28-е ноября 1991 года
Джим Бич, к которому много лет назад с легкой руки Меркьюри намертво приклеилось прозвище «Майами», подъехал к парадному входу. Дом Тейлора в Суррее — единственное место, где могли скрыться парни после похорон. Точнее, именно тут они и скрылись — Джим был полностью убежден, что наконец отыскал владельцев компании, которой руководил уже много лет. Всех троих. И это несколько ободряло. Вчерашний день вспоминался как настоящий кошмар. Завещание будет официально оглашено ближе к лету, однако поскольку Джим, выступая одним из душеприказчиков Меркьюри, был в курсе содержания этого важнейшего документа, на вчерашних поминках он счел нужным коротко обрисовать заинтересованным лицам, что да как. Хотя Фредди искренне старался не обделить никого, недовольные все равно нашлись. Его родители и сестра, которых с трудом удалось уговорить приехать в Гарден Лодж, приняли в штыки известие о том, что основной наследницей, к которой отойдут и дом, и большая часть состояния, названа Мэри Джорджина Остин. Джим Хаттон, отчего-то весь день ведущий себя так, будто его незаслуженно обделили вниманием, насупился еще сильнее и осторожно поинтересовался, оставил ли Фредди распоряжения по поводу его лечения или денег на достройку «их» дома в Ирландии. Все они получили немалые деньги и в скором времени станут состоятельными людьми — однако им все мало! Главным, что беспокоило Джима Бича, оставался вопрос авторских прав. Кому решать, как быть с огромным количеством неизданной музыки? Как и когда обнародовать тот огромный архив записей? И что делать с группой? Заявить о роспуске? Ситуация требовала ряда важнейших решений. А непосредственные владельцы компании куда-то свалили, и черт знает, где их искать! Вечером ему было не до розысков. Приехав домой часов в девять, он перво-наперво попытался дозвониться сюда, в Суррей, но трубку никто не взял. Оставив тщетные попытки, Джим принялся звонить по домам — сначала Брайану (телефон выключен), потом Джону (подошедший к аппарату Роберт деловито объявил, что мама укладывает малышню, а отец уехал утром, не сказав, куда, и вернется только завтра), и наконец Роджеру в его лондонскую квартиру (какая-то женщина, вероятно, няня малыша Руфуса сообщила, что мисс Лэнг занята с ребенком, который постоянно капризничает, а мистера Тейлора целый день нет дома). Проблема усугубилась. Ночью Джим почти не спал, сердито ворочаясь с боку на бок и волей-неволей прогоняя в уме хотя бы примерные варианты действий на ближайшее время. По-хорошему нужно было сделать официальное заявление для прессы, прокомментировать то, что творилось в СМИ последние несколько дней. Возможно, собрать пресс-конференцию. Он сознавал, что слишком жестоко трогать парней сейчас, тем более выводить их под объективы камер. До сих пор он, пресс-агент и пара помощников с трудом удерживали лавину, стараясь максимально оградить Роджера, Джона и Брайана от всего этого кошмара. Но долго предаваться унынию, трауру и слезам — роскошь, которой у них не было. В первую очередь, у него, Генри Джеймса Бича. Человека, который на протяжении многих лет стоял у штурвала корабля с гордым названием «Queen» и основной задачей которого теперь было не допустить, чтобы этот заветный корабль повторил судьбу «Летучего голландца». В голове уже крутились несколько решений. В конце концов это именно то, чего от него ожидал Фредди с тех самых пор как впервые заговорил о своей болезни в восемьдесят шестом. Сейчас как никогда важно действовать оперативно. Роджер уже поделился планом организации концерта в память Фредди — это пока и будет основным фронтом работ. Кроме этого, еще вчера по дороге домой у Джима возникла блестящая мысль переиздать «Bohemian Rhapsody». Есть еще несколько заделов на будущее, главное — правильно все организовать… Что ж, король умер — да здравствует король! Ранними утром Майами стал обзванивать всех по второму кругу. Анита ответила первой. Оказалось, парни действительно в Суррее. Наверное, выключили телефон, чтобы журналисты не доставали. Брай звонил вчера. Сказал, что у них все хорошо. Сегодня — пока нет. Она и сама беспокоится. Уже пыталась несколько раз набрать их, но никто не ответил. Дэбби схватила трубку, как только прошел сигнал дозвона. Казалось, она давно сидит у аппарата и крайне разочарована. Срывающимся голосом она поведала, что Роджер не звонил со вчерашнего дня, что Руфус полночи не спал — температурил из-за растущих зубов, и что ей остается только сидеть на телефоне в полной растерянности, не представляя, как поступить — то ли плюнуть на все, оставить сына на няню и самой ехать в Суррей, то ли не дергаться и продолжать ждать звонка. Вдобавок, по ее словам, Роджер плохо себя чувствовал в последнее время, и она боится повторения прошлогодней истории. Джим тут же понял, о чем она, и не стал излишне наседать с вопросами. Как мог он попытался успокоить девочку, хотя по-честному, едва ли его тревожный и усталый голос мог внушить ясность ума и присутствие духа. По всему выходило, что ему нужно в Суррей. Ждать нельзя. Он собрался быстро. Снова мелькнула мысль: «Хорошо, что оставил квартиру в Лондоне за собой». Уже довольно давно Джим Бич жил в Швейцарии — там было удобнее минимизировать налоги от работы компании, и не только. Клаудии нравилось. Детей никто особо не спрашивал. Сын и дочь учились в частных школах тут, в Британии, и заезжали к родителям только на каникулах. Последние события заставили его уехать из дому, и пока Джим не представлял, когда сможет вернуться — клубок проблем и неотложных дел нарастал с каждым часом. И именно сейчас эти засранцы свалили в неизвестном направлении! Рассказ напуганной Дэбби и сам вчерашний вид их активного барабанщика не добавляли оптимизма. Нет, потеря Фредди не станет полной катастрофой. Она ею уже стала. Около половины девятого Джим сел в машину и отправился в дом Роджера по вечным лондонским пробкам, предвкушая очень непростой разговор. Радио тихонько бормотало что-то. После сводки новостей и погоды Джим вдруг услышал знакомые имена и сделал чуть громче. В очередной раз в эфире обсуждали безвременную и внезапную смерть развратной рок-звезды и кумира миллионов. Сердобольный ди-джей долго говорил о том, что похороны прошли уж больно скромно для столь известного человека, не забыв отметить, что по закону кремация обязательна для всех умерших от СПИДа. Это и стало ключевым моментом передачи. В студию пожаловал эксперт, который подробно рассказал, что происходит с организмом на последних стадиях болезни. В перерывах ставили песни «Queen»… Не в силах слушать этот треп, Джим поспешил выключить радио. Спекуляции на популярной теме его ничуть не смущали, но… нет, не сейчас. Он слишком любил парней и их музыку. Любил всей душой. Эта любовь — из тех, что ведут по жизни. Джим Бич привык просчитывать на три шага вперед. Потому, как бы цинично, даже кощунственно это ни звучало, он готовился к происходящему несколько лет, тщательно продумывая дальнейшие действия. Нет, ничего не кончится со смертью Фредди! Не для того он год за годом вел этот корабль через все штормы и рифы личного эгоизма и честолюбия. Он хорошо помнил тот день, когда обстоятельства свели его с Меркьюри, который в те дни еще не был королем — во многом он был ребенком, запуганным и ожесточенным, умолявшим его, отличного юриста, взяться за дело, которое даже на первый взгляд не сулило ничего хорошего. Но уже тогда в нем проглядывались гордость и сила, до последнего дня вызывавшие у Джима не просто восхищение — эти качества вселяли какую-то совершенно изумительную уверенность. Казалось, парень непременно добьется своего. Иначе и быть не может. Даже если для достижения цели ему придется пробить стену собственным лбом.***
Ноябрь, 1974 год
— Джим, привет! Послушай, ты знаешь такую группу — «Queen»? — В телефонной трубке бодро звучал голос того нелепого паренька из «Elektra Records», с которым Джим познакомился около года назад. Миннс! Да, верно, его зовут Дэвид Миннс. Пару раз тот уже приводил клиентов к нему, старшему партнеру в солидной лондонской адвокатской конторе «Harbottle and Lewis», занимающейся вопросами музыкального бизнеса. Благо, этот мелкий проныра не испытывал недостатка в знакомцах. К возрасту Христа Джим мог по праву гордиться собой — успешный специалист, который отлично разбирался в хитросплетениях авторского права, умел с блеском заключать и расторгать контракты, разрабатывал формы и нормы договоров, которые после с успехом использовали в своей практике другие юристы. Наконец, имел прекрасную семью — жену и сына. Просто картинка из рекламы о преуспевающем представителе среднего класса! Однако в глубине сердца ему все еще не хватало чего-то. Какого-то легкого дуновения богемного безумства. Смолоду Джим — он сам решил называться вторым именем, а не первым — неплохо играл на пианино и однажды даже ухитрился прибиться к труппе «Монти Пайтон», где аккомпанировал актерам. Но это было давно. Казалось, слишком давно. Музыка осталась в его жизни только в виде многостраничных контрактов между продюсерами, артистами, авторами композиций, музыкальными студиями… — «Queen»? Если честно, впервые слышу. А в чем дело? — По правде говоря, название звучало знакомо, но напрягать память Джим не собирался. Хотелось побыстрее завершить разговор — через полчаса он должен был появиться в суде. — Ну, думаю, еще услышишь и не раз. Их вокалист ищет способ расторгнуть контракт с Шеффилдами, и я решил, что ты… — Миннс не успел договорить. — Погоди. Ты хочешь сказать, что начинающая группа недовольна условиями в «Trident Studios»? Они в своем уме? — Джим ничего не знал о группе «Queen», зато отлично знал братьев Шеффилдов — оба имели репутацию первоклассных профессионалов. Начинающие группы годами искали возможность пробиться в высшую лигу. Кто бы ни были эти парни, им явно повезло. Но теперь они… хотят избавиться от контракта? Хотят уйти? Это какая-то бессмыслица. — Наверное, Фредди лучше самому все тебе объяснить, — Миннс сказал это так, словно Джим был знаком с этим Фредди по меньшей мере тысячу лет. — Когда ему подойти? — Давай завтра в половине четвертого. У меня будет время ланча. Только пусть не опаздывает. А теперь извини, Дэвид, мне надо бежать. Разумеется, в тот момент Джиму даже в голову не могло прийти, что эта молодая группа со смутно знакомым названием окажется той точкой, в которой сойдутся его профессиональные и личные интересы, но честно говоря, уже тогда слова Миннса вызвали в нем робкое любопытство. На следующий день ровно в 15.30 на пороге его кабинета стоял довольно странный парень в белых брюках, черном атласном топе и приталенном полушубке определенно дамского покроя. Черные вьющиеся волосы до плеч обрамляли лицо с тонкими чертами. — Добрый день. Мне Вас посоветовал Дэвид Миннс, он сказал, что звонил Вам вчера… Я Фредди. Фредди Меркьюри, — добавил он, словно испугавшись, что, если первым же делом не представится, собеседник сочтет его грубияном. — Да, Фредди, я в курсе. Проходи. У меня есть двадцать минут. — Взгляд Джима с интересом скользнул по тощей фигуре. Парень был ни разу не англосакс; что-то экзотическое и пряное ощущалось в его облике. — Так ты и есть та самая Королева? — Наверное... — Фредди улыбнулся и тут же прикрыл рот рукой. — Я принес свой экземпляр контракта, — сказал он, решив, по-видимому, что пора бы перейти к делу. — Только… было бы нечестно не предупредить сразу. У нас… финансовые трудности. Скорее всего, Вы не возьметесь за это дело, Джим. Но хотя бы взгляните, есть ли у нас шанс. Для большинства адвокатов в Лондоне услышанного было бы довольно, чтобы указать посетителю на дверь, однако Джим, поразмыслив немного, дружелюбно указал на кресло напротив. — Садись и объясни мне, какого черта вы затеяли? Накануне вечером Джим сделал пару звонков знающим людям и расспросил, что за Королева. Оказалось, весьма многообещающие парни. Не совсем новички, как он полагал поначалу. Уже выпустили три альбома под крылом «Tridents Studios». Последний вышел на днях, и одна из песен уверенно ползет к вершинам чартов. На первый взгляд, образцовая картина плодотворного сотрудничества. Фредди несмело опустился в кресло, на самый край. Несмотря на свою эпатажную внешность, вел он себя довольно скромно. Уж точно выгодно отличался в этом смысле от большинства рок-звезд, каковых Джим повидал на своем веку (а повидал он их немало). — Это длинный разговор, — Фредди уклонился от ответа. — Я оставлю Вам контракт, Вы подробно изучите его и оцените, сколько времени потребуется, чтобы его расторгнуть, в какую сумму это выльется, а главное, каковы наши шансы на победу, если мы решимся подать в суд. Мистер Бич, это правда очень важно. Мне сказали, что Вы — лучший в городе специалист по таким делам. В пронзительных черных глазах сверкнула мольба. «Что бы там ни произошло, это явно что-то личное», — мысленно заключил Джим. — Ну хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Давай-ка договоримся так, ты позвони мне через неделю — и я постараюсь ответить на твои вопросы. А насчет денег… Что ж, будем считать, что за ознакомление с документами ты мне ничего не должен. Я ведь пока ничем вам и не помог. А дальше… посмотрим. — Отлично! Спасибо, — оживился было Фредди, но тут же опять сник. — Это правда, мы с парнями пока на мели. Но мы выпустили новый альбом. Те, кто уже послушал, в один голос говорят, что у этой пластинки отличные перспективы. Теперь нам очень важно решить, что делать дальше. — Он смотрел на Джима с огромной надеждой. Живой и искренней. Так и есть, парень держался за мысль об этом «разводе», как за спасительную соломину. Что же, черт возьми, с ними… с ним такое случилось? — Неужели ваши дела настолько плохи? — не удержался Джим. — Шеффилды, вроде, нормальные ребята… Фредди неловко покусал губы. — Пожалуй, я пока не стану ничего говорить, но… Да, плохи. Очень плохи. Пожалуйста, помогите нам! Я позвоню... Спасибо, что уделили мне время, Джим… мистер Бич. И скажите, во сколько мне обойдется сегодняшняя консультация? Джим только улыбнулся в ответ. — Повторюсь, пока ты мне ничего не должен. Увидимся на следующей неделе.***
На поверку контракт оказался долгосрочным, чудовищно запутанным трехсторонним соглашением между группой, звукозаписывающим лейблом и «Trident Studios». Выпускающая компания гарантировала многое, включая самое современное оборудование и еженедельное жалование (весьма скромное, зато регулярное). Взамен же получала право драть с парней три шкуры. В принципе, стандартные условия для группы, еще не сделавшей себе имени. Чего-то лучшего ожидать было бы нелепо. Так что же мешало этим парням нормально работать? Любопытство окончательно взяло верх, и Джим купил два последних альбома «Queen». Несколько песен и впрямь зацепили. Голос вокалиста — того самого Фредди — поражал мощью. Кто бы мог подумать, что худющий парень в белых штанах способен выделывать такое! А задумка и исполнение «черно-белого» альбома и вовсе были выше всяких похвал. На обложке четверо молодых людей редкой, изысканной красоты смотрели, казалось, прямо в душу. На их лицах читалось высокомерие, ощущение царственной силы духа, презрение ко всему низменному. И притом, стоило признать, фото были невероятно эротичными. Пол Прентер как-то обмолвился, что видел промо фото к альбому. Студия потратилась, наняв Мика Рока, и результат ожидаемо вышел… провокационным. Изначально парни снимались обнаженными — так, по крайней мере, это выглядело. Пол не стал скрывать, что ничего красивее в жизни не видел, и что-то в его глазах заставляло ему верить. Джим, будучи реалистом, всегда относился к подобным заявлениям с долей скепсиса, но тут… Словом, было очевидно, что речь не просто о потенциально успешном проекте. Тут нечто большее. Это настоящая золотая жила. Команда, избравшая себе столь претенциозное название, полностью ему соответствовала. Для многих сегодняшних рок-групп третий альбом стал бы вершиной карьеры, за которой неизбежно следует упадок. Однако эти ребята, судя по всему, лишь начали брать разбег. Их смелые аранжировки, эксперименты со звуком, фееричные рояльные пассажи — все как будто кричало: «Взгляните! Мы способны на большее!» Шеффилды — конечно, мелкие дельцы, напрочь лишенные интуиции и творческой жилки. Но они и не круглые дураки. А значит, едва ли они отпустят парней без боя.***
Через неделю, как и было оговорено, Фредди Меркьюри позвонил вновь. На сей раз Джим Бич пригласил его к себе домой, предупредив жену, что они ожидают к ужину довольно неординарного, но очень интересного гостя. Фредди приехал с бутылкой шампанского и целый вечер развлекал Клаудию разговорами о живописи. Так Джим сделал еще одно открытие насчет него — оказалось, парень не только блестяще образован, он умеет себя вести, поддерживать светскую беседу, разбирается в классической музыке, чем изрядно удивил обоих супругов. Фредди вел себя естественно и очень сдержано. В который раз Бич подумал, что название «Queen» может показаться излишне пафосным лишь тому, кто не знаком с этой группой и с ее лидером. К окончанию застолья Клаудия была в полном восторге от гостя! Сам же Джим вернулся к размышлениям о том, почему этот очевидно неглупый парень вдруг решил пойти на крайность и вместо того, чтобы продолжать сотрудничать с компанией Шеффилдов — далеко не последних людей в шоу-бизнесе — сидит тут и, сверкая черными глазами, смотрит на него умоляюще. Догадки, изредка мелькавшие в голове, были слишком мрачными и туманными. После ужина Бич, уже переименованный в Майами, попросил Фредди подняться в кабинет. Заняв свое обычное мягкое кресло у окна, предложил гостю диван напротив. Порыскал в ящике письменного стола, достал контракт и аккуратно расположил между ними. Потом вдруг встал, прошелся по комнате и, заглянув в бар у большого шкафа, извлек бутылку бренди и два бокала — в самый раз для серьезного разговора. — Ты будешь бренди? Давай пару глотков. — Большая бутылка опустилась на стол. Хозяин щедрой рукой разлил по бокалам темную, остро пахнущую жидкость. Фредди взял, пригубил… Нет, бренди никогда не был его любимым напитком, но сейчас уж точно не время привередничать — как ни крути, в руках этого молодого представительного мужчины не только его собственное будущее, но и дальнейшая судьба парней. — Спасибо. Я выпью… немного. Так что по поводу контракта? — Он подвинулся на край дивана и вновь посмотрел на собеседника, словно на единственный источник света в кромешном мраке. Джим сделал решительный глоток. — Скажи честно, почему? Понимаю, вам сейчас нелегко приходится, денег у вас кот наплакал. Но честно говоря, у вас стандартный контракт. Я навел справки. До сих пор Шеффилды вкладывались в вас себе в убыток. Прости, но это в самом деле так. И что же по факту? На вас тратят приличные суммы, в вашем распоряжении первоклассное оборудование — уж поверь, я в этом понимаю, — вас отлично раскручивают, даже нанимают одного из лучших фотографов… а вам этого мало? Я хочу знать, в чем причина, прежде чем пуститься с места в карьер. Только говори честно, как врачу. Адвокатам нельзя врать — любая ложь может обернуться против тебя. Контракт возможно расторгнуть только через суд. — Джим изучал лицо парня суровым, пристальным взглядом. Нет, тот и не думал пасовать. — Итак, мистер Меркьюри, я жду максимально честного ответа на максимально конкретный вопрос. — Еще год-другой в «Trident» — и мы все сдохнем. Я не преувеличиваю, — отчеканил Фредди, как шар в лузу бросил. — С чего бы? — Джим криво усмехнулся, не очень-то поверив услышанному. — Джим, я в самом деле не преувеличиваю… — Не в силах больше сидеть спокойно, Фредди вскочил с дивана, поставил бокал на стол и обхватил себя руками. — Знаешь, в древние времена были такие люди, которые продавали себя в рабство за долги и работали за кусок хлеба. Вот и мы также. Продали сами себя и теперь ничего не можем поделать. Пашем, как рабы на галерах, за мизерную зарплату. Жрать, и то иногда не на что. Я сижу на шее у своей девушки. И еще… Джим перебил его: — А чего ты хотел, дружок? Все так начинают. Конкуренция. Концерты, записи… Сейчас продать альбом в сто раз сложнее, чем десять лет назад. Вы неплохи, стоит признать. Но коммерческий успех… — На сей раз договорить не успел он. — Нахуй! Случилось то, чего Джим Бич, повидавший многое на своем веку, никак не мог предвидеть — милый, интеллигентный парень, который полчаса назад рассыпался в комплиментах его супруге и вел себя, как принц крови, превратился в разъяренную пантеру. Подскочив к креслу, Меркьюри вцепился в подлокотники, отрезав Джиму путь к отступлению, и наклонился к его лицу. Черные глаза сверкали отчаянно и зло. У Джима возникло чувство, что его вот-вот ударит током, да так, что он, преуспевающий юрист, во мгновение ока превратится в горстку пепла. — Ты… рассуждаешь о коммерческом успехе? А ты, блин, знаешь, что Брай дважды за этот год чуть не умер! Он два раза лежал в реанимации. И вовсе не потому что ширялся, как всякие мудаки. Просто нашим прекрасным боссам было жаль тратиться на нормального врача! Сперва гепатит, потом язва… Он и сейчас еще не оклемался до конца. Он — гений, понимаешь? Гений! Лучший гитарист со времен короля Джимми, а они… Из-за этих ублюдков ему чуть руку нахрен не отрезали! Три месяца в больнице, потому что, если не встанешь и не явишься в студию, ты уволен, парень. И Брай явился. Явился, не долечившись. И записывался, пока его не отвезли с мигалками прямиком в операционную сразу после сессии! Его, гениального музыканта… — Фредди тяжело дышал. — Им насрать на нас. Все, что им нужно, — это гребаное бабло! Они сказали: «Найдите другого»... Если у тебя жена заболеет, ты себе другую возьмешь, а, мистер Джим Бич? Прежнюю — на помойку? Чего там, не нужна! А Родж… Родж просил у Нормана фургон, чтобы ездить на нормальной машине. И снова хрен! А он на концертах руки в кровь стирает, до мяса… Отправили нас на какой-то сраный фестиваль в Австралию… Это все он… — На этот раз в глазах Меркьюри промелькнуло что-то страшное. Джиму показалось, что рядом с ним сверкнула молния. — Он просто издевается. Специально. Хочет, чтобы мы нахрен сдохли или остались инвалидами. Ему это нравится, глумиться, демонстрировать свою власть. Уж я-то знаю, о чем говорю. Он просто… — Простой-ка. Кто это «он»? — Джим немного пришел в себя, и этот поток гневной, мало связной речи уже не пугал его так сильно, как в первые секунды. Теперь он ясно видел: перед ним стоит никакая не пантера, а всего-навсего мальчик. Обиженный и растерянный. Сам не зная, почему, Джим вдруг ощутил резкий, болезненный укол сострадания. Ему пришлось собрать всю профессиональную выдержку, чтобы сохранить хладнокровие. — Фредди, ради бога, объясни мне, кто глумится над вами и почему? — Наш менеджер. — Ответ прозвучал очень тихо, словно с этими словами из трясущегося в гневе парня вышла вся энергия, хотя пару мгновений назад казалось, что она с легкостью перекроет энергию трех атомных электростанций. Он упал на диван и закрыл лицо руками. — Фредди, Господи, что такое? Что у вас с ним… — Неожиданная мысль обожгла так, будто Джиму в лицо плеснули стакан кипятка. — Он что, тебя… — Слово так и не сорвалось с языка. В комнате вдруг стало на удивление холодно. — Да, он меня… Да. — Фредди не отрывал рук от лица. Его трясло. — Это мерзко, это гадко… Но все, что нам дает «Trident», оплачивается отдельным счетом. Шеффилды прислушиваются к этой скотине. Я уже пытался говорить с Норманом — бесполезно! Я… больше так не могу. Не хочу больше так! Помоги! Нам нужно разорвать этот сраный контракт. Я — не проститутка. И не собираюсь торговать собой за… — Его голос стал совершенно спокойным. И это было страшнее всего. Только теперь Джим осознал, что подозревал нечто подобное с самого начала. Возможно ли это у Шеффилдов? Хм… А у кого невозможно вообще? Шоу-бизнес построен на таких вот предосудительных и грязных связях. Деньги, наркотики, секс — вот что держит это красивое гламурное сооружение, пропахшее изнутри спермой, мочой и грязными мыслями. В эту минуту несчастный парень, который только что на его глазах попрощался со своей гордостью, вдруг расправил плечи и вновь превратился в независимого и гордого персидского принца. — Не дождется. Все будет по-моему, дорогой, и никак иначе. Мы выпустили альбом, Джим. Мы все-таки выпустили его, несмотря ни на что. Несколько песен точно станут суперхитами. Обложку снова делал Мик Рок. И ты придешь на наше шоу в «Rainbow» в следующий вторник. Я тебя туда приглашаю. Когда ты увидишь нас с парнями в действии, то поймешь, что все не зря. Джим, нам бы только уйти от «Trident»… Одним глотком Джим допил содержимое своего бокала. Бренди обжег горло и горячей волной покатился в желудок. Наконец он понял, что не сможет не заняться этим делом. И не только из жалости к молодому человеку или из уважения к его честности. Главное — Фредди ясно отдавал себе отчет, что он делает и зачем. У него была цель, горевшая впереди ярким мерцающим заревом. А Генри Джеймс Бич больше всего уважал людей, которые знают, чего хотят. Конечно, систему не изменить — ни он, ни, похоже, сам Фредди на это не рассчитывали. Но можно помочь в одном конкретном случае. Если попытаться расторгнуть контракт максимально полюбовно, возможно, у него все-таки получится вытащить парней из дерьма. Джим приблизился и положил руку Фредди на плечо. — Кто еще знает? — Никто. Ни одна душа. — Хорошо. Все, что было сказано в этом кабинете, останется строго между нами. Я берусь за дело. Но предупреждаю сразу, как только Шеффилды прознают об этом, ваше положение ухудшится. Конечно, долго держать в тайне нечто подобное не выйдет в любом случае, и все же, чем позднее в «Trident» станет известно о наших замыслах, тем лучше. Я попробую расторгнуть контракт досудебным порядком, потому что если дойдет до суда, все может неимоверно затянуться. Не хочу тебя пугать, но такие разбирательства могут продолжаться годами, так что, запасись терпением. Согласен? — А разве у меня есть выбор? — осведомился Фредди с грустной улыбкой. — Главное, вытащи нас, Джим. Тогда и я в долгу не останусь. — Он допил бренди и задумчиво покрутил стакан в руке. — Знаешь… пожалуй, налей еще, дорогой. Выпьем за то, чтобы у нас все получилось! … Через несколько дней Джим, сидя за столиком в клубе «Rainbow», с изумлением смотрел на сцену, раз и навсегда понимая, что наконец нашел то, чему хотел бы посвятить жизнь. Адвокатская практика, азартные тяжбы в суде, интересные контракты, большие деньги — все это отныне казалось ничем. На пластинке эти парни были хороши, спору нет. Но вживую они были невероятны! Стоило ли это карьеры юриста? Что ж, не все сразу… Уже тогда, полностью погрузившись в хитросплетения контракта, Генри Джеймс Бич по своему обыкновению рассчитывал на три шага вперед. Собственных денег, чтобы пуститься в рискованный музыкальный бизнес, у него не было. К тому же, ему не помешало бы немного перенять опыт маститых воротил. Однако теперь он отчетливо понимал свою цель — нет, не только вытащить парней из дерьма, а стать машинистом в этом экспрессе, на всех парах несущемся к мировой славе. Фредди хочет быть легендой? Это именно то, что нужно. Ничто в мире не продается лучше, чем легенды. Сказка всегда востребована. И черт побери, Джим сам поверил в нее!***
28-е ноября 1991 года
Постепенно дорога становилась свободнее. Последние километры Джим преодолел довольно быстро, но потом что-то пошло не так. Судя по всему, он свернул раньше, чем нужно. Черт! Карты у него с собой, конечно же, не было. Казалось, он хорошо помнит дорогу — и на тебе! Пришлось продолжать путь по основательно раздолбанному и грязному после вчерашнего дождя проселку. Над холмами и перелесками нависали толстые, как откормленные ирландские овцы, тучи — настолько низко, что их рваные животы как будто касались вершин деревьев. Куда ехать? Где хоть какой-нибудь населенный пункт? Кругом одни пустые поля, такие прекрасные в летнюю пору, ставшие серыми пустошами сейчас, в начале зимы. Наконец он добрался да небольшой деревни и остановился у придорожного бара. Посетителей почти не было. За стойкой дама средних лет протирала бокалы и изредка поглядывала на телевизор, шуршащий в углу. — Доброе утро, — Джим устало опустился на стул. — Здравствуйте. Что будете заказывать? — Дама оторвалась от своего занятия. По экрану бежали заключительные титры какой-то мыльной оперы. — Ну вот, конец. Сейчас будут новости. Выключить? — Как хотите. Мне бы что-нибудь на завтрак. Сэндвич и чай? И еще я бы хотел приобрести карту местности, если она у вас есть. — Не вопрос, сэр, не вопрос. — Женщина скрылась за дверью, чтобы вернуться через полминуты со свернутым вчетверо листом бумаги. — Сейчас все будет. А пока вот карта. — Она положила лист бумаги на стол и сделала телевизор погромче. Пока дикторы обсуждали последние известия из парламента и кабинета министров, Джим успел определить, где находится. Милфорд. Всего 3,9 мили до поместья Роджера. Он и впрямь рановато свернул. Благо, все оказалось не так уж страшно… До слуха донеслось знакомое имя. Снова в новостях говорили о вчерашних похоронах, о личности покойного, о СПИДе и кремации. — Ваш завтрак будет готов через минуту. — Женщина грустно вздохнула, присев на соседний стул с очевидным намерением почесать языком. — Мистер, а Вам… нравится «Queen»? — Что? — Джим встрепенулся. — Ну, Вам нравится Фредди Меркьюри? Я очень люблю его музыку! Иногда у нас тут бывают вечеринки, местные парни поют эти песенки… Видно, хороший был человек. Разве плохой бы написал столько чудесных песен? Жалко, что умер от этой противный новой болячки… Ох-хо-хо, и что только к бедным людям не пристанет! Болезни никого не щадят. Такой красивый, молодой… А пел-то как! Разве ж нельзя ничего сделать с этой гадостью? — Она вновь поднялась на ноги. — Вам сэндвич подогреть? — Да, если можно, — машинально отозвался Джим. И, немного подумав, спросил: — Так песни поют? — А то! Как он, конечно, не умеют, но все равно бывает хорошо и весело. Через пятнадцать минут, наскоро перекусив и поблагодарив словоохотливую даму, Джим вновь запрыгнул в машину и теперь уверенно рулил по направлению к Милхангеру — именно так называлось поместье Роджера, хотя мало кто мог осилить труднопроизносимое название. Отныне он был полностью убежден в принятом решении. Через десять минут он въехал в незакрытые ворота. Странно, обычно Роджер не настолько беспечен. Подъездная дорога была влажной — то ли от тумана, то ли от мелкого дождя. «Мерседес» развернулся, прошуршав по гравию, и остановился. Джим увидел, как шевельнулась занавеска у окна — там стоял Брайан. Парни и вправду здесь. Однако было страшно вылезать из теплой машины и идти в дом, который — в этом не могло быть сомнений — полнился черной скорбью.