Маргарита

Наши дни

      Маргарита напряжённо и безучастно смотрела через иллюминатор самолёта на огни тёмного города и нервно перебирала бледными пальцами бахрому синего платка с цветочным узором. По ней было видно, что ей тяжело и мучительно хочется курить. Женя чуть поморщился. Привычка Маргариты ему не очень-то импонировала.       ― Ждёшь посадки? ― ехидно спросил он, протягивая руку и одёргивая измятый, загнувшийся куда-то в сторону, край платка Риты. Она никак не отреагировала на прикосновение, только вздохнула чуть глубже. Он всегда смотрел на неё сверху вниз ― даже когда сидел в кресле. ― Хочешь отдать все командировочные за пачку кислородных палочек? ― ничего не говорить он просто не мог.       ― У нас разные организации, так что не жадничай, ― Рита повернулась к Жене, и в глубине её больших карих глаз отразился мягкий искусственный свет салона самолёта.       Она рассеянно протянула руку, чтобы ещё раз поправить платок, и кончики их пальцев соприкоснулись. У неё были прохладные, чуть подрагивавшие руки. Женя не мог понять, от чего она дрожит: от желания покурить или его близости. Хотелось верить, что всё же от второго. Потому что сам Женя разве только не плавился от легко скользящих прикосновений Маргариты.       Когда он узнал, что на Севере состоится геолого-палеонтологическая конференция, то, ворвавшись в кабинет директора Института, чуть ли не впихнул ему в руки служебную записку, где подробно изложил, почему в командировку надо отправить не кого-нибудь, а Маргариту Алексеевну Громову. Директор почти не кривлялся, и Жене не пришлось валяться у него в ногах: он бы не стал это делать даже ради Риты. Всё же он был не последним человеком в науке.       Теперь же довольный Женя стоял и любовался делом рук своих: небольшим столиком, накрытым в двухместном номере одного из хостелов, принадлежавших Северному университету. Нехитро, но красиво, по крайней мере, Жене нравилось, и он надеялся, что и Маргарита оценит его старания. Два пузатых бокала, бутылка гранатового вина и сам гранат, разрезанный и блестевший алыми зёрнышками. Женя уже представлял, как обрадуется и, наверное, немного смутится Маргарита: раньше она постоянно забавно краснела от знаков внимания, да и на розу отреагировала эмоционально.       На конференции Женя изо всех сил старался держать лицо ученого с мировым именем ― скучающее и пафосное. Но смотрел он сквозь докладчиков, изгалявшихся на трибуне, чтобы понравиться комиссии. Смотрел он только на Риту. Она выглядела собранной и сосредоточенной, задавала какие-то вопросы, но по затуманенному взгляду её карих глаз Женя видел, что ей не до конференции. Но держалась она великолепно: за годы они оба всё же стали спокойнее. Чуть-чуть.       Как только последний доклад завершился, и председатель объявил о продолжении завтра, Рита резко встала с места и чуть ли не бегом покинула конференц-зал. В этот момент она походила на лисицу, мечущуюся в своей норе. Хотела она курить или же секса, Жене было решительно не ясно. Наверное, всё сразу.       Попрощавшись с коллегами и забрав из гардероба куртку, Женя вышел на улицу, где под фонарем тут же наткнулся на Риту. Она стояла к нему спиной и курила: тонкие клубы вонючего сладкого дыма поднимались в морозный воздух.       ― Я бы на твоём месте не стояла в дыму, ― она не оборачивалась, но каким-то мистическим образом поняла, что он здесь. Должно быть, чувствовала его присутствие. ― И нечего меня прожигать взглядом, ― судя по голосу, Рита усмехнулась. Женя почти увидел, как на её похудевших щеках натягивается кожа, но ямочки всё же образуются.       ― Я так тебя грею. ― Женя стоял прямо под фонарём и, засунув руки в карманы пуховика, смотрел на Риту. Она была очень красивой и какой-то по-девичьи хрупкой, когда стояла вот так в рассеянном свете фонаря в тяжёлой шубе, практически утопая в мехе. Её рыжие волосы рассыпались по плечам, а белые снежинки оседали в кудрях.       ― Почему меня вообще отправили с тобой? ― Она стряхнула пепел в снег. Женя скривился. ― Что, в твоём институте нет геологов? Или меня взяли по каким-то особым соображениям? ― Рита была не лыком шита и уже догадалась, что отправили её не просто так. Не единственный она доктор наук.       ― Просто у тебя лучшая квалификация, ― стараясь сохранить безразличие, ответил Женя. Видимо, получилось не очень, потому что Рита усмехнулась своим мыслям как-то особенно многозначительно.       ― А может быть, просто хотел провести со мной время? ― Рита бросила бычок в урну. ― Мы вообще пойдём в хостел или нет?       Она потёрла руки, явно давая понять, что замёрзла. Женя намёк понял и, подойдя к Рите, взял в ладони её маленькие пальцы, показавшиеся ему холодными, как ледышки. Рита едва заметно вздрогнула и тихо выдохнула. Нахохлившись словно птичка, она искательно посмотрела на него.       ― Не буду целовать тебя на морозе, Громова, и не проси, ― усмехнулся Женя, а Рита в ответ как будто надулась. Так тебе и надо. ― Сначала зайдём в магазин, а потом пойдём в хостел ― и туда, и туда идти два шага. ― Он отпустил руки Риты, надел перчатки и направился в сторону супермаркета на другой стороне улицы. ― Не отставай, а то ветром сдует!       ― Чтоб тебя черти взяли!       ― Ты и так со мной.       Кажется, то же самое она сказала ему двадцать лет назад, подумал Женя. Вся история давнего лета непостижимым образом повторялась сейчас, и он очень надеялся, что в этот раз ему не сломают нос. Впрочем, тогда он был сам виноват.       В магазине Женя не скупился и сорил деньгами: продукты, да и всё остальное, стоили на Севере бессовестно дорого, но сейчас он чувствовал, что богат, как Крез, и не только материально.       ― Женя, ты что, олигарх? ― Маргарита почти восторженно смотрела, как Женя расплачивается с кассиршей пятитысячными купюрами. ― Здесь же всё безумно дорого: ведро картошки полторы тысячи стоит!       ― Я ― учёный с мировым именем, мне можно, ― пафосно откликнулся Женя, забирая у девушки сдачу.       И снова слова всколыхнули воспоминания, только тогда Маргарита говорила о том, что ей, с её-то именем, можно пить чистый спирт по завету кота Бегемота. Они словно поменялись ролями или же играли тот же самый спектакль, но в новых декорациях.       «Ремейк жизни, ― продумал Женя, забирая два увесистых пакета и придерживая Маргарите дверь. Она выглядела потерянной, но улыбалась глупо и довольно: внимание и жесты брачного танца райских птиц производили впечатление. Женя чувствовал себя не Гамаюном, а голубем, который надувается и воркует дурным голосом.       Кажется, Маргарита даже не задумывалась о том, что им предстоит жить в одном номере. Женя взял все переговоры с принимающей стороной на себя, избавив Маргариту от лишней нервотрёпки: он отлично помнил, как подрагивали её маленькие белые руки.       «Довели до тремора за столько лет, гады», ― подумал Женя. Больше всего на свете ему сейчас хотелось, чтобы его Маргарите было хорошо. Он подошёл со спины к застывшей, буквально пропитавшейся смесью снега и тепла Рите и, приобняв её за плечи, зарылся лицом в пушистый воротник. Снежинки таяли от его дыхания.       ― Позволь мне, ― он так давно не ухаживал ни за кем вот так.       Стараясь быть как можно более нежным, он провёл ладонями по укрытым шубой плечам Маргариты к её полной груди и расстегнул металлические застёжки. С тихим шуршанием и потрескиванием на ворсинках искорок электричества, шуба соскользнула с Маргариты, нагнувшейся, чтобы расшнуровать ботинки. Женя аккуратно повесил тяжёлую шубу на «плечики» в шкаф-купе и молча проследовал за Маргаритой в комнату. Её тихий вздох и румяные от мороза щёки поведали ему о том, что сюрприз удался.       ― За встречу, ― произнёс Женя, беря со столика наполненный тёмно-красным, почти чёрным вином бокал. ― И за твой институт, который любезно согласился отпустить тебя со мной. ― Он почти не кривил душой: Институт и правда мог заартачиться.       ― Ты же злодей с мировым именем, ― поддела его Маргарита, делая глоток вина. ― Ругаться катаешься на другой конец света.       Женя довольно ухмыльнулся. Как-то раз он и правда почти выследил оппонента, полившего грязью его монографию, и, найдя того в списках докладчиков на одной из зарубежных конференций, вылетел туда первым же рейсом. Морду он не бил, давил исключительно интеллектом, но зарвавшемуся коллеге этого хватило. Женя любил иногда рассказывать эту историю в красках, но решил, что сейчас не тот случай. Он не хотел говорить о плохом, только о хорошем, а лучше вообще не говорить.       Вино оказалось вкусным, чуть суховатым и вяжущим, расслабляло и согревало. Они говорили о чём-то неважном, и в какой-то момент Маргарита усмехнулась своим мыслям и хотела сделать ещё глоток вина. Этого секундного отвлечения хватило Жене, чтобы оказаться рядом, совсем близко, так, чтобы услышать короткий вздох, вырвавшийся из её груди. Видимо, она ждала этого так же долго, как и он сам. Целых двадцать два года.       Он нежно провёл кончиками пальцев по её лицу, проследив тонкие морщинки на шее, стрелки «гусиных лапок» вокруг глаз, легко поцеловал росчерки в уголках губ.       ― А ведь воевали мы тогда с тобой, как подростки в трудный период. ― Яркие карие глаза Риты смотрели прямо в сердце. Женя чувствовал себя зелёным юнцом, которого красивая одноклассница обещает ждать из армии.       ― Ума-то не было, ― улыбнулась Рита, проводя ладонью по плечу Жени. Её прикосновения возбуждали, но он старался держаться. Ещё не время. ― Понятное дело я ― я свой пропивала как могла, но где был твой интеллект кандидата наук? ― Она провела пальцем по изгибам его ушной раковины, чуть сжав прохладную мочку. Женя едва сдержал стон: уши у него всегда были чувствительными. ― Почему ты приехал тогда ко мне? Разве ты не должен быть счастливо женат?       ― Я был женат, ― сухо ответил Женя, не глядя на Риту, но продолжая перебирать пальцами рыжие завитки её отрастающих волос. Ему не очень хотелось об этом говорить. Недолгий брак с коллегой не оставил после себя ничего кроме пустоты и странных угрызений совести. Как будто он изменил кому-то, но не мог понять, кому именно. ― Мне не понравилось. Как-то я назвал жену твоим именем. Просто вырвалось. Она обиделась и ушла. Насовсем. Это даже хорошо. Детей у нас не было, да и брак оказался так себе, ― он решительно тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. ― А ты была замужем? ― соображал он сложно, когда пальцы Риты ― такие нежные и чувственные, с уже сошедшими летними трудовыми мозолями, зарывались в волосы, проходились по коже.       ― Нет, ― улыбнулась Рита. ― Да и серьёзных отношений тоже. Почти. Был один леший, но сбежал в егеря.       ― Допелась птица Сирин, ― усмехнулся Женя. ― И сколько же мужчин у тебя было после меня? ― его это волновало не слишком: он знал, что в конце останется только один. И это будет он ― Евгений Лащенко. Ведь он тоже не был праведником: жил и думал, что приморское лето в золотой зелени выгоревших трав на бескрайних лугах и тепло речного песка никогда не вернутся. Хорошо, что он ошибался.       ― Главное, что ты замыкаешь круг.       Ему было откровенно плевать, кто были эти люди: если она сейчас с ним, значит, они проиграли в битве под названием естественный отбор. Рита стояла почти вплотную, он чувствовал, как бьётся её сердце, видел затуманенные вином и растущим возбуждением карие глаза. Она явно о чём-то думала, потому что мгновение спустя её дыхание превратилось в слова.       ― Любимый мужчина, ― Рита, должно быть, не заметила, как произнесла это вслух, прошептала. Казалось, что здесь и сейчас она высказала Жене великую тайну, которую могла поведать только такой же райской птице, как и она сама.       «Глупости какие…» ― подумал Женя. Кровь стучала в висках, не давая сосредоточиться.       Рита подняла взгляд на Женю. Синие глаза встретились с карими, и в глубине чёрных расширенных от игры света и тени зрачков Риты вспыхнул тёплый огонёк. Женя слышал её частое неровное дыхание, видел, как бьётся под бледной кожей пульс, разгоняя по артериям и венам красную-красную кровь.       Женя бесстыдно проследил взглядом очертания тонкой шеи, прятавшейся за воротом трикотажной бежевой водолазки, чуть выступающие ключицы под тканью и ямку между ними. Сам собой взгляд соскользнул на большую спелую грудь, которая за прошедшие годы, казалось, стала ещё больше. Ему мучительно захотелось почувствовать вкус её тела, прижаться губами к горячей коже.       Рита осторожно, будто стесняясь, подняла руку и дотронулась чуть подрагивающими пальцами до лица Жени, очертила скулы, провела по подбородку и чуть кривоватому носу, который сама же ему и сломала. Прикосновения её пальцев заставляли практически дрожать. Не в силах больше сдерживаться, Женя опустил руки на её талию, с удовольствием услышав резкий томный вздох. Лаская крепко и уверенно, он провёл ладонями вверх по её изящному торсу, чувствуя под пальцами тонкие рёбра, вытаскивая из-под пояса юбки и задирая вверх тонкий трикотаж водолазки.       Женя неспешно оголял тело Риты ― сантиметр за сантиметром. Он чувствовал, как горит под его пальцами распалённая прикосновениями кожа. Чувствовал, что горит сам. Рита порывисто выдохнула и прижалась бёдрами к Жене и, должно быть, сразу почувствовала его возбуждённый член.       ― Ты всё ещё способен? ― с придыханием хихикнула Рита, послушно поднимая руки, пока Женя снимал с неё водолазку.       ― Достань и посмотри, ― усмехнулся Женя, улыбаясь в предвкушении. В душе просыпался молодецкий азарт напополам со жгучим желанием.       Рита между тем покорно опустилась на колени, а затем резко поднялась и толкнула его ― сильно, но нежно ― в грудь. Не ожидавший такого подвоха Женя совершенно безобразно повалился с коротким смешком на кровать. Подушки подпрыгнули от резкого приземления, а покрывало скомкалось. Чуть привстав, Женя, ругаясь, вытащил его из-под себя и тут же притянул к себе улыбающуюся чуть безумной улыбкой Риту, которая, нависнув над ним, придавила его грудью к матрасу.       ― Так нечестно, ― негромко произнёс Женя. Он сделал вид, что сдался на милость победительницы, и ожидал удобного момента, чтобы напасть в ответ. ― Будь у меня грудь четвёртого размера, я бы тоже так смог.       ― В Тайланде на панели бы ты так смог, ― пробормотала Рита, продолжая прижимать Женю к кровати. Она провела ладонями по его груди и животу, спустилась к ремню. Напряжённый член оттягивал ткань брюк.       Она на мгновение отвлеклась, будто застыла, вспоминая что-то, и Женя воспользовался моментом, прижав Риту к кровати.       ― Я сдаюсь, ― прошептала она, пока Женя целовал её покрывшуюся мурашками прохладную кожу, чувствуя губами биение горячей крови под ней. ― Гамаюн, ты победил!       Кровь шумела в ушах, и думать совершенно не хотелось. Легко переворачивая Риту на живот, Женя любовался её ровной спиной с выступающими лопатками и соблазнительным изгибом талии.       Всё, что было дальше, смазалось в возбуждённом, распалённом Ритой сознании. Женя помнил только то, как она выгибалась под ним ― горячая и прекрасная, ― а он, забыв обо всём на свете, наслаждался её близостью. За окном стояла глубокая северная ночь, когда они, наконец, оба выдохлись: Женя уже был староват для ночных марафонов. Тяжело дыша, он понимал, что они не выспятся, что будут клевать носами на конференции, но это того стоило, гулко бьющееся сердце не давало соврать.       ― Так почему ты тогда приехал ко мне? ― Рита подняла голову и внимательно посмотрела на него. В темноте её лицо казалось серым, а растрёпанные кудри ― почти чёрными. Только иногда в них вспыхивали тусклые огоньки. Болотные огоньки, заманивающие заблудившихся путников в трясину, из которой не выбраться. Да Женя и не хотел выбираться.       ― Честно? ― сейчас он говорил серьёзно. Кажется, в первый раз за время, прошедшее с их новой встречи. ― Мне всё осточертело. Ты ― моё Солнце, Маргарита Громова. ― И нежно поцеловал её в мокрый от пота рыжий висок.