Потерянный в 80-х

      — Да ладно… — в моей голове, как вы могли догадаться, полная каша, — Ольга… Дмитриевна… Вы живы!       — И я рада тебя видеть, Семён… — на удивление она ответила довольно пустым голосом.       — С вами всё в порядке? — как только я решил приблизиться к ней, меня тут же остановил Шурик.       — Эй-эй-эй! Стоять! Ты сейчас вообще должен в камере сидеть! Раз уж тебя позвали, держись от Ольги Дмитриевны на расстоянии!       Он сейчас серьёзно назвал мою комнату камерой?       — Не надо так с ним, Шурик… — продолжала вожатая всё таким же безэмоциональным голосом, — Всем нужно это услышать. Начну сначала… Как же именно я сюда добралась. Наш автобус ехал в райцентр. Каждый из вас знает, что тогда произошло. Как только я очнулась, тут же отправилась в райцентр, так как думала, что все пионеры соберутся в этом месте, а потом мы все вместе будем думать, что же делать. Но там никого не оказалось. Причём совсем никого. Ни одного человека. Я уже совсем отчаялась, но было слишком поздно куда-то идти. Я просто пособирала в одну стопку и разложила газеты, и пришлось спать на них. Не ела я уже несколько дней, поэтому пришлось идти к вам очень долго. И вот, наконец-то я здесь.       — Подождите-ка… — развёл Шурик руками, как понял, что вожатая закончила, — Вы помните, что произошло тогда, когда мы ехали в автобусе?       — А вы разве не помните?       — Мы тогда вообще не поняли, что произошло. Каждый. Резкая вспышка, тряска, все потеряли сознание, а очнулись бессильными и кое-как смогли собраться здесь.       — Ясно… Тогда вас эта новость может напугать.       — Так вы знаете, что случилось?!       Похоже, сейчас мы все узнаем самую важную наводку на происходящую тут ситуацию.       — Я сидела на ближайшем к водителю сиденье, и прекрасно видела и водителя, и дорогу перед лобовым стеклом. Мы проехали буквально полчаса, как это и произошло. Я до сих пор не могу забыть это лицо…       Ольга Дмитриевна на несколько секунд замолчала, а её нижняя губа затряслась, словно температура её тела опустилась до 35-и градусов, а то и ниже.       — Ольга Дмитриевна… Всё в порядке?       — Да… — её пустой взгляд говорил об обратном, — Всё хорошо. Просто…       — Лицо, Ольга Дмитриевна. О каком лице вы говорите?       — Человек… Там, прямо на проезжей части стоял человек. Парень, лет семнадцати… Он… Я… Я не верю в это, но… Я не знаю…       — Всё хорошо, Ольга Дмитриевна, всё в порядке. Вы в безопасности, здесь вам никто не навредит.       — Я… Тот человек. По крайней мере… Он выглядел точно так же, как… Семён.       Что?! На меня в одно мгновение уставились все пары глаз в этой комнате.       — Ольга Дмитриевна, Вы уверены? — решил я переспросить.       — Среди всех пионеров нашего лагеря у тебя, как бы странно это не звучало, самая выделяющаяся внешность.       — Но это мог быть человек не из лагеря! Он же…       — А я то думаю… — перебил меня Шурик с очень серьёзным лицом, — Ты должен был приехать в лагерь в начале смены, а объявился под конец.       — Т… Ты о чём?       — Как долго ты вынашивал этот план? Проделать всё так, чтобы собрать сейчас всех нас, в одном месте… И что же ты теперь с нами собираешься делать?       — Чего?! Ты в своём уме?! Я уверен, это просто очень странное совпадение, не более того!       — Может быть объяснишь уже нам, что происходит?! — подключился к спору Электроник.       — Да… Да я сам не знаю! Я не знаю, что произошло, правда!       — Хо-хо… Заслуженный артист Советского Союза! Браво! Может уже хватит придуриваться?       — Замолчите! — вышла Женя вперёд. Стоп, Женя? — Тот факт, что человек на дороге был похож на Семёна не означает, что это был Семён!       — Ж… Женя? Ты чего его защищаешь?!       — Потому что у вас нет доказательств его вины!       — Но и невинность свою он доказать не может!       — Протестую! В отличии от вас Семён был со мной всё время, начиная с конца смены! Виноваты здесь вы все, потому что оставили меня в лагере, ещё и запереть всё кроме библиотеки умудрились!       — Так вот оно в чём дело! — воскликнул Шурик, — Это была ты!       — Где?       — Это были ты и Семён в той самой истории Слави! Это вы тогда напали на девушек!       — Ты охренел?! Мику же говорила, что та девушка была высокой!       — Да. А ещё вокруг был туман. Мику просто могла перепутать рост, что, скорее всего, и сделала. К тому же она была контужена, что только увеличивает шансы её возможности обознаться.       — Мику, ты уверена, что тогда на Славю напала именно высокая девушка?       — Я… Я… Я… Вообще-то… Ну… В общем… — Мику запинается? Да что сегодня за день то такой? — Я… Не могу… Не могу я вспомнить. Не помню. Да, точно сказать не могу.       Лицо Жени сейчас выражало нескрываемый ужас.       — Вы же понимаете, как бредово это всё звучит?! — сказала она.       — Так же бредово, как и разрушенный вокруг город и ситуация вокруг. У нас есть все возможности сделать вас изгоями, — самое страшное, что Ольга Дмитриевна просто смотрела на то, как это говорит Шурик.       — Но вы же этого не сделаете, — наконец-то заговорил я.       — Семён… — со стула поднялась вожатая и направилась ко мне, — Я знаю, что два подростка точно не могли совершить такое, тем более с целым городом. Но я не хочу рисковать жизнями других пионеров. Для их же безопасности, вас обоих нужно отвести по комнатам и ни в коем случае не выпускать. Тем более все удобства у вас в комнатах есть. Еду мы будем лично вам приносить. Алиса, приготовь им тарелки.       У меня не слов. Я проснулся с таким хорошим настроением на сегодняшний день, а тут происходит такой пиз…       — Ольга Дмитриевна! — вскрикнула Женя, сжав руки в кулаки, — Вы же знаете меня с САМОГО первого дня смены. Я же надеюсь, вы не серьёзно думаете, что я могла такое совершить?       — Женечка… Мне самой тяжело говорить такое, поверь… Ты и правда была хорошей девочкой в нашем отряде, я же не просто так Славю подселила к тебе. И я буду готова принять всю ответственность, если я ошиблась. Но, повторюсь, я не собираюсь рисковать, тем более когда для вас никакого ущерба это не принесёт. Я не вижу для вас ничего плохого, если вы несколько дней просто посидите на изоляции, тем более мы будем приносить вам еду по расписанию.       Так же как и я, Женя была полна разочарований из-за слов вожатой. Но это и правда был смелый поступок. Сомневаюсь, что я бы так долго продержался в этом споре.       — Хорошо… — сказала она, — Только… Пожалуйста… У меня будет к вам просьба.       — Какая?       — Я… Я хочу быть на изоляции в одной комнате с Семёном!       Что?!       — Женя!       — Раньше я себя чувствовала слишком неуверенно в таких ситуациях, боялась потерять репутацию… Но теперь я полностью разочаровалась в вас… Во всех вас, кто стоит передо мной, — Женя опустила голову, сомкнула глаза и сейчас сжимала кулаки настолько сильно, что её руки заметно тряслись, — Мне абсолютно всё равно, о чём вы будете думать. Самые вульгарные из вас могут притащить к нам в комнату вторую кровать. Вы серьёзно думали, что я буду терпеть все ваши прихоти в лагере? Что я просто нелюдимая девочка без чувств? Я презираю вас всем сердцем. За то, как вы меня использовали… За то, как вы ко мне относились… За то, кем вы меня считали. И даже не смейте отрицать. Просто признайте, что я для вас – пустое место. Я хочу быть всё это время с Семёном просто потому что он меня хотя бы за личность считает. Я впервые встретила человека, для которого я действительно значимая. Согласитесь, вы бы на моём месте тоже хотели так же. Я просто прошу об этом… Сделайте что-нибудь для меня хотя бы раз.       У всех в столовой отняли речь. Последние предложения Жени дались особо тяжело, её голос очень сильно дрожал. Мы с Ульяной стояли за спиной девушки, которая продолжала с закрытыми глазами со всей силы сжимать кулаки, и просто периодически обменивались испуганными взглядами. Лицо Ольги дмитриевны оставалось таким же, словно внутри неё не осталось ничего живого. Но спустя полминуты размышлений она всё же заговорила:       — Хорошо. Ты можешь провести эти дни в одной комнате с Семёном. Ульяне ты доверяешь?       — Вполне… — съязвила брюнетка.       — Хорошо. Тогда сейчас она проведёт вас двоих в комнату… Семёна. И присмотрит за вами, пока Серёжа и Саша перенесут кровать в вашу комнату. Я лично перенесу все твои вещи, что были в твоей комнате.       — Л-Ладно… — конечно же, у Жени ничего не было ладно, но она просто без лишних слов развернулась в сторону выхода из столовой и обратилась ко мне с Ульяной, — Идём…       Мы не прошли и десяти метров, как Женя остановилась сама, идя впереди, и нас остановила. Всё так же без слов она неуверенно протянула ко мне свою левую руку. Она… Её рука… На ней были закруглённые красные раны. Она настолько сильно сжимала кулаки, что даже кровь пошла. Ей сейчас и правда тяжело, так что я просто молча протянул свою правую. И как только наши ладони соприкоснулись, брюнетка со всей силы сжала мою. По её лицу можно было определить, что она еле сдерживала слёзы. В свою очередь, я приложил усилия, чтобы не закричать. У неё очень крепкая хватка. Или же это от эмоций. Сейчас это было не важно, на её лице так и было написано, что она просто хочет как можно скорее остаться наедине со мной, чтобы высказаться о наболевшем.       — Всё в порядке, Женя… — почти шёпотом сказал я, — Ты правильно сделала, что не решилась молчать. Ты смелая. Идём?       Сглотнув лишний раз, Женя нервно кивнула, и мы продолжили идти, держась за руки. Она продолжала сжимать мою кисть, словно пытаясь сломать её, но при этом моя спутница также прилагала усилия, чтобы сдерживать тряску руки, что плохо получалось. Никогда бы не подумал, что я для кого-то так много значу.

***

      Через пять минут мы втроём вошли в мою комнату, и принялись ждать, когда к нам притащат все вещи Жени, присев кто куда. Целая минута молчания разрывала каждого в этой комнате изнутри. И, неожиданно для нас, Ульяна решила обратиться к Жене:       — Женя… Я… — девочку пугало то, что брюнетка всё ещё сдерживала эмоции и в любой момент готова была взорваться, но останавливаться на этом не собралась, — Я… Я бы хотела… Извиниться… За то, что… Там… Так и не вернула книги… И… Что украла тогда у вас еду… И… Что в лагере тогда говорила за тебя… Мне… Как-то сказали, что подросткам свойственно творить херню… — в этот момент Ульяна из-под головы посмотрела на меня, — Но… Нужно уметь отвечать за свои действия и поступки… уметь признавать ошибки и анализировать их… Поэтому… Твои слова в столовой… Они заставили меня задуматься… Я… Я поняла, что… Я могла и правда расстроить тебя, или чего хуже… Я… Просто хочу, чтобы ты знала… Мне стыдно… Я знаю, ты меня вряд-ли простишь, но…       — Там… В столовой… — перебила Женя Ульяну очень дрожащим голосом, но глаза так и держала закрытыми, — Я сказала… Что презираю каждого… Кто стоит… Передо мной. Ты… И Семён… Стояли сзади меня. Я… На тебя… Не злюсь.       — П-правда?       — Простая хулиганка… Эти слова… С такими эмоциями… Не скажет. Ты…Вознеслась… В моих глазах. Ты явно… Лучше… Остальных девочек. Ты хотя-бы… Можешь отвечать за совершённое. Может быть, ты этому научилась недавно… Но если смотреть по возрасту… Определённо раньше, чем они все.       — Женя… — уже в слезах, Ульяна вскочила со своего места, подбежала к брюнетке и обняла её, — Я… Мне стыдно, правда… За себя… За всех них…       — Всё хорошо… Ты лучше их, знай это.       В нашу комнату открылась дверь, из-за чего девочкам пришлось отпустить друг друга. Дверь распахнула Ольга Дмитриевна, а Электроник и Шурик пытались пронести через арку перевёрнутую кровать. Хоть это и казалось на первый взгляд невозможным, на деле металлическую основу им пронести удалось. За ними последовали Алиса, руки которой были заняты тарелками для меня и Жени, Славя, которая несла свёрнутое постельное бельё, а так же Мику и Лена, которые несли мелкие вещички моей "сокамерницы". А что, это и правда выглядит так, словно мы заключённые.       — Куда ставим, начальник? — обратился кучерявый блондин то ли ко мне, то ли к Жене. Вторая просто указала на часть голой стены, то есть наши кровати будут располагаться симметрично от входа в комнату, как в лагерных домиках. Через минут кровать Жени уже стояла, на ней была свёрнута постель, а все её личные вещи лежали на столе, рядом с мисками супа, по ложке в каждой. Каким образом Алиса смогла сварить бульон?       Все пионеры выглядели так, словно хотели что-то сказать, но до последнего молчали. В итоге вожатая просто сказала им выйти из нашей комнаты, что они и сделали, в том числе и Ульяна. Только она на последок развернулась к нам, помахала ладошкой и сказала:       — Не скучайте!       Ольга Дмитриевна посмотрела на убегающую девочку, а после развернулась к нам:       — Поверьте, мне самой хочется, чтобы это было просто недоразумение. К сожалению, из еды вам придётся довольствоваться только обедом. Вечером мы порции не принесём. До встречи.       Нас она даже выслушать не захотела. Тем лучше, мы вдвоём видеть её совсем не хотели. Дверь закрылась, и прозвучало два щелчка замка. Теперь мы на весь оставшийся вечер отданы в распоряжение самим себе.       — Фуууххххххх… — громко выдохнула Женя, — Наконец-то…       — Никогда бы не подумал, что Ольга Дмитриевна может быть настолько жестокой.       — По крайней мере, до следующего утра мы её не увидим.       — Да… — и мы снова промолчали десяток секунд, пока брюнетка не сказала:       — Семён…       — М?       — Давай поедим?       — Ох… После такого у меня отняло аппетит, если честно… Но только если ты хочешь.       После этих слов Женя еле заметно улыбнулась, пытаясь прятать глаза. Женя села за стул у её кровати, а я – у своей. Начав нехотя уплетать суп, я стал рассматривать все вещички брюнетки, располагающиеся на столе. Среди них были: зубной порошок, зубная щётка, большое и маленькое полотенце, мыло в футлярчике и… тот самый бумажный пакет с листами из тетрадей.       — Ты так и не рассказала, что это за листы тетрадей, — я кивнул в сторону пакета.       — А не ты ли читал их в доме бабушки Слави?       — Признаюсь, хотел. Но ты вошла в комнату быстрее.       — Ага, а ты ещё хочешь, чтобы именно я тебе рассказала, что там?       — Мне просто интересно, что же там такого ценного, что даже когда мы от волков бежали, ты вцепилась в этот пакет и вообще его не отпускала.       — Ох… Если честно, я и сама не знаю. Правда. Но это и правда важные бумаги. Я просто знаю, что когда-то они должны спасти мне жизнь. Я… Мне трудно это объяснить… Я просто это знаю, вот.       — И о чём же там пишут?       — Это… Это тебе знать не надо… — краснея на глазах, ответила она.       — Ой… Ладно… Только если ты так говоришь…       После небольшой паузы в несколько секунд…       — Семён.       — У?       — А расскажи-ка о себе.       — Ох… Кхе-кхе-… Кхе… — от такого вопроса я аж подавился, — Кхем…       — Всё в порядке?       — Да… Кхем… Вообще я-кхем… Вообще я не так интересно жил, чтобы об этом можно было рассказать.       — И всё же мне интересно, как именно ты живёшь.       — В свою очередь скажу, что я тоже не знаю, как ты живёшь.       — Не правда. Я тебе рассказывала.       — Да, но не конкретно ведь.       — А я тебя прошу рассказать конкретнее.       — Уфф… Об этом лучше поговорить, когда мы закончим обедать.       — А ты думаешь, я почему тебя спросила об этом? — в своей манере, хитро улыбнулась брюнетка. По крайней мере, теперь она улыбается.       — Ох, на здоровье… Сейчас я поем и начну.       — Ага. Приятного аппетита.       — Спасибо.       Через минуту и у меня уже была пустая миска. Мы вдвоём просто отодвинули сосуды с ложками в сторону. Женя довольно и с широкой улыбкой качала головой, словно ей и правда не терпелось послушать, как я жил. Что она вообще надеется услышать?       — Уфф… Ну… Ладно, поехали, — начал я, — Как ты уже знаешь, я, как и ты, из… Другого мира? Другой вселенной? Будущего? Не важно… В общем… Родился я в восемьдесят восьмом году. Сейчас мне двадцать шесть. Скучная жизнь в хрущёвке с родителями, школа, университет… И вот я здесь.       — Э… Как-то быстро у тебя двадцать шесть лет пролетели, не находишь?       — Поверь, то, что со мной происходит сейчас – и правда самое интересное в моей жизни.       — В моей тоже, но… Я надеялась услышать побольше.       — Побольше? Уфф… Ну… В универе… Точнее, во время обучения я подрабатывал.       — Что, прямо на парах?       — Нет, в свободное время.       — Ага… И кем же?       — Да… Кем только я не подрабатывал. Я и сейчас, по сути, живу за счёт подработки.       — То есть ты безработный?       — Ну… Не так категорично… Но, вообще, да.       — А для чего же тебе университет?       — Родители захотели, чтобы я после школы получил высшее. И знаешь, его так удобно использовать как подставку для чашечки чая…       — М-да… И что твои родители думают об этом?       — Что думают? Вообще я с ними уже несколько лет не общаюсь… Как съехал, так все связи и оборвались.       — Ага… Стоило оно того?       — В смысле?       — Я уже поняла даже, что бесполезно спрашивать, в каком именно университете ты учился. Но стоило, по твоему, терять пять (или сколько ты там был) лет, чтобы использовать высшее как подставку для чая?       — Да знаешь… Как-то всё-равно, если честно.       — А? В смысле?       — Я туда что ходил, что не ходил. Разницы нет.       — Совсем?       — Мне в школе было скучно, в универе было скучно… Ну, то есть, учился я нормально, но у меня никогда не было планов на будущее.       — А как же ты собираешься жить?       — Да нормально… Вроде…       — Вроде нормально, значит… Нравится?       — Что нравится?       — То, как ты сейчас живёшь, нравится?       — Уфф… На этот вопрос я лучше промолчу…       — Настолько всё плохо?       — Я бы мог пожаловаться на свою жизнь… Но а есть ли смысл?       — И кто же в этом виноват, что ты жалуешься на жизнь?       — Даже не спрашивай…       — Ты же мог работать по специальности, почему нет?       — Потому что я ненавижу свою специальность.       — Так а чего же выучился на неё?       — Потому что мне было всё равно, куда поступать.       — Ты же ненавидишь – это уже не всё равно.       — Тогда было всё равно.       — И кто же в этом виноват?       Я замолчал. Я и правда не знал, как на это ответить.       — Ладно… И почему же ты не выбрал ту специальность, которая понравилась бы?       — Такой нет.       — Ты хоть искал?       — Не то что бы… Н… Не в этом дело! Просто у меня интересов как таковых нет.       — В… В смысле?       — Ну… Они есть… Но я сомневаюсь, что ими стоит хвастаться…       — Угу… Понятно… И кто из нас тут серая мышь?       — Что?       — У тебя получается жизнь даже хуже чем у меня. Твоя ведь просто бессмысленна.       — Что?! Нет!       — Себя то не обманывай. Какая у тебя цель в жизни?       Я промолчал. Она права, её у меня нет.       — Вот об этом я и говорю. Ты сам не захотел развиваться, интересоваться чем-нибудь, а сейчас будешь стыдиться собственной жизни и ненавидишь её. Что тебе мешало её улучшить?       — Вообще много чего. Отсутствие поддержки в лице родителей, недостаточно финансов и времени, накапливающиеся проблемы…       — Ага… Всё?       — Ну… Вроде да.       — Сильно удивишься, если скажу, что у меня то же самое было?       — Не особо.       — Ага, а сильно, когда скажу, что я выучилась на кого захотела, и сейчас стажируюсь по специальности?       Мне опять нечего сказать.       — Даже не думай, Семён, что я буду тебя жалеть. Ты этого не заслужил. Ты сам виноват в том, что довёл себя до такого.       Ну вот, дожился… Меня учит моя единственная и лучшая собеседница о том, как правильно жить.       — Но, тем не менее, у меня не упало о тебе мнения, — а вот это меня и правда удивило, — Я знаю, это ты сказал Ульяне эту мысль. У тебя очень хорошое представление о мире, не смотря на то, как ты живёшь. Я не знаю, почему с таким мышлением ты всё ещё недоволен жизнью, но…       Девушка поднялась со своего места и встала передо мной.       — Я верю, что ты сможешь радоваться жизни. Обещай, что ты будешь меняться, начиная с сегодняшнего дня!       Она протянула мне руку с оттопыренным мизинцем, а на её лице светилась лучезарная улыбка, несмотря на то что десяток минут назад эта девушка была готова расплакаться. Я не знаю, что это за чувство… Блин, я и правда грустно жил, если в возрасте двадцати шести лет мне впервые были адресованы слова поддержки. Я впервые почувствовал, каково это. Так вот, что называют бабочками в животе… Неуверенно, но все-таки я протянул ей свой мизинец, и наши пальцы сомкнулись.       — О… Обещаю.       — Я верю в тебя, Семён. Правда.       — Я… Спасибо тебе, Женя… Я… Я и не думал, что я так много… хотя-бы для кого-то значу. А тебе в принципе понравиться сложно.       — На самом деле легко. Просто ты первый, кто попытался, — опять её двусмысленная улыбка…       — Ну, я так и знал, что нужно было падать в яму с мукой, — только я это сказал, как мне сразу же прилетело в плечо, а я, не сдерживая себя, смеялся.       — Дурак! — сдерживая улыбку, сказала брюнетка.       — Ладно-ладно… Просто… Я не ожидал от тебя такой сцены в столовой.       — Ох, я и сама от себя не ожидала, если честно.       — Большое спасибо тебе, что встала на мою защиту.       — Да там… Ухх… Пожалуйста, в общем.       — Тебя в лагере правда так недооценивали?       — Эхх… Бери выше – меня в жизни так недооценивали.       — Ну… Этим мы с тобой похожи.       — Ещё как, в одном же классе учились.       — Да… Только вот школа для меня пролетела со звуковой скоростью. Я оттуда очень мало чего помню.       — Не удивительно… Ты и друзей найти не пытался?       — Не пытался…       — Вот и я не пыталась…       — Подумать только, двенадцать лет мы друг друга "знаем", но даже не пытались общаться.       — Я, по большей части, именно боялась общаться. А особенно знакомиться. И… Вот, к чему это привело.       — Два социофоба встретились и стали лучшими друзьями. Словно роман какой-то.       — Именно поэтому я тобой и дорожу – ты единственный, кто продолжал со мной общаться, и всё время был добр со мной.       — А как же родители?       Этот вопрос заставил Женю на некоторое время замолчать. Чёрт, неужели я задел её за живое?       — Мои родители… Я была для них обузой… Инструментом… Той, на кого можно выплеснуть злость и агрессию. А кроме этого меня ещё постоянно окружали нехорошие люди… Окружающие часто ненавидели меня из-за моего характера, который сформировался как раз окружающими меня подонками. Мне правда было тошно жить. Иногда я даже задумывалась о… ну, ты понял…       — Но всё-же ты сейчас здесь, говоришь со мной. Ты не похожа на простую слабую девочку.       — Отчасти правда. Лишь отчасти. Я была слабой. Надо мной издевались, как хотели… Меня постоянно унижали, гнобили, портили мои личные вещи… Тогда меня ничего не останавливало, чтобы покинуть этот жестокий мир. Я просто… не сдалась, — хоть Женя и придерживала ладонью очки, было понятно, что так она пыталась скрыть от меня слёзы, — Я пережила время, когда люди моего возраста ходили в вечной депрессии, постоянно твердили о том, что хотят умереть, надавливали себе шеи, оставляя красные следы, резали руки просто потому что могли… Да и сейчас ничего не изменилось. Сейчас тоже есть такие "особенные". А я была не такой. Я хотела жить. Я хотела… Радоваться жизни… Я захотела показать этому миру, что я могу! Что я сильнее их всех! Что я… могу прожить счастливую жизнь! Что у меня будет… Жизнь лучше, чем у кого либо…       Женя уже не сдерживалась. Это был тот самый момент, когда нужно было показать свою слабость. Она плакала. Я осознал, насколько я важен ей. Она нуждается во мне. Прямо сейчас. Я встал и обнял её. Пускай даже она этого не хотела, ей нужна была поддержка. Как и мне. Но Женя не сопротивлялась. Наоборот, она обхватила мою спину и попыталась сжать её как можно крепче. Хоть это было и не приятно, но мне было всё равно. Я должен был поддаться ей. Именно со мной она чувствует себя спокойно.       — Ты счастливо живёшь, Женя… Всё хорошо… — сказал я, не отпуская её.       — Нет… Всё прекрасно… Я живу лучше всех… Как я того и хотела, сквозь всхлипы проговорила брюнетка, — Семён…       — Да?       — Как ты думаешь, мы вернёмся в наше время?       — Я не знаю…       — Хоть я и живу счастливо, я не хочу возвращаться.       — Почему?       — Там я держусь сама. У меня никого нет, кто бы мог меня поддержать.       — Я… Знаю, что это прозвучит безумно, но… Я бы мог приехать к тебе и быть твоей поддержкой.       — Не трать на меня время, Семён. Ты должен меняться. Удели время себе, пожалуйста.       — Ладно… Но а если мы не сможем вернуться в наше время?       — Я это и хочу… Семён?       — М?       — Как ты считаешь, мы можем попробовать… Это?       — Ты о чём?       — Раздевайся…