28-е ноября 1991 года
— Так вот. Еще в прошлую пятницу я говорил с Фредди, как сейчас с вами. И мы все обсудили… — Вновь отхлебнув из кружки, Джим не почувствовал вкуса. Не почувствовал, успел ли чай остыть. Казалось, вместе с эмоциями его покинули самые банальные и естественные ощущения. Что ж, все к лучшему. По крайней мере, так ему точно не грозит проникнуться тягостной атмосферой этого дома. Он здесь не для того, чтобы устраивать похороны группы. Входить в резонанс скорби с парнями означает застопорить все, что было сделано до сих пор. И пустить коту под хвост все, что еще требуется сделать, причем сделать быстро. — Вы должны принять решение сегодня. Все документы, требующие ваших подписей, будут готовы максимум через пару дней. Сейчас вам нужно возвращаться к работе, а не распускать нюни. Фредди не вернешь. Но вы трое живы и, надеюсь, будете здоровы. — Джим покосился на притихшего Роджера. — В завещании вы не упомянуты, но это не значит, что Фредди о вас забыл. Он завещал вам самое главное — «Queen». Группу, которую нужно постараться сохранить. Сделать так, чтобы музыка не канула в небытие, не была забыта. И я поклялся, что использую все силы… — Если это означает найти нового певца, нет смысла напрягаться. Песни Фреда, исполненные не Фредом, — это для нас не «новая жизнь», а пустая агония. И вряд ли наши поклонники будут иного мнения. — Джон не прекращал прожигать Джима ненавидящим взглядом. — Никакого нового певца мы пока искать не будем. В противном случае нас не поймет никто, не только ты, Джон Дикон. — Джим вновь оглядел всех троих. — Парни, дайте мне закончить, а потом я выслушаю мнение каждого из вас. Я поклялся, что использую все силы, чтобы группа просуществовала как можно дольше. Это и в моих, и, в первую очередь, в ваших интересах. Естественно, вы вольны поступить, как угодно. В любом случае мы не станем делать никаких официальных заявлений по поводу распада группы. По крайней мере, не сейчас. Но я прошу вас, подумайте хотя бы о том, чтобы выпустить еще альбом. У вас масса материала. Фредди хотел, чтобы вы это сделали. — Надеюсь, ты сейчас не обманываешь нас, Джим? — Брайан лично присутствовал при записи последних куплетов, спетых Фредди. И знал, что, хотя новых песен действительно немало, большая часть материала настолько сырая, что работы предстоит не на один год. — У меня есть диктофонная запись этого разговора, — прохладно напомнил Джим. — Так что, уверяю тебя, именно так все и было. Что касается оставшихся демок, вам еще предстоит оценить их потенциал. Технические возможности компьютерного микширования, звукозаписи и работы с музыкальным материалом с каждым годом набирают обороты. Думаю, для одного альбома песен вполне хватит. Это будет лучшим памятником Фредди. Памятником, который он заслужил. И вот еще что. Роджер, ты, кажется, хотел организовать трибьют-концерт? Родж отстраненно кивнул. — Да, мы уже поговорили об этом. Парни не против… Нескольких простых слов хватило, чтобы сердце Джима невольно сжалось. Роджер выглядел таким растерянным, что… Нет! Еще раз, не давать воли чувствам. Сейчас дело на первом месте. — Так вот, я оценил возможности, кое-кому позвонил. Если мы наберем достаточно желающих принять участие — в чем я лично мало сомневаюсь, — это будет не просто концерт. Мы снова соберем Уэмбли. Пусть даже это будет в последний раз, меньшего Фредди не заслуживает. И это должна быть масштабная акция против СПИДа — против болезни, с которой Фредди отчаянно боролся много лет… — Ты, конечно, красиво говоришь, только я никак не могу взять в толк, какое отношение имеет задуманный Роджером концерт к нашему интервью на телевидении и к тому, что Фред был… что он спал не только с женщинами, какими словами это ни назови. — Джон возмущенно вскочил на ноги. — Зачем, блядь, зачем нам уподобляться тем, кого Фред называл «журналистскими шлюшками» и ворошить на людях его личную жизнь?! У нас уже был случай убедиться, что Фред бы этого не одобрил. Пол Прентер… — Он замолчал, прикусив язык. Предыдущая тема никак его не отпускала. — Сядь! Ты дашь мне спокойно договорить? Джон, пожалуйста… — Джим вдруг понял, что готов сорваться. Крайне редко у него возникала необходимость повысить голос — в конце концов, он — не рок-музыкант, выбивающий право разместить свою песню на сингле, — а в разговоре с Джоном Диконом это и вовсе было невообразимо. Но так или иначе, не в его правилах затевать конфликт с человеком, который явно не владеет собой. Джон бухнулся на ближайший стул, сцепив руки в замок и кусая губы. — Спасибо. — Джим перевел дух. — Я не прошу вас вдаваться в подробности его личной жизни. Все, что от вас требуется, — появиться в утреннем телешоу и опровергнуть ту муть, что пишут в газетах. — Кивком головы Джим указал на столик, где все еще лежала злополучная газета, извлеченная Роджером накануне. — Фредди научился жить под градом журналистских колкостей и пошлостей, в большинстве случаев у него получалось не обращать внимания. Но как быть с миллионами его поклонников по всему миру? А с его друзьями? Ведь это очень больно, не правда ли, когда о человеке, которого ты любил, пишут подобное? — Что правда то правда. — Брайан не очень понимал, к чему это клонит Джим, но пока тот говорил в общем-то очевидные вещи. Джим удовлетворенно кивнул. — О Фредди пишут много чуши, и эта лавина дерьма вряд ли схлынет к Рождеству. У меня в машине лежит несколько утренних газет. Там репортажи со вчерашних похорон с комментариями… Пожалуй, я правильно поступил, не прихватив их с собой. — И что в этих репортажах? — Джон снова достал сигарету и крутил ее в пальцах, пока не закуривая. — Рассказы про красивые венки от Элтона и Боуи. О том, что покойника кремировали, и о скромности церемонии… естественно, фото прилагается. И конечно, никто из авторов не забыл упомянуть о СПИДе — «чуме двадцатого века», подлой болезни гомосексуалистов, наркоманов и прочих… маргинальных личностей. В остальном, думаю, вы себе представляете… Парни, я понимаю, что личная жизнь Фредди — это его дело. Но после всего у вас в любом случае не получится отмолчаться. Вы можете или продолжать врать на камеры, или прийти на телевидение и сказать в открытую, что любили Фредди таким, каким он был, и нисколько не стеснялись его... — Стеснялись? Он был лучший! Ты, сука, это понимаешь?! Лучший из нас!.. — Джон снова вскочил, и на этот раз было очевидно, что Джиму вряд ли удастся его одернуть. Он яростно ходил из угла в угол, зажав рот рукой в последней попытке удержать то, что был уже не в силах удерживать. Знакомое чувство несправедливости вновь вцепилось в душу холодными когтями, безжалостно напомнив о том дне, когда он увидел в глазах Фреда молчаливое ожидание презрения, которого тот не заслужил… Джим наблюдал за ним, терпеливо дожидаясь момента, чтобы вновь попросить его успокоиться. Казалось, Джон умрет, если не скажет что-то прямо сейчас, ему в лицо. — Смелее. Говори, что хочешь. Джон остановился и посмотрел на него в упор. Несомненно, если бы человеческий взгляд мог убить, Джим уже лежал бы бездыханный. — Фред был лучшим из нас. Хрен с ними, с талантом и голосом! Он был лучшим человеком из всех, кого я знаю! — Джон тяжело дышал. — Я не знаю больше никого, кто бы рискнул всем ради других, а не только ради себя самого. Да, он любил развлечения, но мог отказаться от них в любой момент — и отказался, когда пришло время, потому что все это было для него не главным. Это была всего лишь иллюзия. Его настоящей жизнью были мы. Мы! А ты хочешь, чтобы мы его предали? — Предали? — встрепенулся Роджер. — Дикки, о чем ты? Джон нервно всхлипнул. — Джим, Фред ради нас… он… — Под Нельсона лег? — осведомился Бич спокойным голосом. Теперь все трое буравили его одинаково недоуменными и хмурыми взглядами. — Не надо так смотреть на меня. Да, я был в курсе с самого начала, потому-то и согласился работать с вами. У Фредди не было от меня секретов — одно из условий нашего договора. Когда мы познакомились, он едва ли не сразу рассказал мне все. Я не терплю насилия. Мерзко, когда такие… наглые мудаки портят девчонок и парней. Знаете, со сколькими подобными историями мне приходилось сталкиваться по долгу службы? Но Фредди был достоин большего, чем участь подстилки для извращенца-янки. Вы все были достойны большего — я понял это сразу. Так что, Джон, в который раз прошу тебя, успокойся. Эта старая история уже таким быльем поросла, что и вспоминать ее грех. Были ли вы главными в жизни Фредди? Конечно были. До последнего дня. Он и на смертном одре просил меня заботиться о вас. Для того я и здесь. Сижу перед вами и раз за разом настаиваю на том, чтобы вы заканчивали с самоедством и занялись делом. И перво-наперво, Джон Дикон, постарайся не искать успокоения на дне бутылки с водкой или виски. У тебя семья, подумай о них. Фредди не вернешь. И по своим счетам он заплатил сполна… В разговор вмешался Брайан. — Тебя послушать, так ты знал Фреда лучше, чем мы. Да куда там! Лучше, чем он сам. Только тогда выходит, что ты попросту подбиваешь нас на очередное вранье. Как, например, я могу сказать, что Фред не был наркоманом, если знаю, что он начал принимать наркотики с середины семидесятых, еще до того как разошелся с Мэри, и это уже тогда имело… последствия? Ты ведь и об этом знаешь, не правда ли? — Наркотики? — Роджер окончательно принял вертикальное положение, выпутавшись из пледа. — Какие наркотики? Фред абсолютно точно не был наркоманом. Брай, ты что несешь? Джим поставил чашку на стол и обвел глазами присутствующих. — Я знаю, что Фредди порой баловался кокаином, как и почти все в этой комнате, а кое-кто и не только... Но могу утверждать с уверенностью, он никогда не усердствовал в этом плане. С чего ты сделал такой вывод, Брайан? Тебе известно что-то? — Известно. — Брай поднялся на ноги — сейчас он, как и Дикки, физически не мог усидеть на месте. — Это было очень давно. В начале семьдесят пятого, если быть точным. Я молчал. Долго убежал себя, что, возможно, мне показалось, но…***
15-е февраля 1975 года
— Фред, ты там скоро? — Брай сердито грохнул кулаком по запертой двери ванной, но тут же, как будто испугавшись, отошел подальше и снова принялся расхаживать взад-вперед по узенькому коридору их гостиничного номера. В такие моменты он стыдился собственных вспышек раздражения, но не злиться у него не получалось. Сегодня они оба выложились на сцене и теперь одинаково нуждались в отдыхе, так какого черта Его Королевское Величество уже минут сорок не пускает его под душ? Все чаще он ощущал необходимость быть среди людей. Особенно после шоу, когда остальные отлеживались в номерах. Ему хотелось бежать как можно дальше от рутины гастрольной жизни. От людей, чьи лица он видел изо дня в день. Хотя обычно его побег ограничивался гостиничным баром и парой кружек пива, чтобы снять напряжение — уже некоторое время Брайан Мэй не позволял себе большего. Сколько бы парни ни делали вид, что это не так, он-то знал, что сам виноват в своей болезни. Возможно, гепатит и впрямь попал в его организм из-за халатности врачей, но окончательно его здоровье подорвали прошлогодние выкрутасы с «Mott the Hoople». Парни легко могли закончить тур с сессионным гитаристом, Брайан не посмел бы осудить их за такое решение. Но они предпочли свернуть удочки и лететь в Лондон вместе с ним — и теперь из-за него одного страдали все четверо. Именно об этом он вечер напролет долдонил Дэйву Томасу, их второму менеджеру, которого встретил внизу, пока тот не отделался от него вежливым напоминанием, который час. Хуже всего то, что за все это время ни один из них ни словом не осудил его. Порой казалось, было бы куда лучше, если бы кто-нибудь хорошенько на него наорал. Но нет, Роджер с Фредди как всегда собачились между собой, Джон хмуро отсиживался в стороне. А он, Брайан, готов был провалиться сквозь землю… Возвращаясь в номер, он неожиданно столкнулся в дверях с Джеком Нельсоном, которому, похоже, что-то понадобилось от Фреда на ночь глядя — а это почти наверняка не кончилось ничем хорошим, особенно учитывая надменный взгляд, которым Джек бегло одарил его, прежде чем убраться восвояси. Однако Фред поторопился скрыться в ванной, отмахнувшись от любых расспросов. И теперь Брай впустую нарезал круги под дверью, дожидаясь, когда Меркьюри надоест плескаться. Наконец шум воды стих. Через пару минут Фредди показался на пороге в тяжелом махровом халате, и, ничего не говоря, мрачно посмотрел на Брайана из-под слипающихся век. Сама собой из омута мыслей всплыла фраза, обороненная Фредом сегодня на небольшом приеме в перерыве между шоу. «Двойные концерты — это убийство». Каждый сознавал, что их нынешний график — ничто иное как изощренная месть «Trident», но до сих пор никто не говорил об этом так открыто, тем более в присутствии журналистов. Сохраняя молчание, Фредди прошел в комнату, бухнулся на кровать и прикрыл глаза рукой. С секунду Брай глядел на него в растерянности. — Чего Джек хотел от тебя? — Ничего особенного. Завтра снова играем два концерта, — равнодушно прохрипел Меркьюри. — И в Филадельфии двадцать третьего… Брайан только хмыкнул в ответ. Как он и ожидал, ничего хорошего. — Но есть и приятная новость, — добавил Фредди таким же бесцветным голосом. — Джек попробует убедить Барри, что Австралию мы не потянем. — С чего бы это? — Как бы устало ни ощущал себя Брай, оказалось, у него еще остались силы на удивление. Фредди отвернулся к стене. — Джек — конечно, порядочная скотина, но Барри и Норман ценят его мнение. — Впервые в его голосе появилось какое-то подобие эмоций. Казалось, он вложил в свои слова все презрение и скепсис в отношении этого американского ублюдка, который стал сотрудничать с «Trident» ненамного раньше них, и все же сумел добиться неслыханного влияния в компании. — В отличие от Шеффилдов, он катается с нами и прекрасно видит, что, если «двойники» продолжатся до конца тура, у нас попросту не останется сил на Австралию. К тому же, в последний раз нас там принимали не слишком-то тепло. На этом короткий разговор закончился. Брай чувствовал, с каким трудом дается Фреду каждое слово. Сегодня тот не пил ничего, кроме теплой воды с лимоном, но народные средства не особо помогали. Было очевидно, что еще немного — и связки Фреда окончательно сдадут. Оставалось надеяться, что Джек тоже это понимает. Впрочем, судя по последним новостям, надежды мало… Почему-то Брай хорошо запомнил, что в ту ночь долго не мог заснуть, беспокойно ворочаясь на узкой гостиничной койке. И судя по звукам, доносящимся до его слуха из темноты, Фреду в этом смысле повезло не больше. Только под утро он сумел задремать. Но вскоре проснулся от ощущения странной возни. — В чем дело? — сердито пробормотал Брай, автоматически пытаясь нащупать выключатель ночника. — Фред, ты что, сдурел? Спросонья он не сразу сообразил, что произошло. Фредди зачем-то забрался к нему под одеяло. Вообще-то в этом не было ничего из ряда вон. В былые времена они с парнями нередко делили постель. Однако сейчас столь неожиданное и безапелляционное нарушение границ личного пространства заставило его напрячься. — Бри, пожалуйста, не спрашивай ни о чем, — услышал он хриплый говор у себя над ухом. — Да что такое-то?! Дотянувшись наконец до ночника, Брай включил слабый свет — и опешил еще сильнее. Лампа холодно осветила лицо Фредди, позволяя различить только глаза, но и этого было довольно, чтобы по спине у Брайана пробежал холодок. Друг смотрел на него широкими глазами, полными сверхъестественного ужаса. Сон куда-то испарился. Брайан резко сел. — Фре-ед, не надо меня пугать, — шепнул он почти умоляюще. — Тебе приснился дурной сон? Фредди не ответил, только прижался к нему плотнее. В этот момент Брайан почувствовал, насколько напряжено его тело и как оно горячо. — У тебя жар! — Осторожно, словно опасаясь обжечься, Брай коснулся его лба. У кромки волос ощущалась холодная испарина. — Я сейчас… — Он дернулся было к телефону, но цепкие пальцы до боли впились в запястье, не давая двинуться. — Не надо. Не уходи... — пробормотал Фредди. — Фред, не дури. Тебе нужно к врачу. Ты же весь горишь! — Не нужно. Никого не нужно... Пожалуйста, просто ляг рядом. Брайан не знал, что и думать. До этого момента у него бы не хватило фантазии представить неутомимого Фредди Балсару в подобном состоянии. Казалось, тот увидел призрак. В самом что ни на есть прямом смысле. На долю секунды Брай и сам, кажется, готов был поверить, что темнота этой чужой комнаты скрывает нечто потустороннее и враждебное. — Объясни наконец, что с тобой происходит? — Это скоро пройдет, пройдет… — несколько раз повторили дрожащие губы. — Ты прав, это просто сон. Самый обычный сон… Бри, умоляю, не спрашивай больше ни о чем. Выключай свет и ложись… Десятки возможных возражений пронеслись в голове вихрем. И куда-то исчезли. Брай осторожно опустил голову на подушку и вытянул ноги, стараясь освободить как можно больше места. Койка была скрипучей и неудобной. Несмотря на все его усилия, острые колени Фредди продолжали свисать над полом, но тому, похоже, было наплевать. Как напуганный ребенок, он сжался в комок и спрятал голову под одеяло. Брайан несмело обнял его плечи, помогая подавить дрожь. В горле стоял ком. Ясно, что Фред совершенно не владеет собой. А значит, что бы там у него ни стряслось, дальнейшие действия подождут до утра.***
Майами предупреждал его, что, когда в «Trident» прознают об их планах, им с парнями придется нелегко, да Фредди и сам понимал это. И все же, к такому он не был готов. Чем дальше они продвигались по Штатам, тем явственнее он ощущал внутренний излом. После ссоры с Роджером стало только хуже. Его горло безжалостно саднило. По утрам ломило все тело и гудела голова, как в хорошем похмелье, хотя он давно не брал в рот ничего крепче чая. Ему продолжали сниться кошмары — в основном, что-то вязкое, как смола, и не оформившееся. Редко когда получалось воскресить в памяти эти сны, но почти всегда они оставляли на душе жгучее ощущение близящейся беды. В самом начале тура он было обрадовался, заметив некоторое равнодушие Джека, по крайней мере, в сравнении с тем, что происходило между ними осенью. Но тут же возник другой страх — что, если этот человек, охладев к нему, переключит внимание еще на кого-то из парней? Фредди изучил его хищные повадки достаточно хорошо, чтобы понимать: такое возможно. Более того, догадывался, кто может следующим угодить под удар. Потому старался играть на опережение, изображая покорную и бессловесную жертву — именно это доставляло Джеку наибольшее удовольствие в постели. Обычно Джек брал его также быстро и грубо, как тогда, в Ковентри, не утруждая себя долгой подготовкой, но и, стоит признать, не ставя себе цели причинить боль. Безоговорочный контроль над происходящим — вот то главное, что его заводило. Частенько он нашептывал Фредди, что мечтал «проучить» его с того самого дня, когда впервые увидел их шоу. Что своими «выкрутасами» на сцене тот словно умоляет, чтобы десяток вонючих дальнобойщиков грязно оттрахали его по очереди в каком-нибудь придорожном сортире... Раз за разом Фредди молчаливо сносил эти насмешки и пошлости, позволяя Джеку все, чего бы тот ни пожелал, а после засыпая с горечью его семени на губах и клеймом потаскухи в душе. Усталость накапливалась в нем, подобно взрывному заряду, вместе с сухой и тихой злобой — прежде всего, на самого себя. Частью сознания он догадывался, что приближается к опасному рубежу. Особенно после своей сегодняшней глухой истерики, когда невольно сказал то, чего не следовало слышать посторонним. Он пытался поддерживать в себе убежденность, что провидение всего-навсего проверяет его на прочность. Что только так, через тяжкие испытания, и можно получить корону, обещанную ему много лет назад. И что, раз уж на то пошло, если корона и впрямь достанется ему только к сорока годам, это означает, что он должен дожить, по меньшей мере, до сорока — то есть, в запасе у него больше десяти лет, а это не так уж мало. И все же мысли о ранней смерти все чаще проносились в голове вместе с навязчивыми воспоминаниями о том знойном дне в шестьдесят втором и о кривом старческом пальце нищенки, указывающем на него… Впервые он был настолько близок к мысли, что способен на убийство. Хотя кого бы он убил, будь у него такая возможность — себя, Джека или обоих разом? Что необычного было в тот вечер — раннее, слишком раннее возвращение Брая или понимание того, что завтра им вновь придется играть двойное шоу, а это и вправду смертный приговор — его связкам и ладоням Роджера? Трудно сказать, что именно послужило спусковым крючком, однако проснувшись от ощущения накатывающего страха, Фредди перво-наперво подумал, что вот оно. То, чего он боялся последние дни. Он стремительно терял над собой контроль. Его ладони похолодели, на лбу выступила испарина. В пальцах закололо. В первые мгновения он не мог заставить себя открыть глаза. Сердце тяжело колотилось, вызывая щемящую боль в груди. Фредди понятия не имел, откуда в нем это чувство, будто смерть не просто дышит ему в спину — она здесь, стоит рядом, склонившись над ним, спящим и беззащитным, готовая забрать его, не дожидаясь своего часа. Но почему-то у него даже не возникало сомнений, что это так. Он физически ощущал на своей шее невидимую хватку, перекрывающую поток воздуха в легкие. Некоторое время он лежал без движения, неподвластный себе. Казалось, его душа уже отделилась от тела, и все, что он мог, — наблюдать за собой как бы со стороны. Одна и та же фраза, исполненная тупого пафоса, постоянно звенела в голове: «Наверное, это правильно. Наверное, в аду меня уже ждет отдельный демон». Странные слова… может, он слышал их в каком-нибудь фильме? Что ж, другого он не заслужил. И все же, это лучше, чем слепо подчиниться обстоятельствам. Позволить Шеффилдам или этому козлу Джеку уничтожить «Queen», разрушить его семью, лишить их с парнями надежд на будущее. Он мог сколько угодно ненавидеть Джека Нельсона, но это не меняет того факта, что они вчетвером обязаны ему слишком многим. А сам Фредди — пожалуй, больше остальных. Он сделал то, что сделал. И черт возьми, не имеет права сожалеть о содеянном, даже если ему придется испытывать это глубокое отвращение к себе до конца жизни! Остатки упрямства помогли немного прийти в себя. Фредди широко распахнул глаза. Кругом было темно. С соседней койки не доносилось ни звука — Брай, судя по всему, крепко спал, хотя еще недавно вовсю скрипел матрасом. Опасаясь зажигать свет, словно мог столкнуться лицом к лицу с тем, что обитало в темноте, Фредди рванул в ванную и едва успел добежать до раковины — его стошнило. Все происходило очень быстро и напоминало какой-то дурной сон. Биение сердца не замедлялось — наоборот, ускорилось. Ощущение абсолютной нереальности момента по-прежнему давило изнутри, рождая тревогу. На ватных ногах, еще не вполне владея своим телом, Фредди вернулся в спальню и направился прямиком к постели Брая. Он брел, пошатываясь и стараясь не глядеть по сторонам. Тьма представлялась ему живым существом — реальным осязаемым, дышащим. Наблюдающим за ним, как враг из укрытия. Бессознательный импульс вел его к единственно безопасному месту во всей комнате. Так он, во всяком случае, не останется со своими страхами один на один. Он был не в том состоянии, чтобы озаботиться реакцией Брая или отвечать на его вопросы, которые так или иначе должны были возникнуть. Все, чего ему хотелось, — зарыться как можно глубже под одеяло и попытаться собрать остатки разума, чтобы как-то пережить эту ночь. По счастью Брай довольно быстро понял, что сейчас все равно ничего от него не добьется. Фредди не знал, сколько еще продолжался приступ. Вероятнее всего, не так уж долго. В уютной тесноте дружеских объятий лихорадочная дрожь, зажавшая тело в тиски, мало-помалу отступила, дыхание выровнялось, и тогда он, сам того не заметив, погрузился в мертвецки-глубокий сон.***
Брай почувствовал момент, когда тело Фредди окончательно расслабилось, и подсознательно определил, что самое страшное позади. Сам он, как ни пытался, больше не заснул толком. Понимание, что случилось нечто непонятное и жуткое, никуда не уходило, напротив, укоренялось с каждой секундой вместе с желанием найти всему мало-мальски разумное объяснение, иначе Брайан Мэй не был бы Брайаном Мэем. Вдобавок в нем нарастало противное чувство, что в том, как они с Фредом лежат сейчас, тесно прижавшись друг к другу, есть что-то неправильное и, больше того, непристойное. Что-то такое, что можно неверно истолковать. Едва ли он отдавал себе отчет, в чем именно заключается эта самая «неправильность», но втайне сам от себя винил Фредди — он бы ни на секунду не допустил, что на самом деле проблема в нем самом. Остаток ночи обернулся мучением. Вдвоем на одной койке было неудобно. По временам Брай все же порывался встать и дойти до телефона, чтобы вызвонить Джека или Дэйва, но всякий раз отказывался от своей затеи, боясь потревожить товарища. Фред спал глухим сном и выглядел измученным. Глядя на него, Брайан не решался лишний раз пошевелиться, и все, что ему оставалось, — продолжать, даже в полудреме, успокаивающе поглаживать обмякшие плечи. Наконец ему в голову пришла первая вразумительная мысль, которая объясняла и жар, и лихорадку, и неожиданный приступ страха. Не секрет, что Фреду в последнее время приходилось тяжело — едва ли не тяжелее, чем им всем. Если даже он в самом деле что-то принял вчера, чтобы продержаться до конца шоу, кто осмелится его осудить? Нет, уж точно не он, не Брайан. Он слишком хорошо знал, как легко можно сорваться в таких условиях — вдали от дома, в разгар утомительной работы, в окружении соблазнов. Ближе к утру, в очередной раз вынырнув из поверхностной дремоты, он заметил, что Фредди уже не спит. Уткнувшись лицом в сгиб локтя, тот беззвучно смеялся. Кто его разберет, возможно, именно так и сходят с ума? Брайан несмело потряс его. — Эй, ты как, брат? Фредди поднял голову. Его лицо оставалось бледным, но взгляд заметно прояснился. — В норме, — отозвался он, стараясь придать голосу уверенности. И добавил, чуть поведя плечом: — Прости, что напугал. Я… сам не знаю, что произошло. Все наш сраный график! Чувствую, еще неделя-другая — и я свихнусь нахрен с этими «двойниками»… Он смолк, прекрасно понимая, насколько неубедительно звучат эти вялые отговорки. Странно, сил не осталось даже на смущение. Господи, как же ему осточертело врать! Последние несколько месяцев он обманывал парней, обманывал Мэри, обманывал ближайших друзей. Пришлось обмануть даже подружку Роджера из Корнуолла, которая, также как Брай вчера, едва не застукала их с Джеком за их обычной игрой «кто кого поимеет больше»… Когда же, твою мать, все это кончится?! Брайан смотрел на него исподлобья, раздумывая, стоит ли озвучить догадку. — Что ты принял? — спросил он наконец с максимальной твердостью, рассчитывая, что прямота вопроса застигнет Фреда врасплох, и тот не решится отнекиваться. — Ты ведь принял что-то, да? Вроде амфетаминов или экстази? В первые секунды Фредди не знал, как реагировать. То, что в другой раз только разозлило бы его, сейчас вызвало невольную улыбку облечения. Мало того, что старина Бри, сам того не зная, избавил его от необходимости придумывать объяснение, эти спокойные, полные понимания серые глаза словно умоляли ответить утвердительно. — Я не принимаю химическую дрянь, — устало пробормотал он, спрятав лицо в ладони. Брайан недоверчиво сморгнул. — Послушай, я понимаю, ты пытался справиться с нагрузкой, но пожалуйста, не надо так больше… Ах да, вот и блюститель нравственности Брайан Мэй собственной персоной! А он-то уже было надеялся, что Брай обойдется без нотаций, но повадки школьного учителя как ни крути давали себя знать. Протерев глаза, Фредди гордо вскинул голову. — Да ладно тебе! В конце концов, для того мы и ездим в туры — расслабиться, отдохнуть подальше от наших подружек. Тебе ли этого не знать? Внезапный укол застал Брайана врасплох. Он прикусил губу. Фредди откинул одеяло и выбрался из постели. Брай проводил его глазами. — Может, тебе не стоит сегодня… — неловко протянул он. Так или иначе, если Фред прибегнул к наркотикам, чтобы удержаться на плаву, дело плохо. — Дорогой, я буду петь сегодня, завтра, двадцать третьего в Филадельфии, потом двадцать четвертого в Вашингтоне — короче, столько, сколько потребуется. А ты… лучше не говори никому, ладно? Джек и без того регулярно выносит мозг всем… — Ладно. Если пообещаешь, что такое не повторится. — Едва ли Брайан решился бы рассказать хоть кому-то о том, что произошло ночью, но раз уж Фред сделал первый шаг, грех не поторговаться. Фредди не стал утруждать себя ответом. Лишь покачал головой и усмехнулся.***
28-е ноября 1991 года
— Нет, больше я за ним подобного не замечал, но… ту ночь запомнил навсегда. Это было что-то страшное! До сих пор не знаю, что именно он тогда принял, может, всего-навсего какие-то таблетки — вы же помните, буквально через несколько дней ему стало хуже, и он чуть было не лишился голоса, — но я не исключаю проблем с наркотиками. Да Фред и сам не отрицал… Нам что, и про это рассказывать публично, а, Майами? Роджер нервно теребил кусок пледа. Сигарета в руках Джона давно превратилась в труху. Бледный Брайан мерил комнату нервными, размашистыми шагами, не зная, куда приткнуться. Джим хранил молчание ровно несколько секунд. Рассказ Брайана и впрямь стал для него открытием, но иначе, чем для остальных. Трудно поверить, что можно провести большую часть жизни бок о бок с человеком, так толком и не поняв его. Впрочем, стоит ли вообще удивляться чему-либо, когда речь идет о Фредди? Мик Рок как-то назвал его «редкой картиной, которую невозможно повторить». Пожалуй, лучше и не скажешь. Фредди — это не только редкая, но и сложная картина, которая почти всегда будоражит чувства, но редко кто способен постигнуть смысл, вложенный в нее художником. — Парни… неужели вы не знали? — Джим недоуменно развел руки. — Фредди умел скрывать свои проблемы как никто в мире, но… вы же столько лет были рядом... — Не знали — чего? — У Роджера, дотоле слушавшего Брайана с особым вниманием, был такой вид, будто в этот момент он что-то напряженно сопоставлял в уме. — Фредди много лет страдал паническими атаками. Порой эти приступы почти уходили, но потом всегда возвращались, черт знает, почему. С тех пор как он узнал о своей болезни, стало еще хуже. Я предлагал ему обратиться к психиатру, да так и не уговорил. Джо… Джо хорошо с этим справлялся. Да ладно, что теперь… Дело прошлое. В который раз за утро в комнате повисла гнетущая тишина. — Те самые «приступы эпилепсии»… — Джон первым озвучил то, что, несомненно, пришло на ум всем троим. Снова душу каждого из них заполнило то чувство, когда кусочки пазла, прежде казавшиеся совершенно не подходящими друг к другу, внезапно соединились в единую картину, настолько очевидную, что трудно представить, как можно было не замечать этого столько времени.