Труд делает свободным

Тогда.

Ночь не успела начаться, вечер долго шагал по земле, заставляя Ласточку тонуть в собственных мыслях. Мрачная спальня больше не заставляла ее нервничать, все здесь стало таким привычным, таким родным, что иногда Цири становилось страшно. Что, если она начнет считать это местечко своим домом? Что, если разум, подстраиваясь под окружение, начнет уверять ее в том, что здесь безопасно? Ласточка закусила губу. Нет, она не позволит этому случиться. Замок закричал в кромешной тишине вечера, в нем повернулся ключ, вставленный с другой стороны деревянной панели. Цири вздрогнула, когда дверь с грохотом ударилась о стену. Она не спала, читала, чтобы отогнать скуку, прогнать страх. Он пришел. Ласточка снова закусила губу, чувствуя, как страх вновь растекается по телу. Ей нужно запрыгнуть в кровать, будто там она и была все это время, будто ждала, лежа под одеялом. Это не исправит его настроение, но явно смягчит удар, который Цири предстоит выдержать. Комендант недоволен сегодня, Цирилла хорошо понимала это. Она знала и почему именно он зол. Документы Ласточка передала мадам Шаро месяц назад, месяц она ждала, когда же Нильфгаард узнает о том, что здесь происходит, и отчаяние начинало заполнять ее душу, словно густая темная смола... И вот оно. Цири улыбнулась, несмотря на страх, сковавший ее конечности. Она и не думала, что сможет обмануть коменданта, потому сделала вид, что проснулась от стука двери. Если продолжать держать глаза закрытыми, делать вид, что ничего не слышит, он в это никогда не поверит. Эредин не так глуп. Когда эльф открыл дверь спальни, Цирилла сидела на кровати, потирая воспаленные глаза. – Привет, – шепнула она севшим голосом, Цири молчала весь этот день и большую часть уже прошедшего. Комендант ей не ответил. Взглядом он окинул темную комнату, одним резким движением скинул мундир на пол, явно не намереваясь вешать его на подставку. Лицо его выражало злость, и Цири попыталась подняться с кровати, понимая, что ей стоит попытаться успокоить его. – Лежи, – жёстче, чем ей бы хотелось, ответил на "заботу" эльф. И Цирилла осталась на месте. Лежать, как послушная собачка, как хорошо выдрессированный зверь. Она невольно прикрыла глаза, пытаясь скрыть охвативший её страх. Эредин не смотрел в сторону девушки, расстегивая пуговки на своей рубашке, Ласточка нервно комкала простыню. Ей хотелось броситься к выходу, но Цири не подчинялась этому порыву. Нет, так она сделает только хуже. – Что-то произошло? – спросила она тихо. – Да, – коротко, уже мягче ответил ей комендант. – Большая неприятность. Но ведь ты будешь любить меня в любом случае? – Буду, – солгала Цирилла. – Моя девочка, – холодно ответил ей комендант. – Ляг на живот. Ей не хотелось, но Цири послушно взбила собственную подушку, придвинув её ниже. Бледные пальцы её сжали шелковую ткань постельного белья, узница старалась сохранить дыхание ровным, будто ничего не произошло. Шелковая ночнушка приятно облегала тело, ласкала кожу, Эредин сам выбирал эту ткань и тот фасон. Он хотел контролировать каждую мелочь. Цири молчала, не двигалась, как велел ей эльф. Голова её начинала кружиться от волнения, от интереса. Цири не знала, что именно ждет ее впереди, понимала только, что будет неприятно. На языке лежали вопросы, сотни вопросов, но Цири не давала им сорваться, прозвучать в затянувшейся тишине. Мрак густел, вечер уступал место ночи. Эредин расскажет о произошедшем позже, не стоит торопить его сейчас. – У меня был такой тяжёлый, такой сложный день, Зираэль, – говорил комендант за её спиной. – Ты поможешь мне расслабиться. Его холодные пальцы захватили её лодыжку, руки Эредина притянули Цириллу к краю кровати, матрас протяжно взвыл, чувствуя, как смещается её вес. Ласточка повиновалась молча, безропотно. Она знала, что борьба продолжается, просто в другой плоскости, что сейчас ей куда важнее усыпить его бдительность, уверить в том, что все хорошо, и Зираэль не представляет угрозы. – Раздвинь шире, – шепнул он ей на ухо, придавив Цири к матрасу. – Я хочу взять тебя всю, до конца. Пленница повиновалась. Она развела ноги шире, позволяя эльфу устраиваться между ними. Эредин сжал её бедро, впился в него когтями, и Цирилла вскрикнула, чувствуя, как его ногти вонзаются в её плоть. Эльф замер, и Цири напряглась, ей показалось, будто она слышит, как губы Эредина расплываются в жадной улыбке. Она уже знала, что это означает. Комендант хочет наказать её, хотел наказать, и вот он нашел повод. – Кажется, я просил тебя быть тихой, – произнес эльф, шепнул в самое ее ухо, задев его краешком губ. – Разве ты не хочешь сделать меня счастливым, Зираэль? – Но ведь я не произнесла ни звука, – ответила Ласточка севшим голосом, прекрасно помня, как нечаянно вскрикнула секундой ранее. – Разве? – улыбнулся эльф. Она слышала эту улыбку. Комендант поднялся с кровати, матрас последовал его примеру словно возвысив Зираэль над полом. Эльф выдвинул один из ящиков тумбочки, но Цири не оглянулась, чтобы посмотреть, что именно он ищет. Она продолжала кусать губы, уговаривая себя быть внимательнее в следующий раз, быть тише, быть послушнее. Он не должен знать о том, что сейчас происходит в ее душе. – Это поможет тебе оставаться тихой, – чуть жестче заметил эльф. – Открой рот, Зираэль. Цири ненавидела это. Она разжала губы, повинуясь приказу, а после ощутила, как во рту ее оказался шарик из плотной резины. Из такой раньше делали неубиваемые даже самыми острыми граблями мячики для детей и собак, что из него делают сейчас, в военное время – Ласточка не знала. Очевидно, что ничего хорошего. Эредин застегнул сзади поясок, и кляп, испытанный ею ранее, снова заставил пленницу молчать. Сейчас дышать ей было легко, позже станет сложно, Цирилла хорошо помнила об этом. – Не нравится? – притворно-ласковым тоном спросил комендант. Цири мотнула головой, понимая, что врать ему сейчас нет смысла. Недовольство написано на ее хорошеньком лице, раскрасневшемся теперь не то от гнева, не то от страха. Эредин наслаждался властью, данной ему его же сородичами, радовался тому, что Цири вынуждена сносить все безропотно и тихо, что должна подчиняться. Он хотел видеть ее недовольство, хотел, чтобы отчаяние отражалось в этих зелёных глазах, иначе в наказании не было никакого смысла. – Жаль, ведь так намного лучше, – шепнул эльф, погладив ее по щеке. – Когда ты научишься молчать самостоятельно, милая, обещаю, мы больше не будем использовать эту штуку. «Врет», – понимала Зираэль. Он врет ей, он будет использовать кляп каждый раз, как захочет, каждый раз найдет повод, чтобы оправдать его применение. Если Цири будет молчать слишком долго, Эредин снова затушит о нее сигарету, поставит ей клеймо, пнет ее под ребра. Он выбьет из нее звук. Пленница хотела бы закусить губу, но не могла. Эльф шлепнул ее по бедру, заставив вздрогнуть, протяжный тихий стон сорвался с ее губ. По силе удара становилось ясно – Эредин хочет, чтобы ей было больнее, чем обычно, больнее, чем раньше. Это… Это – хорошо, ведь так? – Намного лучше, – повторил эльф, вновь замахиваясь. Следующий удар сорвал с ее губ гораздо более тихий стон. Принимая наказание, Цири думала о том, что злость, захватившая сердце Эредина, взялась там из волнения, охватившего его же. Эльф переживал о том, что ждет его теперь, впереди. Должно быть, переданные Ласточкой бумаги помогли Нильфгаарду открыть глаза, помогли императору осознать, сколь опасен союз с Aen Elle. Но вряд ли были применены необходимые меры. Если бы уже сейчас было принято решение о расторжении отношений, о, Цири наверняка пришлось бы куда хуже. Но начало положено, вот оно. Дверь, ведущая к освобождению, открывается перед истерзанным народом, и Цири знала, что приложила руку к ее слабому движению. Получив следующий удар, она улыбнулась, вскрикивая. Был у кляпа один большой плюс – каждое слово, что срывалось с ее острого языка, с помощью скользкого от слюны шарика превращалось в невнятное мычание. – Наслаждайся… Последними… Деньками, – говорила она, но Эредин слышал лишь звуки, что никак не желали складываться ни в слова, ни в фразы. – Скоро… Тебя… Арестуют… Скоро… Тебя… Расстреляют. – Просто расслабься, – говорил ей комендант. – И все кончится быстро, Зираэль. Ты же любишь, когда я не затягиваю, верно? Да. Цири вскрикнула, когда эльф вошел в нее. Больно и резко, он не дал времени привыкнуть к чужому присутствию. Эредин не смазал ее так, как следовало, комендант знал, что юное девичье тело подстроится под его ритм в скором времени, и не желал тратить время на ласку. Немного боли не повредит ни ей, ни ему. Цирилла сжала бледными пальцами свежую простынь, заставляя себя держать глаза открытыми. Очередная порция предсказаний скорого конца превратилась в невнятное мычание, слабое хныканье, что приводило эльфа в экстаз. – Все хорошо, папочка здесь, папочка так тобой доволен, – говорил эльф, двигаясь все быстрее. – Потерпи еще немного, Зираэль. Он держал Ласточку за бедра, притягивал к себе, отдаляясь как можно сильнее. Скользкий звук кожи, касающейся кожи, заполнил спальню. Цири чувствовала боль, но сквозь нее пробивалось и удовольствие, приносимое пальцами эльфа. Что-то заставило его попытаться смягчить этот удар. Удовольствие… Хлипкое, призрачное, шаткое, оно все же застигло ее врасплох. Цири часто ругала себя за него, едва обнаруживая тень давно забытого чувства. Вот и сейчас она закрывала глаза, пытаясь избавиться от наваждения, будто от призрака. Будто, отвлекшись, она могла забыть о том, где находится и с кем. Эредин вжал ее тело в матрас, слабое тело, поддающееся любой команде. Цири действительно хотела, чтобы все кончилось как можно быстрее, как можно быстрее хотела покинуть его теплые руки. Комендант двигался быстро и резко, он набирал темп, не заботясь о чувствах своей пленницы. Сдавленные кляпом крики срывались с ее губ все слабее, все тише и тише. Ласточка хныкала, не надеясь на милосердие. На пике блаженства эльф и сам издал тихий вскрик, всегда означавши одно – у Цири появится полчаса перерыва. Он прижался к Ласточке всем телом, прикусил край ее уха, не оставив следа зубов. Эльф замер, последний раз двинулся в ней, погружаясь до самого конца, а после медленно вышел, оставив тело девушки. Кляп Эредин расстегнул не сразу, сначала выровнял дыхание, после погладил девушку по сбившимся волосам, протянув руку к замку. – Это был долгий день, – наконец произнес он, прогнав тишину, поправив ночнушку Ласточки, задранную до самой ее шеи. – Я рад, что у меня есть ты, Зираэль. Помогает отвлечься от дел насущных. – Так что случилось с тобой? – хриплым голосом спросила Цири, отчаянно стараясь делать вид, будто ничего не произошло. – Ах, это… Сложные политические разборки, – отмахнулся эльф. – Не забивай этим голову, милая. – Ты можешь рассказать мне, ты же знаешь, да? Эльф водил пальцами по ее ногам, бледным и худым, таким слабым, если сравнить с его собственными. Эредин не улыбался, на лице его теперь лежала печать усталости, печали, объявшей нутро. Цири заставила себя положить руку на его щеку, уговорила себя приподнять голову коменданта, заставить его взглянуть в ее зеленые глаза. Эредин мягко улыбнулся своей пленнице, целуя ее ладонь удивительно нежно. – Я люблю тебя, Зираэль, – шепнул он тихо, будто самому себе, а не спутнице. – Примем ванну? – спросил эльф бегло, словно пытаясь избавиться от предыдущей реплики. Цири показалось, будто от ее ответа действительно зависит решение. Она улыбнулась. Наверное, впервые искренне за все время, проведенное под его «крылом». Цирилла кивнула, и эльф поднял ее на руки. Как сокровище, которое он берег дороже всего остального. Ласточка и прежде замечала, что в сложной ситуации, в подавленном состоянии, он всегда относился к ней лучше, будто ожидая поддержки, помощи, которой у Цириллы никогда не находилось. Нет, только не для него. Цири действительно относилась к нему мягче, чем в самом начале их знакомства, но и это послабление давалось ей удивительно тяжело. Эредин помог Ласточке снять ночнушку, поставил ее в широкую квадратную купель, нисколько не похожую на ванную раковину. Серые стены превращали это место в подобие пыльной гробницы. Эльф включил воду, и не нужно было долго ждать, пока поток станет теплым. Эредин прижал Цири спиной к своей груди, вытянул ноги, следя за тем, как вода медленно подступает все выше и выше. Ласточка только делала вид, что расслабляется в его руках. Капля ароматического масла упала в воду, приторный запах ванили мешался с паром. Цири было трудно дышать. Она не жаловалась, только прижалась ближе к груди эльфа. Эредин мягко гладил ее спутанные мокрые волосы, дыхание эльфа щекотало ее кожу. Цирилла старалась не выказывать больше интереса, чем следовало. В конце концов, он не должен был догадаться. – Тебе совсем необязательно разбираться в политике, милая, чтобы нравиться мне, – говорил эльф, пока вода журчала рядом. – Я не считаю, что в обязанности порядочной женщины должно входить… – Я просто хочу знать, что так печалит тебя, – солгала Зираэль. – Мы можем потерять одного важного союзника из-за того, что на Тир-на-Лиа завелся крот, – объяснил комендант со вздохом. – Крот? – Не буквально, – Эредин обронил сдавленный смешок. – Кто-то выкрал из-под моего носа важные данные и передал их нашему потенциальному союзнику. Весьма некстати, ведь эти документы показали нас не с лучшей стороны. Передал, ловким движением изящной бледной руки превратив союзника во врага. Цири улыбнулась, стараясь скрыть собственные губы за ладонью. Эредин должен думать, что так она прячет гримасу ужаса, страха. Последние месяцы она старалась показать эльфу, как привязана к нему, как счастлива, даже если не каждая его игра приносит ей только радость. Если Эредин, чей разум так жаждал любви, и понимал, что Ласточка не искренна, то ждал, что Цири будет ценить его общество хотя бы потому, что без помощи коменданта ей будет хуже. Ласточка знала, что Эредин не видит в ней угрозы. Еще с тех пор, как она обратилась к нему за обещанной помощью, с тех пор, как через коменданта попыталась избавиться от навязчивого внимания Аваллак’ха, он не видит в ней врага. Эредин считал Цириллу хорошенькой, пусть неглупой, но явно наивной, не умеющей понимать ни эльфов, ни людей. Цири вполне устраивало это обличие. – Это звучит так печально, – только и ответила она. – Мне нужно будет уехать на пару недель, – нехотя произнес комендант. – За тобой присмотрят, пока меня не будет. – Куда ты едешь? – попытавшись изобразить беспокойство, спросила Ласточка. – На переговоры с союзником? – Почти. Обсуждать насущные дела и решать, как поступить. И как определить в наших рядах крысу, конечно же. Это должен быть кто-то, обладающий определенным доступом… Я попадаю под подозрение. Цири глубоко вздохнула, услышав. Нет, она была уверена в том, что ее никогда не поймают, что комендант не узнает, кто именно передал сведения… Эредин слеп, слеп, когда ему нужно смотреть на нее. Так как бы ей подстроить все так, чтобы подставить под удар Аваллак’ха? Ласточка закусила губу, размышляя над этим. Она могла убрать их обоих, могла стереть карьеру эльфов, превратив ее в пыль, воспоминание. Нужно лишь найти путь. Мадам Шаро не оставила дальнейших инструкций, эльфка сказала лишь, что они обязательно встретятся вновь, когда вышестоящие чины вновь решат выпить коньяка за закрытыми дверьми, похвастаться своими питомицами и обменяться льстивыми речами. Цири будет готова к этой встрече. Она знала, что украдет что угодно, что сделает все на свете, лишь бы заставить Aen Elle забиться в самую темную нору на этой земле, чтобы помочь эльфской шайке исчезнуть. Эредин сжал пальцы на ее груди, и в поясницу Ласточки уперлась его возбужденная плоть. Опять. Он снова хотел ее. Цири не была этому рада, она все еще чувствовала, как от кляпа болит челюсть, как пальцы эльфа врезаются в ее бедра, оставляя следы. Комендант мягко поцеловал шею девушки, рука его скользнула ниже, по плоскому животу пленницы. Ласточка вздрогнула, чувствуя его касание, недвусмысленный намек на продолжение, что последует секундой спустя. – Я буду скучать по тебе в разлуке, Зираэль, – шепнул он.