Obsession

Прошло всего несколько дней с момента разговора с отцом. Михайлову блондин набрать так и не решался, зато активно себя пробовал в качестве няньки, постоянно заглядывая к Нэл и интересуясь, не нужно ли чего. А однажды, когда девушка спустилась на кухню, испуганно подорвался и настиг ту у холодильника с пакетом молока в руках. — Всё в порядке? — а забота сродни беспокойства о двухмесячном котёнке, который ходить сам толком не может. Хотя, он и сам не понимает, правильно ли это, потому что ни разу в жизни не доводилось быть сиделкой. Да и эту роль он отчасти себе сам придумал, дабы голову занять. — Глеб... — усмехается брюнетка, протискиваясь между парнем и плитой, — я не подстреленная и не смертельно больна. Всё хорошо, правда. К слову, друг на друга не смотрят даже, только взгляды стараются потерять. Потому что ей в новинку такое обращение, тем более от человека, за которым она, по сути, носиться должна да спрашивать, не нужно ли чего. А у него ещё и задача лицо не потерять. Хозяин всё-таки... Обычно во время завтрака они никогда не оставались на кухне вдвоём. От этого Нэл и смутилась, замечая, как Миронов кофе себе заваривает. Взгляд даже потупила, мирно наливая молоко в высокий стакан и порываясь было уйти к себе с любимым напитком. — Куда? — он и сам этой грубости в голосе не ожидал, эта сталь заставила бы даже солдата замереть. — В комнату, — практически беззвучно отозвалась та. Была бы кошкой – ушки бы поджала. — Останься, — в таком же приказном, но уже более мягком тоне ответил блондин, отодвигая стул и усаживаясь напротив того места, куда умостилась темноволосая. И пока она прятала глазки в стакане, видимо, надеясь всё допить как можно быстрее, Миронов начал беседу сам, решив пригвоздить неусидчивую непринуждёнными, по его мнению, расспросами. — Я тут думал... Дверь ведь не заперта большую часть времени, у тебя свобода действий, ты сбежать ведь легко могла, слежки никакой, — он отхлёбывает горячий кофе, делая один глоток и оставляя чашку, а девчонка понимает, к чему он ведёт, поэтому и губы немного скашивает, пытаясь спрятать подкрадывающуюся улыбку за стаканом, прижатым к губам. — Только не говори мне, что дело в документах... — он было пытается перекрыть пути отступления, но Нэл уже заранее знает, что ответит. И в оправданиях не нуждается. — А куда мне идти? — ответ вполне логичный, но пока не убедительный. — Я ведь и школу то не закончила, ничего не умею, ни к чему не приспособлена. Когда была в семье, мать постоянно в больнице лежала, отец доводил. И не до меня ему и подавно было. Озабочен был лишь своим бизнесом. — Может, это странно, а может и вполне нормально, что эмоций на её лице не наблюдается, когда девушка монотонно рассказывает о единственном родном человеке. В конце концов, этот человек её и предал, отдав на растерзание. И пяти лет, видимо, оказалось достаточным, чтобы забыть горе-отца и его выходки. Живой осталась, и на этом спасибо. — В притоне же изредка готовить учили, а в основном готовили к будущему, в котором мы — вещи под ногами хозяев, не более. Наблюдая за всей этой короткой, несладкой историей, Миронов даже про кофе свой забыл. Хотелось лишь отставить чашку и пододвинуть пепельницу поближе, дабы закурить. Потому что в новинку это для него, когда девчонка, не достигнув и девятнадцати, рассказывает о своей жизни, как о школьных буднях. Хотя, другой жизни она и не видела. И как бы не хотелось это исправить — утерянных лет не в силах вернуть даже Господь Бог. — Если я сбегу, то наверняка сгнию где-нибудь, или от голода умру, — а та всё лепечет, пожимает плечами да допивает молочко, облизывая над губой полоску белых усиков. — Или же меня найдут, увидят на руке метку и швырнут в притон, как переваренные объедки. Думаю, не стоит тебе говорить, какая судьба меня тогда ждёт... Она совсем забылась и не заметила, как без спроса перешла на "ты". Да Глеб и значения не придал, только брови слегка насупил, когда вспомнил про чёртову метку на её запястье, как обязательство. — Хм, — ухмыльнулся, про кофе остывающий наконец вспомнил, сделал глоток. Да отметил про себя, что девчонке с лёгкостью удалось его убедить. Точнее, его полностью удовлетворил ответ на его вопрос, даже более того. Возникло даже чувство, если можно так сказать, что он — действительно лучшее, что случилось с ней за её годы, и эту слепую веру понять отчасти можно. Даже отрадно и лестно как-то стало, самолюбие потешило. — Хотел бы я с твоим отцом познакомиться... — вопрос риторический, или, скорее, напутствие самому себе, произнесённое вслух. Но упоминание родственника с его уст обдало вдруг неприятным холодком, отчего та поёжилась, снова пряча скривившиеся губы за стаканом молока. Но неприязнь собеседника Глеб научился видеть невооружённым взглядом, поэтому и шагнул тут же на другую ступень, решая перевести разговор. И выбрал он желаемым потушить свой интерес, который покоя не давал, хоть и не представлял собой особо важной информации. — И всё же, — его спина отрывается от спинки стула резко, грудная клетка соприкасается с краешком стола, а взгляд цепко впивается в смуглое лицо напротив. — Как твоё имя? Она ожидала расспросов про её жизнь далее, но такой внезапный, но до жути простой вопрос вдруг заставил снова потупить взгляд, позволив лёгкому румянцу явить себя. Имя было даже не табу. Скорее, никогда и никому не было дела, как назвали её родители. В притоне к ней обращались лишь как к объекту для удовлетворения, а прихожим дядькам было всё равно, как зовут ту, о существовании которой они на следующий день забудут. Ещё ей в голову вбили, что если её тушку и купит кто, то хозяин кличку обязательно даст, и помнить ей самой своё имя — надобности никакой, только голову забивать. Коготочками бренчит по стекляшке, где молока на пару глотков осталось. Вздыхает незримо, и только рот хочет открыть, как громкое жужжание из кармана Мироновских штанов рушит хрупкую тишину, что нависла над двумя. И Глеб дёргается даже, поджимая губы, изымая надоедливую мобилу. Но во взгляде всё же меняется, когда видит на экран вызов от Михайлова. И по этому взгляду девчонка понимает, что сейчас она точно лишней будет. Самовольно решает удалиться, но не успевает, замирая на месте. Что делает и Миронов, чуть не роняя трезвонящий телефон из рук, когда в дверь стучат с какой-то нечеловеческой силой. Напряжение нарастает с каждой секундой, мобильный оказывается на столе, а сам блондин неспешно выходит из кухни, приближаясь ко входной двери, за которой уже слышится истошное "Я знаю, ты дома!". Этот голос... Он узнает его в толпе гудящих, не затыкающихся. Он опостылел за два года настолько, что порой доводил до мыслей вырвать дотошному оппоненту язык. Не прогадал. За закрытой дверью показался тот самый тип, которого глаза хотели видеть меньше всего. Наглый, противный турок лет сорока пяти, который борется за свои жалкие крупицы бизнеса. Точнее, бодается уже давно истёртыми рогами, изо всех сил пытаясь вернуть хотя бы кроху того, что заработал за свою жалкую жизнь. Заработал и потерял, благодаря Мироновской империи. Сначала он имел дело с его отцом, конкурируя и выживая, насколько позволяло положение. Но постепенно это стало семейным делом, а впоследствии и вовсе весь груз лёг на плечи Глеба, и вот уж третий год пойдёт скоро, как желание блондина пустить пулю в лоб дотошному дядьке дало своё начало. — Тебе всё мало было, решил до трусов меня раздеть!? — врывается без спросу, стоит двери отвориться. — Ты, — тыкает в блондина пальцем, а тот заметно морщится, как только чувствует запах перегара, — и твой папаша... Обобрали меня до нитки, но не останавливаетесь... Нелли была не в курсе его дел. Не в курсе, каким он был начальником, и как вёл себя с конкурентами. Оставалось лишь догадываться, какая судьба постигает тех, кто переходит им дорогу. И сейчас она тише воды, стоит себе в кухонном проёме и крадётся, словно кошка, интуитивно топая на голос незваного гостя. — Ты...? — из-за Глеба на неё таращится пара стеклянных глаз, и девушка замирает на месте, нервно поджимая губы и сжимая пальцы в кулачки. Взгляд между ним и блондином не перестаёт метаться, и в какой-то момент она ловит осатаневшие глаза Миронова, что дурно становится. А тот неожиданно для себя в лице меняется, понимая это лишь из того, что лицо у девчонки до жути испуганное. Но всё тело будто пронзает тысячей иголок, стоит ему коснуться лишь краем логики той самой мысли, что этот урод узнал её лишь потому, что когда-то в бордель захаживал. И от осознания нарисованных в голове картинок кровь в жилах стынет, связки напрягаются и становятся отчего-то похожими на тугой морской узел, а с уст непроизвольно слетает волчий рык. — К себе! Живо! И пока Нелли старается игнорировать невидимый груз, что сидит на ступнях плотно, проходят жалкие секунды, прежде чем девушка устремляется вверх по лестнице. А Миронов, тем временем, возвращает голову на место, глядя в разъярённые глаза некогда конкурента, сжимая скулы и наблюдая каменным взглядом, как мужик вдруг достаёт с кармана ствол, укладывая на курок палец. — Ты заплатишь за всё, мальчишка! Он успевает только сглотнуть, почувствовать тропу из мурашек, что плетут линию вдоль позвонков, а ещё отдалённо услышать хлопок дверью на втором этаже. Нэл... В мыслях отчего-то лишь одна мысль: что с ней будет, если его не станет? Какая её постигнет судьба? Он бы размышлял и дальше, если бы не гулкий звук, после которого враждебно настроенный гость без сознания пал к его ногам, так и не успев воплотить в реальность своё единственное желание: месть. Именно этот выход он, кажется, считал самым эффективным. Точнее – единственным из его убогого списка. Благо, дверь за собой не закрыл, когда залетал в дом. И сейчас тут, в проёме, стоял запыхавшийся и чуть взмокший Михайлов с каким-то тяжёлым предметом в руке. Кажется, это было похоже на старинную шкатулку, но меньше всего сейчас Глебу хотелось выяснять, откуда он её раздобыл. Главное, что одного удара ею по голове хватило, чтобы вырубить человека. — Не думал, что скажу это... — оглядывая павшую к ногам тушу, Миронов переводит округлившиеся глаза на Морта. И дыхание такое, будто рядом с ним сейчас марафон бежал. — Но как же я, блять, рад тебя видеть...

***

Единогласно было принято решение позвонить в соответствующие органы и списать всё произошедшее на попытку ограбления, ещё и с угрозой жизни. Намерения есть, пистолет тоже... тут сам Бог велел. И очевидно, когда мужик в палате очнётся, то придётся ему несладко. После звонка Глеба скорая прибыла довольно быстро. Да и допрос немного времени занял. Соответственно, после всего случившегося парни просто решили плюхнуться на диван в гостиной, дабы выдохнуть. Да и поговорить заодно. И именно ради последнего Глеб мирно достал из бара любимый обоими шотландский виски, усаживаясь с младшим рядом и поднимая стопку. Первые пять секунд в тишине. Легче человека пристрелить, чем просить прощения. Ну не даётся ему это. — Ты это... — начав было пламенную речь, блондин тут же откашлялся. Даже в горле запершило, настолько тяжко дались первые два слова. — Я погорячился, признаю... — погорячился, чуть не изнасиловав пассию близкого друга, а впоследствии почки ему отбив. — Ты... — какими же тяжёлыми даются слова, когда речь об этом, — извини... — опускает голову, бубнит, но Михайлов слышит. Слышит, решая тем не менее не упустить возможность поиздеваться. — Чего? — изображая хроническую глухоту, Морт даже голос повышает, наклоняясь к Миронову ухом. — Ты всё слышал, — злится блондин, отпрянывая. — Чего слышал? — в открытую стебётся товарищ, тут же по уху подставленному получая. — Что я прощения у тебя прошу, уродец ты мелкий! — вспыхивает наконец, отталкивая от себя парня. А тому не обидно ни на секунду, только улыбку давит, опустошая стакан. — И спасибо, — уже более уверенное, искреннее. Как никак, жизнь спас. Они чокнутся стопками звонко, оба выпьют до дна. И блондин практически сразу извинится, отпрашиваясь у малого на несколько минут, дабы Нелли проверить. Кто знает, вдруг девчонка снова под впечатлением в угол забилась, ствол завидев. Да и лицо ей было явно не из приятных. Добирается он до её комнаты довольно быстро, чуть скрепя дверью и входя без стука. Находит её на кровати, чуть сгорбившейся, обнявшей коленки. В его сторону она смотрит не сразу, продолжая наблюдать за окном, как тихо колышется листва. — Ты как? — интересуется, подходя ближе и останавливаясь возле кровати, спрятав руки в карманы. — Нормально, — сухо и скованно, эмоции даже не сопровождают. И это заставляет переспросить, девчонка раньше не была скупа на проявление чувств. — Уверена? — уже более настойчиво, потому что он не из тех, кого устраивают безликие ответы для галочки. — Да, — она продолжает смотреть в окно, отзываясь печально. А может, настаивать нет смысла? В конце концов, она обязательно поделится переживаниями позже, когда они останутся одни, и внизу не будет ждать близкий друг напару с бутылкой. Наверное поэтому он и вздыхает практически бесшумно, кивая её силуэту и разворачиваясь к двери, уйти намереваясь. — Нет... — тихий всхлип ему в спину останавливает, и Глеб поспешно оборачивается, только сейчас замечая линию влаги под радужкой грустных глаз. Пальцы соскальзывают с дверной ручки, теперь он снова оказывается у кровати, на этот раз ближе. Садится на край, отчасти строго смотря на брюнетку и тем не менее как-то по-доброму, отчего у той слёзы подкатывают с новой волной, оставляя блестящие дорожки на щеках. — Ты говорил, что хотел бы познакомиться с моим отцом, — девчонка снова хлюпает носом, по-детски вытирая его тыльной стороной ладошки. Выдерживает небольшую паузу, давая Миронову осознать посыл её слов. И когда его лицо отражает готовность восприятия, она тихо добавляет, смахивая пальчиком одинокую слезинку. — А ведь ты с ним, оказывается, уже знаком...