Carte blanche 3. Nightmare beginning

Эти голоса как будто вдалеке, я слышу мужской гонор, но не разбираю слов. Словно во сне всё, и я сейчас стою посреди тоннеля, а тело сковывает страх. Мне нужно туда, к выходу, потому что стоит сделать неуверенный шаг – голоса слышатся отчётливей. И я стараюсь перебарывать себя с каждой новой минутой, пока не ощущаю своё тело в полной мере. — Может, стоит ехать в другую больницу? — голос Макса... Не думала, что когда-то буду настолько рада его слышать. А ещё я едва приоткрываю правый глаз и вижу его за рулём, он не сводит глаз с дороги. — Подозрения вызовем. — Мы их в любом случае вызовем. Либо в одной больнице, либо сразу в двух, — а вот этот голос звучит уже над ухом, и я понимаю, что практически лежу на Глебе. Тут тесновато немного, потому что переднее пассажирское сидение откинули, дабы Морта вместить. Он что, всё ещё без сознания? Не знаю, почему, но я не хочу давать им сейчас понять, что пришла в себя. Может устала слишком, скорей даже больше от нервного напряжения, а может ещё не готова смотреть Миронову в глаза. Неловкий разговор с ним неизбежен, но лучше позже, чем сейчас. Сейчас я хочу хоть немного отдохнуть у него плече, пока спокойно. Ведь я больше, чем уверена: эпопея с Мефедовым не закончена. — Мы не будем ждать, сделаем шаг первыми, — я пропускаю пару предложений и останавливаюсь на нужном, закрывая глаза обратно. Ну, конечно. Если бы они его поймали и швырнули в то горящее здание, то всё было бы слишком просто. Интересно, если бы мы всей толпой собрались и переехали далеко-далеко, он бы поехал за нами? Знаю, что поджимать хвосты и бежать совсем не в нашем стиле, но можно мне хотя бы минуточку пофантазировать о времени, в котором я дышу полной грудью и не боюсь, что очередной день несёт хаос в мою жизнь на блюдечке. А ещё мне просто до жути интересно, чего Мефедову от меня нужно. Я его не видела ни разу в жизни до появления в том офисе, так за что он на меня так обозлён? Если он знает меня и всю нашу шайку-лейку, то наверняка знает и то, что мы все в какой-то степени на голову отбитые и дел с нами лучше не иметь. Но нужно отдать ему должное... Выйти на меня через похищение Депо ещё никто не решался. Да, мой брат создаёт впечатление самого спокойного и рассудительного среди нас, но ровно до того момента, как не споткнётся о чью-нибудь распластанную перед ним тупость. Или хамство, но для него это слова-синонимы. В любом случае, наше преимущество в численности. Да и в опыте, если это можно так назвать. И если этот тип не какой-нибудь агент 007, то мы будем в выигрыше. Вот только почему на душе так неспокойно? — Не будем светить эту машину, донесём их, — судя по всему, Максим паркуется неподалёку от больницы. С Мортом дело понятное, ему врач необходим, а вот со мной что? Здравствуйте, помогите, эта девушка невероятно тупа? — Я знаю, что ты давно уже в сознании, — Сименс выносит меня из машины и вдруг прерывает мою милую беседу с самой собой. — Не думай, что если ты пострадала, то я тебе сверху ещё не всыплю. — Ну, а я что? Не думаю. Вообще очень часто не думаю. Но в этот раз было всё иначе. Осталось только объяснить это ему. Я до последнего продолжаю болтаться у него на руках, как какая-то тряпка. Глаза открывать будет слишком палевно, поэтому я пытаюсь воспроизвести всё, что происходит, через слух. А слышу я то, как подбегают к нам врачи. Или медсестры, неважно. Как быстро нас распределяют в палаты и как происходит череда таких действий, что невольно хочется поскорей оказаться дома. Благо, через какое-то время я чувствую себя лучше. Намного лучше. Особенно после того, как ко мне в палату заходит Наташа. Её крепкие объятия как будто возвращают к жизни, особенно вкупе с новостями о том, что с остальными всё хорошо. Это она в частности про брата и Морта, возле палаты которого Лера уже нарезает круги. Интересно, тот парень так и сидит связанный в моей квартире, или она его с окна спустила? — Состояние удовлетворительное, больше тут скорее повлиял стресс, — Нэт уже успела покинуть палату, и практически вслед за ней явился дядечка в белом халате и с папкой в руках. Туда он периодически заглядывал, попутно рассказывая что-то Миронову, находящемуся по его левую руку. — Если дома Вы сможете обеспечить полный покой, то можете забрать Вашу девушку. — Полный покой он мне обеспечит, да, как же... — Я не... — Она не против, — Глеб встревает, едва я успеваю рот раскрыть, чтобы сказать, что я не его девушка. Или его? В любом случае, мне сейчас очень хочется того, что доктор прописал, а если Миронов заберёт меня, то мои нервы меня вдоль и поперёк выебут, пока мы будем домой ехать. Мне ведь нужно будет что-то говорить, оправдываться, и заодно постараться не задохнуться под тяжестью его взгляда, а мне сейчас ну вообще не до этого. Можно я лучше тут останусь, пожалуйста? — Может, мне пока стоит побыть здесь? — врач приподнимает бровь и быстро переводит взгляд с меня на блондина. Который улыбается той самой улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. — Дома будет лучше, не говори ерунды, — клянусь, если он свою приторность не выключит, меня стошнит прямо здесь. Ещё и за руку меня берёт, наши пальцы сплетая и обращаясь к доктору полубоком. — Всё в порядке, я её забираю. — Глеб, я хочу... — я хочу проявить настойчивость, но едва я успеваю начать, как его рука сжимает мою кисть с такой силой, что я удивляюсь, как ещё треск моих костяшек на всю палату не слышен. Гадёныш ещё и рассчитал всё, встал нужным боком, чтобы врач этого не видел. И мне приходится лишь тихо зашипеть куда-то в себя, а наружу выдать уже более живое: — в туалет сначала сходить. — Собирайся, сколько тебе нужно, — какое благородное снисхождение. Как же я тебя порой... — Отлично, тогда пойдёмте пока со мной, дам вам рецепт кое-каких препаратов, — а этому, смотрю, лишь бы палату освободить. Ладно, хрен с тобой. Вывезу как-нибудь, всё равно последствий не избежать. Хотя, каких последствий? Я лишь делала всё, чтобы брат остался в живых. И ничего я никому больше объяснять не обязана. Вон оно как утешать себя могу, ай да я, ай да умница. Слава Богу, что в туалете хоть раковина есть, а из крана вода идёт. Мыло это вообще что-то фантастическое, уже пять звёзд ставить можно. Я, кажется, лицо трижды умыла. И умывала бы до захода солнца, вот так мне не хотелось отсюда уходить. Но время шло, и появление в моей палате Сименса было неизбежным. Под его чутким взглядом я прошлась от окна до двери и остановилась рядом с ним прежде, чем покинуть палату. — Мне покой прописали, помнишь? — последняя надежда, сама не знаю, на что. — Не помню, — индюк. Мне оставалось только глаза закатить. И, судя по тому, как он снова взял меня за руку и чуть ли не потащил за собой, нас сопровождала нихуёвая такая спешка. — Что с Мортом? — я разве что ноги успеваю переставлять, болтаясь за его спиной. — Всё нормально. — И это всё? — А Депо? Как Наташа с Оксаной? Почему мы сбегаем вообще? — такое чувство, что он ни на одно моё слово не реагирует, только прёт себе, как баран, к выходу. — Глеб! — Послушай, — стоит мне чуть прикрикнуть требовательно, как он в одно мгновение останавливается и разворачивается ко мне лицом. Нервным, напряжённым, — если я увожу тебя отсюда, значит, так надо. Парни не при смерти, они справятся, и я знаю, что делаю. Так что будь добра, просто продолжай молча перебирать ногами и не думай спорить, пока я не выволок тебя отсюда персонально. Вот так значит, да? Мистер "Не шути со мной, я не в духе". У меня теперь и права слова нет? Не могу поинтересоваться за других? — Может хватит? — одёргиваю руку и освобождаюсь от его пальцев цепких, решая зачем-то выяснить отношения посреди больничного коридора. — Почему ты опять решаешь всё за меня? По поджатым губам вижу, что нервничает. Слышу, как практически бесшумно выдыхает носом воздух, сглатывая и, кажется, изо всех сил стараясь сейчас держать себя в руках. — Ты думаешь, я этим занимаюсь от нехуй делать? — мнимое спокойствие в голосе, как же бесит. — Или ты думаешь, что твой дружок заляжет сейчас на дно и даст тебе спокойно поваляться на больничной койке неделю, попивая чаёк? — а ещё меня бесит, что отчасти он прав. — Я обязательно введу тебя в курс дела, как только мы окажемся в более безопасном месте. А потом, быть может, введу кое-что ещё. — Ты будешь не ты без подъёба, да? Всё, что мне остается — смачно так вздохнуть. И признать поражение, которое заключается в том, что мне сказать нечего. А ещё проглотить его остроты в свой адрес. Как и то, что сейчас он снова выставляет руку и протягивает мне свою ладонь. — Так что, сама? Или помочь? — чёртов ты сучёныш. Но делать нечего, и я хоть и закатываю глаза, но всё же вновь беру его за руку и в очередной раз признаю, что без него уже скорей всего была бы мертва. Почему? Потому что Миронов, и всё тут. К слову, путь домой мы держим на такси. А ещё, Глеб называет таксисту адрес, который я слышу впервые. Это явно не та улица, на которой я живу, так куда мы сейчас направляемся? Чёрт возьми, а ведь самое паршивое то, что мне до жути сложно себя пересиливать и молчать, покуда хочется вывалить тонну вопросов. Куда мы едем? Зачем мы туда едем? Как долго мы там пробудем? Что будет с остальными? Каков наш дальнейший план? И есть ли у них хоть что-то на этого типа!? Хоть какое-то элементарное, мать его, досье, чтобы мы хотя бы имели представление о том, с кем имеем дело?! Но я держу рот на замке до самого конечного пункта, покуда такси не останавливается около какой-то трёхэтажки, вид которой слегка печален. Но я и не на курорт ехала, если быть честной. Что есть, то есть. Сименс расплачивается с водителем быстро, махая тому рукой уже за пределами машины, когда таксист сдачи хочет дать. Он всё также берёт меня за руку, как будто я маленький ребёнок, который по дороге обязательно с пути срулит и потеряется. Хотя, если уж совсем откровенно, то отчасти это про меня. Открывая подъездную дверь, он продолжает крутить в пальцах связку ключей. Мы подходим к одной из дверей на первом этаже, и Миронов ловко колдует над замочной скважиной, наконец открывая и жестом приглашая меня в однокомнатный люкс. Тут что, кто-то жил лет пять назад и поспешно съехал, прихватив с собой не только вещи, но и мебель? Кровать да шкаф, и это я ещё кухней восхищена не была. Спасибо, что хоть плита есть. А за унитаз так вообще отдельная благодарность, и если я сейчас обнаружу, что сливной бачок работает, то буду вне себя от счастья. Ладно, это я утрирую. На самом деле тут и стол обеденный, и кресло небольшое в комнате, на которое я сразу и заваливаюсь, как бы помечая его. Интересно, Миронов первый о дальнейших действиях заговорит, или так и будем играть в молчанку? — Так и что мы тут делаем? — окей, пятнадцать минут тишины – это уже слишком. — Отсидимся тут пару-тройку дней, остальные чуть позже врассыпную бросятся. Так мы сможем выудить этого придурка на действия. — У него имя есть, — в раскинутой позе я непринуждённо в окошко гляжу, зачем-то перебивая Глеба. Да ещё и таким высказыванием. — И фамилия, — тут же подхватывает блондин. — И работа. И уверенность в том, что ты готова была ноги перед ним раздвинуть. — Тебя это так задело? — давай, Нина. Давай ещё дров в костёр, не останавливайся. Мне хватает двух секунд, чтобы по его лицу я определила смену настроения. И, кажется, не в лучшую сторону. Почему? Потому что я сначала говорю, а потом думаю. — Удобно? — едва помедлив с ответом, он отчего-то меняет тему в очень странном направлении, кивая на кресло подо мной. — В смысле? — потому что я сейчас и правда недоумеваю. — Ну, после ещё одной пары колких фраз ты наверняка заведёшь шарманку о том, что не будешь со мной спать, а будешь всю ночь толочься в кресле, — в верном направлении мыслишь. — Да и вообще будешь говорить всё, лишь бы не признать, что я тебе не безразличен. — А никто и не говорил, что ты мне безразличен, — откидываюсь на спинку, осуществляя желаемое и прикрывая глаза. Тишины бы ещё... — Как небезразличны и все те, кого мы оставили в больнице. — Перестань делать вид, что ты не поняла, что я имел ввиду, — нервный смешок с его стороны, и когда я приоткрываю глаза снова, то вижу, как он упирается пятой точкой о подоконник, скрестив на груди руки и пытаясь меня взглядом испепелить. Не сегодня. — Не поняла, — сегодня мой конёк — включение дурочки. — Да неужели? — наверное, ему заранее остопиздела эта бессмысленная словесная перепалка, что и сподвигло его резко оттолкнуться ладонями от подоконника. В два счёта он оказался рядом, на ходу раскидывая коленом мои ноги в разные стороны и нависая надо мной, заставляя забыть нахрен о том, что доктор прописал. Единственное, что я успеваю сделать, так это потратить остаток энергии на то, чтобы вжаться в спинку этого кресла с удвоенной силой, как будто меня это спасёт. Но он с лёгкостью обвивает рукой мою талию и дёргает на себя, вынуждая выгнуться, поддавшись к нему вперёд. Он держит жёстко, но от этих прикосновений спирает дыхание и сводит мышцы тугим узлом. Не поддаётся контролю и то, что хочется сейчас сжать колени плотно, но я встречаю преграду в виде его ног и беспорядочно выдыхаю, завидев после этого лёгкую ухмылку на его лице. Видимо, это служит для него сигналом, и он впивается в мои губы так, что теперь у меня не остаётся возможности пошевелиться. Я лишь в перерывах между этими рваными поцелуями судорожно пытаюсь схватить ртом побольше воздуха, когда теплом свободной ладони он накрывает ту самую часть между ног, слегка надавливая. Тело пестрит мелкой дрожью, я уже и сама не замечаю, как выгибаюсь ему навстречу, углубляя поцелуй. Неосознанно кладу руку на его ладонь и надавливаю на промежность сильнее, покуда выплеск эмоций уже отдаёт лёгким головокружением. Но внезапно он разрывает поцелуй, грубо отталкивая от себя и заставляя шлёпнуться на кресло в полнейшем недоумении. Сказать, что я на грани — ничего не сказать. Даже дыхание не удаётся в норму привести. Какого чёрта? — Считай это объяснением для непонятливых, — ты... чёртово белобрысое отродье... По крайней мере, это всё, что я могу сейчас умозаключить, сдувая прядь со лба. — Сама признаешь, что всё ещё принадлежишь мне, или оттащить для объяснения на кровать? Дыхание до сих пор сбито. Он знает моё тело настолько, что мне порой кажется, что эти познания лучше, чем у меня самой. Пара каких-то движений, но я уже ненавижу его. Ненавижу за то, что так ловко этим пользуется, а потом ещё и смеет останавливаться. И это чёртово ожидание, когда он смотрит на меня испытующим взглядом. Знает ведь... Знает, что не признаю, так какого хрена медлит? — Считаю до трёх, — его дыхание чуть сбито тоже, и он даже не старается это скрыть. Только смотрит сверху вниз, пока я с трепетом растворяюсь в этом моменте, считая секунды. — Зачем? — всё, что у меня получается из себя выдавить, пока я с вызовом смотрю на его тело, всё ещё вжимаясь в кресло. Он лишь оттягивает уголок губ на мгновение, но я вижу в этом что-то опасное, и в то же время будоражащее сознание. И не зря, видимо. Цепная хватка на моей руке довольно скоротечна, я как будто парю над полом и в следующую секунду оказываюсь на кровати, вжимаясь теперь спиной в довольно жёсткий матрас. Сименс нависает надо мной немедля, и я было хочу остановить момент хотя бы ненадолго, упираюсь ладонями в его грудь и безмолвно прошу быть помедленнее. Но мои желания разлетаются с такой же скоростью, как и руки, которые он в мгновение ока с себя скидывает и прижимает к кровати с какой-то животной силой. Его грубость, его напор, его любовь к подчинению... всё это я хранила в своей памяти, но ощущения в полной мере успела забыть. Наверное поэтому, отчасти, тело всё ещё было сковано страхом, и я на автомате попыталась дёрнуться, что было тут же на корню пресечено. Снова пара его манипуляций, и сладкая истома обволокла собой всё и вся. Голова будто стала тяжелее, и я с опаской, но всё же запрокинула её на подобие подушки, с каждой секундой пытаясь расслабиться и отдаться моменту целиком и полностью. Знаешь, Сименс, иногда мне кажется, что я тебя чертовски ненавижу. Потому что где бы ты ни был, что бы ты не делал, и как бы ты не поступал — я тебя до одури, блять, люблю. *** С грохотом вваливаясь в свою квартиру, Мефедов разве что дверь с ноги не открывает. Помятый, слегка даже подраный, потому что Миронов успел приложиться. Он матерится громко, выкрикивая накопившийся гнев и ненавидя сейчас всё вокруг. Особенно то, что не поддалось контролю. — Сука!!! — он кричит в пустоту, швыряя от себя со всей дури попавшийся под ноги стул. — Аргх! — рычит, долбит кулаком в шкаф и пинает от себя гладильную доску, интенсивными шагами приближаясь к полнейшему разгрому в этих четырёх стенах. Пальцы зарываются в волосы, а из ушей разве что пар не валит. У него должно... должно было всё получиться! Но он был вынужден с позором бежать, и такой финал не устраивал его от слова совсем. Ещё один удар, который на этот раз с размаху пришёлся на дверь. Пара ругательств, опущенных то ли в сторону ситуации, то ли в сторону зачинщиков ситуации. И минут восемь от силы на то, чтобы перевести дыхание. Глаза всё ещё горят чем-то недобрым, а рука тянется к фотографии в рамке, занимающей самую верхнюю угловую полку шкафа. Меф смотрит на неё неотрывно, пока слеза не появляется сама по себе, будто проявление этой слабости он и не ждал вовсе. Погодя ещё совсем немного, парень примыкает к снимку губами, но на долю секунды. А после прикладывает фотографию ко лбу, будто в неё упираясь. — Я всё равно отомщу, — зажмуриваясь, он произносит эти слова шёпотом, как будто ничего кроме этого сейчас не имеет смысла. — Я обещаю...