Труд делает свободным

Сейчас.

Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как в последний раз держала глаза открытыми. Голова гудела после сна, начавшегося не по воле хозяйки этого тела. Очнувшись, Цири обнаружила, что лежит на кровати, которая находится в спальне, некогда принадлежавшей ее милой Йен. Здесь все указывало на её недавнее присутствие. На круглой прикроватной тумбочке лежал недочитанный роман, такие продают за копейки на рынках, рядом стоял стакан с водой, на окне покоилась ваза со свежими цветами, а по полу валялись раскиданными туфли на несуразно высоком каблуке. В вещах Йеннифэр всегда царил легкий хаос, но Цири понимала, что этот погром устроила не хозяйка квартиры. Урод что-то искал в шкафу... Осознание пришло не сразу, оно заставило Ласточку поджать пальцы ног. За окном уже светило солнце, птицы радовались погоде, и о недавнем ливне не осталось и воспоминания. Цири чувствовала, как дрожат её ослабшие руки, как что-то внутри мелко трясется не то от страха, не то от бессилья. Йеннифэр. Она видела её смазанную тень, очертания безжизненного тела, опустившегося в лужу крови на старой скрипучей кухне. В глубине души Цири уже знала, что произошло, но здесь, снаружи... Она не могла в этом признаться самой себе. Если с Креваном все было не так однозначно, то этот голос она не спутает ни с кем. Образ коменданта, идущего за ней по пятам, вырисовывается в памяти Цириллы все яснее, она кусала губы, чтобы не закричать. Салатовые обои на стенах начинали действовать на нервы, давить со всех сторон, грозя уничтожить свою пленницу. Эредин. Прошло четыре года, долгих, счастливых года без его влияния, без его касаний, и вот... Он снова здесь. Ласточка оглянулась к двери, инстинктивно ища спасения. Комната выглядела перевернутой сверху донизу, кто-то искал здесь не то ценности, не то документы, которые Йен спрятала достаточно ловко. Дверь в спальню оказалась закрыта, а окно эльф заколотил двумя крепкими досками, чтобы Цирилле не удалось сбежать. – Черт, – шепнула Ласточка. Конечно, она бы лучше выбросилась в окно, чем попала вновь в его лапы... Эредин знал об этом лучше неё самой. Цирилла, очевидно, нужна была ему живой, еще теплой, дышащей. Судя по уколу, начиненному неизвестным седативным веществом, здоровой и невредимой она могла и не быть. Цирилла старалась не двигаться, она хотела получить ещё пару мгновений для обдумывания плана побега, но у матраса Йеннифэр были свои планы. Едва Цирилла сдвинулась к краю, как пружины протяжно застонали под её весом, они точно специально подали эльфу сигнал. Кто-то шевельнулся в дальнем конце квартиры, кто-то заворочался там, спрятанный за стеной. Птицы, словно прознав, что творится, покинули ветви ближайшего дерева, и комната снова погрузилась в вязкую тишину. Цири дышала часто, все чаще и чаще, она прислушивалась к замолчавшему коридору, пока пластиковые стразы туфель превращали солнечные лучи в блики, раскиданные по стенам. Кто-то шагнул в сторону спальни, один раз, второй, третий... Тяжёлая уверенная поступь, пусть уже и без солдатских сапог, а все ещё узнаваемая. «Черт, черт, черт...» – ругала саму себя Ласточка. Она боялась вновь увидеть его сухое бледное лицо, увидеть, как обескровленные губы эльфа тянутся в улыбке, почувствовать теплое дыхание, пропахшее табаком. Как и предполагалось, дверь в спальню была запрета. Кто-то сунул ключ в замочную скважину, и принялся поворачивать его по ту сторону двери. Цири плотно сжала губы, чувствуя, как паника отнимает последние крупицы здравомыслия, как страх накрывает ее одеялом и прижимает к матрасу. Если до этого мгновения в голове беглянки ещё родились смутные замыслы побега, надежды на лучшее, то теперь... Теперь – ничего, кроме бесконечного «нет, нет, нет, только не это». Дверь открылась со скрипом, больше походящим на отчаянный крик. Цири замерла, смотря за тем, как он заходит в комнату, как вышагивает, словно хозяин... Будто она снова оказалась в Тир-на-Лиа, будто снова стояла на плацу, а Эредин шел по гравийной дорожке. – Зираэль, – шепнул Эредин, встретились взглядом с Ласточкой. Эти глаза, эти руки, этот голос… Её губы неслышно ответили что-то колкое, Цири не смогла выдавить из себя ни единого звука, не смогла собрать воедино мысли. Она точно оказалась в одном из своих кошмаров, в этом бесконечно долгом сне, заканчивающемся неминуемой смертью. Ласточка поспешила сесть на кровати, пальцы её сами собой вцепились в простынь, костяшки побелели от приложенного усилия. Комендант не улыбался, лицо его оставалось серьёзным, точно он не был рад этой встрече, точно не искал её долгие-долгие года, не зная ни покоя, ни отдыха. Цири взглянула в сторону захлопывающейся за его спиной двери. Он все еще предпочитал черные оттенки в одежде, даже если поражение в войне заставило эльфа отказаться от парадной формы. Садистский блеск в глазах Эредина горел ярче, чем когда-либо, и его тонкие, жесткие губы тянулись в мерзкой ухмылке. Эльф осторожно расстегнул верхнюю пуговичку своей шелковой черной рубашки, он не отводил от Зираэль глаз. Ткань блестела, и Цирилла невольно задумалась о стоимости столь нежной вещицы. Он не бедствует, в отличие от Ласточки. – Где Йеннифэр? – спросила она, стараясь сохранить голос ровным, не дать ему задрожать, не выдать волнения. – Что ты с ней сделал? – Я убил её, – спокойно ответил эльф. И вот она... Вот она, улыбка. Эредин показал Цирилле свои безупречные ровные зубы, и Ласточка тихо заскулила, услышав его краткий ответ. Комендант произнёс его самым обычным будничным тоном, словно рассказывал Цирилле о том, как посетил театр на прошлой неделе или выгулял пса. Он убил её, Йеннифэр больше нет, и кровавое пятно на кухне собралось из ран на её теле. Цирилла задрожала, живот её скрутило спазмом боли, и к горлу подкатила тошнота. Ласточка зажала рот рукой, опасаясь, что содержимое желудка вырвется наружу. – Она пыталась увезти тебя туда, куда таким, как я, въезд заказан. А ведь я так долго искал тебя, так долго ждал встречи, Цири… Это было бы так нечестно. Я просто не мог этого допустить, – говорил Эредин. – Ты – урод, – шепнула Цири, почти не слыша эльфа из-за стука пульса у её висков. – И нечестно заставлять меня присутствовать на этой встрече. – А ты так изменилась, – отвечал комендант, не обращая внимания на её слова. – Раньше ты была более тихой. Я так ждал этого момента, так скучал по тебе... Как тебе моё письмо? Запало в душу? Цирилла подняла к эльфу взгляд. Эредин похудел, он осунулся, и скулы на его лице виделись чётче, чем прежде. На шее залег глубокий, ещё розовый шрам, и на глаз Ласточка определила: ранению меньше года. Кто-то держал нож у его шеи, кому-то оставалось приложить чуть больше усилий, еще совсем немного, и все было бы кончено. Выходит, и за ним шла охота? Цирилла не сдвинулось с места, когда эльф сделал шаг вперёд. Он все ещё был больше неё, сильнее и выше, у Цири все ещё не было шансов справиться с ним одной. – Йеннифэр была хорошей женщиной, – заговорила Цири тихо. – А ты убил её вот так просто... – Она была шлюхой, шлюхой-неудачницей, Цири, и тебя превратила бы в свою точную копию, – ответил ей эльф, и глухой смешок сорвался с его губ. – Йеннифэр получала деньги от любовников, на них и жила всю жизнь. Только сколько бы это ещё продлилось? Комендант улыбнулся, и Цири почувствовала, как по спине её бегут мурашки. Ему весело, ему смешно, происходящее казалось ему самым обычным делом. В этом извращенном разуме любая ситуация переворачивалась с нег на голову. Эльф искренне считал себя правым, считал, что спасает Ласточку от незавидной участи, убирая мусор с её пути. Цири видела, как Эредин отводит взгляд, точно вспоминая лицо Йеннифэр, пытаясь воссоздать в памяти её образ. Интересно, как давно эльф следил за ней. – Что, думаешь, ждало ее впереди? У неё оставалось лет десять в запасе, потом к её, – Эредин выдержал паузу, словно ища правильный тон, издевательский, – бизнесу, Цири, приобщили бы и тебя. – Ты ничего не знал о ней, – огрызнулась Цири. – Ничего – громкое слово, золотце. Я знал не все, но многое… Да и потом, главное, что я знаю тебя. Знаю, какая ты ведомая, Зираэль, – зашептал эльф, и голос его стал приторно-нежным. – Тебя нельзя оставлять одну ни на минуту, за тобой нужен присмотр. – Чего ты от меня хочешь, Эредин? Цири с ужасом осознала: она никогда прежде не произносил его имени вслух. Раньше, в лагере, она обращалась к нему лишь почтительно, вежливо, как подобает рабыне, с другими заключенными коменданта она не обсуждала, а в разговорах с мадам Шаро использовала только «он». Здесь же... Здесь она вольна говорить все, что думает. Цири чувствовала, как крепко сжались её челюсти, как зубы давят друг на друга, готовые расколоться под тяжестью встречи. Цирилла нервно посмотрела на дверь, и эльф поймал её взгляд. Он улыбнулся чуть шире. – Нет, нет, я не запирал, – ответил он на немой вопрос. – Ты все равно будешь не в состоянии далеко уйти. Ещё час или два, – добавил эльф, взглянув на часы. – Потом мы что-нибудь придумаем. Часы… Дорогие. Эредин держал их на золотой цепочке, пристегивал ко внутреннему карману пиджака, сшитого по индивидуальным меркам. Цири к сожалению своему осознала: ублюдок не бедствует. После всего случившегося, всего, что он совершил, Эредин мог позволить себе жить спокойной сытой жизнью и гоняться за ней по пятам, пока бывшие заключенные Тир-на-Лиа вставали в четыре утра, чтобы заработать на хлеб и себе и своим детям. Она лучше многих сознавала, что мир вокруг несправедлив, что он испорчен, пропитан неравенством. И все же... И все же до чего горько. – Чего ты от меня хочешь? – повторила Цирилла свой вопрос. – Любви, – ответил эльф с придыханием, словно мечтатель. – Я хочу твоей любви, твоей верности, твоей ласки, Цири. Я хочу, чтобы все было как прежде... Я не могу… – его голос изменился, стал нервным, дерганным. – Я не могу спать, когда тебя нет рядом, Цири. – Ты – больной, – отвечала узница, вспоминая, как долгими ночами гладила его по волосам, пытаясь заставить коменданта уснуть. – Хочешь, чтобы я опять сидела взаперти и носила ошейник? Или, может, чтобы ты тушил о меня сигареты? – Может быть, – ответил Эредин, поднимаясь с места, делая два шага к двери, а после – два шага от нее. – Если ты будешь вести себя также плохо, как сейчас, Зираэль, я вспомню все, что делает тебе больно. Он сделал шаг в сторону Цири, и та поспешила отодвинуться в этот раз. Тело слушалось плохо, но расстояние между ней и эльфом все же выросло, пусть и на самую каплю. Эредин усмехнулся, и Ласточка заставила себя оставаться на месте, не двигаться, будто перед нею не эльф, а паук, реагирующий на колебания воздуха. Цири попыталась улыбнуться, солгать самой себе, чтобы сбить с толку и коменданта. «Не страшно, мне не страшно, не страшно, нет». – Где мой ребёнок, Цири? – спросил комендант, не дожидаясь Зираэль. Ребёнок? О... Цирилла успела о нем позабыть. Нет, она вовсе не была бесчувственной или холодной, просто память наша работает именно так. Самые страшные, самые травмирующие нас моменты она прячем глубоко-глубоко, чтобы никто не смог раскопать и вновь пережить этот страх, чтобы носитель информации не сошел с ума от горя. Ребёнок. Его уродливое мёртвое лицо возникло в памяти Ласточки, крошечные ручки оказались сжаты в кулаки, и его еще коротенькие, но уже острые ноготки впились в мягкую плоть. Оно, должно быть, умирало в мучениях. Цирилла поджала губы, ей не хотелось улыбаться теперь. «Сказать, что я убила его? Сказать, что шмякнула головой о камень и выбросила в засыпанный мусором овраг?», – думала Ласточка. Это его заденет. Да, Эредин почувствует боль, но что с того? Её счастливый конец это не приблизит, а вот муки, что она испытает в будущем... Вполне могут усилиться. Цирилла поджала пальцы ног, пытаясь понять, насколько отзывчиво её тело сейчас. Слабо, оно реагировало на подаваемые мозгом команды весьма слабо. – Он умер, – ответила Цири. – Ты, что, не узнал? – она выгнула бровь, не веря ни единому слову коменданта. – Та отважная маленькая эльфка, которую мои ребята пытали неделю, не успела донести все необходимое. Сдохла, так и не раскрыв рта, – холодно ответил Эредин. Та эльфка... Зираэль чувствовала, как мурашки бегут по её шее, как кожу обдает холодом, словно веявшим с того света, прямиком из могилы. «Нет. У неё нет могилы, Цири. Они в лучшем случае просто сожгли её труп, а скорее бросили в какой-нибудь колодец или оставили на голой земле на потеху птицам», – шепнул что-то внутри. Цирилла сжалась, внутренне сжалась в комок страха и боли, она не могла говорить. – Мы ей глаза вынули перед смертью, знаешь. За то, что она на тебя смотрела, Цири, за то, что видела то, чего никто, кроме меня, видеть не должен, – продолжал комендант. – Вынь лучше свои, – шепнула она тихо, но эльф все же услышал. Эредин рассмеялся, так, как он делал это всегда, там, в Тир-на-Лиа. Громко, душевно. Если бы Цири не знала его лучше, чем любой из топчущих землю в этот час людей или эльфов, она могла бы подумать, что Эредин – весьма неплохой парень. Голова закружилась от нахлынувшего волнения, от страха, от гнева, от боли, которую придётся пронести с собой через всю оставшуюся жизнь. Искра. Они убили её, убили самым жестоким способом, а Цири смогла удрать от Aen Elle так недалеко... Напрасная жертва. – Ты такая смешная, солнышко. Я и забыл, как с тобой было весело, – он облизнул губу, точно нервничая не меньше самой Ласточки. – Так, что, он действительно умер, Цири? – Сдох, – ответила она. Эльф замолчал, он взглянул на неё по-другому, не так, как глядел минуту назад. Не с ненавистью, нет, но с обидой. Точно не это он хотел услышать, не это должен был узнать. Эредин отвернулся на мгновение, но тут же вернул Ласточке все свое внимание. Он попытался улыбнуться, но в этот раз губы не слушали его, лишь один уголок поднялся вверх. Цири поняла: для него это сложная тема. Насколько она могла знать по их короткому разговору, комендант не обзавёлся детьми до их знакомства, вряд ли он успел сделать это после её побега, если был так занят погоней. Он – один, и Цирилла – все, что держит его в этом грешном мире. – Я не знаю, что вы творили со мной в той лаборатории, что вы вливали мне под кожу, Эредин, но... Этот ребёнок родился уродом. – Что? – Чудовищем, – продолжала Цири. – В нем не было ничего от человека или эльфа, он больше походил на бесформенный кусок плоти и костей. Он был мёртвым, когда родился, и я не знаю, был ли он живым хоть когда-то или так и рос куском мертвой массы. Цирилла замолчала, вглядываясь в лицо коменданта. Выражение его темно-зеленых, словно болотная вода глаз изменилось, даже если ни один мускул лица не дрогнул под гнетом её взгляда. Эредин нервно повёл плечом, и Ласточке оставалось лишь гадать, о чем же он думает в это мгновение. Цирилла поджала губы вновь, чувствуя, как раскаляется воздух вокруг. – Креван... Даже из могилы достал нас, – произнёс эльф тихо. – Ублюдок. – Из могилы? – повторила Цири бездумно, губы сами собой двигались в такт губам коменданта. – Аваллак'х умер? – спросила Ласточка, словно не веря в услышанное, словно маленькая девочка, слушающая сказку от бабушки. – Забыла? – выгнув бровь, поинтересовался Эредин. – Он разбился в той аварии, Цири. Когда вёз тебя из Тир-на-Лиа. Когда мы нашли вашу машину на дороге, Креван был уже мёртв несколько часов. Цирилла не нашла, что нужно ответить. Она ведь... Она ведь видела его в городе, так? Видела, когда ходила на то проклятое собеседование. Цири плотно сжала свои тонкие губы, пытаясь воссоздать в памяти подробности того дня. Милая тихая помощница, шелест бумаги, топот его ног… Нет, она не видела его лица, только фигуру, слышала голос, видела эти пепельные волосы... Того ли они были оттенка? Сейчас, вспоминая, Цирилла теряла уверенность. Воображение дорисовало картинку, чтобы напугать её, сбить с толку. Аваллак'х мертв, мёртв давно, он разбился в аварии. Цири почти улыбнулась, услышав благую весть. – Ничего, – зашептал Эредин. – Ничего, ничего... Без него у нас получится здоровый ребёнок, Цири. Ласточка невольно засмеялась, услышав эльфа. Здоровый ребёнок. Эредин серьёзно болен сам, если так думает. Она не собирается рожать ему детей, не собирается больше танцевать под эльфскую дудку и пытаться выслужиться. Там, в Тир-на-Лиа, у него был рычаг давления. Комендант знал, что Цирилла отчаянно жаждет спасти всех на свете, и не станет рисковать чужой жизнью ради своего комфорта, что хребет ее склонится в поклоне лишь в том случае, если перед кем-то беззащитным нависнет угроза. Теперь же эльф потерял свой единственный козырь. Здесь, в этом чужом даже после стольких лет города, у Цири была только Йен, и комендант убил её, не моргнув и глазом. Ни одна другая жизнь больше не заботила Ласточку. Эредин потерял власть не только над лагерем, над целой расой, но и над ней, над самой Зираэль. Мысль эта заставила узницу улыбнуться, но улыбка вышла грустной. Йеннифэр больше нет, нет и никогда не будет. Пропали её мечты, мысли, её смех растворился в звенящей пустоте. Цири подняла глаза к своему мучителю, к эльфу, что снился ей в кошмарах... Все из-за него. – Кто тебе помогает? – спросила Цирилла тихо, она искренне желала узнать. – Ты бы никогда не нашёл меня один, Эредин. Кто-то должен помогать тебе в этом. – Ох, Зираэль, – эльф улыбнулся, вновь шагнул вперёд, к Ласточке. Комендант наклонился, и лицо его оказалось в опасной близости к её собственному, лишь пара сантиментов отделяли его губы от ее. – Я-то думал, что больше ты никогда не станешь недооценивать меня. Думал, что урока с первым твоим заточением было достаточно, и вся эта наивность... – Кто тебе помогает? – Цири повторила вопрос настойчивее. – Друзья, – скучающе ответил ей эльф. – Весьма влиятельные друзья, Зираэль. Aen Elle никогда не сдадутся, вот увидишь, пройдёт ещё десять лет, и мы снова, снова будем столь же могущественны, как раньше, знамя Aen Elle поднимется над целым миром, и твое племя, Зираэль, склонит головы. Цири закусила губу, чтобы не ответить нечто колкое, нечто опасное и злое. За окном послышался тихий треск, дождь снова забарабанил по стеклу. Здесь, в этом измученном войной городе, стекла закрывали не все окна. Взрывы, разгромы… Люди не верили в возможность защититься от них, в их памяти еще были живы воспоминания об ужасах бойни двух рас, бойни добра со злом. Эредин подался вперед, и расстояния между Цириллой и ее мучителем почти не осталось. – Не веришь мне? – улыбнулся он, и Ласточка мотнула головой, не желая размыкать губы для ответа. – Вы, Цири… – он плотно сжал губы, точно пытаясь справиться со злостью, обуявшей его на долю мгновения. – Вы, людишки, маленькие глупые d’hoine, успели забыть о том, кто здесь хозяин. Когда ему было нужно, Цири относилась к роду эльфов, едва настроение коменданта менялось, и Цирилла перекочевывала к племени людей, она привыкла к непостоянству Эредина. Привыкла она и к вспышкам гнева, которым комендант был подвержен всегда. Его зеленые глаза на мгновение становились черными, губы сжимались в бескровную нить, и эти руки, эти ладони тянулись к ней особенно резко. Нападение Эредина всегда напоминало ей атаку голодного паука. Цирилла почувствовала, как пальцы эльфа впились в ее запястье, как они сжали ее кожу... – Ты удалила свой номер, так ведь? – спрашивал он громко, спрашивал, задирая ее рукав. – Я следил за твоими передвижениями, видел, что эта шлюха оплатила шлифовку… Зря старалась. Думаешь, что вот так убежишь от прошлого, вот так обретешь свободу? – Я уже свободна, – ответила Цири, потянув руку на себя, но не скинув пальцы эльфа. – Мне не нужно удалять шрамы, чтобы сбежать от тебя. Я свободна, а вот ты, Эредин… Ты у прошлого в плену. Из нас двоих узником остался только ты. Она сказала правду, попала точно в цель. Когда эльф поднял руку и замахнулся, Цири закрыла глаза. Разделявшие их четыре года показались мгновением, и страх напомнил Ласточке все те свидания, тот ужас, ту боль, что составляла каждый новый день когда-то давно. Комендант не ударил ее на этот раз, нет, он толкнул Ласточку так, что Цирилла упала набок, матрас скрипнул под ней. Эльф рывком поднялся с места, и стул, на котором тот сидел мгновение назад, с грохотом свалился на пол. Эредин открыл незапертую дверь и вышел, покинул спальню, оставил Зираэль наедине с ее воспоминаниями. Вещи Йен все еще валялись раскиданными по полу, стеклянные камешки поблескивали на туфлях, ловя блики тусклого солнечного света. Облака затянули почти все небо, и дождь набирал силу, рискуя обернуться ливнем. Эредин шуршал там, в глубине квартиры, и Цири поняла, что у нее появился шанс. Она поднялась, поднялась на покачивающихся, дрожащих ногах, двинулась в сторону распахнутой двери. Тело откликалось лучше, чем полчаса назад, но оно все еще оставалось слабым. Цири пыталась двигаться тихо, но ноги то и дело подводили ее, Ласточка хваталась за стены в попытках удержать равновесие. « Бежать, бежать», – советовал разум. Она смогла миновать проход, выйти навстречу желтовато-рыжему коридору, но была застигнута комендантом там. Он явился со стороны кухни, и за широкой спиной эльфа все еще виднелись побелевшие ноги Йен. «Только бы он не заставил смотреть на нее, только бы он не повел меня туда», – пронеслось в сознании Цири. – Уходишь? – засмеялся Эредин, видя, как Цирилла почти ползет к двери. – А я-то думал, что ты итак свободна, Зираэль… – Ты – больной ублюдок, – ответила Ласточка, и взгляд ее невольно скользнул за фигуру собеседника, вновь прошелся по бездыханному телу Йеннифэр. – Тебе придется заплатить за все, что ты сделал! – крикнула она так громко, как только могла крикнуть. Жаль, что стены здесь толстые, а остальные жильцы покинули свои серые квартиры, чтобы занять свои рабочие места. Время сейчас непростое, и если у кого-то появлялась возможность заработать хоть немного деньжат, никто не пренебрегал ею. Заметив в руках эльфа нож, Цирилла вновь двинулась вперед, но жест этот был скорее отчаянным, чем полезным, ведь Цири не успела скрыться. Эредин поймал Ласточку за руку, поднял вверх, так, что ноги Цириллы перестали касаться пола, ступни болтались в воздухе в тщетной попытке обнаружить опору. Сердце гулко билось в груди, Ласточка слышала стук, точно чьи-то мускулистые ноги мельтешат где-то рядом, прыгают, бегают по ступеням. Она так надеялась, что никогда больше не почувствует это касание, что никогда больше не услышит этот голос, не увидит это бледное злое лицо… Цирилла закричала, когда эльф отпустил ее, она с грохотом свалилась на пол, чувствуя, как на коленках расцветают красные ушибы. Цирилла не успела очнуться, как эльф прижал ее к полу, его колено уперлось ей в спину, ровно между лопаток, и гадкий пыльный привкус осел у Цириллы во рту. – Ты никогда, никогда не уйдешь от меня, – говорил он громко, выкручивал руку Зираэль. – Ты никогда, никогда не будешь свободна, хоть новое тело себе найди… – шепнул Эредин скорее самому себе. Цири хотела ответить что-то, но ладонью эльф вжал ее голову в пол, заставил щекой ощутить холод дерева. Что-то хрустнуло во рту, и Цири поняла: Эредин сломал ей зуб. Он потерял контроль над собой, как это часто бывало, он не мог сдержать силу нажатия, не мог и не хотел. Сердце билось все громче и громче, стук становился ближе, сильнее. «Он меня убьет», – говорила Зираэль самой себе. Эредин одним рывком разорвал рукав, закрывающий шрам от татуировки, он обхватил запястье Цириллы двумя пальцами и вновь вжал ее в пол коленом. – Мы вернем все как было, – шепнул он, на мгновение наклонившись к уху девушки. – Чтобы ты привыкала… Нож вонзился в ее плоть, и Цирилла закричала, чувствуя, как эльф острым лезвием выводит цифру 3.