Труд делает свободным

Тогда.

Цири вздрогнула, в очередной раз услышав выстрел. Она не остановилась, продолжала идти вперед, смотря за тем, как под ногами блестит покрытый инеем гравий. Глухого стука не последовало, ни одно из тел не упало на землю, или... Нет. Вот он. Звук напоминал не одно падение, а несколько, сразу несколько, но совершенных в одно и то же время. Они расстреляли троих? Четверых? Цирилла поджала губу, услышав, как очередное тело бросили в повозку, не церемонясь с покойником. Машин не хватало, зато из ближайшего села забрали всех лошадей, способных таскать за собой что-то хоть чуть тяжелее плуга. Цирилла шла вперед. Расстрелов становилось все больше, все больше публичных казней, даже за кражу кусочка яблока у умирающего соседа по бараку. Нет, не потому, что эльфы хотели ужесточить дисциплину, не потому, что провизии стало мало, нет, вовсе нет… Цири знала, в чем здесь дело. Людей больше не требовалось запугивать, у них уже не осталось никакой надежды, казненные не совершали таких тяжких преступлений, чтобы заслужить смерть, и яблок хватило бы на каждого, эта осень ими богата. Просто Эредин получил приказ свыше, Ласточка слышала его, помнила, как сейчас. – Их стало так много, – бубнил эльф себе под нос, оперевшись своими бледными руками о парапет балкона. – Слишком, слишком много. Руководство не знает, куда их всех девать, опасается. – Опасается чего? – спросила Цири, почти не испытывая страха перед своим хозяином. – Бунта, – ответил тогда комендант. – Они боятся, что эти запуганные безродные ублюдки поднимут бунт, представляешь? – засмеялся он, пальцем указывая на строй тощих заключенных, шагающих на обед. – Вот эти. Эредин продолжал смеяться, стоя у окна, а Цири с грустью смотрела на умирающих. Белая рубашка его была расстегнута до самой последней пуговицы, можно было видеть, как внизу его живота начинают расти жесткие черные волоски. Теперь Эредин совершенно не боялся быть пойманным за руку, пойманным рядом с ней. Люди… Да, они умирали, в этом не было сомнения у любого, кто видел состояние оставшихся в живых заключенных. Изнуряющий труд, скудный паек, постоянные лишения. Люди все чаще и чаще падали замертво, стоя у станка или держа в руках кирку. Если раньше в госпиталь отправляли всех, то теперь лишь малую часть, двух приболевших людей из пятнадцати, только тех, что еще могли послужить эльфам не менее года. Остальным пускали в висок пулю. – Они хотят, чтобы их стало меньше. На треть меньше в течение месяца, – проговорил Эредин уже без смеха, продолжая смотреть прямо. – Как я организую это за столь короткий срок? Буду расстреливать каждый третий барак просто так? – Может, тогда отпустишь их? Цири вовсе не хотела шутить, этот вопрос сорвался с ее губ сам собой, слетел, потому что она не смогла сдержаться. Комендант, чей взор всего мгновенье назад был обращен к окну, обернулся к ней. Губы его, сложенные в тонкую бескровную нить, в один момент растянулись в улыбке. Комендант принялся расстегивать пуговицы собственной рубашки. – Как мило. Ты меня рассмешила, – радостно заметил эльф, расправляя руки для объятий. – Иди ко мне. На том закончилось обсуждение приказа. Цири закусила губу, вспомнив о том, как узнала столь неприятную новость. Законы ужесточили потому, что эльфам больше не нужно такое количество рабочей силы, потому, что от людей начали избавляться с еще большим рвением. Стариков ночами уводили из браков, чтобы не вернуть назад, самых хилых из детей сажали на поезд и увозили в неизвестном направлении, а когда матери спрашивали, что случилось, их били прикладом в живот. Цирилла чувствовала боль, смотря за происходящим со стороны. Но много она могла сделать? Нет. Цирилла все еще хотела жить, она знала и, что от ее жизни зависит возобновление или прекращение страшных опытов. Аваллак’х, безусловно, скучал по ним, но не мог продолжать без дозволения коменданта, а Эредин не даст команду, пока Ласточка хорошо себя ведет. Цири слушалась. Теперь она слушалась почти безропотно, взбрыкивая лишь тогда, когда комендант поднимал на неё руку. Происходило это все реже и реже, на теле пленницы больше не было следов пальцев или ожогов. К ней относились более трепетно, более осторожно... Как к любимой собаке. Пожалуй, за это стоило поблагодарить доброго доктора. К нему она и шла, прежде, чем услышала те самые выстрелы. За первым залпом последовал следующий, тела снова упали на землю, кто-то протяжно закричал, и крик этот оборвался на самой высокой ноте. В Тир-на-Лиа нельзя подавать голос без разрешения. Ласточка прикусила губу. Сегодняшний день выдался холодным, но Цири не рискнула надеть штаны. Комендант ненавидел вид их на женщинах, потому пленнице пришлось довольствоваться теплыми чулками и бельем, состоящим не из кружев и рюш. Выстрелы снова прозвучали за спиной идущей, и плечи Ласточки вздрогнули. Цирилла не оглядывалась, обещая себе, что уже сделала многое. Она вывела из лагеря пятнадцать человек, спасла пятнадцать жизней. Как и говорила мадам Шаро, Цири днем выводила их из барака, ссылаясь на распоряжение коменданта, после прятала в одном из ящиков вызволенных людей. Тот самый водитель, Высогота, которого Ласточка спасла от верной смерти ещё два с половиной года назад, вывозил счастливчиков прочь. Куда они отправлялись после – Цири не говорили. Скорее всего несчастных ждала долгая дорога на север, смена документов, лишения и потери, тяжелые времена. Но ведь они продолжали жить, так? Это хорошо, этого уже достаточно для действующей эпохи. Жизнь – большая роскошь, особенно жизнь человеческая. Цирилла скинула подбитое мехом пальто, без лишней вежливости отдавая его служке Аваллак'ха. Длинноногая, чуть полноватая, девушка скрыла свое негодование за плотно сжатыми губами. Эльфка цокнула языком, не решившись озвучить свою претензию вслух перед доктором. Цири больше не пыталась быть с ними милой. Ласточка знала, что когда она двинется домой, к коменданту, в этом пальто ей будет жарко, но сейчас, холодным ранним утром, оно спасёт её тщедушное тельце от мороза. – О, Зираэль, милая, ты как часы. Как ты себя чувствуешь сегодня? – улыбнулся доктор, взглянув на свою пациентку. – Выглядишь бледной. Бледной… Последнее время она питалась чуть хуже, чем раньше. Нет, паек не стал меньше, просто самой Цири не хотелось есть. Людей вокруг нее забивали, будто скот, дома ждал психопат, чье настроение менялось быстрее направления ветра, а впереди Цири не видела избавления. Аппетит пропадал. Добрый доктор взволнованно подался вперёд, протянул к Цирилле руку, но Ласточка ударила мужчину по ладони, не позволив коснуться себя. Она хорошо знала: никто не может тронуть её теперь, в новом статусе, статусе трофея. Любой, кто посмеет, будет иметь дело с комендантом. Аваллак’х и сам об этом знал, доктор лишь поджал губу, рукой указав на подготовленную заранее кушетку. Он всегда стелил на неё свежую скатерть и подушку в белоснежной хрустящей наволочке, пахнущей лавандовым мылом. Иногда Цири почти испытывала неловкость из-за своего обращения к доктору, но потом... Потом она вспоминала замученных им же детей и забывала о жалости. Если бы власть хоть на мгновение попала в ее руки, доктор получил бы пилюлю из свинца в висок. – Меня немного мутило утром, только и всего. Ничего особенного. – Мутило? Это – первое утро, когда тебя мутило? – спросил Аваллак'х, пытаясь скрыть все нарастающее волнение. – Нет, не первое. У меня... Начался новый лунный цикл. После твоих капельниц в первые дни мутит сильнее, чем обычно. Эльф глубоко вздохнул, и Ласточка слышала в его голосе разочарование. Очевидно, не этого он ожидал. Они все ожидали от неё чего-то другого вот уже два с половиной года. Аваллак'х ждал, что она родит, Эредин, что полюбит его всем своим юным трепетным сердцем, менее удачливые эльфы хотели, чтобы Цири знала свое место. Жаль, что всем им придется остаться разочарованными. Девушка забралась на кушетку, используя ступеньку, так мило придвинутую добрым доктором. – Значит, новый цикл? – спросил он, выгибая тонкую белесую бровь. – Странно. Он начался раньше на пару дней. – У меня часто бывают сбои, – ответила Ласточка. – Это плохо, Цири. Твой организм должен работать, как часы. Тик-так-тик-так, – говорил доктор, указывая на часы, висевшие на стене. – Конечно, ты не так давно стала полноценно взрослой женщиной, но... – Мы можем начать? – нетерпеливо спросила девушка. – Эта лекция ничем мне не поможет. Если кто-то и должен следить за моим здоровьем, то этот кто-то – вы, – упрекнула Аваллак’ха Ласточка. – Я должна сегодня вернуться пораньше. Ложь. Цирилла никуда не спешила, ей просто хотелось поскорее проститься со старым доктором и покинуть эти серые стены. Аваллак'х не разделял её желаний, но не мог перечить, ставя свои условия, когда речь не шла о ее благополучном оплодотворении. Теперь голос Зираэль весил куда больше, когда дело не касалось состояния ее же здоровья. Эльф отошёл, прикатил дребезжащую железом стойку с раствором как можно ближе, подготовил капельницу. Медсестра не подходила, доктор сам достал из тумбы ватку и сам обработал нежную кожу пленницы, сам занимался подготовкой к действию. Цири следила за ходом стрелок часов, будто слушаясь указаний врача. – Расслабься и отдыхай, – он ввёл иглу в вену так осторожно, что Цири почти ничего не почувствовала. – Это не займет много времени. Ласточка молчала, она прикрыла глаза и не видела, как эльф снова принялся копаться в тумбочке, не видела, как Аваллак’х запирает двери, как он выудил из того же верхнего ящика перчатки, как вскрыл их и натянул на свои бледные руки. Зачем? Только звук, этот мерзкий скрипучий звук не то латекса, не то эластичного новоизбранного пластика и заставил её приподнять веки. Инъекции всегда делали её сонной, но редко это происходило так скоро и так... Стремительно? После того, как катетер устанавливался доктором, прошло всего несколько минут, а Цири уже казалось, будто её придавило к кушетке огромным тюком муки, будто она не может встать, пошевелиться. Странно, но доктор не выглядел обеспокоенным. Ласточка увидела, как Креван достает тюбик, как он натягивает перчатки. Она силилась задать вопрос, но не могла разомкнуть губы. – Не беспокойся, – понимая без слов, сказал «добрый» доктор. – Я только хочу осмотреть тебя, посмотреть, все ли в порядке. Это не займет много времени. Осмотреть? Цирилла хотела закусить губу, но смогла только испуганно фыркнуть. Раствор, состоящий из неизвестных Ласточке компонентов, уже тёк по её венам, смешивался с кровью, вызывал лёгкое головокружение, недомогание, что пройдет уже завтра. Добрый доктор склонился над кушеткой, принялся говорить вслух сам с собой, будто Цири уже не было с ним рядом, будто ее не должно было быть. – Кожа бледная, вид болезненный, однако, анемия полностью исключена. Возможно, обильная естественная кровопотеря спровоцировала изменения. Губы без заломов, – говорил он, осматривая пациентку. Цири уговаривала себя успокоиться. "Ты – его пациентка, просто пациентка, он выполняет свою работу", – говорила Ласточка самой себе. Она бы сжала в кулак пальцы, но будет больно, вены могут напрячься, и игла скользнет на миллиметр в сторону. Доктор придвинулся ближе, смахнул со лба пленницы несколько непослушных прядей, выбившихся из пепельной косы. Он задержал ладонь дольше, чем этого требовал осмотр, взглянул в ее ярко-зеленые глаза. – Испарины нет, – подытожил доктор. – Предположительно, температура тела находится в пределах нормы. "До чего же он странный", – подумала Ласточка, снова прикрывая глаза. Раствор капал и капал, медленно наполняя вены Цириллы жизненно важными элементами. Во всяком случае, в это ей хотелось верить. Цири расслабилась, снова погрузилась в свои мысли, поудобнее устроившись на мягкой подушке, взбитой самим эльфом. Только спустя мгновение Ласточка была вынуждена открыть глаза. Она почувствовала чужие руки на своём теле. – Тише, – на этот раз доктор обращался к ней, тон его голоса походил на тот, что используют при общении с ребёнком. – Просто осмотр, помнишь? Расслабься, милая. Но после этого обращения расслабиться ещё сложнее, чем до него. Воспоминания на мгновение заняли ее, заставили ужаснуться. Этот запах, эти руки, это дыхание… Цири чувствовала, как Аваллак'х задирает подол её платья, медленно и осторожно, будто крадущийся в ночи вор. Его бледные тонкие пальцы зацепили край тёплых колгот и медленно стягивали их ниже. – Я... Я не хочу такой осм, – забормотала Цири, понимая, что к чему. – О, и я. Это – необходимая мера, а не моя прихоть, – говорил доктор. Он врет. Цири попыталась воспротивиться старому доктору, она двинула ногами, собирая последние свои силы, и эльф осторожно приподнял простынь, которой сам же и укрыл ледяную кушетку. Цири увидела две кожаные петли для удержания пациентов в необходимом положении. – Хорошо. Давай сделаем эту процедуру удобнее для нас обоих. Тебе не придется сдерживать себя, а мне – бороться с твоей вертлявостью. Он затянул тонкие лодыжки Ласточки в тёмные петли «кандалов». Туго. Может, это специально? Чтобы на бледной коже пленницы остались красные следы, следы превышения его полномочий, чтобы Аваллак’х мог любоваться ими, когда все кончится. Цирилла молчала, она не могла выбрать слова, не могла сейчас думать. В конце концов, Аваллак'х прав, он здесь врач, а она – лишь его пациентка. Пациентка, так неосторожно пожаловавшаяся на сбои в цикле. Эльф не смотрел ей в глаза, хотя Цирилла и искала его взгляд, хотела выразить мольбу, попытать удачу. Доктор медленно, будто сомневаюсь в самом себе, стянул с неё трусы, сотканные из скользкого белого шёлка. Цири больше не пыталась двигаться, она смущённо отвела взор, чувствуя, как гнев в её груди мешается со страхом. – Эредин балует тебя, – заметил доктор, откладывая шёлковое белье в сторону. – Какой день цикла? – спросил мужчина, выгибая бровь. – Первый? Почему же ты без средств гигиены, Цири? Потому что она солгала. Цирилла хотела отвязаться от его расспросов, только и всего, именно поэтому сказала о цикле. Мадам Шаро подсказала ей: большая часть мужчин не любят упоминания о естественных процесса, протекающих в наших телах, это можно использовать, как оружие. Жаль, что на доктора подобные уловки не производят никакого эффекта. Он привык к человеческим телам. – Расслабься, – холоднее произнёс эльф, смазывая палец гелем, выдавленным из странного тюбика. – И все пройдёт быстро, ты даже не успеешь заметить. Он положил ладонь на её живот, чуть придавив Ласточку к кушетке. Она успела поймать улыбку, растянувшую эти тонкие красивые губы. Цири вскрикнула, когда палец второй его ладони медленно прошёлся по складкам ее кожи, мягко погладил чувствительный бугорок нервов. Зачем он... Зачем он касался её так долго, как нежно, если это – только осмотр? Цири знала, что все не то, чем должно ей казаться. Когда она встретила взгляд аквамариновых глаз эльфа, смогла заметить в нем знакомые ей искорки похоти. Аваллак'х наслаждался происходящим, в этом не было никакого сомнения. – Вот так, – проворковал доктор. – Не двигайся, солнышко, а то будет больно, – взглядом он указал в сторону капельницы, стремительно пустеющей под напором времени. – Игла может чуть сместиться, знаешь. Цири сглотнула слюну, скопившуюся под языком. Она провела под капельницей уже десять или пятнадцать минут, и тело её слушалось все хуже и хуже, язык не желал шевелиться. Ласточка хорошо ощущала происходящее, слышала все острее и чётче, но не могла дать ответную реакцию. Она не могла даже закусить губу, выражая досаду. Эльф надавил. Пальцы его скользнули чуть глубже, пробирались сквозь неподатливую плоть... Зачем он добавил второй палец? Цири чувствовала, как доктор сильнее нажимает на её живот, скрытый задранным подолом. Ласточка тихо заскулила, и эльф снова заворковал что-то утешительное ей на ухо. Он двинул пальцем глубже, но после подался назад, проделал это снова, снова и снова. Цири чувствовала, как жар приливает к её щекам. Это – не осмотр, нет, никакой не осмотр. Она хорошо понимала, что это. Иначе тут была бы медсестра с записной книжкой, иначе он поставил бы ширму, он... Он не улыбался бы ей так, будто победил, будто вновь взял свое. Цири чувствовала, как слабость накатывает на неё волной, как мышцы напрягаются в предвкушении. Доктор все не останавливался, пристально вглядываясь в лицо лежащей. – Почти, золотце. Потерпи ещё немного, – говорил он. Но Цири не хотела терпеть. Она чувствовала, как жар занимает её щеки, как жар пылает внутри, растекаясь там, под кожей. Ласточка закрыла глаза, веки её тяжелели. Аваллак'х продолжал дразнить нервные окончания её хилого бедного тела, он двигался вперёд и назад, вперёд и назад, не останавливаясь ни на мгновение. Всё быстрее, все резче... Эльф наклонился вперёд. Губы его теперь почти касались мочки уха Ласточки, и Цири боялась, что доктор вот-вот укусит, попробует ее на вкус. – Ты скучала по мне, ведь правда? Я очень скучаю, – шептал он, продолжая двигаться. – Я так скучаю, Цири. – От…Отв, – Ласточка пыталась ответить, но дыхание сбилось, мышцы не слушались, мысли путались в ее голове. – Скоро мы снова будем вместе. Эльф поцеловал Цири в висок, а пленница уже не могла понять, сон это или явь. Она не открывала глаз. Пальцы эльфа замерли на мгновение, и Цири, к своему сожалению и стыду, поняла, что мышцы её в последний раз напряглись, приветствую плоть доброго доктора. Ласточка вскрикнула, но так тихо, что эльф не услышал её. Он улыбнулся, оставил на лбу пленницы поцелуй, смотря за тем, как грудь её вздымается и опадает под тканью платья. Разрядка настигла ее неожиданно. – А сейчас отдохни. Я навещу тебя позже, через полчаса, – говорил эльф, но в этом не было надобности. Цири его уже не слышала, она почти спала. Доктор вытер свои пальцы и ее бледную кожу ватным диском, вернул на место белье, поправил красивое теплое платье. Единственное, что могло выдать его – покрасневшие щеки его миловидной пациентки, следы слез у её воспаленных глаз. Аваллак'х улыбнулся, взглянув на девушку снова. Как ему не хватало этого вида, как ему не хватало звука сбившегося дыхания, виновато поджатых губ. Цири уже не чувствовала его поцелуй на своих устах, и то было Аваллак'ху на руку. Он мягко погладил её щеку, проверяя, нет ли реакции. Убаюканная транквилизаторами, Цири не дала ответа, а доктор пытался подсчитать в уме, достаточно ли он ей дал, или для предстоящего потребуется чуть больше.