Льду свойственно таять

      Яркие звёзды переливались на ночном небе, отражаясь ото льда и снега. Инк завороженно смотрел в глаза своего непредвиденного собеседника, которые, по его мнению, были в сто раз красивее каких-то там звёзд. Сердце переполняли эмоции. Казалось, что он наконец нашёл то, что потерял так давно. Потерял, даже не успев обрести. Он наконец нашёл Эррора.       Сердце трепетало и буквально кричало: "Вот он! Это наш соулмет, это твоя судьба, смотри!", хотя разум твердил обратное. Осознание навалилось тяжёлым грузом. Это не может быть он. Вспоминая события двухлетней давности, Инка бросало в дрожь. Он помнил, абсолютно точно, всё до мельчайшей детали. Как упал на колени в художественной студии под недоумённые взгляды коллег и друзей, как по щекам покатились холодные слёзы, как в душе не осталось ничего. Лишь разъедающая пустота и нестерпимая боль. В тот день он не смог сдержать крика. Вцепившись в собственные волосы пальцами, художник не мог перестать кричать, даже сам не до конца понимая, почему делает это. Когда он "очнулся", в студии уже никого не было, а за большим окном переливался закат, отражаясь от снега. Больше туда Инк не вернулся.       От воспоминаний отвлёк мягкий и всё такой же тихий голос.       – Т-ты плачешь?.. Прошу, не плачь, я ведь сейчас тоже заплачу! – Инк удивлённо посмотрел в синие глаза, в которых уже виднелись капельки слёз. Спохватившись, он вытер рукавом куртки незамеченную слезу, но всё же не успел. По белой щеке Эррора скатилась капля и послышался характерный шмыг.       – Ох... Сейчас, – беловолосый залез в сумку и через секунду у него в руках оказался носовой платок. Он уже поднёс его к лицу фигуриста, как тот резко отпрянул и вскочил на ноги. – Что-то не так?       Ответ не последовал. Эррор просто продолжил молча стоять на льду. Художник невольно умилённо усмехнулся.       – В молчанку играть надумал? Или я уже успел где-то оплошать?       – Мне приятна твоя компания, – проигнорировав чужой вопрос, начал тот, – но прошу... Не прикасайся ко мне.       Это немного удивило Инка. И, сказав тихое "ну ладно", он побоялся дальше говорить об этом.       Теперь дома, на стене над изголовьем кровати висела новая картина. Первая за два года. И почему-то разноглазого несказанно это радовало.       Следующей ночью он пришёл к озеру снова. С новым холстом в руках и всё той же потрёпанной сумкой на плече. Как и ожидал, на льду он увидел уже знакомую фигуру. Как и в прошлый раз спустился вниз и уселся на снег. Инк не смелился помешать, поэтому просто молча ждал, когда на него обратят внимание, наслаждаясь мастерским катанием. Парень всё больше удивлялся, почему не слышно никакого скрежета коньков о лёд и следов от металлических лезвий никаких не остаётся. Но, спустя ещё какое-то время ожидания, решил не забивать себе голову, смахнув всё на глюки от недосыпа.       – Ты знаешь моё имя, но своего мне так и не назвал. Будь так любезен, пожалуйста.       – Ох, прости, пожалуйста, я совсем забыл, – художник неловко почесал затылок, – Инк.       Эррор на это лишь улыбнулся и перевёл взгляд на ночное небо. По телу беловолосого разлилось приятное тепло, а щёки охватил жар.       – Я... – он взял в руки отложенный до этого в сторону холст, – могу нарисовать тебя? – Эррор перевёл на него немного удивлённый и задумчивый взгляд и прежде, чем он смог что-либо сказать, за него продолжил художник. – Прошу, прошу, прошу, прошу!       – Ох, ну... Конечно можешь. Мог бы даже и не спрашивать. Хотя, не думаю, что заслуживаю такого внимания... – Инк поспешил поспорить.       – Что ты такое говоришь, ещё как заслуживаешь! Ты очень красив, – на лице фигуриста выступил бледный румянец, – у тебя красивые плавные черты лица, а твои глаза, как глубокое озеро... Как это озеро, – беловолосый кивнул в сторону льда позади Эррора и тот на секунду обернулся, а когда повернулся назад к художнику, покраснел чуть сильнее. – Я просто тону в них. Твои движения на льду, как хорошая музыка. Порой плавные, иногда резкие, но всегда в нужный момент, передавая все чувства "музыканта", – разноглазый пальцами показал кавычки.       – А откуда тебе знать, что за эмоции я испытываю? – Эррор скрестил руки на груди.       – Не знаю. Просто чувствую, – Инк устало вздохнул и перевёл взгляд на небо. – Повезло же твоему соулмейту.       Фигурист хотел сказать что-то, но остановил себя, а с губ сорвалось лишь приглушённое мычание. Он закусил нижнюю губу и отвёл взгляд, не решаясь что-либо сказать. Это не утаилось от зоркого взгляда художника, но он промолчал, берясь за холст и вновь тыкая (это слово вообще можно заменить синонимом??) кисточкой в снег.       Вот что удивляло Инка довольно неслабо. Эррор, как и сам художник, никуда не спешил. Проводил всю ночь на озере, совершенно не задумываясь о каких-либо делах, что предстояло сделать утром. Инк, потому что таковых не было. Он уже два года выходит из дома только в магазин, и то редко; родственников у него давно не осталось, а друзья, которые ещё не забыли о нём, коих осталось единицы, приходили сами, если хотели.       В своё время Инк написал несколько картин, что с охотой приобрёл один ценитель искусства с толстым кошельком. Поэтому в средствах Инк не нуждался; он не стал покупать квартиру и переезжать или ехать за границу, дабы отдохнуть на каком-нибудь дорогом курорте, нет. Он просто отложил эти деньги, спрятал в старый матрас и теперь живёт, стараясь экономить, но ни в чём нужном себе не отказывая, при этом не имея нужды ходить на постоянную работу. А вот о причине Эррора он не знал.       Почему его не заботит сон по ночам? Он выглядел как ученик старших классов, на возраст постарше он не тянул. Не ходит в школу? Странно всё это. Инк вновь перевёл взгляд на брюнета и понял, что молчал несколько минут, погрузившись в свои мысли с головой, а тот лишь терпеливо всматривался в разноцветные глаза. Даже как-то... завороженно? От такого взгляда Инк снова смутился, про себя подмечая, что зачастил с этим, и принялся наконец за рисование.       Постель казалась как никогда мягкой и удобной, а одеяло тёплым и пушистым. Инк просто до невозможности замёрз. Просидел на снегу до первых лучей солнца, но портрет закончил. Нашёл рамку и повесил на кухне. Теперь будет пить кофе и смотреть на этого прекрасного фигуриста. Художник уже и не отрицал, что тот запал ему в душу. Понравился. Но, к великому сожелению, тому был предназначен не Инк. И это было просто до боли в голове обидно.       Вдруг разноглазый услышал дверной звонок. Кому взбрело в голову прийти в семь утра?.. С горем пополам, Инк поднялся с тёплого ложа, потянулся, почесал шею, усыпанную тонкими узорами, и поплёлся открывать гостю дверь.       На пороге стоял старый знакомый. Один из тех, кто не предал и не отвернулся после изменения в характере художника. Златовласый паренёк стоял, оперевшись на стену и держа в руках пакет печенья. Глаза, отливавшие золотом, слипались, а обычно выпрямленные волосы вились милыми кудряшками. Инк, страдальчески вздохнув, подошёл к другу, положил руку на его плечо и, чуть пригнувшись, чтобы быть с ним на одном уровне, потряс.       – Ты чего припёр в такую рань, соня?! – громко сказал беловолосый, от чего парень дёрнулся и открыл глаза.       – А, что?! Не ешь меня, я отдам печенье! – абсолютно серьёзно и немного напуганно выдал тот. Инк прыснул от смеха.       – Ну ты даёшь, Дрим, – Дрим посмотрел на разноглазого мутным взглядом, аля: "А я что, Дрим?..". – Ладно, заходи.       Парни прошли на кухню, желтоглазый с горем пополам сел на стул, а художник уже успел налить в чашку белого чая, что покупал специально для Дрима. Сам же уже потягивал кофе из любимой кружки. Кое-как взяв в руки чай, гость отпил немного, а после посмотрел на друга.       – Я больше не выдержу там ни дня. Он меня достал! – златовласый с силой бахнул чашкой об стол и немного кипятка попало на его пальцы, от чего он тихо шикнул. – Он вечно ноет мне о том, что его соулмейт – не его соулмейт, что всё это – ошибка, что они друг другу не подходят вовсе! Как мне это надоело! – Дрим ударился головой о вышеупомянутый стол и раздражённо простонал. Инк невольно усмехнулся. Подпёр рукой голову и стал наблюдать, как горячий напиток переливается в кружке.       – Везёт же...       – Не то слово просто! – желтоглазый поднял голову, посмотрел на Инка и заметил на стене рамку. – Ты снова начал рисовать?.. – художник развернулся, чтобы посмотреть тоже и выдал тихое:       – Ну да.       Блондин встал и подошёл поближе, чтобы лучше рассмотреть. Слегка наклонил голову и пытался что-то вспомнить. Больно лицо знакомое. Вдруг парня передёрнуло и он спросил:       – Как давно ты это рисовал?..       – Этой ночью, а что?       – А ты... С фотографии перерисовывал? – он как-то странно посмотрел на друга.       – Нет, с человека. Что-то не так? Скажи уже.       – Но Инк... Его же уже как пару лет... Нет в живых...