Труд делает свободным

Тогда.

Краски смазались перед глазами, расплылись, словно кто-то плеснул на невысохшую еще картину водой. Словно кто-то все испортил… Цири часто дышала, смотрела в потолок, чувствуя, как раскаты боли протекают по телу. Под картонкой, служившей ей кроватью, пробежал не то таракан, не то паук, но Ласточка не шелохнулась, боль занимала все ее внимание. Хорошо, что она приходит волнами, если бы это ядреное чувство длилось дольше пары секунд, Цирилле не удалось бы выдержать. Она кричала, потому что Искра разрешила кричать. – Нет раскрытия, нет раскрытия, а он уже лезет, – говорила эльфка сама с собой. – Черт. Урод уже с самого начала. Даже если бы Ласточка захотела ответить, она не смогла бы. Когда боль схваток отступала, разум ее беспокоила другая, давно, казалось, забытая травма. Огнем жгло запястье, ту его часть, где на коже залегли нестираемые черные цифры, номер, присвоенный ей эльфами. Свободной еще Цирилле будто снова набивали татуировку, навсегда приковывающую к месту, покинуть которое удалось не многим туда попавшим. Цири смотрела в потолок, но не видела его. Ей и Искре пришлось покинуть машину, мчащуюся дальше к границе, навстречу дружественным войскам севера. Грузовичок остановился у какого-то сарайчика, люди давно покинули это место, оставив все пожитки. «Хоть под крышей», – сказала Искра тогда. Над головой чернели непросмоленные балки, эта самая крыша кое-где прохудилась, под ногами хрустели пожелтевшие скелеты мышей. Здесь уже никого не было, когда война лишь началась, местные жители оказались умнее, предусмотрительнее многих. – Вот засранец, – причитала Искра, разогревая воду в припасенном ею металлическом кувшине. – До чего он не вовремя. «И как быстро», – подумала Цири, разобрав слова. Все началось слишком быстро. Нет, Ласточке не приходилось рожать прежде, но она видела рожениц, видела, как женщины приносят в этот мир дитя. Ничего схожего наблюдать не приходилось. Обычно роды длились долго, с начала схваток и до первого крика проходила уйма времени, с чудовищем же, поселившемся в теле Зираэль, дело обстояло иначе. Оно рвалось наружу, казалось, еще с того момента, как попало в ее тело. В машине им удалось проехать не больше трех часов, Искра попросила водителя выбросить их по дороге. Она не обязана была оставаться с Цири, могла уехать в светлое будущее, уйти от прошлого, оставив Ласточку и ее проблемы позади, но Искра не согласилась. Цири не знала, почему. Чувствуя, как боль в очередной раз заставляет ее кричать, Цирилла размышляла о прошлом. Началось все с того, что, появившись на свет, та умертвила собственную мать. Может, жизнь самой Ласточки кончится похоже? Цири думала о том, как хорошо было бы умереть сейчас, в родах, хорошо не слышать голоса этого ребенка, больше не пытаться сбежать от Эредина или Кревана, не мучиться чувством вины перед Искрой, когда их поймают. О, да, именно «когда», а не «если». Цири видела это в глазах коменданта, преследовавшего ее почти полгода. Для него нет ни времени, ни расстояния, есть только одно – цель, цель столь желанная, что лишь она, казалось, поддерживает искру жизни в его теле. Ласточка прикусила губу, вновь вспомнив его лицо в тот момент, как взгляды их, давних знакомых встретились. – Больно, – шепнула Цирилла, когда особенно сильный приступ заставил ее приподняться на локтях. – Он убьет меня. – Больно, да… Я знаю, я знаю. Потерпи, скоро закончится, – говорила Искра, укладывая ее обратно. – Никто тебя не убьет, – добавила та, утирая пот. Удивительно. Она нашла где-то несколько почти чистых коробок, разорвала их и уложила на пол, чтобы Цири не лежала на шершавом дереве. Вода закипела, и Искра обдала кипятком что-то металлическое, положила в воду и держала рядом на всякий случай. Цири не желала спрашивать, для чего ей эта вещь, для чего вообще все эти действия… Голову ее сейчас занимали другие мысли. Что делать с ребенком, когда тот родится? До того, как начались первые схватки, до того, как отошли воды, Цири четко знала: она пробьет его голову камнем и зароет в поле. Цири не думала об этом с особой жестокостью, нет, она знала, что дитя не виновно в том, что сотворили его родители… И все же, она не желала позволить этой штуке существовать, нести дальше эльфские гены. Она хотела найти для него красивое место, какое-нибудь одиноко стоящее деревце под горой, милый маленький пруд или излучину реки. Она бы украсила его могилу камнями и веточками. Кто знает, может, она даже могла бы приехать сюда однажды, чтобы возложить цветы? Через много-много лет, когда ужас войны чуть померкнет в памяти морщинистой старушки. А сейчас руки Цириллы дрожали. Она не сможет, ничего не получится. Как бы сильно Цири не желала избавиться от этого существа, рука не поднимется. Может, стоит попросить Искру? Может, она сможет умертвить ребенка, только-только вошедшего в эту жизнь? Нет. Нет, эльфка уже сделала для нее слишком много, больше, чем Мадам Шаро, так желавшая помочь, больше, чем «добрый доктор», еще до того момента, как комендант обратил на Ласточку свое внимание. Все нужно делать самой. – Давай, давай! – кричала эльфка, пока Цирилла корчилась от боли. Не ясно, с кем именно она говорила. Время текло отчаянно медленно, каждая секунда длилась для Ласточки не меньше часа. Кто бы знал, что умирать в родах так больно. Пожалуй, легче было бы задохнуться в камере? Она видела, какими людей туда загоняли в начале: на утилизацию отправляли лишь старых и больных. Потом, когда эльфы поняли, сколь велик человеческий род, в газовые камеры отправляли всех без разбору, и детей, и стариков, и отощавших женщин. Всех, кто не мог работать хотя бы пару недель перед смертью. «Его же можно просто оставить здесь одного», – внезапно осознала Цирилла. «Он умрет сам, не нужно пачкать руки», – думала Ласточка. Она прикрыла глаза, уже не слыша, что именно говорит Искра. Цири никогда прежде не хотела детей, но она и не питала к ним особенной неприязни. Дети в ее глазах стоили не больше, чем взрослые, не меньше. Пожалуй, от того следующий шаг и казался ей до дрожи жестоким. «Как ни крути, а я стану убийцей», – уверяла себя Ласточка. О, этого ей не хотелось. Цирилла желала думать, будто своей малой жертвой, раздвинутыми перед комендантом ногами, она спасала девочек, запертых в лаборатории. Если сейчас она собственными руками загубит чью-то жизнь, обесценит ли это ее «труд»? Искра молчала долго, и когда Цири начала подозревать, что что-то произошло, оказалось поздно. Время текло мимо, оно то ускорялось, то замедлялось, и в конечном итоге просто перестало существовать. В один миг боль стала такой сильной, что Цири начало казаться, будто с этим чувством тело ее покидает ее дух. – Искра, Искра, послушай, – шепнула Цири, приходя в себя. Она не знала, сколько есть времени на разговоры, когда усталость возьмёт верх и заберёт Ласточку с собой в живительный мрак, потому спешила озвучить свою мысль. Цирилла распахнула глаза и уставилась вперёд, смотрела сквозь дыры в крыше на звёздное небо. Светлая полоска на востоке говорила о том, что начинается новый день, они пережили ночь облавы... Удивительно. – Цири, – ответила Искра, но девушка перебила ее. – Нет, нет, стой, послушай. Если что-то со мной случится, Искра... Оставь его здесь, брось его. Не буду судить тебя за это. – Цири, постой, я... – Ты – добрее всех на свете, Искра, я знаю, что тебе будет сложно поступать вот так. Но ты просто брось его, хорошо? Он... Он – порождение зла, даже если сейчас выглядит как обычный ребёнок. – Цири, все кончено, – отрезала эльфка. Сначала Цирилле показалось, будто она ослышалась, будто не поняла, о чем говорит подруга. Ласточка приподнялась на локтях, и мышцы пресса тут же отозвались болью, Цири упала на импровизированную подушку, обратно. Всё кончилось? Ласточка прикусила губу. Ей не удалось подняться еще раз, но, опустив подбородок, Цири заметила. Живота, закрывающего колени, больше нет. Она не знала, как долго находилась во мраке, но сейчас поняла одно: вот и все. Схватки не заставляют её сгибаться под тяжестью боли, Цири поняла, что вновь может дышать полной грудью, что мочевой пузырь не зажат где-то меж позвонков, а сердце бьется в привычном ритме. Она вновь одна в своём теле, здесь только Цири, и больше никого. Пьянящее чувство свободы. – Почему он не плачет? – спросила Ласточка скорее с облегчением. – Он умер, – ответила Искра, тяжело вздохнув. – Ты знаешь, он, может, никогда и не жил даже. Голос эльфки будто стал тусклее. По одному только взгляду на неё Цирилла осознала: Искра пережила потрясение. Что случилось, пока Цири была не в себе от захватившей ее боли? Эльфка протянула роженице кувшин с водой, и Ласточка припала к нему губами. Она пила жадно, вода лилась по подбородку к шее, груди, каплями падала на картон. Тяжелый был день, тяжелый, но быстрый. – Покажи его мне? – Цири будто спросила Искру, можно ли увидеть ребенка. Не зная, зачем именно, не зная, почему, но Ласточка хотелось взглянуть в лицо существу, росшему в её чреве так недолго, выкачивающему из неё соки. Она не здоровалась с ним, с этой несчастной тварью, но ощущала жгучую потребность в прощании. Цири не чувствовала ненависти к этому... Человеку? Ласточка прикусила губу, когда эльфка протянула ей голое розовое тельце. Да. Да, теперь понятно, почему Искра испугалась. То, что она увидела, не походило на существо, способное к жизни. Длинные уши оказались закругленными, нос и губы слились в одну узкую щель, глазницы его были вдавлены в череп так глубоко, что цвет побледневших зрачков оказался неразличимым. Вот оно, дитя экспериментов Аваллак'ха... Несчастная тварь. Цири погладила существо по лысой голове, жалость шевельнулась в её сердце. Хорошо, что оно умерло само. У кого поднимется рука на... Такое? Хуже, чем пнуть слепого котенка. – Мы его закопаем? – спросила Цири тихим севшим голосом. – Да, если хочешь. Я бы... Я бы, наверное, просто выбросила эту штуку, – ответила Искра, ложась рядом. – Как ты? Как вообще… Как вообще это ощущается, Цири? – Больновато, – говорила Ласточка, не зная, что еще можно добавить. Да и зачем? – Куда идём дальше? Она все держала эту тварь в руках, смотрела в её мёртвые глаза, пытаясь угадать, чей же это ребёнок. Глаза не зелёные, как её или Эредина, не аквамариновые, как у доброго доктора, эти глаза принадлежали кому-то или чему-то третьему. Они не то чёрные, не то темно-серые, словно нарисованные грифельным карандашом в уродливом наброске. Если смотреть в них долго, начинало мутить, само сознание молило тебя поскорее отвернуться. – Здесь неподалёку есть деревня, – ответила Искра, закрывая глаза. – У меня там родня жила, но потом пропали куда-то. Я думаю, их забрали в ваш лагерь. – Отсюда до него далеко, – с сомнением в голосе ответила девушка. – Неужели и до сюда успели добраться? – Конечно. Она ведь близко к границе, был шанс, что местные начнут помогать врагу, вот их и забрали поскорее. Но это так, догадки, – Искра засыпала, она тоже устала за столь долгий день. – Лучше будет, если мы пойдём ночью. Да, Искра права. Эльфка уснула быстрее, чем Цири, Ласточка ещё долго смотрела в потолок, смотрела за тем, как медленно, но неизбежно встаёт солнце, как наступает долгожданное утро. Искра прижималась к ней все ближе в поисках тепла. Мёртвое тело в её руках начало холодеть, Цирилла попыталась закрыть глаза существу, но обнаружила, что у того отсутствуют веки. Оно будет вынуждено держать глаза распахнутыми ровно до тех пор, пока они не перестанут существовать, пока черви не выкачают из них всю мякоть. Цири не спала, она чувствовала себя счастливой. Все сложилось так, как должно было. Ребенок умер, и никто не испачкал в его крови руки, Ласточка освободилась от бремени, а эльфы не получили от нее ничего. И это дитя… Оно не было обречено на жалкое существование, оно смогло уйти достойно. Пожалуй, наиболее достойно для такого, как он. В поле пели цикады, они рассказывали редким путникам свои незамысловатые истории, и Цири наслаждалась ранним утром. Жаль, что радоваться пришлось недолго. Мироздание – все же странная штука, оно привело Цириллу в тот лагерь, оно держало Эредина где-то поблизости, двигало их друг к другу, словно фигуры на шахматной доске. Будто так было предназначено... Эта мысль не первый раз посещала ее голову, потому Цири сразу поняла, что происходит. Ей нужно было лишь услышать шум колес, почувствовать запах паленой резины, только и всего, этого хватило для осознания. Две машины затормозили рядом, послышался стук открывающихся дверей, чьи-то тяжелые сапоги опустились на пыльную землю. Цири и Искра потеряли свое одиночество, непрошенная компания прибыла к этому месту. – Я слышу, – сказала Искра, когда Цирилла повернулась к подруге, желая ее разбудить. – Тише, тише… Здесь, кажется, был подпол. Ласточка отозвалась молчаливым кивком. Им повезло, если в подобной ситуации вообще можно было использовать это слово… Эредин, нагнавший девушек, и двое других эльфов сначала решили посетить не сарайчик, принявший беглянок, а огромный старый амбар, стоявший рядом. Когда люди еще жили здесь, здание это, должно быть, служило домом скотине. Цири видела раньше фермы, похожие на эту. Несколько акров засеянной земли, скотина рядом с домом и небольшое жилое помещение для одной или двух семей. Иногда имелась пристройка для рабочих, но здесь, очевидно, чужая помощь не требовалась, хватало рук. Отметая в сторону мышиные скелеты, грязь, упавшую с крыши, влажные от крови и воды опилки, Искра действовала тихо. Едва увидев ручку люка, она наклонилась, чтобы потянуть ее вверх. Искра помогла ослабевшей Цирилле подняться на ноги, она откинула тяжелую крышку деревянного люка и держала Цири за руку, чтобы Ласточке сойти вниз. Мерзкое место. Здесь пахло сыростью, виднелись остатки воды, заполнившей погреб ранней весною, на сменах желтел мох, воздух пропитался запахом плесени. На широких, прогнивших кое-где полках не было ни единой банки… Все разобрали, разбегаясь прочь. Искра плотнее захлопнула крышку, когда Цири спустилась вниз. – Эй, подожди! – громким шепотом возмутилась Ласточка, понимая, что осталась в погребе одна. – Искра, подожди, а как же… – Цири, прости меня, – торопливо шепнула эльфка, прикусывая губу. – Я должна была рассказать все с самого начала. Все рассказать? Цири устремила взгляд вверх, сквозь широкие щелки рассохшихся досок можно было видеть выражение лица подруги. Сердце Цириллы забилось быстрее. Ее уже предавали, да, тяжелее всего над ее доверчивостью измывался именно Эредин, и вот сейчас все повторяется. Девушка, что казалась Цири подругой, передаст ее в руки мучителю, врагу. До чего горько было обмануться, до чего долгой была ее игра и как легко Искра забрала свой выигрыш теперь, пока Ласточка ослабла. – Что они обещали тебе за мою жизнь? – со злостью прошипела Цири. – Я такая дура, Искра… Кто бы мог подумать, что эльфка выдаст меня эльфам, да? Уж точно не я, – причитала девушка. – А ведь можно было догадаться. – Ты действительно дура, – ответила Искра с грустным смешком, вымученная улыбка растянула ее губы. – Я тебя узнала сразу, как увидела, еще в том безжизненном поле. Ты очень похожа на Лару Доррен, прямо как со страниц учебника сошла... Такое невозможно забыть, Цири. – Что? – непонимающе спрашивала заточенная в подполе Ласточка. – Наверное, в человеческих учебниках нет такого, – смутилась эльфка. – Послушай, Цири, я знаю, кто ты. Знаю, что в тебе течет Старшая Кровь, и я знаю, что ты тоже знаешь об этом. Потому ведь в лагере с тобою обращались иначе? Сердце Цири вновь забилось быстрее. Все так очевидно? Она уже слышала эти слова прежде, слышала их из уст эльфов, державших ее взаперти, знала от мадам Шаро, натерпевшейся от собственного племени. Эредин любил перебирать волосы Ласточки и вслух рассуждать о том, какой мощью ее возможности насытят эльфский род, как далеко Aen Elle пронесут знамя величайшего народа. – Я знаю, что произойдёт, если ты снова попадешь в их руки, – говорила Искра. Она пригладила свои черные волосы, поднялась с корточек и оправила завязанный на бедрах свитер. Цири видела ее через щель в полу также четко, как могла бы видеть рядом с собой. Подруга выглядела виноватой, но, в то же время, в глазах ее горела непоколебимая решимость. Она наклонилась к картонным коробкам, разорванным несколькими часами ранее, подобрала с пола сверток с ребенком, умершим еще о появления на свет, и попыталась разглядеть Цири сквозь преграду. – И я не дам этому случиться. – Искра, если ты думаешь, что я буду сидеть здесь и… – Не будь эгоисткой! – таким же громким шепотом ответила ей эльфка. – Речь идет не о тебе или обо мне, речь о целой нации, Цири. Я пошла за тобой, чтобы убедиться в том, что твой ребенок не попадет в руки эльфов, Цири. И я… Я не дам этому случиться. – Он ведь умер, Искра, – ответила Цири, ударив кулаком крышку люка. – Он умер, Искра, и даже если теперь попадет к Эредину в лапы, ничего не произойдет. Он мертв. – Я не об этом ребенке, дурочка. Я о том, которого ты еще родишь в будущем, – говорила она с грустью в голосе. – Они приехали на двух машинах, я угоню одну, а на второй они помчатся за мною в погоню. Я сделаю вид, что ты со мной, Цири, а ты будешь сидеть здесь тихо и ждать не меньше получаса… Я видела из окна, что они оставили в машине ключи. «Нет, нет, не буду я сидеть здесь и ждать, когда тебя поймают!», – упрямо думала Ласточка. Грудь ее сдавливало тяжелое жестокое чувство, она понимала, что не сможет смириться с этой жертвой, что до конца своих дней будет думать о том, что Искре пришлось проститься с жизнью ради нее, ради Цириллы.. И все же… Если Искра права, если она, как эльфка, знающая о Гене Старшей Крови больше самой его носительницы, готова была пойти на смерть, лишь бы подарить жизнь Цирилле, разве не стоило ей это уважать? – Иди к западу, вдоль дороги, хорошо? Деревня будет в пяти-шести километрах отсюда, Цири… Скажи, что ты от Ингирвендаль, – говорила Искра тихо. – Повтори. – Пять-шесть километров, на запад вдоль дороги. Я от Ингирвендаль, – ответила Ласточка. – Да, – эльфка мягко улыбнулась, открывая окно, пряча силуэт люка за разорванными картонными коробками и мусором, разбросанным вокруг. – Прощай, Цири. Не дай им поймать себя снова. Эльфка выпрыгнула из окна, убедившись в том, что никого нет на горизонте, сквозь него в помещение проникал ласковый дневной свет. Цири и Искра пролежали здесь почти до полудня, и Эредин смог выследить их из-за этой заминки. Но как? Цирилла кусала губы, сидя в старом сыром подвале. Она хорошо слышала чужие шаги. Ищейки прошлись вдоль той стены ангара, что примыкала к старому сарайчику, кто-то отделился от их группы, говорил что-то, заглядывая в самые темные уголки помещения. Время шло, а Цири все не слышала, чтобы кто-то садился в машину. «Они поймали ее? Она соврала мне и сдалась сама? Ключи забрали с собой? Все это мне только снится?», – спрашивала себя Ласточка. Ни на один из вопросов не было четкого ответа. Все происходило слишком быстро. В брошенном много лет назад подполе пахло сыростью, живот болел, болела каждая его мышца, в теле оставалось напряжение. Цири огляделась, пытаясь унять стук сердца. Кое-где обвалились земляные стены, под ногами хлюпала талая вода, кое-где зеленел мох. Мрачное место. Не хотелось бы остаться здесь навсегда и оказаться отрезанной от солнца, от тепла летней улицы. Пытаясь успокоиться, Цири чуть приподняла крышку люка, она надеялась убедиться, что дверь поддаётся, только и всего. Деревяшка громко хлопнула, опускаясь на место... Зря. Цири притихла, она напрягла слух, желая понять, не была ли обнаружена, благодаря нелепой оплошности. Машины все стояли на месте, Искра не претворяла план в жизнь, и с каждой следующей минутой ожидания приходило все больше волнения. «Хоть бы её не поймали», – думала Ласточка, нервно вглядываясь в щель меж досками. Кто-то подошёл к старой гнилой двери, кто-то остановился там, снаружи, кто-то прислушивался. Пожалуй, Цири уже в тот момент поняла, с кем имеет дело. Скрип тяжёлых капитанских сапог заставил её нервно поежиться, вспомнить те времена, когда по глубине их поступи она понимала, будет сегодня больно или нет. Цири прикусила губу, стараясь сдержать тихий крик, так и жаждущий сорваться с языка. – Зираэль... Этот голос. Ох, до чего хорошо он был ей знаком. Вчера Цирилла не успела услышать Эредина, пока убегала от погони, но в мутном беспокойном сне она вновь слышала его зов. Вот и сейчас, уже не во сне, а наяву, комендант произносит это имя, не ее настоящее имя, а собачью кличку, выбранную эльфами. – Милая, ну же. Я здесь, чтобы помочь тебе. Дверь отворилась с гадким скрипом, ржавчина, проевшая петли насквозь, все не могла закончить начатое и позволить гнилой доске свалиться к порогу. Эльф шагнул внутрь, медленно, прислушиваясь к нарушенной им тишине покинутого дома. Эредин знал, что Ласточка может вскрикнуть, услышав его. – Где ты? Выходи, золотце, я не причиню тебе вреда. В конце концов, ты носишь моего ребёнка, как я могу обращаться с тобой плохо. Он знает... Черт, ну, конечно же, он знает об этом, он же видел её не так давно. Комендант умеет считать, и по всем законам мироздания, этот ребенок мог принадлежать лишь его фамилии. Да и, кроме того, если Креван умер в той аварии, Aen Elle обязаны были проверить все его записи. Вряд ли доктор не занёс несколько пометок о том, в каком положении находится Ласточка и как протекает беременность. Он ведь писал что-то после каждого осмотра, беглянка хорошо помнила это теперь, уйдя далеко вперед. – Я видел следы шин, вы тормозили здесь, – говорил Эредин тихо, он сделал ещё пару шагов, и пословицы скрипнули под тяжестью его веса. – Я знаю, что ты где-то тут, милая. Выходи. Выходи, я так соскучился. Соскучился. Цири прикусила губу сильнее, плоть треснула, капелька крови сорвалась на язык, Ласточка ощутила медный привкус. Этот привкус и звук его голоса, как же знакомо сочетание. Эредин вновь сделал шаг вперёд, и Цири из своего укрытия видела, как он оглядывается по странам, надеясь уловить хотя бы тень движения. – Цири, ты ведь знаешь, что тебе не уйти от меня, – говорил комендант самодовольно, и Цири видела улыбку на его губах. – Ты ведь знаешь, что принадлежишь мне. Так зачем убегать? Эльф не спрашивал. Он не спрашивал, не просил уточнить, потому что точно знал: Цири не может отрицать его слова. Эредин замолчал, и все мелкие шрамы, оставленные им на её хрупком теле, в унисон запели слабой болью. Ожоги от затушенных сигарет, следы ногтей, глубокие укусы, кровоточащие несколько дней кряду... И татуировка, эти прокляты цифры на её белой коже. Он так старался сделать ее своей. – Ты ведь знаешь, что только со мной будешь в безопасности, Зираэль. Тебе не уйти, так зачем пытаться? Просто иди ко мне, давай обнимемся, Цири. Ты – моя… Моя, и больше ничья, солнышко. «Ненавижу тебя. Ненавижу, ненавижу… Ненавижу», – думала Цири. Она не могла противиться, не могла отрицать, эльф говорил правду. Ей никогда не удастся принадлежать другому человеку так, как она принадлежала Эредину все это время. Ласточка закрыла глаза, считая до десяти. Комендант собирался сказать что-то еще, он развернулся к месту, на котором когда-то стояла кровать, но помедлил, мышиные кости захрустели под его ногами. Цири услышала, как заводится мотор. Эльф среагировал быстро, реакция его всегда походила на реакцию хищника, следящего за беспечной жертвой из надежного укрытия. Эредин выпрыгнул на улицу и кинулся прочь, к дороге. Машина сорвалась с места, из соседнего амбара вышли эльфы, что так и не смогли найти ничего стоящего. Переругиваясь, те запрыгнули во вторую машину, и, спустя пару мгновений после побега Искры, бросились ей в погоню. Цири осталась одна, не было рядом ни шорохов, ни шагов, ни вздохов… Только в голове ее все еще звучал чужой голос, голос знакомый, пугающий до мелкой дрожи. «Ты – моя, Цири. Только моя.»