Труд делает свободным

Тогда.

– Ты так приятно пахнешь. Как яблоко и свежескошенная трава, как чуть теплый августовский день в ее родном краю. Цири знала, ей не нужно было его подтверждение. Она старалась мыться как можно чаще, будто вода могла помочь ей и смыть следы, будто хоть что-то могло бы заставить ее забыть его визиты на блаженное краткое мгновение. Благо, воды у Ласточки было в избытке, и единственная радость существования не должна была кануть в лету с течением времени. Цири сморгнула с глаз слякоть, пленница еще не успела проснуться, не успела окончательно открыть глаза и осознать, что настал новый день. Ласточка шевельнулась, край простыни неосторожно выбился из-под матраса, девушка взволнованно вздохнула, оглянувшись через плечо. Она чувствовала чужое тепло на своей коже и не могла однозначно сказать, что не рада ему. В комнате холодало, а отопление не справлялось с грядущими морозами. Кажется, с ее заточения прошел месяц, чуть больше месяца… Значит, уже началась зима? – Прости, ты спала так сладко, – шепнул ранний гость, губами задевая краешек ее уха. – Я не хотел будить тебя. Цири почувствовала движение, легкий дискомфорт заставил ее простонать. Эредин… Он уже взял ее. Взял, пока Ласточка спала, пока не могла протестовать открыто. Цирилла заерзала, попыталась выскользнуть из его рук, но эльф крепче прижал Цири спиной к себе. Пленница чувствовала рельеф его широкой груди, взмокшей от пота. Одной рукой он чуть приподнял ее бедро, другой обхватил Ласточку за талию, прижимая ее тело к своему все крепче. Эредин не спешил, он двигался плавно, почти нежно, заставляя Цири тихо скулить в ответ на каждое его движение. Скорее от страха, чем от дискомфорта. Ласточка знала, что он может, хочет быть с ней более жестоким, потому старалась не протестовать, комкая белые простыни. Как долго это длилось? Цирилла чувствовала влагу на своих бедрах, стараясь отодвинуть их плавно… Только это не приносило ничего хорошего. Чувствуя сопротивление, Эредин набирал темп, быстрее сокращал расстояние, что Цири удавалось выиграть за долю мгновения. Она давно не пыталась бежать от него, давно не пыталась скрыться. – Я думал, мы больше не играем в эти игры. Ты была такой хорошей последнюю неделю, – говорил комендант. – Во сне ты подавалась навстречу, – шепнул эльф, языком проводя по ее бледной шее. – Почти уговаривала меня продолжить, Зираэль. – Ты… Ты врешь, – пропищала Цири, понимая, что могла ошибаться сейчас. – Я не могла. – Думаешь, это – клевета? Разве я способен на такое, мой ангел? – улыбнулся эльф, изображая обиду. – Ты иногда бываешь такой жестокой. Мне бы следовало наказать тебя. «О, ты бы хотел, правда?» Цири не удосужилась ответить. Она закрыла глаза, стараясь уговорить себя не плакать, не лить слез зря. Нет. В этот раз ей не было больно, она давно не ощущала боли с ним... Эредин гладил ее взмокшую кожу, он целовал ее шею, ее плечи, покусывал ее, не оставляя следов от зубов. Он изучал ее тело с жадностью исследователя, ловил каждую реакцию, заставляя Цири признавать поражение вновь и вновь. И это было хуже всего. Ее мышцы предательски расслаблялись, поддавшись его умелым рукам, тело, уставшее от одиночества и страха, цеплялось за призрачное удовольствие. Эльф тихо промычал, уткнувшись Цири в шею, его дыхание скользнуло по ее взмокшей коже, и обжигая, и грея ее. Рука Эредина переместилась вверх, под самую челюсть пленницы, заставив Ласточку оставаться на месте сейчас, сжав ее горло. «Нет, нет», – подумала Цири, чувствуя, как второй рукой эльф дразнит ее ниже, заставляет ее ноги дрожать. – Я не… Я не, – силилась сказать Цири, но не была услышана. – Тише, тише, ты в порядке. Но это – не то слово, что могло бы обозначить ее состояние. Ласточка закрыла глаза, чувствуя, как постыдное удовольствие накрывает ее, подобно морской волне. Нет, не в первый раз, это чувство уже было ей знакомо. Оно поднялось от кончиков пальцев к макушке, заставляя Ласточку вскрикнуть, ощутить, как эльф напряжен внутри нее. Каждую вену, каждый сантиметр его плоти, каждый поцелуй, оставленный на ее коже ранее. Эредин пришел следом за ней, не позволяя Цири отдалиться, не выходя из нее сейчас. Он дышал часто, жаром обдавая ее бледную шею. Тонкие светлые волосы липли к взмокшей коже пленницы, они растрепались, устилая подушку. Цири старалась не заплакать, чувствуя себя оскверненной, неправильной в его руках. Разве могла любая другая девушка на ее месте ощутить это удовольствие? Эльф обнимал ее, прижимал к себе ближе, будто опасаясь, что потеряет свою пленницу, ослабив хватку хоть на мгновение. Цири казалось, что Эредин вот-вот замурчит, будто сытый кот, сомкнет глаза и вновь уснет с ней в обнимку. Ласточка заскулила, когда тяжесть оказалась слишком велика, когда ребра ее поймали в кольцо боли. – Прости, – шепнул Эредин. – Я увлекся, – он рассматривал ее тело, поглаживая пальцами резкий изгиб талии. – Надо же, и синяки почти прошли. – Я все еще чувствую их, – ответила Цири, силясь подняться. – Сколько сейчас времени? – Разве это важно? – Пожалуйста, – шепнула Ласточка, повернувшись к Эредину лицом. – Я просто хочу знать, который сейчас час. Он смотрел на нее, улыбаясь, и Цири понимала, что ничего хорошего это ей не сулит. Комендант улыбался ей, планируя что-то жестокое, обманывая, наказывая ее за очередную ерунду. Его неправильная, дикая улыбка никогда не сулила ничего хорошего. Цири отвела взгляд, боковым зрением замечая, что над ней нависла ладонь эльфа. Ожидая удара, она закрыла глаза. Но боли не последовало, Эредин хмыкнул, погладив ее по щеке. Обманчиво-нежно, ласково. Он всегда чередовал кнут и пряник, ломая ее изнутри, запутывая. Цири не знала, чего ждать в следующее мгновение: гнева или жалости. Она не знала, что случится с ней минутой спустя, не знала, ждет ее поцелуй или оплеуха. Эредин не оставил в ее комнате ни часов, ни календаря, и дни Ласточка считала его визитами. Эльф все чаще и чаще оставался с ней, чтобы вздремнуть, и для себя Цири решила, что комендант остается с нею на ночь. Утром же эльф неизменно покидал ее комнату, чтобы явиться несколько часов спустя, и Цири не знала, откуда он брал силы для очередного контакта. – Твоя кожа опять стала мягкой, – говорил он, игнорируя просьбу Ласточки. – Тебя хочется трогать еще и еще. – Пожалуйста, – повторила Цири. Ложась к ней в кровать, Эредин снимал часы. Сейчас он, очевидно, не желал выбираться из-под одеяла, чтобы удовлетворить ее просьбу, и Цирилла закусила губу. Чувствуя на себе взгляд эльфа, она уткнулась носом в его шею, слабо поцеловала край его челюсти, умоляя исполнить просьбу. Эредин вздрогнул, и Цири заметила его смущение. Ей никогда прежде не доводилось его целовать, даже в попытке выпросить что-то. Комендант погладил ее по волосам, точно похвалив за подаренную ему ласку. Иногда Цирилле казалось, что только этого он и ждал, за тем и приходил в ее темницу, стремительно пропитывающуюся холодом. Ласточка гнала эти мысли прочь. Эредин выпустил ее из объятий, нехотя разжимая руки. Цири прикусила губу, заметив, как холодно ей стало одной. Ласточка укрылась, заставляя себя поднять взгляд и увидеть, как Эредин подбирает с пола сброшенные в спешке штаны. – Половина восьмого утра, – ответил эльф, выудив из кармана брюк часы на цепочке. – Сегодня я могу побыть с тобой чуть дольше. – Почему? – спросила Цири, подтягивая одеяло выше. – Потому что я так хочу, – ответил ей эльф, и уголок его губ приподнялся. – Расскажи мне, чем заняты твои мысли. Ее мысли? Цири прикрыла глаза. Вчера ей снилось, как она душит Эредина ремешком от одного из безвкусных коротких платьев, ждущих ее в шкафу. Комендант хрипел, пытаясь поймать ее за руку, но не мог справиться с яростью Цири, сама же пленница смотрела за тем, как краснеет его некогда красивое лицо. Жаль, что в реальной жизни у нее не было бы и шанса. Эредин сильнее во много раз, а Ласточка истощена и сломлена. Ей никогда не уйти отсюда, используя лишь силу, даже если удастся подкрасться к эльфу во сне. Комендант был предусмотрительнее. Он заменил замок на кодовый, и каждый раз Цири замечала, что Эредин использует разную комбинацию цифр, двигающих засов. Как долго действует пароль? Неделю, пару дней, один? Цири не могла спросить эльфа, не вызвав подозрений. Она надеялась усыпить бдительность Эредина, но не могла слишком резко ослабить сопротивление. – Ничем, – солгала Цири, прячась под одеялом. – Зачем ты обманываешь меня, Зираэль? – спросил комендант, усмехнувшись. – Не советую испытывать судьбу. Я ведь могу показать тебе нашу пыточную. Там мне удавалось раскрыть и не такие тайны. «Если это – не пыточная, то что тогда?», – подумала Цири, но не рискнула узнать. Эредин откинул одеяло, но не для того, чтобы стянуть его с Ласточки, он забрался к ней, в спасительную самодельную темноту. Коменданту не пришлось долго искать ее среди сбитых простыней на безупречно чистой кровати, и Цири не пыталась ускользнуть из его теплых рук. В конце концов, сопротивляться бесполезно. – Хочешь сделать мне больно? – спросила Цири севшим голосом. – Иногда, – ответил Эредин, поцеловав ее шею. – Иногда я хочу сжать тебя так сильно, Цири, чтобы синяки никогда не прошли, чтобы они расцвели на твоей коже однажды и навсегда, – шептал он в ее губы. – А ты хочешь сделать мне больно? – Нет, – ответила Ласточка. Она не хотела делать ему больно, Цири хотела, чтобы Эредин корчился в агонии до конца своих долгих, отчаянно долгих дней. Цири хотела, чтобы он выкрикнул ее имя перед смертью, прохрипел его, чтобы оно сошло с его губ вместе с последней краской. Ласточка блаженно закрыла глаза. – И все же, о чем ты сейчас думаешь? Что-то же должно занимать твой разум, я вижу, Зираэль. – Если ты видишь, что во мне ещё осталось хоть что-то, почему не можешь догадаться, что именно? – На свете так много вещей, – усмехнулся эльф. – А ты – такая умная девочка, – он улыбнулся, прижимая Цири ближе. – Моя девочка. И как бы грустно не было Цири сейчас, Эредин прав. Комендант владел ею единолично, и даже мысли Ласточки вращались вокруг одного – его фигуры. Цирилла прислушивалась к шорохам в ночи, пыталась разглядеть каждую эмоцию на его лице, подстроиться, сделать вид, что она сломалась, если потребуется. Цири думала о нем чаще, чем о доме, чаще, чем об отце, чем о детях, брошенных за стенами камеры. Это несправедливо. Возможно, ей осталось не так много времени в этом мире, а Цири тратит его на страх и сожаления. В четырех стенах комнаты не было ничего, кроме нее самой, пары стульев, шкафа и тумбочки, за стеной ее ждала ванная комната с раковиной и самой ванной. Ни книг, ни газет, ничего… Только Эредин – единственное ее развлечение. Ласточка закрыла глаза, чувствуя, как эльф сжимает её бедро, как ногти его вонзаются в её плоть, оставляя после себя следы-полумесяцы. Он требует ответа. – Так о чем же ты думаешь, и почему у тебя такой печальный взгляд? Ты живёшь лучше большинства генеральских жён, – рассказал эльф, будто обидевшись на её неблагодарность. – Генеральских жён? – хрипло переспросила Цири, и пальцы ее снова сжали простынь. – Некоторые зовут их полевыми. – Человеческих женщин, которых держат на коротком поводке, да? – грустно усмехнулась Цири. – Женщин, которых насилуют и избивают? – Ты так молода, так наивна, – прошептал Эредин, поцеловал её щеку. – Если бы я отпустил тебя сейчас, ты бы заскучала по этому теплу. По безопасному тихому существованию. Цирилла готова была укусить его. Если бы он отпустил её сейчас, из этой «безопасной» комнатки, в которой Ласточка прислушивалась к каждому шороху... Цири не знала, куда бы смогла отправиться. Быть может, лучше всего было бы уйти прямиком на тот свет? Ласточка вздохнула, в очередной раз подумав о смерти, о том, какими приветливыми могли бы оказаться ее объятья. Должно быть, её ещё не довели до такого отчаяния, чтобы пойти на этот шаг. – Давай проверим, – шепнула она, откидывая одеяло. – Ты замерзнешь, Зираэль, – ответил Эредин, не сдвинувшись с места. – Батареи чуть тёплые... Нужно перевести тебя ближе ко мне. – Но зачем? – спросила Ласточка. – Мешать твоей работе? Цири знала, что вокруг полно более красивых девушек, более красивых человеческих женщин, эльфиек, даже гонимых ото всюду полукровок... Так почему же Эредин выбрал для себя её? Нескладную, тощую, похожу на мальчишку. Цири кусала губы, думая об этом долгими ночами, глядя в бесконечно далекий потолок и считая собственные вздохи. Он ненавидел Аваллак'ха – здесь у Ласточки не было сомнений. Эльф устало сжимал и разжимал кулаки, рассказывая о том, чем сейчас занят пресловутый доктор, Эредин ставил под сомнение его знание, насмехался над жалкими успехами, над отсутствием власти даже над собственным экспериментом. Может, отобрать у него Цири было особенно приятно, зная нездорово теплое отношение Кревана к её персоне? Может, Эредину нужна была именно она, чтобы утвердиться в собственных глазах? Ласточка прикусила щеку со внутренней стороны, напоминая себе, что должна разговаривать с ним осторожно. В прошлый раз, когда она попросилась на краткую прогулку, положенную каждому арестанту, комендант швырнул ее в стену, велев гулять здесь. На четвереньках. Что он мог сделать с нею сейчас? – Это долгий рассказ, – ответил эльф, заглядывая в её словно поблекшие в заточении зеленые глаза. – Сначала я развлекался, потом понял, что в этом мой долг, – говорил Эредин, и пальцы его путались в её мягких волосах. – А сейчас я просто не могу оторваться, наслаждаюсь. Эльф засмеялся, притягивая её к себе, целуя в макушку. Будто... Будто влюблённый. Будто она не была коменданту пленницей, будто он не запер её в этих стенах, с каждый днем становящихся все холоднее. Ласточка заскулила, носом уткнувшись в подушку, отворачиваясь от него. Нет, нет, нет… Может, они – счастливые молодожены, а Цири ментально больна и не знает, где находится и что происходит? – Долг? – дрожащим голосом спросила она, не понимая, о чем эльф. – Ты все равно не сможешь понять, – устало отмахнулся он, снова целуя щеку Цириллы. Эльф встал с кровати, и матрас заскрипел под тяжестью его веса. Босые ноги ступали по холодному полу, Цири смотрела за тем, как длинные черные волосы коменданта контрастируют с бледной кожей на его широкой спине. Эредин вздохнул, опустившись на стул рядом с кроватью. Он дотянулся до штанов, поспешно скинутых на пол, выудил из кармана ярко-красную пачку сигарет. Пепельницы в комнате не было. – Ты тогда... Ты тогда говорил что-то о моей маме, – произнесла Цири, свесив ноги с кровати, сев напротив него, заставив себя. – Я много говорил с тобой. А ты много думала об этом, Зираэль? – улыбнулся он своей неправильной улыбкой. – Я хочу знать, почему именно я. – Потому что ты молода и красива, – комендант закурил, и яркий огонёк вспыхнул на конце зажженной сигареты. – А я имею право на приятный отдых после всего, что сделал для Aen Elle. – Разве я не заслужила право... Узнать? – спросила Цири, силясь заплакать. Удивительно, но слезы действовали на него. Иногда, впрочем, затянувшееся хныканье только раздражало эльфа сильнее, и он глубже вбивал ее тело в смятый матрас. Эредин раздражённо цокнул языком, отводя взгляд. Он не спешил её успокаивать, надеясь, что Ласточка прекратит шмыгать носом без его помощи. Эльф затянулся, облако дыма сорвалось с его губ, растворившись в воздухе. Цири поморщилась от запаха табака. – Мы говорили о твоей маме, – вспомнил эльф, бросив в сторону Ласточки недовольный взгляд, словно та доставляла ему страшные неудобства. – И ты рассказала, что понятия не имеешь о её происхождении. Все верно. Эредин замолчал, будто ожидая следующего вопроса, но Цири плотнее сжала губы. Она не хотела сбить коменданта с мысли и помочь тому сбежать от этого разговора. В конце концов, он действительно не обязан раскрывать ей свои мотивы, и может остановиться в любой момент, снова оставив ее без ответа. – Она была полуэльфкой, о чем ты, наверняка, знала или догадывалась, – заметил Эредин в затянувшейся тишине. – Да, – подтвердила Ласточка. – Таких много. С чего бы делать из этого... – А её мать, твоя дорогая бабушка, чистокровная благородная эльфка, когда-то сбежала из-под венца, – продолжил Эредин, и с губ его снова сорвалось облако дыма. Но что с того? Цири закусила губу, всматриваясь в лицо коменданта, лицо, укрытое тенью. Многие невесты бегут из-под венца, слишком поздно осознав, что совершают ошибку. Цирилла понятия не имела о том, сколько среди беглянок благородных миледи… Её бабушка не была ни первой, ни последней, она не совершила ничего противозаконного, ничего, что сделало бы её потомков особенными. – Она должна была выйти замуж за эльфа. Не простого эльфа, а... – Богатого? – выгнула бровь Ласточка. - Предназначенного ей судьбой, – улыбнулся Эредин, разведя в стороны руки. – Твоя бабушка почему-то решила, что знает лучше провидения. Да, ведь судьба – штука странная. Цирилла принялась нервно барабанить пальцами по матрасу, слушая рассказ коменданта. Она невольно взглянула на собственные ногти: покусанные, надломанные, подушечки пальцев ее были красными. Эльф не спешил, он блаженно затягивался густым сладковатым дымом, стряхивая пепел на пол. Одна сигарета кончилась, и Эредин, затушив ту о стену, достал из яркой пачки следующую. – Твоя бабушка, Зираэль, носила в себе один Ген. – Ген? – выгнула бровь Цири. – Он же… Он же не может быть одним… Их всегда много, разве не так? – О, а ты у нас – ученый? – снова улыбнулся эльф, заставив Цири отвести взгляд. Голос его отчего-то стал более серьезным, тональность его менялась, и по плечам Ласточки пробежала стайка мурашек. В густом воздухе замерло ее нетерпение, страх кусал кожу, подобно холоду. Что-то подсказывало Ласточке, что следует остановиться на сегодня, но она уже не могла послушать. – Ген Старшей Крови. С нее все начнётся, ею все закончится. Старшая кровь, горячая, дерзкая, – голос эльфа казался мечтательным. – Твоя бабушка, Зираэль, украла его у моего народа. Но как... Как можно украсть у кого-то саму себя? Цирилла отвела взгляд, чувствуя, что настроение Эредина портится все сильнее. Воздух раскалялся, дым клубился под потолком, закрывая тускло мигающую лампу. Комендант снова затянулся, и Цири услышала мягкий треск горящей бумаги, шорох пепла. – А ты, Цири, вернёшь его обратно, – закончил комендант. – Мы вместе поработаем над этим еще и еще. – Во мне так мало от эльфки, – словно пожаловалась Цирилла. – Не думаю, что у меня получится исправить оплошность бабушки. – Мое происхождение достаточно благородно, чтобы его хватило на нас двоих, – улыбнулся Эредин. "Постой, подожди", – шепнуло Цирилле сознание, огрело ее по затылку. "Он говорит о ребенке?". О настоящем ребенке, которого ей придётся зачать и взрастить, о ребенке, в котором от эльфа будет куда больше, чем в ней самой? Ласточка почувствовала, как дыхание ее участилось, как сердце быстрее забилось в груди. Пальцы снова впились в матрас, костяшки на них побелели. Нет, нет, он не мог говорить, серьезно, ведь так? Он не мог хотеть ребенка от нее, даже не полукровой человеческой девчонки. – Разве ты не хочешь детишек, как все деревенские девки из твоих мест? – спросил эльф с улыбкой, наслаждаясь отразившимся на лице Ласточки страхом, ее смятением. – Представь, как родишь для меня сына, Цири, как я поселю тебя в уютной большой квартире возле Генштаба, как вечерами мы будем гулять с коляской вдоль аллей, а ночью делать все новых детишек… Эльф снова затянулся, и Цири наклонилась, сжав голову между колен. Это не может быть правдой, ведь верно? Ласточка облизнула сухие губы, пытаясь вспомнить, что говорил ей доктор, пользуясь ее положением. Если Цири хоть сколь ценна для Народа Ольх, неужели они будут держать ее в этой стремительно остывающей камере? Цири нервно жевала губу, слыша, как эльф раздраженно хмыкает, наблюдая за ней. Он не шутит, не врет, не издевается над ней… Вот, почему он не позволяет Цири вырваться из своих рук, кончая, вот зачем собирает семя с ее живота и пальцем играет с ней, будто с любовницей. Ласточке хотелось выть, хотелось кричать, биться в закрытую дверь. Рано или поздно комендант получит желаемое, если она еще в состоянии рожать. – Я не хочу, – ответила Цири после долгого молчания. – Я не хочу детей, я… Я не хочу детей здесь, в этом месте. – Даже от меня? – спросил эльф, и Цири услышала, что тот тоже наклонился вперед, к ней, что он жаждет ответа. – Особенно от тебя, – огрызнулась она, не поднимая взгляда. – Особенно от тебя, грязная ты тварина, – не выдержала девчонка. – Что же, – выдохнул эльф. – Тебе никуда от меня не деться, Цири. Когда-нибудь ты обратишься ко мне за лаской. Цири услышала улыбку в его голосе, прежде, чем ощутила боль в плече. Резкую, яркую, она обожгла ее кожу, заставила Цири закричать. Ладонь метнулась к плечу, инстинктивно сжав его. Цирилла подняла взгляд, слезы собрались у уголков ее глаз, заставляя те сиять в тусклом свете комнаты. Комендант затушил о нее сигарету. Эредин возвышался над ней, сильный и здоровый, против чахнущей в заточении Ласточки. Он рассмеялся, когда Цири взвыла, поднял ту на руки, чтобы спустя мгновение швырнуть ее на кровать лицом вниз. Цирилла проехалась по простыни, сбив ее, она прикусила губу, ударившись о матрас. Медный вкус крови заставил Ласточку поморщиться. Его тело было тяжелым, как всегда тяжелым, и боль, цветущая в ее хрупком теле, застилала Цири глаза. Эльф прижал к кровати ее руки, распял Ласточку на матрасе, пытаясь заглянуть в ее полные слез глаза. В комнате запахло обожжённой плотью, и у Цири закружилась голова от внезапно накатившей тошноты. Комендант продолжал улыбаться ей, и Цири понимала, что он хочет причинять ей боль снова и снова. – Ненавижу тебя! – выкрикнула она, пытаясь вырваться, зная, что ничего не выйдет, лишь растягивая время. – Ненавижу, ненавижу… Я скорее перегрызу себе вены, чем рожу от тебя ребенка. – О, время покажет, Зираэль, – ответил эльф, с легкостью подавляя ее сопротивление. – А сейчас побудь воспитанной тихой девочкой, если не хочешь еще один ожог. Эредин опустил руку ниже, и Цири почувствовала, как напряжена его плоть, как он хочет ее в это мгновение. Ласточка заскулила, но тут же получила звонкую пощечину, в ушах ее поселился гул, не дающий другим звукам пробраться в черепную коробку. Вкус крови становился все ярче, дым клубился над потолком, и Цири почувствовала знакомую боль вторжения. Эредин сжал ее запястья в одной своей ладони, набирая темп.