Труд делает свободным

Тогда.

– Сигарету? Мадам Шаро протянула Цири одну из своих, сжав подаяние тонкими белыми пальцами. Коричневая бумага пропиталась запахом табака, фильтр казался более длинным и узким, да и сама сигарета – слишком вытянутой. Эредин курил другие. Цирилла закусила губу, смотря на «угощение». Она знала, что это может успокоить расшатанные нервы, а если и не успокоить, то отвлечь ее от насущных проблем хотя бы на миг. Новая встреча состоялась спустя полгода после исполнения плана. Снова банкет, снова собрание высокопоставленных чинов, а вместе с ними – их питомцы. Некоторые из девушек, сидящих за столом рядом, резали себя, ведь боль отвлекала, другие пили, третьи занимали себя курением табака. Всем нужно было отвлечение. Только Цирилла почти виновато мотнула головой. – Нет, – ответила она, с трудом разлепив сухие губы. – Боишься, что комендант заметит? – спросила эльфка, и в голосе ее не было насмешки, только прикрытая жалостью печаль. – Не боюсь, – с грустью ответила ей Ласточка. – Я знаю, что он заметит. Даже если от него самого пахнет дымом. – Не все ли равно, если Эредин в любом случае найдет повод для… Очередного разговора? – спросила она осторожно. Цирилла колебалась, но протянула руку в ответ, чтобы взять сигарету себе. О характере Эредина говорили многие, почти все, кто был с ним знаком. Дела Aen Elle шли все хуже и хуже, и пропорционально этому ухудшению ухудшался и его дикий нрав. Комендант все чаще срывался на Ласточку, сначала кричал, после – плакал, сетовал на жизнь и неудачи, преследовавшие его, словно злой рок. Бывало, Цири гладила его по длинным черным волосам, прижимала к груди, чтобы успокоить, пока комендант причитал «Чем я заслужил это? Чем заслужил?». И после он даже был с ней ласков. Как с настоящей женой, с любимой женщиной, той, которую оберегают в своем теплом чувстве. Несколько дней он носил ее на руках, ласкал и целовал, приносил ей подарки, говорил теплые слова. Но после доброта ее забывалась, и комендант вновь становился холодным, после – злым, а затем и жестоким. Цири хорошо знала об этой последовательности, она никогда не ждала перемен. – Ты узнала? – спросила Зираэль, когда эльфка поднесла к ее сигарете зажженную спичку. – То, о чем я с тобой говорила. – Да. Как я понимаю… Тебе будет сложно спрятать бумаги и прочитать их потом, верно? – спросила она, не отводя взгляда. – Верно, – ответила Цирилла. – Могу я посмотреть сейчас? – Да, – подтвердила мадам Шаро. – Ты могла бы, если бы у меня были с собой бумаги. Придется объясняться на словах. Цирилла тяжело вздохнула, в очередной раз смирившись со странным поведением эльфов, окруживших ее в этой тюрьме. Пока комендант, старшие офицеры и несколько генералов говорили друг с другом за закрытыми дверями, их спутницы отлучились, чтобы постоять на балконе, полюбоваться «чарующими» видами километров земли, скованных заборами с электрическим током и колючей проволокой Добрые хозяева любили своих питомцев. Им позволили «погулять», чтобы дамы не мешали вершить историю, чтобы девушки не скучали, пока господа обсуждают важные вещи. Никто не протестовал, и не только потому, что девушки не смели открыть рта и высказать неодобрение. Каждая хваталась за возможность уйти подальше, как за спасительную соломинку. – Клянусь, он никогда не касался меня… В этом плане, – шептала девушка, проходившая мимо Цири. – Я только мою полы и убираю пыль в его доме. Он… Он предпочитает играть с моим братом. – Сколько ему лет? – спросила ее собеседница. – Ты не хочешь знать. Ласточка знала, кому принадлежала разоткровенничавшаяся девушка. Длинные рыжие волосы, темно-зеленое платье, едва-едва прикрывавшее грудь и спину… Она пришла с Генералом, руководившим наступлением на Северо-западном фронте. Эредин страшно не любил его. Ласточка сделала в памяти очередную пометку. Это знание еще может ей пригодиться. Цири не знала, сколько у них времени, потому нервно оглядывалась назад, к закрытым еще дверям. Платье ее сегодня было ярко-красным, длинным, рукава закрывали ее руки, а воротник – шею. Черный ошейник, надетый поверх ткани, сидел на шее свободно, создавал иллюзию отсутствия. Цирилла могла бы забыть, что он там есть. – Ты много знаешь об Аубероне? – спросила мадам Шаро, поправляя бархотку на своей изящной белой шее. – Эльфы зовут его… – Королем, – перебила ее Ласточка. – Я знаю о нем, но не так много, как следует знать, учитывая сложившиеся обстоятельства. Цирилла часто слышала, как Эредин зовет его мечтателем. «Ауберон стар, ему не жить в мире, который он так стремится создать, потому Ауберон и не годится в предводители. Он действует слишком осторожно, и любое преимущество, попадающее в его руки, лежит там мертвым грузом, пока не превратится в обузу». Цири не знала, как много эльфов разделяют его мнение, но догадывалась, что неудачи на фронте и в тылу не делают «Королю» хорошей рекламы. Чего стоит одна лишь потеря союзника в лице целого государства… Цири улыбнулась, подумав об этом. – Ауберон – весьма своеобразный предводитель для столь крупной партии, – говорила мадам Шаро. – Уверена, что ты знаешь о том, что его недолюбливают очень и очень многие соотечественники. – Пожалуй, я слышала что-то такое, – уклончиво ответила Ласточка, делая затяжку. Сизый сигаретный дым окружил говоривших. Укладка мадам Шаро оставалась безупречной, безупречной была и ее прямая спина, руки, лишенные шрамов. Должно быть, эльф, вытащивший ее из барака, действительно разделял взгляды женщины. Тоже лишился кого-то из родных во время чистки? – Так вот, Ауберон – не слишком сильный правитель, но весьма харизматичный лидер. Обычно все важные решения принимали за него другие эльфы, Ауберону остаётся только донести их до соотечественников в свойственной ему манере. – Он – власть представительная? – выгнув бровь, поинтересовалась Ласточка. – Да, пожалуй, можно сказать и так. В голосе эльфки слышались отголоски печали. Иногда Цири забывала о том, что мадам Шаро – и сама относится к эльфской расе, но в такие моменты вспоминала об этом. В глазах соседки отражалась печаль, захватывающая ее тело, подобно болезни. Цири хотела отвернуться, чтобы дать ей время для грусти, но не смогла. В конце концов, лишнего времени у них не было. – Ауберон – стар, он не понимает, как устроен мир современный. – Но кто же сейчас понимает, как устроен современный мир? – грустно улыбнулась Цири. – Сегодня Эредин говорит одно, завтра – совсем другое. Сегодня предатели там, завтра – тут. – Не суть, – ответила ей мадам Шаро, изображая улыбку проходившей мимо знакомой. – Ауберон – не блестящий политик, но оратор из него хороший. Он сплотил эльфов несколько лет назад, сплотил против общего врага – северных народов. Пусть стратегией и тактикой он занимался не единолично, Ауберон – фигура значимая, и эльфы до сих пор отдают ему дань уважения. Ему позволены некоторые странности. – Странности? – Цири не могла понять, к чему клонит ее собеседница. – Вроде тех, что позволены эльфам за этими дверями? – Хуже, – ответила мадам Шаро, отводя взгляд. – Не уверена в том, что он пользуется полным спектром дозволенного. Ауберону прощают тягу к оккультным практикам, древним легендам, древним рунам и прочей ерунде. Цири почти засмеялась. Она знала, что эльфы – существа странные. В истории становления их расы много весьма спорных моментов, многое объяснялось натуральной сказкой, намеком на волшебное решение задачи или невиданные способности участника действа. И это – не в мифах, нет, в книгах по истории. Цири никогда не вдавалась в подробности, в школе они изучали историю эльфов не так уж плотно, а Эредин ничего не рассказывал. Только Аваллак’х, смотревший на нее, как голодный волк на одинокого ягненка, часто заводил речь о том, как велика ее роль в победе его расы над всеми другими. «Ублюдок», – подумала она, вспомнив о враче. Цирилла знала, что в ней текла эльфская кровь, но как много ее было – девушка не имела понятия. Кажется, бабушка ее была чистокровной эльфкой, дедушка – полуэльфом. Но то было лишь догадкой. Выпытывать у отца – плохая затея, маленькая Цирилла знала, что Эмгыр крайне нервно реагировал на внезапно занимавшие его голову воспоминания о жене. Иногда Ласточке удавалось услышать что-то от соседей, но этого всегда было мало. Мать умерла, когда Цири еще не привыкла запоминать происходящее. – Ауберон свято верит в «Старшую кровь». То, о чем ты меня спросила, – произнесла мадам Шаро, затушив сигарету. – Отлично. В чем заключается концепция «Старшей крови»? – В избранности, конечно же. Мимо собеседниц прошли три девушки, старательно опускавшие глаза к полу. В уголках губ одной из них Ласточка видела ранки с застывшими на них кристалликами крови. Никакой макияж не мог скрыть «хорошее обращение» хозяина. И Цири, и мадам Шаро кивнули проходившим мимо, девушки ответили той же любезностью, спеша оставить собеседниц наедине. Сестры по несчастью старались не усугублять положение друг друга. Во всяком случае, Цири хотела верить в это. – Среди эльфов ходили легенды о том, что конец нашего мира не за горами. Давно, еще до нашего с тобой рождения, до рождения Ауберона и его родителей, когда мир был совершенно другим. – До того, как на континент пришли люди? – спросила Цири. – Никто не знает. Легенды эти, естественно, пугали древних эльфов, а страх – лучший двигатель к действию, – собеседница выудила из портсигара новую сигарету для себя, вторую она протянула Цирилле. Ласточка взглянула на собственные пальцы: в них давно уже тлел один только фильтр подаренной ей сигареты. Слушая рассказ, внимая каждому слову, Цири забывала затягиваться, и потратила столь ценный артефакт зря. Пальцы ее пропахли дымом, и Ласточка мысленно попросила себя протереть их надушенной салфеткой. Может, Эредин все же не заметит? – Эльфские Знающие определили самых одаренных представителей расы. Эльфов, как бы это сказать… Обладавших самой магической кровью? – улыбаясь, говорила мадам Шаро. – Какой абсурд. – О, все раньше совершали что-то абсурдное. Так вот, – продолжала собеседница. – Определив «счастливчиков», эльфы древности принялись скрещивать их между собой, заставлять плодить детей, будто подопытных кроликов. И такое «зверство» принесло свои плоды. Сверхэльфа, носителя той самой «Старшей Крови». – И в чем же заключалось его… Волшебность? – Цири не могла сдержать грустную улыбку. Пусть рассказ мадам Шаро и звучал, как чистый бред, как история старого сумасшедшего, Цири верила ее словам. Да, это похоже на эльфов, на тех эльфов, которых она теперь так хорошо знала и помнила. Эксперименты, связанные с посягательством на чужую свободу, генетика, вера в магию и избранность собственной расы. – Дитя Старшей Крови должно было спасти мир, принести эльфам славу и процветание, лишить нас всех проблем. Не знаю, на каком именно этапе истории должно было произойти спасение и от чего. – Ясно. И почему же не вышло? – Цири пыталась подавить веселье в своем голосе. – Потому что в итоге Ген, выводимый многими-многими поколениями, Ген, который предки холили и лелеяли, передали не тому. Скорее – не той. Эльфка, удостоившаяся величайшей чести, сбежала из рук правительства, чтобы затеряться среди людей и унести с собой много веков непрерывной работы. В голосе женщины слышалась горечь, будто она считала, что соотечественница ее поступила неправильно. Цири сглотнула слюну, скопившуюся под ее языком. Как давно это случилось? Несколько столетий назад? И эльфы до сих пор ищут потомков несчастной беглянки? Цирилле и раньше приходилось жалеть о том, как мало она знает о своих родственниках, теперь же боль эта стала физической. Возможно, располагай она этими сведениями, могла разузнать о нависшей над ней опасности задолго до того, как попала в руки доброго доктора. – Ауберон распорядился найти носителя Гена, но не ставил эту задачу в приоритет, требовал действовать скрытно. Эльфы воспользовались этим, и совершенно забыли о проверках. Боюсь, это все, что известно мне на данный момент. – Этого достаточно, – ответила Цири, чуть плотнее сцепив губы. – Хорошо, – ответила мадам Шаро, высасывая из сигареты дым так, будто пила из трубочки кристально чистую воду после долгих скитаний по безжизненной пустыне. – Он заставил тебя надеть платье с длинными рукавами потому, что так можно спрятать синяки? Бывшая соседка знала, откуда они там. Нет, мадам Шаро говорила не о следах эльфских пальцев на ее запястьях, нет. Речь шла о синяках от иглы капельницы Аваллак’ха. Врач усердствовал в своей работе, подбирая все новые и новые курсы. Цирилла рассказывала мадам Шаро о том, что Эредин хочет ребенка, пытается зачать его с нею. Цири говорила и о том, что от долгого недоедания у нее появился ряд проблем, затрудняющих исполнение столь прекрасного плана. – Я хожу на переливания каждый день, – горестно заявила Ласточка. – Анализы все лучше и лучше, дефицит давно забыт. У меня на запястьях нет ни одного живого места… А я все еще не беременна. – Дай угадаю, – говорила собеседница с улыбкой. – Эредин не желает даже помыслить о том, что проблема может быть у него, да? – Нет. С каждым годом курит все больше и больше, не думая о том, что это может отразиться, – ответила Ласточка, делая свою затяжку. – А ведь он уже немолод. Они замолчали, но тишина не окутала пространство. Девушки вокруг переговаривались в полголоса, и Цири нервно оглядела подол своего красного платья. Цирилла все еще не знала, как долго эльфы будут говорить за закрытыми дверьми. Теперь ей предстояло подумать, подумать о том, зачем именно Ауберону ее сила, в чем она заключалась, и почему Эредин не рассказывает королю о столь важной находке. Ведь это случилось так давно, до всех этих поражений. Желает в скором времени устроить переворот? Это было бы неплохо. Нет, Цири не жаждала власти, она страстно хотела, чтобы в рядах эльфов началась неразбериха, чтобы в это весьма и весьма нелегкое время они лишились предводителя и окончательно сбились с пути. Война кончится, едва Ауберон покинет свое место. Настроение солдат уже изменилось, и пару раз Цири слышала, как орудия войны грохочут неподалеку. Их войска то отбрасывают ближе к лагерю, то пропускают на потерянные позиции. Куда хуже, если Эредин сохранил Ласточку в секрете для того, чтобы держать в кармане козырь, чтобы сунуть его королю под нос, едва комендант впадет в немилость. Зная Эредина… Нельзя отметать этот план. – По правде говоря, Цири, у меня есть к тебе дело. Не сложно было догадаться, что бывшая соседка снова попросит о содействии. Она чувствовала себя весьма и весьма умелой партизанкой, принимая очередное задание. Цирилла закусила губу, думая о том, что будет. Она окинула взглядом возведенные вокруг бараков ограждения, ворота, лежащие впереди… За это долгое, долгое время она поняла, что хочет жить. Два года здесь, чуть больше – тянулись, словно вечность. Бывало, что Ласточка переставала надеяться на перемены, но черная полоса уступала белой. Неизменно. Новый день тянул за собой следующий, следующий и следующий, вести с полей приходили все более радостными, и Цири уже чувствовала вкус свободы. Цирилла хотела придвинуть победу, но больше того она хотела сохранить чужие жизни. И свою в том числе. – Что от меня требуется? Снова что-то украсть? – Ласточка предусмотрительно затушила сигарету. – Только что-то, что я могу пронести под одеждой. – Что-то в этом роде, – уклончиво ответила мадам Шаро. – Одежда, правда, должна быть свободной, если красть таким способом. Мне доложили, что ты теперь выходишь во двор, правда? Без охраны? – Да, случается, – отвечала ей девушка. – Когда иду на уколы или осмотры к врачу. Еще мне позволено гулять. Полезно для… Ну, ты понимаешь. – Да, – ответила женщина тихо. – Мне нужно, чтобы ты привела кое-кого кое-куда. Пару раз.