Версия № 2. Альтернатива

— Представляешь, его обнаружили с изрядно расцарапанной щекой, под деревом. Как он объяснил, его вдруг смело, точно порывом ветра, он даже не понял, что это было. Туда направили ваших поисковиков проверить насчёт следов демона. Ничего не нашли, — рассказывал Отелло, нежась на плече луноволосого цифровика, и водил шаловливыми пальцами по его груди. — М-да? А он не сказал, кто его расцарапал? — лениво спросил сорок девятый, потянув Отелло на себя, уложил сверху. Двинув ладони вниз по его спине, он чуть сминал мягкие округлости, заставляя их то сжиматься, напрягаясь, то вновь расслабляться. И проводил по внутренним сторонам бёдер, мягко задевая ногтями промежность, незаметно раздразнив Отелло, что тот поневоле начал ёрзать в нетерпеливом ожидании более активных ласк. И кто кого соблазнял… Откуда хладнокровный цифровик вообще знает все эти премудрости? Ах да, плёнки воспоминаний, на них чего только не увидишь. Но одно дело посмотреть, и совсем другое — самому попробовать втянуть в рот набухшую головку чужого органа; казалось, она заполнила собой всю полость, вынуждая давиться, до слёз, затыкая горло. Только когда она снаружи, у Отелло получалось манипулировать языком. Впрочем, цифровик недолго терпел извращения со своим телом. На третий раз он попросту подмял Отелло под себя. Уже разомлевший эксперт с дрожью осознавал, что в него упирается и втиснется то самое, верхушка чего с трудом помещалась во рту. И признаться, Отелло хотел этого от него. Он не ожидал, что это будет так… болезненно и дико возбуждающе. Отелло рвался, всхлипывал и пытался вопить. Цифровик делал то, что ему было нужно. Без всяких пылких эмоций. У него их быть не могло, и приручить лиса не удалось, они стали только партнёрами для чувственных ощущений. Это инстинкт, которому подчиняется сознание, даже начисто лишённое воспоминаний. Цифровик чаще оказывался сверху, сам отдавался в ответ на утоление собственной потребности и делал это более страстно, нещадно к самому себе, порой пугая Отелло развратом. И потом сразу отключался, совсем не нуждаясь в физиотерапии. Не понять, что ему нравилось больше. Но эти ощущения возможно совместить. О чём теперь решил сообщить ему Отелло. — Это ведь только импульсы, вызывающие реакцию… — Да. Всего лишь импульсы, — подтвердил цифровик и прикрыл глаза. Он всегда их закрывал, когда делали это лицом к лицу. Однажды в подобный момент Отелло поймал его взгляд прежде, чем сомкнулись белые ресницы, и поразился его отрешённости. Кого он воображал своим любовником? Впрочем, какая разница… — Я хочу тебе помочь, — сказал Отелло. — Импульсы можно регулировать и получать ощущения более сильные, разносторонние, какие угодно. — Виртуальный секс? — усмехнулся сорок девятый, не открывая глаз и продолжая ласкать его руками. — Вроде того, но без стимуляции внешних чувствительных зон. Попробуем? Цифровик мотнул головой. — Не хочу быть виртуальной куклой. — Как исследователь, я собираюсь прежде испытать это на себе, — обиделся Отелло. — Но мне нужен ассистент. — У тебя недостаточно ассистентов? — промурлыкал луноволосый, оглаживая и раздвигая ему нагие бёдра. — Ну, это дело интимное, — Отелло смутился. — И помощнику следует понимать, чего я хочу добиться… — он отвлёкся, умолкнув, потому что в него мягко толкнулась упругая головка возбуждённого члена. — М-м, понятно, — луноволосому сейчас явно было не до научных исследований, впрочем, как и самому экспериментатору. Плавно покачиваясь на его чреслах, Отелло ещё попытался договорить: — Воздействуя импульсами… слабого тока на… нужные участки… мозга, мы выберем… оптимальное сочетание… А-ах! — он всхлипнул от резкого толчка партнёра. Накатывали жаркие волны, путая мысли. Отелло застонал сквозь стиснутые зубы, страдая от наполненности и вожделения. Горячо. Он с трудом принимал движения внутри себя, и хотелось глубже, сильнее… Чем больше в него проникали, тем скорее Отелло впадал в прострацию, совсем переставая реагировать и шевелиться. Наверное, цифровик щадил его, никогда не затягивая соитие. Тем более, эксперту не нравилось состояние полного выпадения из мира и помутнённого сознания. В привычной обстановке, натянув только брюки и накинув халат на голое тело, в шлёпанцах на босых ногах Отелло выверил настройки аппаратуры. — Тебе не придётся ничего делать, только отслеживать, — объяснял он цифровику. Устроившись полулёжа на удобном кресле, способном подстраиваться под форму тела, эксперт закрепил планки с электродами у себя на висках. — Давай! — скомандовал. — Угу, — равнодушно кивнул луноволосый. Вскоре на лице Отелло появилась блаженная улыбка. Постепенно сбилось участившееся дыхание, пальцы стиснули подлокотники. Он начал постанывать и завозился. Разметались тёмные вихры, припухлые губы приоткрылись в истоме; открытое тело напряглось, выделив рисунок мускулов, оно ждало, оно трепетало. Цифровик бесстрастно наблюдал, покачиваясь на стуле. Наверное, плёнки воспоминаний он просматривал более сосредоточено. — Прибавь, — проронил эксперт. Зафиксированный на кресле Отелло заметался, пытаясь как-то выгнуться, он дрожал всем телом, с губ сорвался хриплый выкрик. — Ещё!.. — Уверен? — с сомнением переспросил луноволосый, всё же добавил мощности на пару делений. Ломаная линия кардиограммы взлетела на критический предел. Напружинившееся тело дёрнулось, затрепетало, ещё раз вздрогнув, и забилось в оргазмических конвульсиях. Отелло постепенно приходил в себя, сорвав нейрогарнитуру, и расслабленно раскинулся на кресле. — Ох… Как это ярко, — он провёл рукой по лицу, словно убирая остатки ощущений, пока цифровик освобождал его от фиксаторов. Эксперт нехотя встал и, пошатываясь, направился за ширму для кое-каких гигиенических процедур. — Думаю, раз в месяц такого сеанса будет вполне достаточно, — заявил он, наконец появившись оттуда с полотенцем. — Ты собираешься заменить этим живые отношения? — У большинства их всё равно нет, и с реальным партнёром только проблемы, — отмахнулся Отелло. — Его ещё надо найти и зависеть от его прихотей, — он напрямую повернулся к цифровику. — Мы избавим вас от этих затруднений и получим идеальных смертоносцев, без всяких забот о поддержании должной физической формы. Что значительно облегчит ваше существование. ***** Сатклифф сидел на углу стола-конторки в похоронном бюро, закинув ногу на ногу и покачивая одной из них. Гробовщик готовил в последний путь очередного покойника, бережно обкладывал его живыми цветами, почти с нежностью опуская в гроб каждый ароматный бутон, отрезанный от стебля. — Что такое любовь? — вдруг спросил Грелль. — Ты знаешь? — Любовь? Чувство, — гробовщик привычно улыбался, перебирая медальоны на поясе. — Наверное, она была… Я не могу тебе ответить. Она живёт где-то в сердце. А у меня там пустота. — Но у тебя же есть сердце. Оно бьётся, иногда даже болит. Ты ведь чувствуешь. Гробовщик покачал головой. — Физическая боль — это другое. Я осязаю, вижу, смеюсь, есть эмоции, но у меня нет чувств. Я — не чувствую. Ни за кого не переживаю, и нет потребности к кому-то тянуться. Даже дети, они умиляют и кажутся забавными, как бабочки, но не вызывают во мне ни тепла, ни трепета, — он говорил медленно, с той же наклеенной полуулыбкой. — Не может быть! — Грелль соскользнул с края стола, где сидел, схватил его за плечи. — Ты… Ты не мёртв, ты просто всё забыл. Вспомни! Почему, от кого у тебя хотя бы эти медальоны?.. — он встряхнул его, шляпа слетела на пол. Быть может, не рассчитал силы, но мотнувшаяся седая голова вдруг запрокинулась, изломом выступил кадык. Сквозь хрип изо рта потекла пена, сначала розоватая, с кровью, потом почему-то гнилостно-зелёная. Хилое тело, что жнец ещё держал в руках, содрогнулось и обмякло. Грелль, разумеется, видел всякие приступы и смерти, но сейчас сам решительно не знал, что делать. Только подхватил и уложил на стол безжизненные останки, лихорадочно вспоминая, как поступают люди в таких ситуациях. Он не успел ни всполошиться, ни ужаснуться, ни толком осознать. В скрипнувшую дверь вошёл Отелло. — Как вовремя! Погрешность в расчётах всего один час двадцать минут. — Что? — Грелль рассеяно повернулся к нему. — Я говорю, что мы совсем немного ошиблись со временем существования этого муляжа. Неплохо для пробного образца, верно, милый Грелль? — Отелло уверенно направился к трупу, взялся увязывать скотчем его конечности. — Погоди, его душу надо забрать и плёнку воспоминаний… — Грелль, словно оглушённый, плохо понимал слова эксперта. — Ну какая у куклы душа! — Отелло обернулся. — Плёнка воспоминаний? Это позавчерашний день, Грелль! У него всё записано на чипе. И ты не извлечёшь чип своей косой. Лучше помоги мне упаковать этот мешок с костями и быстрее доставить в лабораторию, иначе он начнёт растекаться прямо здесь, — отдал распоряжение Отелло. В лаборатории они сразу положили тело на выдвижной стол одной из ячеек холодильника и, даже не раздевая его, Отелло начал обкалывать труп какими-то препаратами. — Значит, на самом деле его душа… — Сатклифф наконец начал что-то соображать. — У его прототипа, разумеется, — не отвлекаясь от дела, ответил Отелло. — Мы ещё не научились пересаживать души от одного тела в другое, как органы. — Вы разбирали его на части, чтобы создать этого клона?! Который не жил, он умирал всё время своего существования, и хорошо, что недолго. Для чего? — Ради создания идеального жнеца. Мы стремимся к совершенству, как и всё в этом мире, — Отелло остановился передохнуть. — Пройдя через так называемую казнь, жнец с порядковым номером сорок девять больше не отступник и чист. Собственно, затем он на неё и пошёл. Он образцовый жнец, каким и был изначально. Ему только откорректировали воспоминания, как у всех цифровиков, убрали всякие сантименты, которые так мешают… Кстати, он помогает мне в исследованиях. — Гробовщик пытался оживить трупы, а вы из живых создаёте мертвецов. У всех цифровиков тоже чипы? — К сожалению, нет. Если есть душа, лента формируется сама, — пояснил Отелло. — Но мы работаем, и этот муляж предназначался для испытания чипа. Когда чип и лента начнут взаимодействовать, будет возможно прочитывать, изменять воспоминания, не извлекая плёнку. — И они станут живыми куклами с мёртвой памятью. Идеальные жнецы, — Грелль не верил тому, что слышал, что говорил сам, отказывался воспринимать. — Но… но это… Жестоко! — Ну, скажи, скажи это слово! — глаза Отелло вспыхнули сумасшедшим огнём при отчаянной улыбке. — Бесчеловечно, да. Мы не люди, Грелль! И это наша общая участь, рано или поздно. Напрасно обвинять нас в негуманности, ни один человек при том не пострадает. ***** Когда рушится мир, бесполезно пытаться спасти клочки старых воспоминаний. Они разлетаются, подхваченные безжалостными порывами ветра, как опавшие лепестки сакуры, и уносятся туда, откуда не дозовёшься. Всё сгорело. Дотла. Остался только пепел, рассыпающийся меж пальцев. Обрывки обожжённого листа, вырванного из дневника, падают в кипящую стремнину водопада. Можно не думать и до онемения держать в ледяной воде нервные ладони. Ветерок обдал свежестью, принеся отголосок аромата белых лилий. Грелль не оглядывался. Он знал, кто сидел под сенью плакучей ивы, прислонившись к стволу. — Ты тоже сюда приходишь? — спросил вполголоса. — Меня сюда тянет, — так же негромко ответил цифровик с порядковым номером сорок девять. Он встал, тихо прошуршали в траве лёгкие шаги. — Уже решил уйти? — Грелль искоса бросил на него взгляд, заметив промелькнувшую мимо луноцветную прядь. Цифровик встал рядом, тоже смотрел вниз, на бесконечную игру воды. — Как поживает твой друг? — Он умер, — уронил Грелль. — Сожалею о твоей утрате, — луноволосый вымолвил неторопливо и сдержанно. У Грелля дёрнулось плечо, словно в немом рыдании. Но он оставался стоять, прямой, тонкий, на самом краю могучего водопада. — Почему? — Потому что тебе больно, — ответил цифровик, по-прежнему сдерживаясь. — Мне не из-за этого больно, — Грелль прикрыл воспалённые глаза. — Я потерял раньше. То, что мог сберечь, — будто не договорил. Оба молчали. — Оскорбил тебя. Сам обманулся… Цифровик вдруг тронул его плечо. — Так зачем наказывать себя ещё раз? — приклонил к себе его голову, вздохнул. — И меня. — Да, твои воспоминания, — встрепенулся Грелль, поднял взгляд. — Они похоронены там, вместе с твоей настоящей Косой… — торопливо проговорил. — Я не о них, — луноволосый цифровик мотнул головой, растрепав падающую на глаза чёлку. — Я… я не могу без тебя. Больше не могу каждый раз уходить, не зная, вернусь ли, и засыпать, не зная, проснусь или нет, и тебе так и не сказав, что… Я люблю тебя! — в признании он пытался скрыть нечаянное волнение, только беспокойно облизнул сухие бледные губы. — Прости. Это тебя ни к чему не обязывает, и я не подойду к тебе больше… Грелль растерянно хлопал ресницами, затихнув. Вдруг робко-робко, бережно приложил ладонь к его почти бескровной щеке. Прохладные губы коснулись запястья, тихо, чуть трогая, прошлись по этой ладони вверх. Грелль задохнулся, пронзительные чувства разом прорвались и закружили хмельным вихрем осыпавшихся лепестков. Прильнув всем телом, он сам бурно усыпал его ласками, целовал, не давая опомниться. — Скажи ещё!.. скажи!.. — просил через горячие поцелуи, внимал заветным признаниям и тоже шептал слова любви, давно рвущиеся из самого сердца.