик хозяйничал на его кухне и в его лаборатории.

***

Возвращается Мариан уставший, злой и к тому же ещё и снова промокший до нитки. Новый семестр начался с дождей, дождями же и продолжался, не думая сделать передышку хоть на несколько солнечных дней. И Аллен, который в это время что-то читал в своей гостиной, тут же хромает к двери, чтобы встретить непутёвого ученика. – А где же Неа и Мана? – спрашивает он, едва завидев, что Мариан проходит один, на что тот лишь устало пожимает плечами. – Сказал им, что вы приболели, раз уж даже я вызвался вести у нас пары. Они вручили мне пакет фруктов и отпустили с миром. Будто в подтверждение своих слов он ставит на пол такой же мокрый бумажный пакет и облегчённо вздыхает. Аллен, не говоря ни слова, бредёт на кухню, пока Мариан стягивает с себя мокрую одежду, и уже оттуда кричит ему: – Марш в ванную! Где сухая одежда и полотенце, ты знаешь. О да. Мариан знает. У него даже есть теперь несколько личных вещей с тех самых пор, как он впервые уснул здесь. И он послушно плетётся наверх, чтобы согреться и смыть с себя остатки уж слишком тяжёлого и странного дня. Когда он возвращается с замотанной в полотенце головой, Аллен едва может сдержать смешок, но указывает ему рукой на мягкий диванчик и спрашивает осторожно, ставя перед ним суп и чашку горячего чая. – Как прошёл день? Мариан, едва успевший взяться за ложку, усмехается и поднимает на него глаза, в которых плещет усталость. – Как вы выносите их, день ото дня… Как им вообще можно хоть что-то объяснить? Тут уже Аллен всё-таки начинает хохотать совершенно бесстыдно. – Точно так же, как выношу тебя каждый день в собственном доме. А ты не слишком-то отличаешься хорошими манерами, знаешь ли! Тот аж фыркает от возмущения, а потом вскидывает подбородок. Тут же обжигаясь горячим супом и тихо шипя. – По крайней мере, я понимаю, когда мне пытаются втолковать элементарные вещи! Аллен продолжает смеяться, но глаза его блестят сейчас почему-то очень тепло. Он вдруг подходит и садится рядом с ним, совсем близко, на мгновение подаётся вперёд, почти касается губами чужого виска и шепчет: – Ты заслужил сегодня награду… – и легко целует его в щёку, тут же отстраняясь и поднимаясь с дивана на ноги. Мариан мгновенно забывает и об усталости, и о злости. Смотрит на него пару секунд и расплывается в широченной улыбке. – А как же награда за мазь? Я гляжу, вашей ноге стало значительно лучше? Аллен хмыкает и ворчит, что кое-кто стал слишком много себе позволять, но вдруг снова наклоняется и легко целует его в губы. И замирает. Замирает, позволяя Мариану решать самому. И тот несмело протягивает к нему руки, всё ещё не в силах поверить в происходящее, обнимает легко за плечи, а затем притягивает к себе, вынуждая сесть на его колени, и целует его так нежно, что у обоих спирает в груди, и хотя это длится совсем не долго, Аллен успевает даже чуть-чуть запыхаться, когда ученик его всё-таки отпускает. Мариан забывает об усталости уже окончательно. – Итак, что мы сегодня должны были сделать? Красный, как помидор, Аллен ещё несколько секунд тратит на то, чтобы вспомнить все свои планы, прежде чем ответить ему, слегка заикаясь.