Obsession

Пребывая в ступоре совсем немного, Миронов в руки себя берёт, пытаясь сосредоточиться и всё-таки понять, что говорить в таких моментах. А что он сказать может? Рада ли была отца видеть, который стволом приходил махать? — Ты как? — единственное разумное, что может сказать. Хотя ему самому сейчас следует ответить на этот же вопрос. Ведь по сути, это из-за их вражды чопорный и упрямый турок был вынужден продать всё, что у него есть. Включая дочь. Так на него не похожую... Как ни крути, если бы он в какой-то момент уступил, был более благосклонен, тогда, возможно, бизнес этого идиота не пошёл бы под откос, и Нэл бы не попала в притон, а жила бы в семье. Но с другой стороны, в силу характера, неизвестно, что было бы с ней дальше. Вдруг ему денег бы мало показалось, да начал бы сам торговать телом дочери. И неизвестно, что для неё в этой ситуации лучше. — Он в городской больнице, если... — Нет, — резко прерывает Нелли, не давая сказать, — не хочу ничего о нём слышать, прошу, — выставляет перед собой руку в знаке "стоп", смотрит в глаза умоляюще, головой качая. — Как пожелаешь, — уступает блондин, действительно не зная, как продолжать этот... диалог? — Если понадоблюсь, я буду внизу. Но уйти не получается и на этот раз. Получается только заново испытать лёгкий шок, потому что девочка неожиданно останавливает его, обвивая пальчиками кисть. — То, что в прошлом – не имеет значения. Кем бы ты не был, ты вытащил меня из вечного ада, и за это я буду благодарна тебе до самого конца, — кажется, обращение на "ты" входит в привычку, да и Миронов никак не протестует. Лишь сидит, как изваяние каменное, пока брюнетка склоняет голову и прикасается губами к тыльной стороне его ладони, выражая уважение непривычным для него способом. Но руку он не одёргивает, только наблюдает за каждым её движением практически не шевелясь, реагируя лишь зрачками. Продолжает, даже когда она выпрямляет спину, и такое чувство, что выведать пытается на его лице хоть какие-то эмоции, но тщетно всё. Даже взгляд холодком отдаёт, и чувства сродни азарта, когда она подвигается чуть ближе, начиная дышать чаще, покуда близости с ним не имела уже давно. Он не трогал её, очевидно, понимая, как нелегко будет в физическом плане. Но времени уже прошло достаточно, отчего она смело нарушает расстояние, оставляя меж ними сантиметры. И смелости хватает лишь на это. До чёртиков робко девушка касается кончиками пальцев его лица, приближаясь к губам и чувствуя слабый, едва уловимый запах дорогого алкоголя. И ей достаточно сделать лишь вдох, чтобы по-свойски опьянеть. От запаха одеколона, запаха его тела, да и просто от той невероятной силы, которую он источает одним только своим видом. Дрожащие губы замирают напротив его, но дальше действовать она боится. Ведь ещё ни разу он не позволял себе подобной близости, это было табу. И может логике не поддавалось, но он легко мог трахать всю ночь напролёт, но докасаться до своих губ ещё не позволял. Никому. Дыхание становится более тяжёлым, она сама уже не знает, куда себя деть, куда спрятаться, поскольку его глаза открыты, и под натиском сурового взгляда можно сгореть синим пламенем. Спасение сейчас – его лидерство, когда он закрывается пальцами в кудрявых волосах, оттягивая их назад и обнажая для себя её шею. Изящную, тонкую, с пульсирующей венкой, ведущей вдоль от всадники до подбородка. — Нэл... — касаясь губами кожи, он не сдерживается, чуть прикусывая, оттягивая её немного зубами и вновь впиваясь, оставляя след. Эрекцию скрывать бесполезно уже давно, примерно с того самого момента, как девчонка совершила немного обескураживающий жест с поцелуем кисти. Это, чёрт возьми, заставило голову отключиться и предаться чему-то неземному, чувствуя полнейшую покорность со стороны беззащитной девушки. Он знал, что она позволит ему делать с собой всё, что только придёт ему в голову. И, честно говоря, это напрочь вытеснило мысли о том, что внизу его ждут два друга, один из которых, между прочим — живой человек. Но животный инстинкт превыше, рамки дружеских обязанностей стёрты, и Глеб издаёт глухой рык, отбрасывая от себя Нэл. Одно лёгкое движение, и девушка оказывается на лопатках, а глаза закатываются автоматически, когда она чувствует прикосновения мужских пальцев, скользящих по внутренней стороне бёдер, раздвигающих ноги. — Что я с тобой сделаю...

***

— Ненадолго, говоришь? — только завидев, как Миронов спускается по лестнице, застёгивая рубашку, Морт тут же всплёскивает руками, даже не скрывая, что выпил добрую часть бутылки. — Я уже со шторами начал вести диалог! — И как, ответили взаимностью? — в своей спокойной манере отвечает блондин, игнорируя возмущение со стороны младшего. Но тот лишь фыркнул, не желая больше продолжать словесную перепалку. Дескать, когда трезвый, слов в кармане больше. А сейчас бесполезно всё. Достаточно постебавшись всё же, Миронов плавно перешёл к волнующей его теме. И название той темы "отец". Которого порой и сам Михайлов побаивался, зная, что тем тише человек, тем больше сюрпризов от него можно ожидать. И родитель Глеба этим славился, ему порой достаточно было в глаза взглянуть, чтобы осознать всю старческую мощь. А ещё трижды стоило подумать, открывать ли вообще рот в его присутствии. Не дающий покоя вопрос наконец был озвучен, и блондин выложил всё подчистую, рассказывая, что отец требует наследника, что именно такова цена за его спокойное существование после смерти брата. Вторая бутылка была пущена в ход, но крепче этих градусов было кое-что другое. — Мы что-нибудь придумаем! — повторял Михайлов, и это "мы" теплом по телу разливалось вместе с дорогим виски, мешаясь и создавая ощущение того, что не так уже всё и плохо. И пускай он зарекался больше никогда с ним так не пить, этой ночью всё пошло не по плану. И примерно в четвёртом часу утра оба отрубились, как шаловливые школьники, что спёрли из отцовской заначки крепкое спиртное. Морта выключило прямо в кресле, ещё и в скрюченной позе, которую на трезвую при большом желании не повторишь. Миронова же раскидало по дивану, и можно было поклясться, что на утро останется смачный след от ручки, в которую он так сладко упёрся щекой. Из-за погоды то самое утро отыскать было сложно. Небо плотно было прикрыто мрачной завесью облаков, щедро поливающих район. Раскаты грома, вопреки всему, были колыбельной для ушей, то и дело заставляя прижиматься к кровати крепче и ещё сильнее сопеть, лишь бы не вставать, лишь бы растянуть это удовольствие. Но растянуть его выходит ненадолго. Десятый час утра, а противный мобильный уже разрывается, заставляя Миронова морщиться, отмахиваться от звонка, как от мухи назойливой. И примерно с третьей попытки ему всё же удаётся, поскольку телефон не перестаёт разрываться. — Да... — проведя в поисках мобильника чуть меньше минуты, Глеб глаза с трудом открывает, даже не в состоянии прочитать, кто звонит, ибо плывёт перед глазами всё. — Тащи свою тощую задницу ко мне, живо! — голос с того конца провода заставляет не только глаза распахнуть, но и, кажется, протрезветь. — Пап? — отзывается блондин, то глядя на имя звонящего, то снова прислоняя трубку к уху. — Пап? — вторит мужчина непонимающе. — Ты пьяный, что ли? — потому что папой он его никогда не называл. Отец, и этим было всё сказано. И лишь изредка блондин мог назвать его по фамилии. — Что случилось? — игнорируя вопрос о выпивке, Миронов, шатаясь, встаёт с дивана, находя глазами храпящего Морта. — Дурака из меня делаешь!? — шипит в трубку старый, пока Глеб едва шатаясь доходит до кухни, доставая из холодильника бутылку воды. — Если я согласился прикрыть твой зад один раз, это не значит, что я буду прикрывать его всю жизнь! Дело ясное, что дело тёмное. Поправляя состояние внушительными глотками, блондин всё-таки старается обойти конфликт, вызывая старого на более вменяемую беседу и призывая не кричать. Ибо его же слова, что криком спора не решишь. — Я понимаю, что старый хрен перешёл рамки дозволенного и угрожал тебе, но это не повод его убивать! Ты ему только жизнь облегчил! Алкогольное облако, что на голову давило, потихоньку отступает. И на смену приходит полное непонимание, о чём твердит этот старик. Ведь никто того турка не убивал, он в больнице, живой, здоровый. — О чём ты, чёрт возьми!? Я никого не убивал! — грудная клетка уже заметно ходуном ходит, а громкий голос заставляет спящего Морта с одного бока на другой перевернуться. И многие бы сейчас такому крупному сну позавидовали. — Его нашли задушенным в палате, — констатировал старик, вызывая на лице сына неподдельный шок. — Что...? — всё ещё не веря услышанному, Глеб придерживает рукой кипящую голову, начиная думать, что к нему белочка явилась. Но эта белочка была реальна, и была она его отцом, который повествовал сейчас довольно странные вещи. Он ведь хотел оставить его в живых. Хотел, чтобы он мучился. Чёрт возьми, да они даже с Михайловым по синей грусти целый план разработали, чтобы турку жизнь раем не казалась! Но кто-то, кажется, перешёл дорогу весьма некстати, и на обдумку требовалось дополнительное время, что заставило Глеба отключиться, бросая сухое: — Его убил не я. Вызов сброшен, телефон в кармане. В голове сейчас бесконечное множество мысли, и настигает такое чувство, будто они разом вырваться хотят, надавливая на мозг со звериной силой и заставляя голову разрываться. Он было хочет толкнуть младшего, дабы тот в чувства пришёл, всё рассказать, но в какой-то момент в гудящей голове что-то щёлкает, и Глеб как на автомате поднимает глаза наверх, делая дыхание практически бесшумным. Также тихо он поднимется по лестнице, твердя сам себе для собственного успокоения. — Этого ведь не может быть... Он даже выдохнет, когда найдёт Нэл мирно спящей в своей кровати, укутанной в тёплое одеяло подобно улитке. Дверь закроет за собой бесшумно, спускаясь к Морту. А Нелли даже не повернётся, так и не подав сигнал о том, что уже давно не спит. Её открытые глаза будут видеть только стены. Миронову знать совсем необязательно...