сердце — грохочущий барабан

— Дядя Гэвин! Ларри бросается ему, еле успевшему припасть на одно колено, на шею, крепко обнимает обеими руками — так, что от неожиданности становится сложно дышать; Гэвин, рассмеявшись, хлопает его по спине. — И тебе привет, ковбой, — говорит он и поднимается, придерживая Ларри под спину. — Привет, Джонси. — Здравствуйте, дядя Гэвин, — вежливо откликается она и стягивает куртку. В окно Гэвин видит обтянутую черной водолазкой спину Мэнни, облокотившегося на стоящую у дома машину, и тонкую фигуру рядом — светлые волосы, белый костюм. Бывшая жена привезла детей на выходной: ничего нового, ничего необычного. Гэвину не слишком интересно, о чем они разговаривают — как дела у детей? у самой Анны? когда их заберут? про алименты? курс доллара? Какая, в общем, разница — его это не касается. — Ну, мелкие, как у вас дела? — спрашивает он вместо этого и наконец опускает Ларри на землю. Джонси пожимает плечами — неразговорчивая, тихая и вежливая, она прекрасно понимает, что брат не даст ей сказать ни слова; Ларри, ужом проскользнув мимо Гэвина, бросается в комнату. — Мы были в зоопарке! — доносится его голос уже оттуда. — Видели львов, и тигров, и медведей, и пантеру, и еще кучу всяких животных. А еще там почему-то были пони в клетке, я хотел их погладить, а учительница сказала... Слушая, Гэвин краем глаза следит за его отражением в зеркале. Зеркальная кошка запрыгивает на спинку зеркального дивана и поджимает хвост — она не любит детей; Ларри лезет было за ней, но, опомнившись, спускается обратно. В этом доме нельзя забираться на диван с ногами или закидывать ботинки на стол — если ты, конечно, не Гэвин. Гэвину можно. Но, конечно, не когда дома дети — никакого дурного примера; он бы, впрочем, и сам не стал. За окном Мэнни прощается с Анной и смотрит, как та садится в машину на заднее сиденье — на водительском у нее андроид. Гэвин видит мерцание диода даже отсюда; жестянка, должно быть, подсоединяется к спутникам или оценивает ситуацию на дорогах, но... — Дядя Гэвин, — Джонси тянет его за рукав, и Гэвин, вздрогнув, опускает на нее взгляд. — Да, дядя Гэвин! — перебивает ее Ларри. — А у вас как дела? Просто отлично, мог бы сказать Гэвин. Я чертовски устал, мог бы сказать Гэвин. В моем отделе детектив-жестянка, другие жестянки убивают людей, а третьи выступают по телевиденью с требованиями, и я думаю, что ваша робоводительница может свернуть не туда или смять машину в лепешку об опору моста — но это все усталость и профдеформация, и нужно взять отпуск; а так все отлично, все просто замечательно. Машина наконец трогается с места. Еще несколько секунд Мэнни смотрит ей вслед, и Гэвин знает — или думает, что знает, — что они думают об одном и том же; развернувшись, Мэнни встречается с ним взглядом, таким же усталым и привычно невыразительным. — Да все как обычно, — Гэвин пожимает плечами и заставляет себя отвернуться. Сейчас не время и не место для всего этого: здесь дети, черт возьми, дети Мэнни, и им не нужно знать, что мир медленно катится в пропасть. — Ловлю плохих парней, помогаю хорошим. Вы мне лучше другое скажите, мелкие: какао хотите? За его спиной открывается и закрывается дверь, почти заглушая радостное "да!", и Гэвин улыбается.