Сон о невозможном

Белки всегда действуют быстро: приказ к атаке, бой, отступление. Замешкаешься, и противник успеет не только понять, с какой стороны летит большинство стрел, но и где находятся сами стрелки. Скоя'таэлей всегда меньше, чем их врагов. Намного меньше, поэтому медлить нельзя: в случае опасности они отступают, порой даже оставляя раненых на поле боя. Обречь на плен двоих или положить весь отряд? У скоя'таэлей этот вопрос никогда даже не возникнет! Именно поэтому Иорвет в тот день оказался один на поле боя. Раненый, утыканный стрелами как ёж, истекающий кровью. Он был командиром, а не рядовой белкой, но… Может, всё так случилось именно потому, что в тот день, в Велене, с ним был не его отряд и не было Киарана? Будь там они и в той несуществующей реальности, не произошло бы той встречи. Названный брат предпочёл бы умереть, но не оставить его. Он и в этот раз рисковал собой, но вытащил Иорвета из боя. Как они ушли, как выжили в ловкой засаде, как умудрились не оставить там даже трети отряда атаман шайки белок не знал, не думал, и в это самое мгновение даже не пытался понять. Он смотрел на рассечённую, наскоро перевязанную руку пустым взглядом. Сердце стучало как сумасшедшее. Он смотрел на левую руку. Ту самую руку, в перчатке которой он все эти долгие, страшные месяцы прятал заветную нашивку, так и не решившись повесить её на давным-давно приготовленное место на перевязи. Его ранили, возможно даже сильно, но атаман шайки белок даже не пытался пошевелить рукой, чтобы понять, насколько серьёзно. В этот момент его интересовало только одно – где она?! Он осторожно встал, голова слегка кружилась, но рана была, очевидно, не серьёзной. Не настолько серьёзной, чтобы остановить его. Если он не вернётся прямо сейчас, чтобы найти, то потеряет её. Грязь, дождь и болотистая почва отберут у него последнее, что осталось. Если там по-прежнему трутся каэдвенцы, то он их попросту убьёт. Всех. Не важно как, но точно убьёт. Никто и никогда не отнимет у него её! Он сделал нетвёрдый шаг, потом ещё один. Головокружение уже прошло, слабость тоже начала отступать. Взгляд рыскал в поисках оружия, которое кто-то слишком умный и слишком мечтающий помереть пораньше максимально жестокой смертью почему-то забрал. - Хочешь вернуться за ней? – раздался из-за спины как всегда спокойный голос Киарана. В животе что-то неприятно перевернулось. Возможно, из-за голода, возможно, из-за нервов, возможно, из-за чего-то ещё. Эльф медленно обернулся. За его спиной стоял брат: на щеке кровь, в руке нашивка. Глаза Киарана смотрят спокойно: немного устало, немного печально. Они с братом знают друг друга слишком давно и слишком хорошо, а потому говорить уже не обязательно: оба прекрасно чувствуют, что именно каждый из них хочет сказать. Знают, что спросит один и что солжёт второй. Названный брат молча подходит ближе и протягивает нашивку командира специального отряда Темерии. - Ты же знаешь, что всегда можешь мне довериться? Иорвету сложно смотреть ему в глаза. Взгляд опущен в зем… нет. Даже сейчас он не может отвести от неё взгляд. Он знает – прекрасно знает – что надо хотя бы попытаться изобразить равнодушие. Он должен рассмеяться, отпустить дурацкую шуточку, показать, что ему всё равно. Но он осторожно, словно чего-то боясь, протягивает руку забирая нашивку. Молча сжимает в руке жёсткий кусочек грубой ткани. - Я пойму. Губы невольно дрогнули в горькой усмешке. Разве можно такое понять? То, что он доверял свою жизнь, но так и не смог доверить подобный маленький, гадкий, секрет? Разве можно понять то, что он сам, даже после всего, что случилось, не может до конца принять? Он же получил, что хотел! Он спас Саскию и Верген, Киаран жив, как и большая часть его отряда. Он должен гордиться. Должен стремиться рассказать всем и каждому, какой он молодец. Он ведь получил именно то, о чём просил не-человека. Всё то, о чём грезил, всё то, что подразумевал, когда говорил о свободе и славном, но потерянном и так и не сбывшемся будущем. Брат молча притягивает его к себе, как всегда понимая всё без слов. Руки мягко обнимают за плечи и Иорвет буквально кожей чувствует стремление Киарана хоть как-то, хоть чем-то, помочь. И вот теперь точно надо что-то сказать. Открыться. Признаться. Сейчас самый подходящий момент. Вот только слов нет, Иорвет понятия не имеет что говорить. Что сказать-то? Что он в очередной раз облажался, поверив словам подозрительного лысого типа, о котором знал целое «нихера», но который немногословно, и до крайности красиво предложил воплотить в жизнь влажные мечты атамана шайки белок практически за просто так? Пришли и предложили: «давай резать королей?» и «давай вернём старые добрые времена?» Просто так, потому что захотелось. Ведьмаки, которым уже на первых тренировках вбивают в голову, что они просто охотники на чудовищ, вдруг массово решают, что жаждут пополнить ряды обычных наёмников. Всеми ошмётками школы Змеи приходят и говорят, - как насчёт добыть пару королевских голов? И он верит! Приходит подозрительный тип, от которого за милю разит опасностью и чувства орут о том, что надо бежать, не оглядываясь, но «торговец» предлагает вернуть Деву и свободу. И, конечно, Иорвет верит! Верит и отдаёт взамен что-то важное. То, что он отдал что-то по-настоящему важное бывший командир специальных отрядов больше не сомневался. Добренький и улыбчивый Гюнтер О'Дим, судя по его силе и обилию дерьма, которое случилось с эльфом за последние месяцы, не просто нашёл, но и действительно отобрал нечто ценное. Ведь, как и сказал Геральт в их первую встречу - вся эта внезапная и бескорыстная помощь белкам была только потому, что кому-то это было выгодно. Так было всегда. Им было выгодно, а он верил, потому что… потому что хотел верить. Им он верить хотел. Как же погано посмеялась судьба. Тем, кто предавал и использовал его, он служил и верил до самого конца: даже когда всё было уже очевидно. Было очевидно, что они разменная монета для Нильфгаарда, но он и прочие офицеры оставались на своих местах. Их всех собрали и зачитали решение. Было очевидно, что для Финдабаир важно лишь её маленькое королевство и титул. Чародейка, что с неё возьмёшь, они помешаны на власти. Саския… Геральт всё сказал ему заранее. Так что два мутных не-человека идеально вписывались в подобный список. Так просто и естественно было верить им всем и не верить дочери Фольтеста, хитрожопому мастеру подковёрных игрищ и охотнику на белок. Жить, каждую секунду ожидая предательства, принимая в штыки каждое слово, упрямо ища второе дно там, где его и быть не могло. Быть как бы с ними, но при этом каждым жестом, каждым словом кричать о том, что он не с ними и они все ему глубоко противны. Выполнять приказы, которые, как ни крути, но зачастую не только спасали жизни представителям старших рас, но и заметно облегчали их существование, показывая прочим, что в Темерии все равны. Выполнять их так, что все крючкотворы города/деревни/окрестных земель, побросав все дела и распри, дружно бросались строчить гневные послания в столицу под общим слоганом «да что этот эльф себе позволяет!» Вернону приходилось читать не только их, но и полные яда доклады, где практически каждая строка кричала о том, что бывшая белка думает о людях. Интересно, что бы он сказал, доведись ему увидеть знаменитую белку сейчас? После того, как его опять использовали и выбросили на улицу. Поимели. Вряд ли что-то сильно обидное. Там, в той реальности, даже если Иорвет лажал и приходилось, бросая всё, вытаскивать его из передряг, дело ограничивалось демонстративно безэмоциональной лекцией на тему, где конкретно он облажался и скольким это стоило нервов, денег и жизни. Все разговоры о криворуких и дохера умных представителях старших рас начинались исключительно с подачи эльфа, и только когда становилось понятно, что Иорвет в очередной раз хочет выяснить, в чьей расе больше всего «одарённых» представителей. Тишина, царящая на поляне, не давит. Она просто есть. Киаран не торопит с ответом, как всегда терпеливо ждёт, так, как умеет ждать только он. Он примет любой ответ. Ложь, - если Иорвет опять решит отшутиться. Молчание – если эльф опять-таки не сумеет решиться. Примет и правду, если его непутёвый названный брат найдёт хоть какие-то слова, чтобы описать, в какое дерьмо он опять влез ради очередной несбыточной эльфской мечты. Врать не хочется, но и слова по-прежнему не приходят. Что сказать-то? Что эльфов и прочие расы северяне со скрипом и обилием ругани, но начали воспринимать, как равных? Что королева Анаис не только признала нильфгаардские законы, по которым эльфы уравнивались в правах, но действительно пыталась, как могла, воплотить их в жизнь: чтобы они стали реальностью, а не остались рядами закорючек на бумаге. Что ему простили все грехи: грабежи, убийства, мятеж, сотрудничество с врагом. Что маленькая королева позволила соучастнику убийства своего отца не просто расхаживать на воле, но и вручила ему целый ворох прав и привилегий. Что… что напыщенный мальчишка, брат королевы, оказался прав, когда вместе со всей разряженной в бархат и шелка родовитой сворой дворяшек пытался объяснить сестре, что эльф предаст её при первой же возможности. Белки, они такие: не признают человеческих рук, при первой же возможности больно кусают и бегут обратно в лес. Так сказал Вернон Роше. Уж он то прекрасно знал, о ком идёт речь. Взгляд, который он тщетно пытался перевести хоть на что-то иное, снова упёрся в нашивку: в тёмно-синий краешек, что торчал из болезненно стискивающей её руки. Он ведь тоже поверил. Доверился. Знал его лучше многих и, тем не менее, всё равно поверил. За что и поплатился. Что потерял эльф? Иорвет, грубо говоря, потерял тёплое место, да миску с супом. Вернон потерял вообще всё. У Иорвета хоть отряд и Киаран, а у Роше? Темерии нет, отряд отобрали, Анаис и её брат мертвы, даже приносящий одни проблемы ведьмак, и тот больше с ним не в друзьях, потому как шиложопый эльф из простого желания подгадить на дорожку убедил Геральта уйти с ним. Просто так. Просто потому что мог. Просто потому, что прекрасно знал, что кроме Талера, ведьмака и Бьянки у темерца никого нет. Тогда было так радостно от этого, но сейчас одно воспоминание о собственном злорадстве в тот момент, когда ведьмак окончательно решил примкнуть к белкам, вызывало тошноту и нестерпимое желание вжаться лицом в плечо брата в безуспешной попытке спрятаться от этих воспоминаний. Вот только в отличие от врагов и преследователей, от мыслей не спрячешься. Одну прогонишь, вылезет другая, думать о которой хотелось ещё меньше. Он отдал свою лошадь этой бабе, а сам отправился убивать устроивших засады на королевский обоз графа и барона. Что было потом? Куда он пошёл? Что делал все эти месяцы? За Вернона Роше, которого он знал, можно было не беспокоиться. Он бы прирезал всех, кто стоял на его пути, достал бы другую лошадь, деньги и выбрался из пылающего города по дорожке из трупов своих врагов. Но… Но это был тот Вернон, которого он знал, а этот… В заброшенной части Лок Муинне не ходили патрули, а потому в тенях незаметно и безнаказанно могли перемещаться те, кому не стоило попадаться на пути. Вернон Роше стоял, повернувшись к ним спиной: без оружия, без охраны, без возможности хоть как-то защититься от мало-мальски серьёзного врага, если тот будет достаточно быстр и умён. Метательным ножом да кинжалом много не навоюешь, самое большое, что он мог бы сделать, это выиграть немного времени для этой девки, чтобы она успела сбежать. Она же мастерица бегать. От эндриаг сбежала, от накеров сбежала, а уж как быстро прискакала, чтобы утешить по-бабски, так и говорить не стоит. Поди только из лекарской палатки выползла, так сразу и полезла Вернона в постель тащить. Золотые локоны чуть качнулись влево, чёрный шаперон вправо. Они целовались… Когда он в последний раз видел командира специального отряда Темерии, тот целовался с пытавшейся утешить его девкой. Может, они и дальше зашли. Скорее всего зашли! Вон как бодренько побежал резать, даже охрана не помогла. Сразу чувствуется опыт и то, что помимо быстрого бега Бригида была хороша в постели. Для неё это было, наверное, легко, они ведь не один год были любовниками, так что она точно должна была знать, что ему понравится. Трахнул её поди прямо там и… эльф невольно нахмурился, пытаясь представить, как именно это произошло. Там было темно и надо было быть тихими, чтобы никто не услышал, но вряд ли это было похоже на то, как это происходило в маленькой комнатке, за обитой железом дверью. Тут дело даже не в опасности, отчаянии или различии физиологии. Ключевым было «знать, что ему понравится». Иорвет знал, что Вернону Роше нравится читать его полные кровавых подробностей и сомнительных шуточек отчёты. Видел, как расширялись его зрачки, когда тот добирался до самых «интересных» моментов, как ускорялось дыхание, когда взгляд жадно скользил по строчкам, как натолкнувшись на очередную, крайне сомнительную шуточку, едва заметно приподнимался краешек губ, и он – Иорвет – знал, что на самом деле это улыбка. Он видел её куда чаще остальных. Остальные, как он давно уже уяснил, в большинстве своём вообще не верили в то, что советник королевы может улыбаться. Бригида Пепенброк тоже работала на него, наверняка так же строчила длинные отчёты, которые нравились темерцу, вот только, что-то подсказывало, что то, что она творила в постели, нравилось Вернону куда больше. Не могло ему нравиться то, что давал ему эльф, просто потому, что… Чем бы это ни было и как это не называй, но ничего, что могло бы понравиться, там быть не могло. Даже повали Роше эту девку в грязь и отымей по-быстрому - это было бы и то лучше и честней того, что происходило между ними. Быстро, в абсолютной темноте и тишине. Даже у животных перед случкой приняты хотя бы номинальные ухаживания, а тут он ещё в первый раз дал понять, что должно быть тихо, а не то он уйдёт, темно, а не то он вообще не придёт и быстро, а не то он лучше сам, своими руками всё сделает. Вернону это не могло нравиться, но он принял эти условия. За все семь лет бывшая белка не получила ни единого отказа. Ну, кроме одного раза, да и там отказ был условным. В комнатке горел свет. Просачивался сквозь щель, создавая узенькую светлую полосочку, едва взглянув на которую эльф развернулся и ушёл. Руки брата утешающе обнимают и Иорвету даже немного смешно от того, что вот они, стоят в сыром и промозглом весеннем флотзамском лесу. Совсем рядом рыщут недобитые каэдвенцы, чуть подальше валяются трупы врагов и соратников, в их убогом жилище нет еды, а в будущем надежды. За его голову назначена награда и нигде в этом сраном мире нет места, где его примут, помогут или хотя бы позволят немного переждать трудные времена. Одежда штопаная, желудок пуст, в кармане дыра и он уже даже не помнит, когда в последний раз по настоящему мылся с мылом в горячей воде. Тонны свалившегося дерьма, сотни нерешённых и насущных проблем, а он стоит и думает о том, нравился ли Вернону Роше, в той, странной, сытой, тёплой жизни их короткий перепихон. Золотые локоны чуть качнулись влево, чёрный шаперон вправо. Он ведь тоже хотел его поцеловать. Там, в руинах, когда все только-только случилось. Когда он уже всё потерял, но ещё не понял этого. Дрался, смеялся и хотел поцеловать по-настоящему, а не как в тот раз. За несколько часов до этого, в помпезном зале, где жарко горел камин и Фольтест величественно взирал на эльфа с портрета, Иорвет хотел только одного: наговорить Роше кучу гадостей и сбежать, как можно быстрей. Он ведь сбежал. Глупо и дальше это отрицать. Так же как и то, что у него было все, но он сам от всего этого отказался. Руки брата осторожно и мягко глядят по спине, пытаясь утешить его, словно маленького ребёнка. Им это удаётся. Во всяком случае становится по-настоящему смешно, когда эльф более чем живо представляет, что сказал бы старый мудень, доведись ему увидеть его сейчас. Вот он Иорвет, самая зубастая белка севера, вергенский мясник, один из двух выживших офицеров Врихедд, унаследовавший после смерти Эльдайна звание "самый больной на всю голову скоя'таэль", стоит, уткнувшись в плечо своего зама и размышляет о том... Интересно, он знал? Знал. Наверняка знал. От этого старого чёрта, казалось, ничего нельзя утаить. Он выведывал чужие секреты, разнюхивал заговоры, колол на допросах не хуже Киарана, и всё это в дополнение к тому, что он, хоть и с трудом, но мог перепиздеть Иорвета, перепить любого пьяницу, а ругался так, что портовые грузчики, заслышав эти трели, краснели как тринадцатилетние монашки. Обычный шпик, который дослужился до звания начальника разведки, в процессе обойдя куда более родовитых претендентов, переживший только на его памяти четыре покушения и настолько сильно внушивший всем, что его зовут Талер, что мало кто знал и помнил, что зовут его вовсе не так. Он знал. И про то, что для Иорвета всё кончится именно так, он тоже знал. "Темерия, сука, страна возможностей! Здесь даже скупщик краденого может стать главой разведки, командир самого жестокого и кровавого отряда советником королевы, а всякие белки террористы, сжёгшие не одну деревеньку, становятся защитниками добропорядочных граждан. Такой взлёт многих вдохновляет, кому-то даёт надежду, а моим бывшим клиентам навязчиво намекает, что они могут принести мне пару интересных вещей и слухов, за весьма не скромное вознаграждение. Я к имени привык, Вернону похер, а нашему императору так вообще насрать, кто мы, как нас зовут и чем мы занимались до того светлого дня, как вылизали ему задницу. Сидим тихо, не выёбываемся, дрочим на нильфское солнышко и делаем вид, что охереть, как счастливы от такого положения дел. И всё это его волнует куда больше, чем то, на какую кличку откликаются его новые подданые, когда встают по команде на задние лапки. Да, и раз уж пошла такая пьянка, то и тебе советую следовать нашему примеру. До тех пор, пока пиздёж не начнёт превращаться в деньги, жратву и оружие, а ваши бабы не станут плодиться хотя бы на уровне низушек, идеи Розы из Шаэрраведда, будут реализовываться только в качестве последнего пункта - сдохнуть свободными!" Забавная вышла аналогия. В тот момент слова начальника тайной службы послужили прелюдией к весьма длительной беседе, насыщенной многочисленными речевыми оборотами, сравнениями и, конечно, разбором генеалогических древ участников, с упоминанием ближайшей родни и её довольно странных половых предпочтений. Это было тогда. Сейчас, просидев полгода в промозглом флотзамском лесу и обожравшись обещанной свободой ото всех, нельзя было уже так легко отмахнуться от его слов и сравнений. Старый чёрт знал, о чём говорил. Королевство эльфов больше не простиралось по всему континенту, но оно было. У них были тёплые дома, миски с супом, место в мире и надежда на будущее. Аэлирэнн хотела для их народа лучшего. Восстановления мира, где у них была свобода, гордость и честь. Вылизать задницу людским королям, с видом, что всю жизнь только об этом и мечтали, попутно дроча на бумажку гарантирующую им неприкосновенность небольшого огрызка земли - это не по эльфски. Она хотела как лучше, но забыла, что мир изменился... она на коленях молила о прощении старейшин, когда поняла, что своим поступком обрекла всю расу на гибель. Это было бесполезно. Жалко и бесполезно. Сделанного не воротишь, мёртвых не воскресишь и время не отмотаешь вспять. Правда, в отличии от неё, ему даже не перед кем вставать на колени: в Синие горы путь закрыт уже давно, так же как в Долину цветов и Верген. У кого просить прощения за случившееся? У своего отряда? Так они ничего не поймут, потому как не помнят. У маленькой девочки, у которой даже нет могилы? Кроме старой ведьмы никто не знает правды. В глазах отряда, краснолюдов и даже людей он герой! Он помогал отбить Верген, он участвовал в убийстве Лоредо, он придумал хитрый план, что помог им продержаться столь долго. Он победил Вернона Роше и содрал с его дублета нашивку. - Дело не в доверии, - наконец тихо, едва слышно шепчет эльф. - Я… я совершил ошибку. - Непоправимую? «...от мальчика нашли ногу, а от девочки и пальца не осталось, так и похоронили вместе с куклой кусок окровавленного рукава» «...когда Лоредо сдал Флотзам Каэдвену, последний осёл понял, что Темерия обречена» «...Роше? Да это было бы убийством из жалости. Нет уж, пусть посмотрит, как его страна сдыхает даже без помощи Нильфгаарда!» Молчание сходит за ответ. Красноречивый и правильный, но лишённый неприглядных деталей. - Всегда есть способ всё поправить. - Рассказал бы об этом кому-нибудь из мастеров прошлого, у которого разбилась одна из их драгоценных статуй. - Чтобы разбить мрамор до непоправимого состояния, надо очень хорошо постараться. - Поверь, я из кожи вон лез, - невесело хмыкнул атаман шайки белок. - Есть много способов восстановить разбитую статую. - Вариант с магией был хреновой идеей. Руки Киарана на крошечное мгновение словно каменеют, но тут же, будто извиняясь за секундную слабость, прижимают Иорвета ещё сильней. Незримое ощущение, что от него ждут ответов, пропадает без следа. Он практически ничего не сказал, ни хрена не объяснил, но даже этого сбитого, робкого признания хватает. Не хватает только хоть каких-то мыслей о том, как спасти уничтоженное. Старуха сказала, что единственный шанс на спасение, это "защитить её". Кого она имела ввиду? Женщин, нуждающихся в его помощи за всё время с момента встречи он если и встречал, то, по правде, так и не защитил. Саскию он не защитил. До неё добралась Ложа, и он оставил её в городе на пути армии Эмгыра, без кого-либо способного поддержать советом. Разве был кто-то ещё? Эта эльфка, которую они вытащили от Лоредо? Это было не спасение, и он не мог её защитить от неё же самой. Несчастную уже раз пять, если не шесть, доставали из петли, а про шрамы, что за время безуспешных попыток перерезать вены, украсили её руки и говорить не стоило. С дочерью Фольтеста всё было ещё хуже. Там он испортил всё, что только можно. То, что кто-то идёт они услышали одновременно. Чужих тут нет, но никому нельзя их сейчас видеть или слышать. Иорвет нехотя разжал руки отпуская брата, но не мог хотя бы про себя не отметить чувство лёгкой благодарности к идущему. Разговор не закончился, но сил продолжать его уже не было, как и признаваться в содеянном до конца. Эльф был уверен, что даже под пытками не рассказал бы больше. Киаран это тоже очевидно понял. Чуть повернув голову в сторону, откуда к ним приближался незваный гость, замер, словно прикидывая расстояние и то время, что есть у них в запасе. - Выброси её или позволь ей уже наконец занять должное место, - наконец тихо шепнул он, и, отстранившись, ободряюще похлопал по плечу. И, прежде чем уйти, снова, как мантру повторил, - я всегда на твоей стороне. Иорвет искренне сомневался, что в случае вскрытия правды на его стороне останется хоть кто-то. Никто в здравом уме так точно. Так мастерски проебать не просто всё, а вообще ВСЁ это надо уметь. Он устало опустился на топорщащиеся из земли корни гигантского дерева. В весеннем лесу уже тихо, незваный гость был перехвачен братом и уведён подальше. Больше никого в этот час здесь ждать не стоит: эльфы и люди уже должны возвращаться на позиции, каэдвенцы частью сдохли, а частью отступили к крепости. Даже накеры пока ещё не успели обнаружить тела. Тихо. У него есть ещё немного времени, чтобы посидеть в тишине и спокойно всё обдумать. Хотя, что тут думать, всё и так было понятно. Нашивка, которую он по-прежнему сжимал в руке, на удивление, практически не пострадала: поблекла изначальная синева, да добавилось пара грязных пятен, которые, впрочем, так и не смогли скрыть под собой бурые пятнышки его собственной крови. Сколько времени прошло с того момента на барке? Чуть меньше года. Всего один чёртов год, а он чувствует, что постарел минимум на сотню, если не на две. - Это всё из-за тебя, - едва слышно прошептал эльф осторожно погладив вышитые лилии. Губы дрогнули в болезненной улыбке. Было что-то нереальное и неправильное в том, что он сидит во флотзамском лесу и держит её в своих руках. Так долго мечтал, так ярко фантазировал о том, что будет, если он до неё сумеет добраться. И что в итоге? Вот это? Это всё произошло просто потому, что он забрал её или потому, что Геральт ушёл с ним? Хотелось верить, что желание одного эльфа, как и выбор одного ведьмака не могло оказать столь большого влияния, но факты говорили об обратном. В целом-то, конечно, ничего не изменилось: всё то же самое. Нильфгаард нападает и северяне отступают, лишённую правителя Темерию разрывают на части, а в Редании вовсю полыхают костры. Жизнь не стоит и ломаного гроша: причём не важно, чья: низушки, эльфы, люди, краснолюды и прочие в этой мясорубке гибнут ежедневно. Всё так же, прям один в один, но дьявол кроется в деталях, тихонько посмеиваясь над незадачливым эльфом. Реданские костры, вспыхнувшие от искры, зажжённой в Лок Муинне, пылают уже не один месяц. Их пламя горит куда как ярче и сострадания к магам, не сумевшим доказать на совете свою невиновность, не испытывают даже самые сердобольные из реданцев. Темерия… сдыхает. Разница между нынешним «сдыхает» и тогдашним «умирает», конечно, была на первый взгляд не велика, но она была. В прошлый раз Темерия именно что умирала. Долго, мучительно, отчаянно цепляясь за жизнь и борясь за каждый судорожный вдох. Умирала, не сдыхала. У неё была маленькая королева, что была надёжно спрятана горсткой сопротивляющихся партизан. И пока билось сердце королевы, страна и надежда были живы. Сейчас Темерия являла собой скорее полусгнивший труп, которому даже самый лучший таксидермист не сумеет вернуть прежний вид. Потерявшая короля и его наследников, разорванная на куски сначала жадными дворянами, а после Хенсельтом и Радовидом, она уже потеряла единый облик. Нильфгаард шёл по выжженной земле, у которой не было имени, только названия городов, селений и рек: ни в одном из перехваченных писем ни разу не упоминалось название мёртвого королевства. Это была уже даже не агония, а последние, едва заметные судороги. Наталис какое-то время ещё сопротивлялся, отказывался признать очевидное. Что борются они уже за труп, что надежды и шансов против Эмгыра нет. Против императора Нильфгаарда шансов не было ни у кого. Ни у кого, кроме Вернона Роше: он бы смог исправить всё. Он был костью в горле у всех. Так в тот раз достал Эмгыра, что тот сказал «подавись своей Темерией!» и предложил ему сделку. В этом и была их главная разница с эльфом. Вернон не был белкой, он был человеком. Ему нахер не нужна была красивая идея о свободе и месть всем и каждому. В отличие от Иорвета он сумел перешагнуть через это. Выбрал жизнь дочери Фольтеста, а не смерть ради отмщения её отца. Они бы грохнули Эмгыра. Да. Талер как-то сказал что-то про то, что, когда они все сдохнут и попадут в положенную огненную яму, он будет просить котёл погорячее, но подальше от прочих северян. Именно за это. Эльфа в тот момент мало интересовала война и общее положение, но коли старый мудень был уверен в том, что Радовид при всех своих поехавших катушках мог заставить императора отступить, сомневаться было глупо. Как и в том, что при таком раскладе Эмгыр бы сдох. Его бы свои прирезали за проигрыш в третьей к ряду северной войне. И свершилась бы месть. Ценой жизни Анаис и Темерии. Большой палец, мягко поглаживающий вышитую лилию, на мгновение застыл, когда до эльфа дошло, что он всерьёз сожалеет о смерти этого несуразного территориального образования. Глупого, недолговечного, построенного на руинах эльфского королевства. Там притесняли старшие расы. Там действительно пытались что-то изменить. Не так быстро, как он хотел, не так сильно, как он желал, но ведь у них получалось. Причём получалось куда как лучше, чем у него самого, получившего разворот времени, знание будущего и ведьмака, который согласился помочь. В сраном Вергене он постоянно убеждал себя, что что-то придумает, исправит, улучшит, найдёт способ выровнять ситуацию. Время показало, что эти мечты ничуть не лучше тех, которыми он тешил себя раньше. Нет у него никаких знаний о политических альянсах и внутренних интригах, нет планов, как сделать «красиво и правильно», нету даже мыслей о том, что делать дальше, кроме той, что так как раньше больше нельзя. Сидеть во Флотзаме дальше убивая всех, кто посмеет сунуться в лес, изначально было глупой идеей. Лет на пять или десять этого может и хватит, но не более. Эмгыр не Фольтест, а нильфгаардцы не северяне. Эти не махнут рукой с видом «сидит в лесу, ну и пущай там сидит!» Они наведут порядок не только в городах, но и лесах, и в этом мире, полном порядка, не будет места для нарушителей спокойствия. Нильфгаардцы, они же все как один прожжённые, циничные, себе на уме интриганы, которые не верят в то, что для перевоспитания особо опасных эльфов достаточно дать им те же права, что и людям, подарить меч и предложить написать новую, хорошую историю. В голове яркой мешаниной коротких всполохов проносились обрывки воспоминаний, слов, эмоций и его собственных поступков. Он сидел, не шевелясь, смотря невидящим взглядом куда-то вперёд, машинально, едва-едва гладя ровные стежки лилий. Брат был прав. Надо пришить её, пока не потерялась, вот только куда? На перевязь к остальным? Чтобы все её видели? Чтобы он сам знал, что все её видят? Видят свидетельство его позора, ошибки, предательства. Он не может причислить её к списку побед, но и просто выбросить, притворившись, что ничего не было, не может. Не может потому, что... Эльф опустил взгляд на маленький кусочек жёсткой ткани. Должное место. Её место было на синем дублете, на груди, в области сердца. Он не должен был её забирать. Не должен был вообще драться. Ну засунули бы его в тюрьму, и что с того? В первый раз что ли. Он что так, что сяк из неё бы выбрался. Может быть, даже успел бы всё так же спасти брата. Скорее всего бы успел. В тот раз он дожидался подмоги, думая, что в городе помимо стражи будут ещё и Синие полоски. Если бы он знал о плане Вернона по сокращению численности подручных Лоредо, то он бы сразу вылез, понимая, что всем, мягко говоря, не до него и не придётся продираться сквозь полчища врагов. Роше, как всегда, заберёт большую часть вооружённо-агрессивных источников проблем на себя. Если бы он поступил так, то всё было бы иначе. Не было бы этой бойни в городе, не было выгнанных на произвол судьбы жителей, не было бы целой кучи лишних смертей. Зачем он вообще позвал ведьмака с собой? Он же не хотел его помощи изначально, считал, что и сам справится, но в последний момент передумал. А потом... он же знал, что Вернон полезет в поместье, с Геральтом или без него, знал, как это опасно, знал, что после неудачной засады у Роше не так много людей, знал, какой конченный тип этот Лоредо и что бойня в городе это ещё не конец. Он бы мог... помочь... Он хотел помочь, но решил, что это больше его не касается. Что он будет последним, кого жители хотели бы увидеть. Он всё решил для себя сам. Ещё там, на поляне, полной крови и роз, когда дрался с Верноном. Смеялся от счастья и дрался всерьёз. Даже зная, что Роше его бы не убил, он дрался всерьёз. Чуть не убил его во втором бою, едва успев смягчить, усиленный магией, смертельный удар. Вот так просто, после всего, что было, после стольких лет? Он действительно был готов его убить накануне? За четыре часа до этого, до того, как исполнилось его желание, они говорили. Сидели друг напротив друга, улыбались и... Он не хотел, чтобы Иорвет ушёл. Эти расспросы о том, какая злобная муха его покусала и что случилось такого, из-за чего эльф в один день принял такое решение. Обещание, в случае если бывшая белка возьмётся за старое, лично отыскать его и вздёрнуть на ближайшем дереве. Ему было не всё равно, но остановить он не мог. Не в тюрьму же эльфа было кидать. Из тюрьмы Иорвет бы выбрался ещё злее, чем до этого. Предлагал хотя бы переждать бурю, а не то эльфа вместе с Лошадью просто сдует в какой-нибудь овраг, заботливо присыплет снежком, а Вернона по весне обвинят в убийстве сумасбродной белки. Предлагал хоть дождаться казначея и взять деньги, раз не хочется брать казённые тёплые вещи и еду с кухни. Лошадь... не его Лошадь, а просто лошадь, гордый, прекрасный, чёрный, как безлунная ночь жеребец. Руки так и тянулись к уздечке, которую сжимал насмерть перепуганный его появлением конюх. Он тогда ещё подумал, что странно, что этого красавца в столь поздний час решили вывести на крытый манеж, но у темерцев, судя по ароматам с кухни и обилию праздничной мишуры, был какой-то праздник. Он решил, что конюхи пропьянствовали нужное время, или попросту забыли. Просто так совпало, что когда он вернулся за Лошадью, мимо должны были провести уже осёдланного, взнузданного красавца. Так совпало. Случайно. - Я дурак? - глухо спросил он у нашивки, и, с минуту помолчав, сам же за неё ответил, - конченый идиот. Нашивка в руке почти не чувствуется. Она лёгкая, воздушная, едва ощутимая в его ладони. Так легко притвориться, что её там нет. Ничего нет. Обмануть себя правда не получается. Она там, как и его воспоминания, его решения и поступки. Нет, он не убил бы его тогда. Тот момент был чем-то вроде помешательства, он ещё не до конца поверил, что всё взаправду. Дрался, смеялся и хотел поцеловать. Не убил бы. Точно. А что сделал бы, если бы выиграл? Вернон не рядовой солдат и даже не обычный полосатый - он командир. Во втором бою не было прямых свидетелей и он торопился к барке, но в первом с ним были его белки и спешить было некуда. Элая подарила удар милосердия уже практически трупу обычного солдата, и то на неё смотрели, ожидая приговора. А Вернон? С его статусом и репутацией Иорвету пришлось бы его убить. Убить, но сначала пытать. Как остальных, которые попадали ему в руки живыми. Он бы смог? Он бы смог после всего, что было, приказать выдрать ему ногти, потом выбить зубы, потом подпалить пятки и через несколько часов, натешившись вволю, закончить так, как он заканчивал с остальными. Содрать заживо кожу или пихнуть головой в муравейник. Он бы смог отдать этот приказ? К горлу подступала тошнота. Воображение резвилось вовсю, накладывая лицо Вернона и его черты поверх воспоминаний о тех, кто попадал в его руки ранее. Оно скалилось, пустым окровавленным ртом, в котором, под красноватой плёнкой, жутковато белела пара зубных обломков. Тянуло к нему руки, с пальцев которых капала кровь, а в ноздри настойчиво лез запах горелой плоти. Вместе с иллюзорным запахом горящей плоти пришло ещё одно воспоминание, чей забытый образ он уже давно гнал от себя. Там, в горящем Лок Муинне, оно пришло столь же внезапно. Они сидели напротив друг друга и улыбки ещё не успели слететь с их лиц. За окном бушевала снежная буря, но в помпезном зале жарко горел камин и Вернон тихо спросил, не хочет ли он хотя бы попрощаться с ней, всё-таки королева живо интересовалась судьбой своей ручной белки. Заглядывала в кабинет, зная, что они там опять совещаются/ругаются, с неподдельным интересом слушала его в кои-то веки лишенное кровавых подробностей и расистских шуточек описание экспедиций и искренне верила, что на следующий бал/приём/парадный выход или ещё что-то важное и столь же нудное он обязательно придёт. Он встал, швырнул ненавистную писанину на стол, развернулся, и, уже уходя, не оборачиваясь, сказал... сказал, что... - Лучше держи её подальше от таких, как я, а не то она повторит судьбу отца. Она и повторила. Из-за того, что, в отличие от Флотзама, он вмешался. Как вмешался? Просто послал письмо. Всё. Решил, что и этого будет достаточно. Жалкой бумажки с предупреждением о засадах? Он, проведший семь лет рядом с этим отборным темерским серпентарием, который по ошибке кличут королевским двором, действительно поверил, что хватит одного письма: пусть и красочного, пусть и переданного напрямую Талеру. Поверил или хотел в это поверить? Он сказал брату, что совершил ошибку. Не сказал только, что за его ошибку своими жизнями заплатили другие. Со стороны поля боя донесся тихий, едва различимый звук: накеры нашли трупы. Какая-никакая, а для них свежатина, тем более после зимы. Надо было уходить, долго оставаться рядом с подобными соседями было как минимум небезопасно. Накеры, конечно, ещё те твари, но они не трупоеды, так что, выбирая между дохлой свежатинкой и вполне живой, выберут последнюю. Особенно если та одна, ранена и не горит желанием сражаться. Оружие нашлось рядом, буквально в двух шагах, наверное, его просто отложили в сторону, пока перевязывали рану и было даже удивительно, что он не заметил его сразу. Меч, лук, стрелы: полный набор скоя'таэля. Можно хватать и бежать резать глотки очередным глупым дхойне, благо последних даже искать не надо, он всегда знает, где их найти. В его же собственном лагере! Как он докатился до жизни такой, Иорвет представлял довольно смутно. Даже хуже, чем последствия того, что Геральт решил уйти из Флотзама вместе с белками. Он просто выживал. Он просто позволил людям остаться, поскольку без них было сложно проникнуть в город. Он просто разрешил им занять заброшенный лагерь, ведь они были нужны живыми, а главное, здоровыми для атаки. Он отдал им обещанную половину припасов, во-первых, потому что среди них были эльфы, а во-вторых, он умеет держать слово, в отличие от лживых людишек. Он сам предложил смешанные патрули и общий контроль леса, поскольку нельзя было упустить ни одного обоза, отряда, шайки, да хоть кого-то, кто шёл во Флотзам и имел с собой хоть немного еды. Он... Да, это он предложил людям переехать в главный лагерь потому, что под конец зимы наступил и конец припасов, жрать эльфятину/человечину/краснолюдину было пока рано, а вот способных полноценно охранять лагерь, крепко держа в руках оружие, с таким пайком становилось всё меньше. В общем, Иорвет с трудом понимал как он докатился до того, что в лагере скоя'таэлей полным-полно людей, какой-то сельский староста смеет ему перечить и орать, что не отдаст последнюю банку мёда не то что для пыток какого-то вшивого каэдвенца, но и для казни самого нильфского императора, а.... а на прошлой неделе ему пихнули под нос свёрток с очередным, не пойми как вообще выжившим, тощим, истошно орущим человеческим детёнышем и объявили, что назвали в его честь. Иорвет, кажется, впервые в жизни видел рыдающих от смеха краснолюдов. Белки творящееся вокруг воспринимали на редкость спокойно. Верген, может, и не стал их новым домом, но оставил след в их сердцах. Во всяком случае так было принято считать и списывать творящийся беспредел на "дурное влияние" Девы и то, что Иорвет не теряет надежды доказать свою благонадёжность, пусть и столь странными методами. Сам атаман шайки подобные слухи предпочитал игнорировать. Ну не рассказывать же, кто на самом деле дурно влиял на него целых семь лет к ряду, привязывая к себе: учил есть с рук, с периодическим успехом выполнять простейшие команды и расширил условное понятие "свои" так, что в него каким-то боком сначала пролезли городские эльфы, потом полукровки, а потом и те, кому в системе мироустройства скоя'таэлей в графе полезность отводилось место хоть и перед утопцами, но после навозных жуков. Он остановился неподалёку от первого наблюдательного поста. Возвращаться не хотелось: что с людьми, что без них лагерь не вызывал решительно никаких положительных эмоций. Это убежище так и не смогло стать для него хоть чем-то отдалённо похожим на дом, хотя тем же флотзамским беженцам там, на удивление, понравилось. Послушать болтовню неугомонного старосты, так для него это практически вторая Биндюга: скоя'таэли, конечно, внутри, но хоть накеры за оградкой, и на том спасибо. Главное, зиму пережили, и уж теперь-то, совместными усилиями, так и вовсе дела на лад пойдут. Тут домик поставим, тут картоплю посадим, здесь курей поселим - словом, заживём! Откуда-то, словно из далёкого прошлого, в памяти эльфа всплывали какие-то разрозненные обрывки воодушевляющих речей Девы про то, что надо объединиться, что нельзя противостоять врагу в одиночку, что только вместе можно победить и построить лучшее будущее. Ей бы это всё понравилось. Ну, может только кроме части с руганью из-за судьбы последней банки мёда и ещё пары подобных историй. Иорвет всегда старался думать о Саскии в настоящем времени. Что она есть, что она там и что у неё всё хорошо. Хотя и знал, конечно, что путь нильфгаардской армии должен проходить через Верген. Долина Понтара, чтоб её: кто контролирует её, контролирует весь Север. Нильфгаард пока не сломил Север, но он уже здесь, а о Вергене нет вестей, так же как и о его не то хранительнице, не то королеве. Он знает, что шансов на то мало, но ему нужно верить, что у неё всё хорошо. Что хотя бы у неё всё хорошо. То, что его заметили, Иорвет понял сразу. Это ощущение, когда тебя изучает чей-то холодный, внимательный, оценивающий взгляд, ни с чем не перепутаешь. Следопыты из биндюги. Эти эльфы смотрели на происходящее и внезапную помощь белок так же, как сейчас на него. Принимали помощь, но не верили, не доверяли, старались по возможности держаться рядом друг с другом и наверняка спали с оружием в обнимку, в порядке строгой очерёдности, чтобы кто-то всегда был на страже. Атаман шайки белок не мог их в этом винить. Всё произошло слишком быстро и у них было слишком мало поводов, чтобы доверять тому, кто совсем недавно убивал не только за неправильную форму ушей, но и просто за сотрудничество с людьми. Иорвет махнул рукой, давая понять, что в курсе, что его заметили, и неспешно продолжил путь к лагерю. Цепкий взгляд сопровождал его пока деревья не перекрыли обзор. Иорвет не мог винить их за недоверие, ему самому потребовалось восемь лет, чтобы поверить. Восемь лет и одно предательство. Весна уже вступила в свои права. Флотзамский лес оделся в листву, наполнился гомоном птиц и живностью, частью вылезшей из нор и частью уже успешно народившейся. Голод для них более не угроза, можно жить дальше, но он уже твёрдо решил, что уведёт белок отсюда. Осознание, которое внезапно пришло и шарахнуло со всей дури в самый разгар боя, было неизбежным. Ему просто больше некуда идти и некого просить о помощи. Чтобы выжить надо объединяться, искать компромиссы, пытаться сотрудничать, только так можно построить новое, хорошее, лучшее будущее. Красивые идеи, прекрасные слова. Жаль только, после всего произошедшего Вернон Роше не купится на них. Он же не идиот, чтобы поверить в подобное. Тем более если подобное скажет ему Иорвет. Он скорее поверит слову Эмгыра, поскольку тот император, в чьей власти перекраивать карту мира и направлять бесчисленные войска, чем очередным байкам скоя'таэля, у которого кроме кучки голодных оборванцев ничего и нет. Да и будь у него снова сотня лучших лучников - это всё равно мало бы чем помогло. Этот Вернон Роше его ненавидит. В Лок Муинне ему было всё равно, сначала он хотел умереть, а после цели покрупней и желанней мозолили взор. Сейчас всё иначе. Захочет ли он его увидеть? Захочет ли говорить? Что сам Иорвет ему может сказать? Привет, я тот самый эльф, который грохнул добрую четверть твоего отряда и которого ты клялся убить при первой же возможности. Я помогал убить твоего короля, в результате чего вся твоя жизнь пошла по пизде, а обожаемая Темерия исчезла с карты севера ещё до того, как нильфгаардцы форсировали Яругу. Ещё я уломал Геральта уйти со мной, из-за чего ты не смог одолеть Лоредо, и Флотзам уплыл к каэдвенцам. Всё это дерьмо я сотворил, будучи свято уверенным в своей правоте, и в том, что всем не насрать на меня и на моих белок. Но теперь всё изменилось. На меня снизошло озарение, я понял, что был не прав, а потому ты должен мне поверить, даже несмотря на то, что у тебя нет ни единой причины мне доверять. Столетия противостояний, кровь Фольтеста и смерти бойцов из наших отрядов больше ничего не значат, поскольку я знаю, что мы можем отлично сработаться и стать командой. Ты не помнишь и не знаешь, но мы были отличной командой! Ты, я, старый мудень и... Отвратная речь. Вернон в это не поверит. Он сам Там не поверил, хотя темерцы дали ему не один десяток причин почему им нужен живой эльф и почему они сами нужны этому эльфу. Лагерь встретил уже ставшей привычной суетой. Те же лица, те же действия, те же слова. Всё как всегда, однако именно сегодня взгляд, словно магнитом, притягивают полосатые трофеи, гордо выставленные на всеобщее обозрение наиболее удачливыми из скоя'таэлей. Из всех многочисленных беличьих отрядов только его бойцы могли похвастаться подобными украшениями. Именно по ним Вернон сразу понял, кто стоял за убийством Фольтеста. В той части пещеры, что служит ему кабинетом, в это время дня привычно тихо и пусто. Компанию Иорвету составляет лишь черепушка Демавенда, обиженно взирающая на эльфа пустыми глазницами. Может, как король старик был не очень, но вот как пугало для людишек и держатель бумаг его череп был незаменим. Особо ценных документов в небольшой стопке под черепушкой, правда, не было. Пара писем, три доклада и ещё два наскоро набросанных на карту предполагаемых маршрута обозов с провиантом, которых ждут, и, как он раньше надеялся, не дождутся в крепости. Теперь он сам не знает, надо ли ждать их, или лучше уходить прямо сейчас. Он и так потерял чудовищно много времени. Нашивка совсем не мешается когда он разворачивает карту фактически одной рукой. Правая рука свободно и мягко, будто гладя разрисованную бумажную поверхность, скользит по линиям дорог, отслеживая путь. Не близко, но и не далеко. В одиночку он бы мигом обернулся, но в одиночку идти нельзя. И без чёткого плана и разведки туда также идти нельзя. Каэдвенецы тупы, как пробки: нихера они не знают, ничего не предполагают, Наталиса убили, а темерская армия, получается, мигом по домам разбежалась? Пусть раздробленная, пусть поредевшая, пусть растерявшая почти всех командиров - она была. В ней остались именно те, для кого Темерия не была просто названием на карте. Такие люди не могли после смерти одного командира мигом разбежаться. Они бы побежали, но не по домам, а к другому командиру. К тому, который мог если не принести им победу, то хотя бы сделать всё, чтобы за каждую темерскую жизнь враги заплатили двумя, а то и тремя. Мальчишка каэдвенец действительно мог этого и не знать, но вот Иорвет знал имя того, кто действительно может их всех спасти. Тут нет даже двух вариантов, просто потому что Вернон Роше единственный, кто может остановить этот кошмар. Вернон, он... жестокий, коварный, хитрый, фанатично любящий своего короля и страну. Он... самый опасный из всех командиров специальных отрядов, с которыми эльфу так или иначе приходилось сталкиваться. Он учился. Всегда учился, запоминал, подмечал и с каждым днём, с каждым боем, Роше становился ещё опасней и сильней. Его не смогли остановить ни эльфы, ни каэдвенцы, и даже император под конец признал, что лучше заполучить его в союзники, чем оставить во врагах. Вернон, он... умный, он обязательно что-нибудь придумает. Вытащит его и всех «этих» из дерьма и поправит всё то, что шиложопый эльф наворотил. Зачем? Зачем ему вытаскивать кроме людей ещё и эльфов? Хороший вопрос, но сделал же он всё это в прошлый раз, значит, какая-никакая, а причина была. Иорвет смотрел на карту, на этот болотистый, в отличие от Флотзама мало кому нужный огрызок и мог только надеяться, что какой бы эта причина ни была, она осталась и здесь. В этой реальности. План обретает черты хоть и не смело, но довольно быстро, пока цепкий взгляд раз за разом пробегает по карте предполагаемый маршрут. Городки, посёлки, речушки и поля. Места, где лучше обойти, места, где можно разжиться припасами, места, где на него могут устроить засаду и места, где можно будет выяснить хоть что-то о Верноне. На бумаге план вполне не плох, в реальности будет тяжелей. Плевать. Он сможет. Белки точно упорствовать не будут, когда он объявит об уходе: вряд ли хоть кто-то из них предполагал, что, позволив людям разместиться в лагере, они так и продолжат совместное сосуществование со всеми этими курями, картоплей и кучей крикливых дхойне. В свой план он посвящает всех уже вечером. Говорит скупо, стараясь даже не намекать, почему именно Велен и от кого именно он рассчитывает получить там помощь. Эльфы ему безоговорочно доверяют, краснолюды точно знают, что у него есть план, в детали которого их просто пока не посвятили, люди ожидаемо таращат глаза и не понимают, нахера куда-то идти, коли и здесь жить можно. Плохо, но можно. Брат, как и обещал, на его стороне. Киарану ничего не надо говорить или объяснять, он с самым серьёзным видом выходит вперёд и говорит так, что можно подумать, что размышлял он об этом минимум с зимы, просто не думал, что его поддержат. Начинает объяснять, почему валить надо не куда-нибудь, а именно в Велен. Говорит это так спокойно и уверено, так что даже эльфы из Биндюги ему верят. И страшные болота становятся идеальным укрытием, мерзкий климат залогом того, что помимо них желающих поселиться там будет немного, а тот факт, что там собралась дикая мешанина из представителей практически всех армий и фанатиков всех мастей будет им только на руку. Кто вообще обратит внимание на очередной беличий отряд, если там, по слухам, бегают особо прыткие реданцы, недобитые темерцы и замонавшие всех в край нильфгаардцы? И это ещё если забыть, что всё это вооружённое до зубов великолепие приправлено местными монстрами, которых веками оберегали всё те же болота и скверный климат, в результате чего с деньгами у местных никогда не ладилось, а потому ведьмаки появлялись там не часто, а косили монстров и того реже. Староста это всё внимательно слушает, но по-прежнему громко возмущается и никак не может взять в толк, чем та болотина лучше этой. Тут хоть своя - родная, а в ту ещё топать и топать. Объяснение вида "эта болотина забилась, трупы прятать негде" сказанное с нажимом глядя в упор заставляет его ненадолго замолкнуть, а Иорвет, пользуясь недолгой тишиной, уверено продолжает за братом. Говорит, что лешие, ведьмы, нильфгаардцы и давно приевшиеся всем накеры это то, что не стоит их внимания. Говорит, но не договаривает, что к единственному стоящему внимания чудовищу обитающему на этой болотине он и собирается их вести. Не говорит, потому что точно знает, что именно этого, одного единственного человека, в равной мере опасаются и люди, и эльфы, и даже краснолюды, которые нет-нет да и спросят порой, между делом, а правда ли, что Иорвет тогда победил и забрал последнюю из нашивок. Староста подобным заверениям не сильно верит, но оставаться в Флотзамском лесу без помощи белок это заведомо сомнительное удовольствие: вторую зиму людям попросту не пережить. Они не могут остаться одни, а по нынешним дорогам, по которым невозможно проехать хотя бы раз не натолкнувшись на разбойников или дезертиров, безопасней всего перемещаться группой и под охраной, а потому, прикрываясь тем, что "вот увидим приличную деревеньку, там и останемся" люди идут с ними. Они уходят из Флотзама взяв только самое необходимое, но то ли из-за того, что их много, то ли за-за того, что самого необходимого оказалось куда больше, чем раньше, о скорости и незаметности говорить не стоит. Они и не говорят. По вечерам, выставив охрану и сбившись группками возле костров, говорят только о Велене. О той мелочи, что о нём знают. Медленно, но верно, почти так же, как они идут к нему, люди приходят к тому, что жить там, в принципе, можно. На них вот тоже смотрели, как на психов, узнав, что живут во Флотзаме. Накеры, эндриаги и... и много чего ещё опасного бегало по флотзамскому лесу. "Много чего опасного, которое бегало по флотзамскому лесу" едва заметно усмехается, но соглашается, что ничем особым их болотина от той не отличается. Лично он различий не видел, пока обитал там. Что же до местной фауны, то эльфы чуют магических тварей, а те в свою очередь чуют их, а потому взаимно стараются лишний раз не попадать друг другу на глаза, если, конечно, одни не хотят зачистить территорию, а вторые не хотят их съесть. Эльфы не люди, а потому... ...если честно, обычно не заключаю с эльфами договоров. Они не такие забавные, как люди. ....Что же до того, почему тебе оказана столь сомнительная честь, то ответ прост - ты забавный. Не знаешь, кто я, но при этом видишь, что я такое. Видишь, но всё равно заключаешь сделку, а ещё говоришь, что у тебя нет сердца, души и дома. Мысли о торговце и злосчастной сделке посещают эльфа всё чаще. Словно мстя ему за то, как он презрительно отметал их ранее, они лезут непрошеными гостями. Снова и снова, каждый день, каждую свободную минуту атакуя, заставляя раз за разом переживать те две короткие встречи в поисках ответа. Что он забрал? Зачем забрал, эльф уже понял. О'Дим предложил сделку, потому что считал подобное забавным. Он смеялся над ним. Знал, чем для эльфа кончится исполнение желаний. По словам старухи именно так всё всегда заканчивалось для его клиентов. Всевидящая слепая просила не искать торговца. Что бы ни случилось, как бы всё ни повернулось, не искать и не дать напиться его любимым напитком - слезами очередного несчастного клиента. Тогда её слова вызвали лишь смех. Где он - самая зубастая белка севера - и где её обещанное "плакать будешь потом". Сейчас это всё уже не казалось смешным. Кем бы на самом деле ни был торговец, уже сейчас было понятно - Иорвет ему не ровня. Эльф за всю свою жизнь не встречал никого сильнее и коварней. Все те, про кого он раньше мог сказать подобное и рядом не стояли с улыбчивым любителем нематериальных сделок. Они преследовали свои мелкие цели и удовлетворяли свои жалкие инстинкты, это создание, обладая исключительной мощью и силой, просто играло чужими жизнями. Не массово. Выборочно и на добровольной основе: и эльф, и ведьма согласились на сделку сами. А вот Геральт, как видно, либо не согласился, либо ему, как не совсем человеку, не предложили. Ведьмак просто поговорил с этой тварью. Убить, конечно, столь сильное создание он не мог, но, судя по реакции так называемого торговца, изрядно подпортил веселье. Хотел бы эльф знать как. Может, если повезёт, совсем скоро представится такой случай. Геральт должен будет появиться в тех краях в поисках эмгыровой дочурки. Может, они и пересекутся, и даже успеют поболтать, прежде чем Белый волк позовёт Вернона в ведьмачью крепость... Он позовёт этого Вернона? Он позовёт человека, которому "ничего не обещал и потому ничем не обязан" защищать дочь того, кто отдал приказ убить Фольтеста? Там-то было всё просто, да, ведьмак в последний момент пошёл спасать Трисс, а не Анаис, но он помогал Вернону во Флотзаме, помогал найти тех, кто устроил нападение, помог узнать, где королева. А здесь... А здесь всё совсем не так. Эльф уверено ведёт свой отряд, но не может признаться даже брату, за чем они идут в сторону беднейшей из бывших темерских провинций. Он сам плохо представляет, как они будут говорить и о чём. Что будут делать и как он будет его убеждать. Он не знает даже как начать с ним разговор. Обострённая отсутствием действий фантазия подкидывает разные варианты: один чудней другого. Вот они едут по дороге и слышат звуки боя. Конечно же, Иорвет устремляется вперёд вместе с двумя десятками вооружённых людей и эльфов. Вихрем врывается на поле боя, буквально в последнюю секунду успевая принять на свой меч предназначавшийся Вернону смертельный удар. Во время боя особо не поболтаешь, но он успеет отпустить какую-нибудь беззлобную шуточку, про то, что... да про что угодно, кроме Фольтеста и Темерии. Шутка тут не главное, просто, надо что-то будет сказать, протянув руку, чтобы помочь подняться. В одних его фантазиях Роше принимает руку с благодарностью, в других с сомнениями, но деваться некуда: ему нужен эльф и его помощь. Хотя всё и всегда было наоборот. Это Вернон вытаскивал его из передряг, протягивая руку помощи. Может, так будет и в этот раз? И воображение уже заботливо подсовывает картину того, как темерцы являются, чтобы спасти своих граждан. Вот они появляются, внезапно, каким-то чудом обманув разведчиков и стражу. Вот... вот он просыпается на пропахшем плесенью и мочой чердаке какого-то дома. За окном бушует буря, Лошадь гневно бьёт копытом, показывая, что жаждет лягнуть своего нерадивого хозяина, а время, судя по всему, далеко за полночь. Город спит. Но там, в новом замке, где по тёмным коридорам тихо крадутся шпионы и крепко сжимает оружие стража, оберегающая покои королевы, не спит ещё один человек. Там, в боковом коридоре, за деревянной, обитой железом дверью, в маленькой, больше похожей на каморку, комнатке, Иорвета ждут. Не нужно придумывать никаких речей и искать оправданий, не нужно вообще ничего говорить. Достаточно просто прийти. Вернуться. Вести приходят по одной, сначала обрывочные слухи о загадочном невезении нильфов, потом какие-то разрозненные сведения о слишком уж слаженных действиях партизан, и только потом чётким и ясным подтверждением в виде нильфгаардской листовки с ценником за голову командира партизанского отряда. Иорвет держит измятый листок и знает, что на лице гуляет полусумасшедшая улыбка. Знает, что все смотрят на него, а он не то что им, себе не может объяснить, что значит для него самого держать в руках первое, официальное свидетельство: он здесь, он жив, он совсем рядом. Дурацкая и, возможно, не совсем смешная шуточка про обнаглевшего Вернона Роше, который, пользуясь случаем, подло присвоил себе титул самого разыскиваемого преступника, более менее разряжает обстановку, хотя староста робко интересуется, уверен ли эльф в том, что стоит соваться "к ентому под бок". Иорвет едва удержался от того, чтобы не сказать, что он "к ентому" совался не только под бок, и ничего. Всё было в порядке. Всё и сейчас будет в порядке! Надо только поговорить. Надо только сделать так, чтобы Вернон хотя бы его выслушал. У него уже даже есть пара идей: несколько перехваченных донесений и куча темерских подданных. Немного, но Роше может заинтересоваться. Он же заинтересовался его появлением! Он же тогда выполз из убежища и побежал на встречу! И попытался убить и его, и ведьмака, который уже тогда сказал, что к чему. Ну и пусть. Очередная драка. Пускай у него больше нет силы, которую дал О'Дим, а все бои без неё он проигрывал, это уже даже не важно. Им нужно поговорить. Вернон умный и рассудительный, он не отмахнётся от предложенной помощи. Потому что…. Потому что… Да это же его была идея! Это всё начал он – Вернон Роше! Вряд ли мысли о том, что надо дать старшим расам те же права, что и людям, появились у королевы сами собой. Кто-то мягко и осторожно подтолкнул к такому решению. Кто? Старший брат? Этот брехливый мальчишка, который задирал перед эльфом нос и только и знал, что кичился своей родословной? Её мать? Мария-Луиза, которая сама не смогла сесть на трон, но всеми силами помогала этот трон удержать дочери, оказывая внимание этому несостоявшемуся нильфгаардскому высочеству. Нильфгаардскеое высочество, отряженное из столицы приглядывать за вассальным королевством, само подавало документы на подпись Анаис, либо молча присутствовало рядом, когда маленькая королева лёгким росчерком пера превращала исписанные бисерным почерком бумаги в королевские указы, поскольку об этом его просила «близкая подруга». Кто-то стоял за всем этим. Воорхис не потерпел бы подобных манипуляций, но он не видел иной выгоды, кроме как любовь к королеве со стороны старших рас и позволял. Мария-Луиза была готова на всё ради счастья дочери, так что, когда ей мягко подкинули идею о том, что надо сделать, чтобы дочь не повторила судьбу отца, она с радостью за неё ухватилась. А сама маленькая королева? Она же почти год пряталась по лесам и болотам в обществе темерских партизан, возглавляемых Верноном Роше. К немалому удивлению и облегчению двора, она там не нахваталась массы не слишком приличных слов, не стала курить, пить и орать похабные солдатские песни. Несмотря на пережитые ей ужасы осады, похищения, убийства брата и отца и многомесячные посиделки на болотах в окружении солдатни, девочка была всё той же Анаис. Весёлой, смешливой, беззаботной, доброй королевой Анаис. Вот только добавилась странная для северян идея о том, что эльфам надо дать те же права, что и людям. Объявить амнистию, предложить сложить оружие тем, кто устал от войны и, неслыханное дело, не просто разрешить, но и поощрять тех, кто захотел бы служить в её армии. Разрешить эльфам быть не просто ополченцами и солдатами, которых первыми же и пустят в расход, а выслужившись и доказав свои способности, стать офицерами. Командовать северянами. Кто-то стоял за всем этим. Люди по-прежнему остаются с ними, хотя они миновали уже не одну деревеньку. В одной старосте не понравилось место, во второй люди, в третьей присутствие нильфгаардцев, а в четвёртой так вообще был кошмар - свой собственный староста, который, судя по более чем приличному состоянию домов, либо заключил сделку с Гюнтером О'Димом, либо мог бы сделать головокружительную карьеру даже при нильфгаардском дворе. Умудриться выжить и сохранить своё имущество, когда претендентов на него больше, чем пальцев на руках, это надо быть виртуозом по части вылизывания и подставления задницы. Староста бурчит, что они пока побудут с белками, и Иорвет молча соглашается, позволяя людям идти с ними дальше, даже несмотря на то, что именно из-за их чёртовых повозок, которые и дня не проедут, чтобы не сломаться, они находятся в пути просто до неприличия долго. За это время эльф успел бы не то что до Велена, до Нильфгаарда добраться! Иорвет ругается, кричит, что если ещё хоть одна сраная повозка сломается, то он уйдёт дальше без них, предварительно пожелав накерам приятного аппетита. Кричит, но не уходит. Обещает, но не прогоняет. Эти люди нужны ему сильнее, чем он им. Без них Вернон с ним и разговаривать не станет. Да и с ними шансы на светскую беседу не велики, но они хотя бы есть. Он ругается, перечисляет кого и как замучил в каком-то лохматом году, но при этом не может отрицать чувство лёгкого облегчения, когда его в очередной раз окликают, прося остановить отряд для починки телеги. Он не может остановиться, но идти вперёд, возвращаться, поджав хвост... Прибегает очередной посыльный с сообщением о поломке и Иорвет закатывает глаз, устало махнув рукой, давая понять, что он и так всё понял. Откуда-то сзади доносятся звуки располагающихся на отдых и ставших уже привычными шуточек но тему "щя пожрём и снова в путь, до новой поломки". Сейчас можно отдыхать, не боясь. Посланные вперёд разведчики пока не вернулись, но вряд ли с ночи ситуация переменилась и рядом материализовалась чья-нибудь армия. Эти ребята умеют перемещаться тихо, а главное, быстро, только в случае, если рядом другая армия. К тому моменту, когда возвращаются разведчики, ужин оказывается не только пойман и выпотрошен, но и приготовлен, однако оленина вернувшихся людей и эльфов интересует мало. Ещё издалека заметив их сияющие лица староста чуть ли не вприпрыжку несётся узнать хорошие новости первым. Иорвет же, как всегда, настроен куда более скептично: последнюю по-настоящему хорошую новость он получил ещё в Вергене, когда Киаран сообщил, что Аэдирнская Дева не просто снова взяла в руки меч, но и хорошенько выбила пыль из других бойцов на тренировочной площадке. Брат, впрочем, также не разделяет всеобщий восторг, чуть нахмурившись изучает происходящее внимательным взглядом, стоя чуть поодаль от остальных. Его можно понять, хорошие новости нужны им как воздух, но вот только для их маленькой и крайне разношёрстной компании одинаково хорошие новости это редкость. - Поверь мне, в этот раз точно хорошая новость, - уверенно заявляет разведчик. - Да? И как звучит эта по-настоящему хорошая новость? - Темерская псина отправилась к своему королю!