***
— Нет, не отдам, — пискнул хин-подросток, чья грива, казалось, была больше него и закрывала всю спину с хвостом. — Можешь подождать ртутоноса, тогда воды у нас будет достаточно и поделимся. Послезавтра прилетит. — Ты… Серьёзно?! — механик зачерпнул крыльями по земле. — Мне столько ждать? Ну хоть три ёмкости. — А что, нашего лери оставлять без еды? Он расходный, ему много надо. И ты, смотрю, пьёшь не хуже его. Три бутылки ему хотя бы… У тебя целых восемь ещё. До колонки протянешь. Пей редко и понемногу. Джеспер вздохнул и побрёл к своей телеге. Там и вправду оставались полные телендорской еды ёмкости, но лишь в одном из выдвижных ящиков. Их квадратные крышки идеально смыкались друг с другом. Бутылки вместе напоминали небольшой контейнер, по которому крылатый провёл рукой, достав одну. Насмотревшись в тёмную жидкость, отсвечивающую в таинственном сиянии глаз, Йохансен опустил часть запаса обратно. — Постой, я придумал, — цыплёнок подпрыгнул, как кенгуру, и поскакал к лестнице, запрыгнув на неё и ловко добравшись до древесного домика. Эйло решил подождать, сел на борт саней и рассмотрел карту внимательно… Затем шлёпнул себе по глазам ладонью, поймав себя на Виндовере. Через мгновение на стёклышках ощущался зуд, и лери, немного простонав, прикрыл их пальцами. — Ну что у меня за глаза такие непонятные… — прохныкал он. — Ну ты как-то аккуратнее, целыми ведь они лучше. — Ты уже здесь?! — удивился пернатый, убрав руки с лица. — Ага, — ранобиец подошёл и вынул из жёсткого кармана на боку полотна что-то похожее на большой швейцарский нож. Эйло насторожился, привстав с места. — Чего ты пугаешься? Я лишь обменяться хочу, — хин прижал лапки, взяв предмет и вытащив из него длинное тонкое лезвие, похожее на бритву, но зазубренное с одной стороны. — Р-разделить ч-что-то? Так ведь? — Нет. Я тебе три бутылки воды, а ты мне свой глаз. Сделаю из него фонарик. — Какой на хрен фонарик?! — Джеспер встал, топорщив крылья с хвостом. Подросток отступил, прижав гриву, но всё равно был похож на живой клочок густой травы с лапками. — Ты же сможешь другим глазом видеть, — он повернул голову другим боком. — Тем более, судя по твоему багажу, летать ты не особо любишь. — Да, но глаза. Вырезать? Ты в своём уме?! Ну!.. Ранобиец одобрительно запищал на слове «вырезать». Были прямо все повадки юного маньяка — показалось эйло. К счастью, хин не настаивал, и ещё лучше — не накинулся на лери с оружием. Вроде был адекватный… — Да, ты прав, — ответил Джеспер, постепенно возвращая зрачки-восьмигранники. — Я не лётный. Но глаза-то зачем? — Цвет у тебя счастливый, если прикинуть. Очки лучше сними, сам посмотрю. — Э-э, может, сами очки отдать? — нервно усмехнулся пернатый, сняв и протянув вперёд обратные стёкла, будто вот-вот выронил бы их. — Хорошие, редкие… — Ну раз не хочешь, давай крылья, или хвост, — когтистая лапка притронулась к крылу, обхватив перо большими пальцами. — Они тебе уж точно не нужны. Чего пропадать материалу? Когда летать захочешь, уже отрастут. — Да ладно, — почтальон, внимательно следив за движениями хищника, чувствовал, как перья дрожали от напряжения, но был спокоен, — я не верю, что ты ещё не понял, — до того момента, как не выхватил нож и не воткнул его по рукоять в ближайшую корягу. — Ты вообще своей головой думаешь? Сдурел предлагать мне продавать свои органы?! — Но ты ж сам сказал, что тебе не нужно! — разочарованно вскрикнул гривастый. — Я не говорил, что я трофейная птичья тушка и меня можно разделывать, — эйло громко хлопнул дверцей телеги и пошёл к упряжке. — Других разводить будете! Подросток выскочил впереди, быстро разъясняя: — Разводить? Нет, ты не понял, я не смотритель, я не развожу лери по хозяевам. Мне ресурсы нужны. Телендорского происхождения. Мастерю из них всякое, я на этом ем. И думал, ты не прочь обменяться. — Такой обмен меня не устраивает! — Йохансен резко шагнул вперёд, чуть не наступив на лапку хищника. Тот вовремя отскочил, иначе бы рисковал остаться без пальцев на ближайшие несколько лет. — Всё!.. — крикнул эйло, оглянувшись назад, и прибавил шаг. — Всё… — облегчённо вздохнул он, отдалившись от надоевшего хина достаточно.***
Даже если бы я остался у того поехавшего хина ждать какого-то непонятного ртутоноса (и чем его название связано с тёмной водой?), то мне бы это точно на пользу не пошло бы. Послезавтра. Смело заменяйте это на «через неделю», ведь сутки на Зесамоэ не имеют привычный нам формат. И я не только про обыденные для нас двадцать четыре часа. Мы имеем планету, вокруг которой вращаются звёзды. Экзотично. Сама Зесамоэ вращается жутко медленно, а вот Ка и Дэ́ли, как называются эти светила, снуют, как птицы, и, причём, каждый месяц меняют скорость. Он определяется периодом между самыми короткими (длящимися по земному часу примерно) и длинными (растянутыми, как полярные дни) сутками. Больше всего дождей приходится на долгие ночи (и мера времени «дождь» имеет ввиду два месяца), а как пройдёт прям ровно девять длинных периодов и девять коротких — начинается следующий год. В итоге один только он занимает гораздо больше времени, чем на Земле. Сколько бы только век длился, если б не состоял из восемьдесят одного года, аж представить страшно. Рыжь — небольшое государство (?), и поэтому я уже на третью земную неделю путешествия покинул его границы, судя по карте, на которой они отмечены цветными волнистыми линиями. Волны, простые волны. И этим очерчивают территорию у всех земель. И весьма странным образом. Название Хрене́и (да, тут и не такие названия бывают), возможно, съехало при печати и было по обе стороны линии. Самое удивительное, что когда я был далеко от начальной границы, не то, что до сих пор я не встретил на дороге никаких постов и таможен (кроме одинокого указателя), а то, что встречавшиеся на пути хины с полной уверенностью заверяли, что они рыжаки́ (граждане Рыжи). Но попадались уже и другие, зовущие себя кано́брами (гражданами Канабры), но на вид те же ранобийцы. Правда, отличия у них были, но небольшие — цвет гривы более яркий, в сторону жёлто-зелёного, и морда немного короче. Полотна они, наоборот рыжакам, носили мрачных и холодных для человеческого глаза цветов. И хинье зрение не столь простое, оно видит привычные нам краски гораздо ярче. Я понимал их тягу к блёклым цветам. Именно из этого я понял, что нахожусь в другой стране. По архитектуре различать население точно не советую: у каждого почти, чтоб его, хина своя, чёрт побери, уникальная постройка! Мол, завёл себе лери, а тот построил именно, как тот хотел. А я сам просто… Шёл, задрав голову, смотря на всю ту красоту, что располагалась на исполинских деревьях. Местность поменялась немного. Я заметил, что здесь больше рек и прудов, местность холмистая, и не так часто выпадают осадки, но больше стоит туман. И я просто не мог пройти мимо такого живописного места, не искупавшись в каком-нибудь водоёме. Пора было смыть всю пыль с моей шкуры и хорошенько почиститься заодно.***
Эйло приблизился к небольшой реке, следуя парадоксовой тропинке. Там на берегу он отстегнул упряжку и пригладил свои затёртые бока. Возле водоёма совсем никого не было, только бегала на берегу разная живая мелочь, медленно летали вокруг зарослей желейные кусочки, как будто в невесомости. Лери бережно расстелил крупные листья растений на берегу и немного полежал. Но затем решил, что неплохо было бы сполоснуться. Посмотрев в прозрачную гладь воды, крылатый увидел приятное каменное дно, вокруг которого местами росла ярко-зелёная и серая «водная шерсть». В ней копошились какие-то червеобразные существа. Подробно их было не разглядеть, но те отрывали от водорослей травинки и начинали их обгладывать, крошечными лапками засовывая в рот, а затем вытаскивая серенькую ниточку — всё, что оставалось от пищи. — Выглядит… дружелюбно, — Джеспер потёр ладони и начал снимать полотно с пояса, которое планировал использовать в качестве полотенца. На температуру воды можно было не обращать внимания, но пернатый всё равно по старой привычке опустил кончик ступни. Возникло чувство мокрой холодной субстанции, но от неё не сводило мышцы, как в прежнем теле. Рука ощущала то же самое. Вроде река была не такая уж и тёплая, но это не прибавляло желания поскорей убрать пальцы из ледяной воды. Перед заходом Йохансен ещё раз оглядел свои ноги, которые, несмотря на свой внешний вид, всё отлично ощущали даже подошвами: — Не привык я купаться в обуви. Да… Но как снять её? Я даже пальцев отдельно не чувствую. Лери неспеша зашёл в реку, затем уже двигался смелее. Опустил крылья, руки, затем и вообще голову. Под водой было всё хорошо видно, если не считать волны и потоки, отчётливо видные вокруг, как ветер в воздухе. Купающийся не заметил особо разницы в перемещении по суше или по дну. Да, он отчётливо шёл по огромным плоским камням, вода лишь немного тормозила движения. Удивлённо эйло хотел выдать что-то вроде «ничего себе!», но с булькающим звуком выпустил пузыри изо рта. Затем зажал его руками, боясь вдохнуть. «Мне… точно не обязательно дышать?» — подумал лери. И аккуратно втянул воду, чувствуя, как та заполняла лёгкие. Но в глазах не мутнело, грудь не наливалась тяжестью. Можно было так же оставаться здесь, совершенно не думая о том, что надо вскоре выныривать. Обрадовавшись этому, Джеспер решил прогуляться по дну, так как уже давно осознал, что его тело было слишком тяжёлое, чтобы его смогли удержать на плаву такие худенькие конечности. Можно было, конечно, использовать крылья, но… Это была слабая часть почтальона. Он не знал, как правильно ими двигать. Самое сложное, что он мог ими сделать — прижать к себе или раскрыть. Свет глаз прорезал речной полумрак, почти сливаясь с зелёным от растительности окружением. Блики редко проскакивали на поверхности, ведь густые деревья создавали много тени. Джесперу очень понравилось, как выглядит река изнутри. Он всё шёл, шёл дальше, наблюдая за гладью наверху. Расслабленные крылья с хвостом медленно развевались позади, чёлка легонько колыхалась от волн. Незаметно что-то двинулось под илом, это выскочило из них и больно царапнуло подошву. Лери выпустил последний воздух, резко опустив голову. Там, из заросшей донной ямы, торчало три желтоватых бивня, сложенных друг к другу концами. Они все тотчас зашевелились, словно прикреплённые к чему-то одному, отчего крылатый попятился, чуть не упав в водоросли. Вслед за бивнями высунулась передняя часть знакомого каплеобразного тела шищи, только больше. Шкурка разошлась на месте глаз, и животное оглядело свои «охотничьи снасти» — поймало всё-таки что-то или нет, даже ощупало их тонкими лапками. Ничего не обнаружив, этот дальний родственник маленьких милых зесамских пичуг снова зарылся, раскрыв острые выросты и ожидая настоящей добычи. А Джеспер уже выбрался на берег, в панике оглядываясь, не гнался ли за ним этот речной монстр. Из носа хлынула вода, стоило выдохнуть, вскоре можно было высказать свои мысли вслух. С этих пор Йохансен дал себе слово, что должен был купаться только в искусственных или обработанных хинами прудиках. Для лери это, к счастью не возбранялось, даже для говорящих. Можно было и воспользоваться.***
Дальше была страна Азалопо́н с её ожидаемыми азало́пами (или азало́пиями, как представятся местные потом). И я стал замечать некую закономерность между территориями. Большинство из них были отделены климатическими границами, нежели политическими. Пересекая границу на карте к стране Кйа-кай Тунцы́, находящейся перед самой «Азалопией», я заметил: древесные дома попадались всё реже, как и цветущие огороды под ними. Джунгли редели, перебиваясь обширными кустистыми зарослями, и в итоге сменились на холмистую степь с мягкой стелящейся растительностью. Во время дождя трава становилась скользкой, как водоросли, и сама была на них похожа, хотя в сухую пору была на ощупь как картонная упаковка из-под яиц. Я старался ехать внимательно. Без дождя можно было не волноваться, но вот когда вокруг тропинки всё покрыто слоем противных склизких зарослей (мне они «понравились» больше, чем мох) — следовало смотреть в оба зрачка, как бы не съехала тележка с путей. Пришлось в степи сделать и несколько ночёвок. По большей части вынужденных. Я мог без особых усилий продирать телегу сквозь эти водоросли, так и лезущие по краям дорожной насыпи, я мог, как фара, освещать дорогу впереди и ориентироваться даже в полной темноте (по-видимому, никакой луны здесь нет и подавно), но терпеть всю эту слякоть, измазавшую мои кедоподобные ступни и забившуюся под штанину… Это слишком для меня. Тем более, ни одного водоёма, чтобы ноги сполоснуть, я не встретил. Зато встретил кое-кого, кто мог бы мне помочь, но как-то… Ему самому помощь не помешала бы.***
Даже находясь во сне, Джеспер мог осознанно размышлять и обдумывать что-нибудь, что для него, как для простого человека, было удивительно. Сами собой приходили на ум недавние события — первые дни путешествия, в которые было даже интересно. Эйло настолько тогда увлёкся поездкой, что и забыл о телеге вовсе. Тащить этот непосильный для человека транспорт было на уровне похода с рюкзаком, только вот рюкзаком, который постоянно скрипел и на каждом шагу рисковал застрять в яме. Ночь была ясная, но почтальон всё же держал водонепроницаемые шторки наготове, повесил их на гардины под крышей со всех четырёх сторон. Он привык спать долго, даже будучи лери, так как считал, что для его электронного здоровья это будет идти на пользу. Крылатый лежал с накидкой на поясе, чтобы не тратить время на одевание. Но как бы хорошо ему ни спалось, природную чуткость это не смущало. Лери услышал, как наяву подозрительно шуршала трава. Не от ветра. Кто-то крался и что-то (или кого-то) тащил, притом, направлялся к саням. Зрачки-звёздочки с тихими щелчками превратились в семигранники, тусклый свет радужки набирал силу — Йохансен проснулся. — Кто это?.. — прошептал он себе, внимательно вслушиваясь в шорохи каждым волоском чёлки. По шторам пробежалось сиреневое свечение, что немного успокоило пернатого. Это был ещё один лери. Но его намерения по-прежнему были загадочными, ведь он точно пробирался к этой телеге. Тёмно-серые пальцы снаружи пробрались внутрь, сдвинув занавеску. Йохансен молча наблюдал, как в его транспорт просунулась голова иредра, на шее которого был завязан платок. Да и на множественных тонких и длинных перах-иголочках было что-то вроде мягкого ободка, держащего охапку инструментов вместе. Лери проморгал, посветив сильнее, и взглянул на источник сине-зелёных лучей. — Ты понимаешь эно́ри? — спросил тот слабым не ломавшимся голосом подростка, что было типично для говорящих лери и для их вечно-молодой внешности. — Я… Да, да, знаю, — кивнул эйло, откликнувшись на том же международном языке. А затем, промолчав, добавил: — Ты что, тоже говоришь? — У тебя с восприятием всё в порядке? — тот наклонил голову, тряхнув чёлкой, на концах которой блеснула зелёная краска. — Я самостоятельно говорил, вот, только что. В твой адрес. — То есть, мне не кажется. Немного отойдя от оцепенения, эйло приподнялся на руках, затем сел, согнув тонкие ноги и подобрав назад крылья. Их Джеспер часто использовал вместо одеяла, как только начал свой путь к Радонии. — Если кажется — лечиться надо, — ответил иредр. — Мне бы тоже сейчас лекарь не помешал. Поэтому я и подошёл. Он немного выбрался вперёд, поставив руку на локоть. Можно было сделать вывод, что лери не подошёл, а подполз, что подтверждали и недавние звуки. А значит, он и вправду попал в какую-то передрягу. Хозяин повозки смутился и, недолго думая, вынес свой вердикт: — Нет-нет-нет, парень. Я лерей лечить не умею. — Да дело-то пустяковое, — зрачки собеседника убавились на грань. — Я ж вижу, что ты мелковат для лекаря. Будь другом, вправь мне лапку, — он сам кивнул наружу. — Да я не знаю толком, что это такое. Слушай, поищи кого другого, я боюсь, дел наворочу. Мне и вправду жаль, но помочь тебе я не могу, — отвечал почтальон, стараясь закрыть штору до конца и выдворить таким способом незваного гостя. Тот в свою очередь, будто поняв намёк, оставил тележку. Но говорить продолжил: — Я тебе сам всё объясню! Просто не могу до неё дотянуться. Йохансен всё же решил проверить, мало ли. Вдруг получилось бы помочь этому электронному существу, и взамен лери помог бы тащить телегу. Должен был, по крайней мере. Крылатый убрал штору: — Что за лапка? Сначала объясни мне… — он резко вздохнул, увидев то, что совсем не ожидал. Иредр тоже был немного удивлён. Он взглянул на свои ноги, совершенно не похожие на человеческие, и вновь обратился к собрату по природе. — Ты… ты сирто́хинов никогда не видел, должно быть. — Это всё т-твоё? — почтальон вышел из телеги, обходя лежачего вокруг и смотря на то, что он называл «лапками». Они напоминали части какого-то робота или конечности насекомого. Шкурка на бёдрах без штанин переходила в белоснежный кродон, который в свою очередь ложился к началу тонких металлических ног. Бедренная часть состояла из трёх штативов с треугольными рёбрами, сквозь которые можно было просунуть пальцы, затем они после сложного сустава собирались в одну худощавую голень. И только уже это было хорошей длиной, для людских конечностей просто неестественной. Ступня тоже начиналась сложным суставом, из которого к колену позади устремлялась металлическая лента, движущаяся вместе с ногой. От щиколотки же шли гибкие звенья, образуя почти полукруг, как хиньи лапы. Из-за кродоновых вставок ступня казалась полосатой, заканчивалась она тремя длинными пальцами, возле плоских туповатых когтей соединённых ленточками, похожими на подобную им большую деталь. И какая из этих «ног» была вывихнута — определить тому, кто видел их впервые, было просто невозможно. На бедре одной из них, кстати, была закреплена ножная сумка, очень похожая на те, которые своему подопечному дал в дорогу Орид. Должно быть, такой багаж пользовался у лери популярностью. — Да моё. Мои это ноги, уже двести лет, как мои, — лери поднял свой клиновидный плоский хвост, тёмно-фиолетовый, как небо зимней ночью, и сел, притянув к себе здоровую ногу, у которой ступня была выгнута. Друга же была прямая, слегка заломленная посередине. — Вправь лапку, — сиртохин показал на залом. — Только осторожно, вытяни её и верни на место. — Э-э-э, может я просто согну твою ногу, а ты сам всё сделаешь? — Джеспер сел на колени рядом, смотря на «хиноподобного». Тот держался на локтях и помотал головой. Другой лери всё равно взялся за металлические штативы, пытаясь согнуть их в суставе. — Да нет же! Стой! Длинноногий дёрнулся, здоровой конечностью немного лягнув крылатого в живот. Йохансен понял этот намёк и отстал, откашливаясь. Больно ему не было. Да и что было обижаться, ведь сиртохин просто хотел доходчиво сказать, что трогать его конечность так явно не стоило. На этот раз почтальону всё стало ясно, после слов другого электронного существа. — Жила заломалась, жила! Я не могу эту ногу согнуть, — лери показал на неё рукой, поджав к себе нормальную нижнюю конечность. Та сложилась довольно компактно: узкая голень идеально легла между тремя штативами бедра, а гибкая лапка выровнялась, поджав пальцы. — Ладно, — ответил механик, потихоньку придя в себя. — Будь по-твоему… Идиотский страус, — последнее он сказал, конечно же, шёпотом. Собеседник возмутился: — Ты думаешь, только у тебя одного слух такой чуткий?! — Это за что, что лягнул меня, — не растерялся пернатый, показав на сиртохина. — Видать, помощи от тебя не дождёшься…— запрокинул голову лери, а затем лёг на землю снова. — Принеси мне палку какую-нибудь длинную. Или сделай. Сам доковыляю. Я к знакомому иду, а тот в другом месте вообще живёт. Ну и… добегался. Поскользнулся на траве — и вот. В это время Джеспер смотрел на бедолагу. Он всё-таки хотел помочь ему, поэтому подошёл и снова сел рядом с вывихнутой лапкой. Для крылатого существа, как для врача, это было на удивление знакомой ситуацией. Длинноногий даже не заметил этого. — За дорогой я следить умею, — продолжал тот свой монолог, — а вот за собой… Проблема всех сиртохинов, как говорится — это у нас семейное. Зрачки в сиреневых глазах резко сбавили грани, одновременно послышался громкий металлический щелчок. Лента в ноге вернулась на своё место, дав ей согнуться и немного отъехать к своему хозяину. Йохансен поднялся, без лишних слов наблюдая за реакцией «пациента», который тоже молча оправлялся после травмы. Подтянул к себе вторую ногу и подставил обе под себя, став похожим на какого-то динозаврика, как и хины. Затем медленно поднялся на обеих конечностях, становясь всё выше и выше механика, в итоге Джеспер еле доставал сиртохину до пояса. Позади металлических ног опустился треугольный хвост, который лери поднял на время, чтобы тот не мешался. Пальцы на ногах растопырились, натянув жилки-ленты, и электронное существо сделало размашистый шаг, затем несколько более мелких. Сиртохин немного подпружинил, но после этого сгорбился, поджав лапку на пострадавшей ноге. — Да уж, придётся мне походить пешком, — он оглянулся через спину, показав на ленту, выходящую из-за колена сзади, — жилу растянул. Но всё равно хорошо ты сделал. — Ну раз хорошо, то где же спасибо? — хихикнул Йохансен, явно сказав это не всерьёз. В ответ длинноногий немного задумался, в свою очередь явно не понимая этой простой шутки. — Я и не думал говорить тебе этого слова, — он наклонил голову вниз, чтобы видеть собеседника. Эйло уже привык к странному характеру гривастых и к их недоумению перед такими простыми вещами. А этот, грубо говоря, человек, судя по его двухсотлетнему опыту пребывания в таком теле, довольно много прожил среди хинов. С кем поведёшься, как говорится. — Тогда, кхм, — пернатый взглянул на свою повозку и направился к ней, — не поможешь ли ты мне взамен? — Починить амулет, что-то подобное? Закончились подшипники? — сиртохин, осторожно поднимая ноги, развернулся к механику. — Могу даже произвести неквалифицированный ремонт, правда потом всё равно покажи механизм мастеру. На всякий случай. — Что? — отвлёкся Джеспер, пока сдвигал шторы в углы. — Ну, ты видишь, я же ювелир, — хиноподобный показал себе на голову. — Я по мелочи. В ответ другой лери прошёл к упряжке: — Не важно, по какой ты мелочи, но здесь ты должен будешь поработать ногами, а не головой. Механик подождал, пока его возможная «лошадка» обдумает, что к чему. Ювелир поднял ногу и поставил на край телеги, как бы пробуя ту на тяжесть. — За помощь спасибо, но я совсем не тяглового телосложения. Даже ты больше подходишь для перевозок, хоть и близко не иредр. — Пхех… Да ладно?! Ты?! — почтальон задрал голову, посмотрев ему в глаза, и махнул на тележку крылом. — Да это. Да тут любой лери справится! Ты с твоей силой мог бы утащить три таких повозки, так что не отлынивай и вставай в упряжку. — Так, то есть, ты совсем ничего не знаешь, — сиртохин сложил на груди руки и взглянул на лозы. — Во-первых — она не сделана под меня, буду сани задевать, и неудобно. Во-вторых — сиртохины устроены немного по-другому. — Да мы все как роботы устроены, — Йохансен подошёл ближе, заметив, как длинноногий пятился. — Не надо тут мне. Ты же себя обманываешь. Эйло взялся рукой за одну из конечностей, ощупав её составные части: — Да у тебя одни лапы какие мощные! — Это только так кажется. Наши лёгкие тела очень хрупкие на самом деле. Чем гибче суставы, тем сильнее они деформируются, а от тяжёлой работы тем более. Ты не мог нанять себе иредра? Ему, вот, точно ничего не будет, хоть год он тащи твои сани. Джеспер понял, что отдай он хоть все доли, что у него были (и даже те, которые вовсе неуместны в данной ситуации), этот «страус» работать за него не стал бы. Эйло спокойно вздохнул и захлопнул крышку, направившись к упряжке. — Иредра? — оглянулся он, опуская верхнюю лозу. — Отдал бы его кто-нибудь, хе-хе. Все боятся, что уведу. — Но своё здоровье на тебя я тратить не собираюсь, — ювелир выпрямился во весь рост, оглядывая горизонт. — Могу просто проводить, бегать мне всё равно пока нельзя. Почтальон почувствовал рядом с собой холодные пальцы, пробирающиеся между его шкуркой и лозой. — Ещё у тебя подушечек на держателе нет. Как ты вообще без них разъезжаешь?! — Здесь что-то должно быть? — Джеспер стал отстёгиваться. А когда закончил с этим, сиртохин вытолкал его из упряжки руками, чтобы сразу приступить к делу. — Ты очень молодой, я сразу догадался, — говорил он, попутно стянув эластичный ободок и высвободив десятки своих разнообразных инструментов. — Не знаю, кто делал или отдавал тебе эту повозку, но, повторюсь. Во-первых — ей никакой ремонт уже не поможет. А во-вторых — ехать в упряжке без подушечек… А затем лери своими шустрыми иглами и лезвиями откроил оба своих рукава по локоть, ненадолго прикрыв веки от зудящего чувства. С рук капала серебряная жидкость, но ранки быстро затянулись, да и мастер на это не обращал внимания. Издалека показалось, что на «рабочей форме» просто были засучены тонкие рукава. Точными действиями сиртохин использовал металлические нити, появлявшиеся из его перов, которыми пришил по очереди каждый кусок «войлока» к изогнутым сторонам лоз. На этом дело было завершено. Упряжка была украшена тёмно-фиолетовым войлоком, который издали казался бархатным. — …Этого даже врагу не пожелаешь. Тебе жалко было их заказать? Или самому сделать? Хотя о чём я, ты ж не мастеровой, — ювелир снова показал себе на затылок. Йохансен, не в силах что-либо ответить, стоял в диком шоке.***
Да-да, я забыл вам напомнить. Вот так использовать куски своего тела — здесь в порядке вещей. Даже хины могут импровизировать со своими травничками. А лери уж и подавно. Поболит, да перестанет. Даже из себя они что-то умудряются доставать. Я такое делать как-то побаивался. В общем, этот ювелир пошёл со мной. Сопровождал меня до границы следующей страны, рассказывая о том, чем вообще занимается. Представьте только — собственнноруч… собственноперно, лучше, суметь изготовить то, что на нашей планете невозможно без специальных паяльных приборов. На Земле такой мастер был бы на вес золота. Жаль, что то же золотом на Зесамоэ никого не удивишь. Не такой уж и ценный это металл. Скорее это один из видов закусок для лери. Вскоре я не заметил, как мы дошли до очередной развилки дороги, на которой и разминулись. И даже телефон не взять. Ювелир мне даже спасибо не сказал, говорил, что хины не видят смысла благодарить словами. Ведь слово особо ничего не даёт, если сказано взамен делу. По мнению хинов гораздо приятнее слышать оценку своей работе. И чем правдивее — тем лучше. Радовало, что меня везде были рады видеть. Ну, как сказать, хины всех рады видеть, даже если твой взгляд на жизнь кардинально отличается от той страны, в которую ты приехал. И старшие, и их цыплята, все так дружно настроены (и очень наоборот, когда у тебя нет хвоста, вы уже знаете). На одной из остановок я играл с маленькими гривастиками, чтобы немного отдохнуть и получить хоть капельку общения, которого за долгую одиночную дорогу мне сильно не хватало. Всё же в душе я был настоящим человеком. Здесь были и совсем, казалось, взрослые хины. Так же играли, как и дети. Более крупные охотились на самых мелких, размером с птичек, а те прятались, притворяясь травяными холмиками, на которые и были похожи. Так как у меня не было перов, малыши (?) просили меня покатать их. Я согласился только на маленьких цыплят, в итоге их нескольким десяткам приходилось еле-еле ютиться на моих крыльях и плечах, так как вставать на четвереньки, а тем более летать… для меня это слишком. Не дай Карамел, ещё кто-нибудь свалится. Я ж всё-таки забочусь о детях. И о себе не помешает.***
— А ты, дружок? Почему не с нами? — обернулся Джеспер к одному маленькому цыплёнку. Тот глядел боязливо и молча, рассматривая крылатое существо. Спустя несколько мгновений он отбежал назад, задирая наверх свою гриву и топорща раздвоенную нижнюю челюсть. Выглядел детёныш странно, это почтальон заметил только что. Нет, не из-за необычной мордочки. Такая была у всех хинят. Передние лапки выглядели слишком мелкими и безжизненными. Как тонкие хиньи ушки, только согнутые в виде ручек. Зелёная шерсть росла и на них, а не только покрывала тельце, как у маленьких цыплят, ещё она была она похожа на грубую зелёно-серую щетину. За место привычной щёлки за глазами были просто тёмные полосы без всякого намёка на продолжение век. Если приглядеться повнимательнее, то у цыплёнка не было хвоста — вместо него рос просто пучок «травки», как на гриве. — О, какой бедняжка, — механик виновато отвёл взгляд. Незаметно для себя даже ему стало как-то тоскливо глядеть на это бедное создание. Должно быть, для своих сородичей цыплёнок выглядел слишком уродливо, и те ни за что не взяли бы его играть с собой. И здесь те же проблемы. И хины, как люди? Приоткрыв маленькую беззубую пасть, украшенную лишь двумя средними зубами, в сложенном виде похожими на клюв, дефектный потихоньку сбавлял шаг. Он присел, словно был готов пуститься наутёк в любую секунду. Эйло молча подошёл к маленькому, не больше голубя, хинёнку, и нагнулся, уперев руки в колени. — Я не буду обижать тебя, какой бы ты ни был. Не бойся… Цыплёнок стал издавать какие-то тихие куриные звуки вместо привычной речи. Похоже, у него были проблемы и с развитием. Недельные детёныши хинов уже знали и могли чётко произносить многие слова, а этот… Этот старался, наверное. Пернатый не замечал, как все другие, недавно беззаботно резвящиеся вместе с крылатым лери, притихли, замерев, как на картине, и широко раскрытыми глазами следили за поведением гостя. — Давай, я с тобой один поиграю? — Джеспер протянул руку к уродцу, который замер точно так же, смотря на остальных гривастых. Очнулся цыплёнок, лишь когда оказался в прохладных руках, нежно и осторожно гладивших его, как котёнка. Маленькое существо не спеша раскрыло пасть на всю и… Пронзительно завизжало, напомнив земную лягушку, кричащую при опасности. — Отпусти его! Пугаешь! — почти одновременно выкрикнул кто-то позади. Йохансен, ещё не до конца поняв, что произошло, так же продолжал держать шумного цыплёнка. Тот остановился, сделав передышку, и снова заорал, топорщив гриву и спрятав в ней сухие лапки, ещё и гнущиеся под странными углами. Почтальон опомнился, когда перед ним появился один из взрослых детёнышей, мордой показав на эпицентр событий: — Лучше отпусти. Иначе не перестанет. Эйло медленно, боясь не так удержать особого детёныша, опустил его на землю. Визг тут же прекратился, а уродец молнией рванулся к своим сверстникам, спрятавшись среди них. И никто из нормальных цыплят не был против. Они спокойно приютили у себя этого непохожего на них детёныша, который так даже лучше себя чувствовал. — Это… — оглянулся Джеспер, удивлённо разыскивая зрачками эту «белую ворону». — …кто? Все без исключения стали ехидно присвистывать, намекая на то, что белой вороной оказался сам механик. — Так, я опять чего-то не знаю?! — уже раздражённо проговорил Джеспер и тыкнул пальцем в травяной холмик, в котором распознал недавнего «изгоя». — Знакомься, — сказал старший детёныш, — это Кюр. Он не цыплёнок, и даже не хин. — А кто?! Глаза крылатого показывали то шесть зрачков, то семь. Он снова подошёл к «дефектному», который на этот раз прочно держался своей цыплячьей стайки и пытался спрятаться в ней от глаз другого существа. — Семейный паразит — хеньхне́. Редко кто его может заметить. Это очень умные кейхоху, они живут под защитой взрослых хинов, притворяясь цыплятами. Азалопия взял на руки «цыплёнка», призывным кваканьем выманив его из «сверстников». Хину зверёк доверял, как самому себе, и уютно устроился у того на руках. — А так Кюр взрослый. Они вылупляются сразу готовыми. — Но разве это не… паразит? Вы же говорили, что он паразит! Почему вы не избавитесь от него? — возмущённо сказал пернатый. Йохансен подошёл ближе, чтобы разглядеть это существо. Если считать его за самостоятельный вид, то не таким уж и уродливым оно казалось. — А что? — хищник поднял и опустил гриву. — С ним интересно. Учить можно всякому. Правда, говорить он не может, пасть другая совсем, пищит словами простыми, как настоящий цыплёнок. Увидев эйло снова поблизости, хеньхне насторожился и снова заклокотал. Хин отошёл от почтальона. — Ты ему не нравишься. Да уж, это большой минус. К лери их не приучишь, так и будут шарахаться от них и звать на помощь. На нервах играть любят — просто ужас. Но если кормить вовремя и не пугать, то вполне нормально уживается. «Малыш», подняв мордочку, тоненько запищал, как синица, таким образом отвечая взрослому на его слова. — Хех. Любит говорить, что у него всё хорошо и что он в безопасности, — азалопия потрепал мордой гриву «травяного холмика» и отпустил на землю, где тот присоединился к своим мнимым соцветникам. — Ксолька, — пискнул один из настоящих цыплят, ткнувшись мордочкой в сизую штанину, — а разве ты не слышала выражения «ранимый хеньхне» или «нежный хеньхне»? Не узнавала, кто это такой?***
А я и не пытался. Вот вы бы могли представить, что существует животное, притворяющееся ребёнком и этим прокармливающее себя? Нет? А теперь ещё бредовее — представьте, что ваш народ стал держать этих существ-детей в качестве питомцев. Такого мне не приснилось бы даже в самых невероятных снах. Снов я… Особо и не наблюдал. Была лишь пустота, мои мысли, а потом резко — щёлк, и проснулся. В итоге думал я, что эти сны, скорее всего, я нафантазировал себе со скуки. Вроде история хинов не такая уж и маленькая и скучная, есть разные механизмы. А живут, как в средние века, честно. Вот, к примеру это: я открыл страшную правду, что если у хина вылупился недоразвитый, слабый или больной детёныш, то он имеет полное право просто съесть его. Как шищу. Спокойно проглотить и смять в пасти, полакомиться родным дитём… Да уж… Не стоило вам об этом говорить. Наверное. Ну, зато за всю историю гривастого народа не произошло ни единой войны. Хотя с таким-то устоем вряд ли можно хоть какой-то групповой конфликт получить. Они как вороны — вроде стайные, но каждый сам по себе и никому не мешает. Я прошёл ещё немного дальше, снова заглянул в карту и был очень удивлён. И это… Всё, в принципе. Вся страна. Ни домика, ни местных. В следующей территории, где степь была с щадящими условиями и редкими деревьями, изредка попадавшиеся мне хины объяснили, что не может существовать граждан Кйа-кай Тунцы, ведь это всего лишь название природного места и никакая не страна. Я стоял в недоумении… Что же географическое название территории забыло на политической карте? Оказывается, необитаемые участки тоже на неё заносились и были весьма значимыми для исследователей или путешественников. А ещё они не принадлежали ни одной стране. Что-нибудь кроме граждан здесь вообще им принадлежит? Хины в Азалопоне были уже сами совсем другие. Своей расой. Высокие и крупные существа были уже вровень с моим ростом, шею держали прямо, а не изогнуто, как ранобийцы, и имели жёсткую гриву жухлых оттенков. И скажу, шевелюра у этих хищников была довольно водостойкой. Гуляющие под дождём всё ещё могли держать свой «пучок травы» на голове раскидистым, и даже мокрой шерсть не слипалась, а становилась волнистой и блестящей, как растительность в степи. Место жительства и́ххов, как называлась степная раса, больше всего походило на земные пейзажи, от которых я давно отвык. Невысокие деревья с зелёными слоистыми стволами, всё ещё похожие на тропические заросли, небольшие скалы, покрытые мхом. Местность была довольно каменистой, но без каких-либо возвышенностей. Домики строились не на деревьях, а вокруг них на земле. Стволы выступали в роли подпорок для всего остального. Умно. Городов в Азалопоне я не замечал, лишь отдельные дома, редких лери. Каждый ихх внимательно ко мне приглядывался, стоило мне проходить мимо мест, где трава была полита чем-то рыжим. Странно. Я спросил, что это такое, не ядовито ли оно. И местный мне ответил, что да, слизывать эту жидкость мне лучше не стоит, ядовита. А ходить не стоит, ведь это просто такая грядка… политая кровью кейхоху и соком плодов. Жутко. Дальше я шёл особо без приключений. Ну, правда, если не считать одного небольшого случая, когда я увидел одного известного мне эйло, о котором я читал. Остановился я на привал, как обычно. Пришлось это сделать, ведь начался дождь. Я завёл телегу под крону дерева, в роще, окружённой высокими камнями, куда ветер не сильно задувал, и поднял крышу, стал ткани развешивать. И вдруг слышу: шум крыльев, где-то недалеко. Должно быть, небольшая ксола, слишком лёгкая для эйло. Но оглянувшись, я увидел самого настоящего крылатого лери, правда, очень толстого. Толстого именно своим равномерно объёмным бочкообразным телом, не считая тощих рук, ног, головы и даже крыльев. Всё это было самое обычное, ну может, шея немного длиннее, чем у всех других. Но сам он, как объяснить… Да будто проглотил надувную лодку, вот как он выглядел. Необычный лери приземлился прямо ко мне, легко встав на ноги со своего кристально-белого брюха с серой полосой посередине, идущей вдоль него. Крылатый поднял антенны, пока я удивлённо смотрел на этот «воздушный шар с крылышками», немного напоминающий выцветшую синицу своим окрасом. Со спины и по бокам, где находились его конечности, шкурка была простой тёмной войлочной, чем он напоминал ещё пингвина. Я, не сводя с него глаз, показал, что ответить смогу лишь голосом. А если это совсем уж дикий экземпляр, то ничем не могу ему помочь. Так вот, скажу, не все лери одинаково худые, как может казаться из большинства. Есть и такие специфические виды, и один из них — белобрю́шка. Ну, или амортизационный курьер, как именует лери международный научный справочник. И судя по описанию из той книги, под шкуркой у этих эйло кроются большие полости с очень лёгким газом, называемым здесь «летучий состав» или «воздух эйло». И нет, это не гелий, даже легче. Такой газ содержится у всех крылатых, правда, у таких спичек, как я, он запрятан в полостях костей, между органами, в перьях есть воздушные подушки. Всего понемногу. А такая изобилующая ценным веществом телендорская птица, как белобрюшка, у хинов используется чаще всего для добычи этого самого газа. И, получается, тот, кто решил заночевать в моих санях без приглашения, не напрасно считается одним из самых лёгких лери в принципе. Хотя чего таить, он самый лёгкий и есть. Штативы крыши смешно сжали его бока, когда непрошеный гость захотел влезть в тележку с торца. Лёгким движением крыльев белобрюшка выскочила обратно, даже слишком быстро. Эйло сильно врезался спиной в дерево, но из-за своего противоударного строения этого практически не заметил. Отскочил обратно в воздух, тут же расправив крылья и выровнявшись, сделал круг, вернувшись снова к моей повозке и сложив длинные крылья с хвостом. Я попытался с ней поговорить: телендорская «синица» оказалась немой, но знающей язык жестов, ими и сказала: «Хочу укрыться от дождя». Она то и дело опускала вбок голову, поднимала к ней руку и вытирала капельки на глазах войлочным рукавом. Крылья отряхивала от воды, вместе с этим забавно подскакивая от собственной лёгкости. Я даже не думал, что такая «птичка» может существовать. И, я замечу, это самый безопасный вид из пернатых: очень лёгкий (не знаю, но хина, возможно, раздавит такой «шарик», если упадёт на него с размаху), мягкий и, самое главное, — совершенно без линьковых ножей среди перов! И это я тоже узнал из той книги, но вспомнил только, когда разглядел затылок гостя внимательно. Там были только антенны и четыре длиннющих, как у грозовика, стальных штатива с суставами, похожие на роботизированные лапки насекомого. Они тянулись у лери почти до хвоста (длиннее антенн), но были сложены так хорошо, что я сперва подумал — это одна большая конструкция. Эх, дождь. Знать бы вам, что это значит для эйло, для наших немигающих глаз. Хотя… Если вы носите очки, то уже знаете. Я не был против, что мой товарищ по несчастью будет ночевать вместе со мной, но он занимал, пожалуй, очень много места (большая часть из которого, пардон, просто воздух). Я сказал белобрюшке, что она может остаться снаружи, а голову положить в телегу. И всё было нормально… Пока не возникли некоторые разногласия. Только я лёг: заслышал возню с занавесками, и на меня взгромоздилось мягкое брюхо необычного эйло, сжимаемого крышей сверху и мной снизу. Пернатый спокойно уложил голову и готовился заснуть, но я, к счастью, не дал ему этой возможности. Спихнуть его наружу оказалось легче лёгкого. Ему это не понравилось, зато я посмотрел, как он использует свои специальные опорные перы, чтобы перевернуться со спины болотно-зелёного цвета на светлое брюшко. Я объяснил, что всё понимаю, но не люблю, когда на меня ложится кто-то. У людей, по крайней мере, это неприемлемо. «Лёгкое тело», — сказала мне белобрюшка и похлопала себе по боку. Послышался почти такой же звук, как от мяча для прыжков, если его тоже похлопать. Ну и… Мы, вроде как, снова договорились ложиться нормально, но ситуация снова повторилась. Тогда я незаметно заскочил на эту «живую надувную игрушку», чтобы залезть на крышу, когда та была возле саней. Как будто залез на батут, можно было даже попрыгать, если это не доставит неудобств существу. Наверняка хины так и делают. Так и заночевал я: подстелив под себя хинью накидку на жёсткую крышу тележки, подождав, пока безголосый эйло просунет свою тушку внутрь, и спокойно заснул под шум дождя. Под утро я уже не видел белобрюшки. Должно быть, выспалась и улетела. На всякий случай я (опомнившись только под утро, телендорская моя башка!) перебрал все вещи, чтобы проверить, не стащил ли мой гость чего из багажа. Всё же у этих существ и карман в брюхе есть, прям посередине этой серой полосы. Если тот хин, прогнавший меня, который водил телегу с иредрами, меня чему-то научил, то да — не доверять каждому встречному. Даже если это милое и безобидное существо на вид. Всё было на своих местах. Ну, впрочем, тогда я и вспомнил одну важную особенность белобрюшек. Чтобы что-то положить внутрь этого эйло, сперва нужно вспороть тонкую плёнку на серой полосе (вроде скотча на коробке), которая вновь зарастёт за несколько минут. Так что, как в безопасности мои вещи, так и в безопасности груз этой «синички». Я двинулся вперёд, думая об этой встрече… о том, что не догадался попросить того крылатого помочь мне везти сани. Хотя… я бы посмотрел, как такая легкотня (в смысле веса) утащит их. Вскоре народу на пути снова стало попадаться ещё меньше и меньше. Меньше просто некуда. Дома были каким-то чудом, и то, хины там просто так не жили, а содержали много лери в хозяйстве, и чтобы их прокормить, нужно было много родников поблизости. Я приближался к береговой линии Центрального океана, возле которой уже находился нужный мне остров. Почти у цели, ах. Сколько же я прошёл? И ведь, до сих пор не болит ничего и не ноет. Я ведь столько дней не прибегал ни к каким нагрузкам, и в один момент стал тащить телегу, как вьючное животное. Правда, вот, еды иногда долго не было, приходилось обходиться простой водой. Часто на землю оседал туман. Такой густой, что, казалось, можно рукой его ощутить. Я пару раз сбивался с дороги, вспоминая, что иду по редкой траве, растущей из бледно-серой почвы. Да, земля и вправду изменила свой цвет! Она и по оттенку и по консистенции всё больше напоминала… Материал моих крыльев. Похожа была на сырой песок, блестящий на свету отдельными мягкими песчинками. По дороге стали чаще встречаться колонки, ведущие к многочисленным грунтовым простым водам. Кейхоху, которых я встречал, были мелкие или такие, кому, поев здесь, не составит труда улететь или убежать отсюда в более благоприятное место. Я стал догадываться, что неспроста живность здесь такая скудная. Но сам будто стал по-другому чувствовать окружение. Как будто я не бреду в этой белой туманной пустыне, а неторопливо и уверенно иду домой. Странно. Эта местность из южноматериковой природы мне полюбилась больше всего не смотря на её безжизненность. Здесь пахло свежестью, всегда в доступе была еда. И иногда я встречал других крылатых лери. Те, совершенно без сопровождавших их хозяев, каких либо вещей с собой, украшений или одежды на теле, просто прогуливались, рассматривая пейзажи. Кто-то даже сопровождал меня и… Потрепал по чёлке, спустившись рукой к отсутствующим перам. Я резко оглянулся, мол, уже наглеет мой невольный попутчик, и увидел эйло, который был выше меня на голову и сам по себе крупнее. С длинными крыльями, приподнятыми на концах, тонкими перами-инструментами на затылке, имел такой же формы воротник, как и у меня. Молча смотрел на меня своими стеклянными глазами-очками и гладил по голове, словно успокаивая. Я продолжал идти, просто повернув к нему голову. А «птица» старалась меня остановить. Сначала намёками, а потом весьма доходчиво: просто схватив руками за плечи, а перами став расцеплять замок на упряжке. Мне это, конечно, не понравилось, и, высвободившись, я всё же решил применить силу, слегка побаиваясь, что всё же окажусь слабее этой машины, и, обернувшись, махнул кулаком прямо в глаз пернатому. Стёклышко не просто треснуло, оно пробилось почти насквозь, чему помешала какая-то плёнка. Осколки из-за неё не вываливались, а оставались в глазу, но эффект от такого удара, по-видимому, был сильный. Эйло мотнул головой и забил крыльями по земле, пригнувшись на своих длинных худых ногах, но я прекрасно понимал, что делает он это не от боли. Крылатый даже не взглянул на меня, а сразу улетел куда-то в туман, прикрывая разбитый глаз одной рукой. Мне было нисколечко его не жалко. Сам виноват. Не говорит, не понимает ничего, и из упряжки вытаскивает неизвестно зачем. Восстановится потом, как хины говорят. Можно считать было это просто предупреждение. А я шёл дальше, надеясь встретить у берега какую-нибудь деревушку, ну, или пристань, на худой конец. Должны же люди как-то переплывать туда-обратно, сообщаться с остальным миром. Должны же быть люди…СЛОВАРИК
Ртутоно́с — крупный эйло из группы парусокрылых. Занимается в природе переносом ртути и других жидкостей. Хинами используется для того же, но переносит другие жидкости (вода, сок растений и животных). Расходный лери — лери, смысл содержания которого сходится на добыче с него частей тела. Из-за хорошей регенерации лери используются для добычи разных ресурсов (кровь, жилы, металлические элементы, лерское стекло). Для таких лери предусмотрена специальная диета, позволяющая быстро восстанавливаться. Ка и Дэ́ли — звёзды, вращающиеся вокруг Зесамоэ и образующие на нём дневной цикл, который называется настоящим днём. Ложным днём называют промежутки дня между временем, когда земля закрыта тенью Карамела. Сирто́хин — тип лери, включающий в себя наземных лери с лёгким строением тела, предназначенных для выполнения задач на высоте, задач, требующих тонкого вмешательства. Особенным отличием сиртохинов являются длинные металлические ноги, похожие на нижние лапки хинов. Ювелир — вид сиртохинов, занимающийся в природе созданием мельчайших конструкций, требующих «ювелирной» точности. Хеньхне́ — небольшой кейхоху, похожий на детёныша хина. Имитирует действия детёныша, чтобы заполучить заботу взрослого хина, имеющего цыплят. Среди некоторых народов хеньхне считаются вредителями, и поэтому их принято съедать, другие же держат их в качестве питомцев, детей, которые никогда не вырастут. На хеньхне некоторые хины тренируют своих цыплят, чтобы те научились ухаживать за детьми на примере этого существа. Ихх — раса хинов, предпочитающая земли с плоским рельефом и редкими деревьями. Иххи высокие и мощные, их ноги предназначены для бега по жёсткой поверхности. Гриву имеют длинную, есть рядом с руками небольшие «крылышки» из травничек. Обитают в северо-восточной части Южного. Белобрю́шка — небольшой парусокрылый эйло, имеющий белое брюхо и тёмную спину, изнутри заполнен лёгким газом. Самый лёгкий лери. Занимается в природе переносом мелких грузов, требующих особых условий. Линько́вый нож — пер, предназначенный для очистки шкуры лери. Лери, орудуя этими инструментами, счищает старый слой севоза со своей шкуры. Грозовик — легкокрылый эйло, который занимается в природе добычей электроэнергии из молний. Во время грозы он летает над водоёмами, стараясь поймать собою как можно больше молний. Они ему никак не вредят, в то время, как у большинства других лери высокое напряжение может вызвать расплавление нервных окончаний и, самое худшее — взрыв глазных стёкол. Классификация эйло по типу крыльев Легкокрылые — эйло с длинными тонкими крыльями, напоминающими больше крылья морских птиц. Полёт у них всегда быстрый и стремительный, а каждый взмах способен поднять эйло на высоту близко к его росту. Обычно легкокрылые это небольшие, тонкие и изящные эйло, самый крупный из них (грозовик) ростом не превышает 140 см. Люди называют их эйло-мотыльками. Мелкокрылые — эйло с небольшими крыльями, способными поднять в воздух только их самих или небольшой груз. Крылья больше приближены к простым птицам, которых мы часто видим на улицах (голубь, ворона). Полёт у таких эйло тоже быстрый и стремительный, но взлёт требует усиленного толчка (прыжка). Такие лери имеют вполне человеческие пропорции и рост, но зависит от вида. Среднекрылые — имеют размашистые большие крылья, которые всегда крепятся к телу дополнительно металлическими подпорками (подпорки растут из бёдер или таза, соединяясь с основаниями крыльев). Подпорки дают не только дополнительную точку опоры и силы для опахал, но и поддерживают крылья над землёй в сложенном виде. Такие крылья предназначены для того, чтобы эйло смог поднять в воздух груз, по весу вдвое больше его самого. Взлёт у таких птах требует небольшого разгона. Они слишком тяжелы для того, чтобы прыгать. Полёт стремительный, но не такой быстрый, как у мелкокрылых. Телосложение грубоватое, рост всегда высокий, но бывают виды ростом под 175 см. Большекрылые — эйло, чьи крылья могут равняться или даже превышать их по весу. Огромные крылья скреплены с телом множеством подпорок, а оно само не обходится без каркаса, укрепляющего скелет. Перья в крыле очень разнятся по виду, зависит от специализации пера. И зачастую большекрылые эйло не в состоянии поднять собственные опахала, всегда волочащиеся по земле, настолько те тяжелы. Взлетать приходится долгим разбегом или ныряя с большой высоты. Большие крылья предназначены для долгого планирования или переноса грузов на большие расстояния. Большекрылый эйло может спать на лету. Среди таких эйло не бывает представителей с человеческими пропорциями. Все они аномально высоки для человеческого роста (от 2,5 м и выше), грубо сложены и своей формой больше подогнаны под то, чтобы иметь крылья. Полёт таких птах медленный, но не требует частых взмахов. Парусокрылые — имеют широкие сильные крылья, предназначенные для частых взмахов. Крылья могут быть как с подпорками, так и без. Их главная особенность — вертикальный взлёт, не требующий разгона. Этих крылатых можно сравнить с вертолётами, так как их передвижение по воздуху неторопливое и зависающее. Парусокрылые единственные, кто может летать во всех направлениях. Но они расплачиваются за это неповоротливым телом. Почти все они имеют бочкообразное туловище, часто очень увесистое. И быстрые взмахи крыльев помогают таким эйло летать. Но даже, если взять лёгкого парусокрыла (белобрюшку, например), то его полёт никак не назовёшь стремительным. Форма крыльев и тела совсем не играют на руку быстроте. Прочнокрылые — эйло, имеющие металлические крылья вместо кродоновых. Из них можно выделить подгруппу полупрочнокрылых, тех, у кого кродон не полностью заменён металлом. Взлетать они могут по-разному: с разбега или с прыжка. Эти эйло сами по себе частично или полностью покрыты металлической «бронёй», ведь они приспособлены к грубой работе, в которой ещё и летать нужно. Металлические перья позволяют эйло быть довольно больших размеров (шесть метров, например), а значит, брать на себя большую работу. Телосложением эти крылатые интересны тем, что не у всех из них есть ноги, а так же несколько видов не похожи на людей и вовсе. В научном сообществе хинов идут споры о том, что эта группа лери вполне может оказаться отдельным типом лери (как эйло и иредры, это типы лери), так как имеет множество отличий от всех остальных крылатых, у которых в сравнении с прочнокрылыми довольно много общего.