Июнь, 1989 год
Хватило одной-единственной ночи, чтобы понять: больше он не может находиться в этом доме. Физически не может. Это чувство слишком напоминало его старую паранойю — Фредди ощущал себя пленником и был готов бежать без оглядки. Все равно куда, лишь бы подальше от Гарден Лодж. Казалось, только так он сможет вновь ощутить себя хозяином своей сраной жизни. Или, по крайней мере, того, что от нее осталось. Он снова закрылся в спальне, куда отныне разрешалось входить лишь Далиле и Оскару. Остаток дня провел в напряженных раздумьях, стоит ли ему и дальше углубляться в эту историю или пустить все на самотек, пока паранойя окончательно не взяла верх над рассудком. Ночью не сомкнул глаз. А наутро исчез, не сообщив никому, кроме Джо, куда направился. Бывают моменты, когда близкие люди становятся чужими и наоборот, те, кого еще недавно не так уж хотелось видеть, обретают важность. Он не мог обратиться к Мэри — едва ли это было бы честно по отношению к ее будущему ребенку и к Пирсу, его настоящему отцу. Не мог обратиться даже к Роджеру — у него тоже полно проблем, включая недавно открывшуюся болезнь Доминик. К тому же, одного упоминания той истории с Прентером достаточно, чтобы вызвать гнев «боевого ежика». Но так уж вышло, что счастливый случай подсказал ему направление. Он знал, в каком отеле обычно останавливается Барбара, приезжая в Лондон, и был почти уверен, что найдет ее там.***
Что ни говори, их роман был странным с самого начала. Впрочем, это только к лучшему. Фредди вовсе не кривил душой, говоря, что терпеть не может все, что принято считать «нормальным». Барбара не просто ни капли не походила на Королеву эльфов, а была полной ее противоположностью. Возможно, это-то и сыграло для него определяющую роль. Среди людей, в свое время вызывавших у Мэри оторопь и отторжение, Барб была своей. Имея за плечами насыщенную кинокарьеру, три неудачных брака, двух взрослых детей и довольно неоднозначную репутацию, она хорошо знала истинное лицо богемной жизни, скрытое за блестящей оберткой, и не вынуждала его рвать себя на «хорошо» и «плохо». Она безропотно терпела его любовников, многие из которых либо были ее друзьями, либо становились ими впоследствии. Будучи давней подругой Райнера Вернера Фасбиндера, Барбара знала местную гей-тусовку куда лучше самого Фредди и даже помогала ему заводить определенного рода знакомства. Она ни разу не устроила ему ни одной сцены ревности, но когда ревновал он (а такое, напротив, случалось частенько), отвечала тихой победоносной улыбкой, как будто знала о нем что-то такое, чего не знал он сам. Когда он неожиданно прекратил их отношения, разорвал свои мюнхенские связи и вернулся в Лондон, Барбара без слов отпустила его. Наверное, в то время она одна догадывалась, какая глубокая и мрачная пропасть таится за его решением… Как-то раз в отеле «Хилтон», когда они лежали в постели, расслабленные после оглушительного секса и изрядной дозы кокаина, она вдруг одарила его таким взглядом, что он почувствовал себя ребенком, несмотря на свои тридцать пять лет, а потом сказала то, что впоследствии не вытравило из памяти даже обычное утреннее похмелье: — Все-таки у тебя удивительный дар, малыш. В тебе столько энергии и страсти, что любая женщина, любой мужчина ляжет с тобой в постель. Ты давно уже знаешь об этом и пользуешься на всю катушку, правда? Только имей в виду, когда-нибудь все эти случайные люди растащат тебя по кусочкам. Порой ему и вправду казалось, что эта женщина понимает его как никто. С Барбарой он мог вести себя так же свободно, как обычно вел себя с мужчинами. Будь у нее член, это бы ничего не изменило. Если бы она родилась мужчиной, она, без сомнений, была бы геем. По сути, она и была им. Идеальное сочетание! Однажды, увидев в «The Evening Times» фейковую статью, где говорилось, будто они с Барб якобы поженились, Фредди поначалу пришел в бешенство, но после призадумался. Как знать, возможно, только такая жена ему и нужна?***
Постучав в дверь и различив по ту сторону неспешные шаги (Барбара Валентин не из тех, кто привык вставать спозаранку), Фредди вдруг понял, что волнуется. В последний раз, когда они виделись, она помогала ему наносить грим перед выступлением с Монтси, искусно замазывая незаживающую ссадину на лице, чтобы публика ничего не заподозрила. Столько воды утекло… Что он ей скажет? Стоит ли попросить прощения за невежливость Фиби (он знал, что она звонила и прежде — в последний раз, кажется, на Рождество) или лучше прямо сказать, зачем явился? Чего-чего, но пустой обходительности Барбара не любила ровно так же, как и он сам. В двери щелкнул замок — и перед его взором выросла знакомая дородная фигура в кружеве полупрозрачного черного пеньюара, и золотые локоны, небрежно разбросанные по плечам, и немного удивленная полуулыбка… Определенно, Барб нисколько не изменилась с того дня, когда они вдвоем, здорово напившись, уединились в туалете мюнхенского клуба «New York» и проторчали там почти до утра. Остальное произошло спонтанно. Не оставив подруге времени на удивление, Фредди шагнул за порог и крепко ее обнял. — Я хочу остаться с тобой, — прошептал он ей в ухо. — Пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Просто давай уедем? Сбежим куда-нибудь вдвоем… — С тобой — хоть на край Света! — Барбара, как обычно, не мучила его лишними вопросами, просто крепко обняла. Прильнула своим полным и мягким телом — и в этот момент Фредди вдруг почувствовал себя… дома. — На край Света, пожалуй, далековато. Может, махнем в Альпы? — Мне следует оформить страховку и прихватить альпинистское снаряжение, а, малыш? — Она озорно сверкнула глазами и поправила непослушную белокурую прядь. — Думаю, мы обойдемся без этого барахла. Или ты решила согнать лишний вес таким интересным способом? — Ах ты негодник! — Барбара игриво погрозила ему пальцем. — Нет, дорогой, ты же знаешь, что я предпочитаю физические упражнения в горизонтальном положении. — Она ностальгически улыбнулась и добавила без тени иронии и кокетства: — Как же я по тебе скучала! — И поцеловала его в губы, прежде чем Фредди успел отстраниться. … Все утро они лежали рядом и говорили, говорили… как в ночь их знакомства.***
Несколько дней спустя они вылетели в Цюрих. Было решено провести в Альпах по меньшей мере недели две. К счастью, летом на швейцарских горнолыжных курортах не так уж много народу. Если повезет, никому не будет дела до кинодивы уходящей эпохи и рок-кумира миллионов… Только сидя в самолете Фредди внезапно сообразил, почему выбрал именно Альпы — это место, сами того не зная, подсказали сперва Роджер и Дикки, отдыхавшие здесь, пока он корпел в Мюнхене над своим «Мистером Плохим Парнем», а после и Джо, одно время помешавшийся на лыжном спорте и бредивший заснеженными горными склонами, которые и видел-то лишь на картинках. Фредди просто не оставалось ничего другого, кроме как порадовать парня вожделенной поездкой, из которой тот вернулся совершенно очарованный. Фредди предвкушал их с Барбарой спонтанный отпуск — зависнуть где-нибудь в горах в небольшом уютном шале, из которого открывается головокружительный вид. Гулять у озера, валяться в шезлонгах, ходить по ресторанам, пить вино, разъезжать по высокогорным деревушкам, нисколько не изменившимся за последние полтысячи лет… Не думать о проблемах, о болезни, о работе. Забыть обо всем! Что бы там ни произошло пару лет назад, теперь ничего уже не исправить. Пусть все идет своим чередом. В конце концов, кто знает, сколько ему осталось? И нет, не стоит тратить остаток жизни на поиски виноватых. Так он решил еще в то утро, когда в конце концов спокойно и сладко уснул — в первый раз за последние недели, — уткнувшись лицом в грудь Барбары, как когда-то в их развеселые мюнхенские денечки. В грудь, которая стала настолько дорога для него, что он, дурачась, посвятил ей свой первый сольный альбом. Самолет вырулил на взлетную полосу, и Фредди, много лет боровшийся с аэрофобией, ухватил спутницу за руку. — Не переживай, малыш. Все будет отлично! — Барбара подмигнула ему. — Нам лететь всего пару часов. Выпьем шампанского? Я сегодня в настроении повеселиться! — Да, пожалуй… — Фредди сидел, вжавшись в кресло и покрепче зажмурившись. — Потерпи минут пятнадцать, дорогой, — закажем, как только самолет наберет высоту. А хочешь, я пока расскажу тебе про ребят из Мюнхена? Ты еще вспоминаешь нашу компанию? Фредди угадал попытку отвлечь его болтовней, но как ни крути, веселый тон Барбары и ее неутомимое жизнелюбие сделали свое дело — помогли ему немного снять напряжение. Они заказали по бокалу шампанского, потом еще, и теперь, окончательно расслабившись, обсуждали старых знакомых. Барбара веселила его рассказами о съемках в новых проектах и смешных случаях на площадке. Откинувшись на спинку большого и удобного кресла, Фредди слушал ее веселый треп, мысленно радуясь тому, что Барбара была и остается Барбарой — женщиной, с которой просто хорошо. Вновь она ни единым словом не упрекнула его ни за внезапное бегство из Мюнхена, ни за то, что он уже пару лет не звал ее к себе, хотя когда-то она, бывая в Лондоне, жила исключительно в гостевой спальне Гарден Лодж, которая считалась «ее» комнатой… Не в ее правилах было упрекать его хоть в чем-то — и за это Фредди был ей благодарен больше всего. — Как-то раз у нас в трейлерах установили противопожарную сигнализацию. Ну, а я забыла об этом и решила покурить… Что тогда было! Это полный пиздец. Приехала машина с мигалками. Меня чуть было не оштрафовали, представляешь? Почти как тогда, два года назад на Ибице… Фредди смутно припоминал, что тогда на его вечеринке что-то загорелось. — Ты не помнишь, что именно там стряслось? Барбара равнодушно махнула рукой. — Кажется, вспыхнули шары с гелием, и какой-то идиот вызвал пожарных... А я рассказывала, как утешала твоего Джима в конце вечера? — Да-а… — Фредди хитро усмехнулся. — Но все равно День рождения получился отличный! А что понадобилось от тебя этому дурачку? — Воспоминания о том чудесном вечере заставили его оживиться. Кто бы мог подумать, что так грустно и страшно начавшееся лето обернется одним сплошным праздником — так, по крайней мере, казалось сейчас.***
Сентябрь, 1987 год
Все лето Роджер мотался то в Лондон, то в Монтрё. Приволок парней, которых набрал для своей чертовой группы на остров - репетировать. Фредди по большей части продолжал отсиживаться на Ибице — то у него на вилле, то в маленьком бутик-отеле «Пайк» неподалеку. Хотя пару раз и ему пришлось выбраться «в большой мир». Парни, которых выбрал Родж, оказались неплохими — забавными и, главное, толковыми. Говоря откровенно, Фредди немного завидовал Ро — подчиняясь порыву, тот как будто вернулся на двадцать лет назад. Даже выглядел так, будто ему скоро стукнет не сорок, а опять девятнадцать. Лето у моря было прекрасно! Фредди написал много новых песен. Готовые демки отсылал Монсеррат. А в свободное время купался в море, выпивал с Роджером, играл в теннис и… не чувствовал себя развалиной, несмотря на первые признаки того, что болезнь перешла в наступление, и это вкупе с приснопамятным интервью Пола уже порождало волну тревожных шепотков у него за спиной. Вечеринка по случаю его сорок первого Дня рождения задумывалась как кульминация восхитительного отдыха. Ни на чем не экономя, Фредди снял все номера в отеле, чтобы разместить гостей. Частным рейсом из Лондона прилетели все, кто только мог и хотел. Роджер приютил у себя парней, приехавших с семьями, поскольку в отеле мест не осталось. Для части приглашенных были забронированы номера в паре других отелей Сан-Антонио — таких же крохотных, как «Пайк». Как и сам городок. Да и что вообще на Ибице могло быть большим? Тони, владелец отеля, слыл своим в богемных кругах. К нему на постой постоянно приезжали знаменитости. Фредди быстро понравилось это место — удобные номера, вкусная еда, отсутствие посторонних, теплые вечера… Да и вилла Роджа совсем недалеко. Уютный отельчик на двадцать шесть номеров, расположенный в старом имении, которому было более пятисот лет, стоял на отшибе, ближе к горам, и полностью соответствовал размерам острова и его атмосфере. Хотя гостей собралось чуть больше, чем было запланировано, разместить удалось всех. После, уже во время праздника, стали подходить еще какие-то люди… Всем было весело, тесно и пьяно. Кто-то упал в бассейн. Потом загорелись шарики с гелием, а когда пожарные заявились в самый разгар тусовки, их угостили шампанским и прекрасной паэльей. В какой-то момент Фредди вдруг понял, что устал. Что все эти чудесные люди, которых он был так рад видеть поначалу, в конце концов утомили его. Впервые за многие годы веселье и шум не вызывали ничего, кроме глухого раздражения. Хотелось побыть одному. Он встал из-за стола и, проталкиваясь сквозь толпу, направился к номеру, в котором обосновались Фиби и Джим. Раз уж хозяин праздника решил покинуть гостей, лучше всего сделать это по-английски. Кто-то ухватил его за руку. Фредди, погруженный в свои мысли, изумленно вздрогнул. — Эй, ты куда? — На него смотрел слегка хмельной и густо загоревший Роджер. — Только не говори, что хочешь свалить отсюда… — А, это ты, Ро… Что-то я устал. Не хотел привлекать внимания. Ты меня поймал в самый разгар побега, — тихо признался Фредди. — Дорогой, я всегда знал, что мы с тобой думаем в одном направлении! У меня есть встречное предложение. Слушай… — В этот момент напускная расслабленность и фальшивое опьянение куда-то делись. Роджер, максимально собранный и осторожный, потянулся к уху Фредди. — Приехал Хосе, моя машина за углом. Парни уже там. Пошли, проведем остаток этого чудесного дня в нашем тайном месте на яхте — в доме-то толпа детей. Я все подготовил — пополнил запасы в холодильнике и попросил покрепче привязать посудину, чтобы в море не унесло. Нас ждет «Столичная», закуски и разговоры хоть до утра. А устанешь — там кровать приготовлена. Так что же, готовы к побегу, мистер Меркьюри? — Роджер просиял той особой улыбкой, которой Фредди никогда не мог противиться. И вряд ли мог кто-то вообще. — Раз так, я с вами. Только пойду возьму… — Не бери ничего. Пройди через кухню. Машина вон на той стороне. Я иду следом. Опять притворившись пьяным и беззаботным, Родж отправился на поиски Кристала, который, героически затушив загоревшиеся шары, теперь вытаскивал кого-то из бассейна. Фредди, делая вид, что он чем-то глубоко озабочен, потихоньку двинулся в сторону кухни. — Эй, малыш, куда это ты направляешься такой сердитый? — На его пути встала Барбара, наряженная в испанский национальный костюм. Большая грудь колыхалась в вырезе и манила. Первым порывом было соврать что-нибудь. Но потом… Это же Барбара! Она обязательно все поймет. — Мы с парнями убегаем. Веселитесь, дорогие! Только предупреди Мэри и Джо, чтобы они не искали меня и не волновались попусту. Мы с тобой поговорим чуть позже. Завтра. Или послезавтра. Хорошо? — Хорошо, солнце. — Барбара кивнула и на секунду задумалась. Улыбка на ее лице как-то незаметно растаяла. — Прости, если сейчас испорчу тебе настроение, но я не усну, не узнав правду… Я наблюдала за тобой весь вечер, и, хотя тусовка получилась что надо, глаза у тебя грустные и больные. Может, расскажешь, что с тобой происходит, Фредди? Не настолько уж мы с тобой чужие друг другу люди... — Она приобняла его, окатывая терпким запахом дорогих духов и теплом своего тела. — Я подцепил, Барб. И все серьезно… — Фредди чувствовал себя так, будто вдруг бросился с разбега в холодные морские воды. Как ни крути, Барбара имела право знать. В конце концов, лишь чудом он не заразил и ее. — Подцепил? — Она осеклась и, поджав губы, глухо спросила: — Ты имеешь в виду то, о чем я сейчас думаю? — Да, именно это. Так что… не знаю, много ли у меня времени и будут ли впереди еще такие же Дни рождения. Прости… — В его голосе не было тревоги или страха. Только печаль. — Ступай. Иди к парням, Фредди, и не переживай ни о чем. Я предупрежу Мэри. Ты прав, у нас с тобой еще будет время спокойно поговорить. — Барбара что есть силы прижалась к нему и поцеловала в губы. Она была с ним. Она не испугалась. … Пожалуй, это был лучший День рождения за много лет. Без камер, без толпы фриков, заглядывающих в рот. Пили водку и, почему-то не хмелея, болтали до утра. Родж травил байки, подначивал и шутил. У Фредди открылось второе дыхание. Он весело смеялся, потешался над Роджером, и они, перебивая друг друга, громко и радостно вспоминали молодость. Даже Брайан, который в последнее время ходил как в воду опущенный из-за предстоящего развода с Крисси, поддерживал оживленный разговор. Вскакивал, бродил по кают-компании и, размахивая руками, рассказывал смешные истории. Сюда он приехал с Анитой, тем самым впервые официально признав роман, вспыхнувший год назад, и, кажется, только сейчас понял, что движется верной дорогой, хотя на душе у него по-прежнему лежал здоровенный камень. Как бы то ни было, лучше уйти, пока душевные страдания и больная совесть не превратили его в пациента психушки. Джон… просто сидел на краю диванчика, чуть заметно улыбался и по большей части молчал, наблюдая за тем, что впоследствии назвал Чудом. Он смотрел на помолодевших парней — на веселого, загорелого до черноты Роджера, на безусого и погрузневшего Фреда, к которому пока не привык, на бледного Брая, в чьей кудрявой гриве теперь отчетливо проглядывла седина, — и думал о том, что происходящее между ними — это и есть самое настоящее обыкновенное чудо, и никак иначе. В эту ночь они вчетвером как будто вернулись в те старые добрые времена, когда снимали домик в Труро, а Роджер приходил к ним с пивом, выдержав напор материнской заботы, и они сидели на маленькой веранде до утра. Спать завалились в двух кубриках, по старой традиции бросив жребий, кому с кем делить койку. В дом к женам отчего-то не пошел никто.***
Барбара мысленно готовила себя к чему-то подобному, и все же известие ее оглушило. Она уже и не помнила, жизни скольких ее знакомых унесла эта новая болезнь, о которой в последние годы не судачил только ленивый. Случилось именно то, чему она когда-то предрекла случиться и чего, по правде говоря, боялась больше всего. Случайные люди растащили его по кусочкам. Мимолетные связи, ничего не значащие и ни к чему не обязывающие, убили его тело, но еще раньше опустошили душу — Барбара это видела. Впрочем, она не была бы Барбарой Валентин, немецкой Бриджит Бардо и Мэрилин Монро в одном лице, если бы позволила себе раскисать от плохих вестей. Бурные ночки в Мюнхене вполне могли аукнуться этой гадостью, хотя возможно, Фредди подхватил заразу гораздо раньше… Что ж, в любом случае не стоит преждевременно хоронить его. Это же Фредди! Ее малыш — лучший мужчина из тех, что встречались ей на протяжении всей жизни. Уж в этом-то она разбиралась лучше некуда. Самый добрый, щедрый, умный, веселый… И уж точно он еще не единожды задаст всем жару! Веселье потихоньку сворачивалось. Часть гостей уже разошлась по номерам. Кто-то вызывал такси, кто-то еще пил у бассейна и громко смеялся. Музыку выключили. Конечно, сейчас по разным уголкам сада расползутся маленькие компании приятелей, которые будут тихонько допивать остатки крепких напитков и обсуждать праздник, плодя сплетни. Барбара уже присматривалась, с кем бы провести время. Возвращаться в номер не хотелось — она понимала, что, оставшись в одиночестве, будет до утра думать лишь о том, что Фредди смертельно болен. От раздумий ее отвлек знакомый голос: — Привет. Ты не видела Фредди? Полчаса его ищу... Джим Хаттон — очередной приживала в доме Меркьюри. Вроде бы, садовник. Который какое-то время был игрушкой Фредди — во всяком случае, Барбаре так казалось, — но очень быстро надоел — уж больно глуп. Несколько раз Фредди говорил ей, что такого болвана свет белый не видывал, и что Джим даже Фиби даст фору. Барбара смеялась, в который раз удивляясь тому, что он тратит время на подобных людей, но она знала, что он ответит. Что ему жаль их. Что в целом они — неплохие парни, и не виноваты, что родились дураками. Да и куда они пойдут? Кому еще они нужны?.. Джим, хорошо подвыпивший и очень грустный, неприкаянно бродил по маленькому саду. — Фредди уехал с парнями, — отозвалась Барбара равнодушно. — Может, в клуб, а может, к кому-то в гости. Или домой к Роджеру. Он не говорил… А тебе-то что? Иди спать. Сдается мне, ты уже хорошо выпил. Джим с досадой пнул подвернувшийся под ногу камушек, который тут же звонко отскочил в кусты. — Опять он мне ничего не сказал. Как будто я ему никто! — Он пьяно пошатнулся и взмахнул рукой. — Ты меня, конечно, прости за то, что лезу не в свое дело, но с чего ты взял, что для Фредди ты — кто-то? Садись, поговорим. — Барбара указала рукой на невысокий бордюрчик, который окружал клумбу с яркими цветами. Было очень тепло. Цикады, весь вечер заглушаемые громкой музыкой, сейчас разошлись не на шутку. От цветущих растений исходил одуряюще-сладкий аромат. Отчего бы не поговорить в таком приятном месте? Щелкнув застежкой элегантной сумочки, Барбара достала сигареты. — Будешь? — Я бросаю. — Джим несмело опустился рядом. — Почему? — Фредди решил больше не курить — его мучают приступы кашля. Вот и я… — Ты всегда делаешь то же, что и он? — Барбара покачала головой. — Хрен с ними, с сигаретами, но золотой мой, ты, кажется, совсем запутался. Почему ты решил, будто что-то значишь для Фредди? Только потому что у вас с ним что-то было? Ведь было, так? — А как же! — воскликнул было Джим. И тут же смолк, грустно потупившись. — То есть… Мы с ним всюду вместе. Во всех поездках. Было… — Он осекся. — Это ничего не значит! Фредди давно ни с кем не спит. Я точно знаю. У него… проблемы. Но у нас отношения. Он сам об этом говорил. В последнем интервью. «Я счастлив с человеком, с которым живу». Это он про меня, я уверен! — Фредди сказал лишь то, чего от него ждали давно. После всей этой газетной грязи в последние месяцы было бы странно, если бы он наконец не заявил что-то вроде: «Сейчас я живу, как монах, и выращиваю тюльпаны». Вроде, он использовал эти выражения? — Но это я живу в одном доме с ним! Ближе меня у него сейчас никого нет. Ты же помнишь, в Мюнхене… Он много раз звал меня с собой. Билеты оплачивал… — Зайка, он тебя звал, чтобы потом было, с кем обратно лететь. Фредди терпеть не может летать один. К тому же, он тогда хотел приструнить кое-кого из наших общих знакомых, и ты удобно подвернулся под руку. Догадываешься, о чем я толкую? — Барбара смахнула пепел на дорожку. — Ты придумал себе девчачью сказку, дорогой. Выкинь эту дурь из головы и живи своей жизнью! Джим молчал, но по его лицу было видно, что он уязвлен — плотно сжатые губы, протрезвевший и посуровевший взгляд, устремленный куда-то в темноту сада. Барбара чувствовала, что он готов заплакать. Ведь, несмотря ни на что, где-то в самом мрачном, самом отдаленном уголке души понимал, что она права. Ей частенько доводилось видеть подобное. Ослепленный восхищением перед кумиром — чувство, которое, увы, слишком часто путают с любовью, — человек начинает принимать желаемое за действительное, попросту отказываясь замечать то, что не вписывается в его личную картинку реальности. Джим не хотел никого обманывать, единственный человек, которому он действительно врал, — это он сам. Он искренне верил, что является тем самым возлюбленным Фредди, даже не задумываясь о том, что рядом есть еще и Джо, и Мэри… Наверное, со стороны Фредди было жестоко поддерживать в нем эту веру. Но разорвать иллюзию — еще более жестоко. Барбара горько вздохнула. Что ж, шоу-бизнес — это, как ни крути, суровая штука. И если ты живешь под одной крышей с Фредди Меркьюри, то должен это усвоить. — Я тебе сейчас скажу одну вещь, Джим. Пожалуйста, выслушай и постарайся понять меня правильно. Знаю, ты любишь Фредди, но он — не пара тебе, а ты ему — и подавно. Взгляни-ка вокруг. Десятки людей, побросав свои дела, прилетели сюда. Это известные и очень занятые люди, Джим, но сегодня они здесь. И только по одной причине — они любят Фредди. Как и ты. Я и сама много раз отказывалась от работы, чтобы побыть с ним. И сейчас устроила себе отпуск, отказавшись от очередного проекта, в котором могла бы сыграть интересную роль. А ведь я — уже не цветущая секс-бомба, в моем возрасте актрисы не разбрасываются ролями, но для меня важнее было приехать сюда. Фредди — это веселый и шумный праздник. С ним хочется быть каждый день, и он, зная это, старается быть для всех нас праздником. Очень старается. И у него получается. Однако из всех, кого ты сейчас видишь, по-настоящему он любит только Мэри, Роджера, Джона и Брайана. Мы знакомы с ним несколько лет. Я, как и ты, жила с ним и знаю, о чем говорю. Я могла просить его о многом, но Фредди далеко не всегда шел навстречу. Он занимался сольником, когда однажды позвонил Роджер и сказал, что написал «Radio Ga Ga». Фредди тут же послал нахер собственные дела и включился в работу над альбомом. Он — добрый и щедрый человек. Он может дарить тебе дорогие подарки — мне, например, он подарил бриллиант в несколько карат чуть ли не в первый день знакомства, — может возить тебя по миру, знакомить со звездами, давать деньги… Он и тебе их давал, верно? Понурый Джим ковырял ботинком дорожную пыль. — Давал. Я… собираюсь строить дом в Ирландии. На участке рядом с маминым. Это будет наш общий дом. Наше убежище… — Он просто дал тебе деньги. Ему не нужен этот дом, как и ты, Джим. Уж прости, что говорю такое, но как по мне, так правда, даже горькая, лучше пустых иллюзий. Это реальная жизнь, дорогой. Он — звезда, ему хочется поклоняться. Ты — простой парикмахер, хотя верю, что очень хороший. Ты любишь его, он тебя — нет. Да, порой он влюбляется, ревнует, устраивает сцены, дает деньги, и все же, главными в его жизни были и остаются четыре человека, к которым не относимся ни ты, ни я. Он родителей не любит так сильно, как парней из группы. Ради них он отдаст все, что имеет, даже сердце на пересадку. Я давно это поняла и не ревную. Это его люди. Его настоящая семья. А все мы, влюбленные в него, — просто свита, и должны принимать его правила игры. Я вижу, ты заботишься о нем, делаешь все, чтобы скрасить его жизнь, и благослови тебя за это Бог! Но никогда не заблуждайся на его счет и не придумывай того, чего нет. Ты в свите великого рок-певца. Но ты не в сердце великого рок-певца — там все места давно заняты. А теперь давай-ка иди спать, а я посижу еще. Джим поплелся ко входу в отель. Барбара не спешила уходить, выпуская ему вслед облака сигаретного дыма и размышляя. Все же, Фредди — и впрямь звезда. Даже вне сцены. Огромное и яркое солнце, способное и приласкать, и обогреть, и испепелить до костей. Уж что-что, а выжигать сердца он умел лучше некуда. Умеет ли Фредди любить так, как другие любили его? На этот вопрос она, зная этого человека, возможно, в чем-то лучше, чем он сам, ответа дать не могла.***
Пару дней спустя Фиби, сидя в баре отеля, делился впечатлениями с барменом. Он не замечал Фредди, лежавшего неподалеку в шезлонге под прикрытием свеженького номера «News of the World», потому использовал свой единственный дар по максимуму. — Мигель, ты не представляешь! Тут собрались три тысячи человек. Правда! — Сюда не поместится столько народу, Пит, — спокойно ответил смуглолицый, мускулистый Мигель, протирая стаканы. На празднестве этот парень не присутствовал, предпочтя крутой тусовке и перспективе неплохой подработки свой законный выходной, чуть ли не первый с начала сезона. — Может, две тысячи, я не считал. Но на кухне мы готовили паэлью вот на таких огромных сковородках! — Фиби показал руками примерные размеры посудин, но и это не произвело никакого впечатления на Мигеля, который впервые за все лето всласть потрахался со своей девушкой. — Тут, если праздник, всегда так. Огромные сковороды паэльи, много вина. Что тебя так удивило? Я думаю, у мистера Меркьюри есть, кому прийти на День рождения. — Ты не понимаешь! Это было великолепно! Ну, может, все же тысяча человек… А потом случился пожар, представляешь! И мы… — Пит, мне говорили, что загорелись несколько шаров, и их быстро погасили. — Ну и что! Все равно это был самый настоящий пожар. Столько именитых гостей… а вдруг кто-нибудь бы пострадал? Нет, все же вечеринка была грандиозной! Половина острова собралась. А ты все проворонил. Знаешь, какое прекрасное шампанское подавали! Я бы с удовольствием выпил с тобой, и вообще…. Мигель! Испанец, доселе пребывавший в умиротворенном и благостном состоянии, наконец вспылил. — Блин, Пит! Я повидал много вечеринок, а со своей Лусией последний раз трахался нормально только в конце мая. Мне не интересны ваши звездные тусовки! Тут каждую неделю то одна звезда, то другая... К нам и Хулио Иглесиас заезжал пару раз. Чем ты хочешь меня удивить? Это был праздник мистера Меркьюри, а не твой. Он меня не приглашал. И я не привык пить шампанское с чужого стола. Ступай отсюда! Думаю, на этом острове найдется не одна пара благодарных ушей. Фредди наслаждался! Он еле сдерживался, чтобы не заржать в голос, глядя из-под уголка газетного листа на понурую фигуру Фиби, удаляющуюся в сторону бассейна. Дурак в своем репертуаре! Хоть записывай его враки на пленку и потом шантажируй. Надо будет оставить этому Мигелю хорошие чаевые.***
Июнь, 1989 год
Каникулы в Альпах оказались отличной идеей. На Фредди здесь глядели так же равнодушно, как и в Лондоне. Барбара умело маскировалась за темными очками, и они, неузнанные, гуляли по местным крохотным городкам, ездили на высокогорные озера, обедали и ужинали в прекрасных ресторанах. В тот день после обеда Барбара подалась в центр Интерлакена, чтобы пройтись по магазинам. Фредди решил дождаться ее в отеле, расположенном в соседнем городке. Такси подъехало очень быстро. Помахав Барбаре на прощание, Фредди забрался на заднее сиденье и продиктовал адрес. В душе он надеялся, что сможет немного вздремнуть — ему неплохо спалось в транспорте, сказывалась многолетняя привычка к кочевому образу жизни. Дорога петляла по горам. Смотреть в окно не было никакого желания. Горные серпантины — не самое приятное место для путешествия на машине. Уснуть не удавалось, и Фредди нет-нет да бросал взгляд вниз. Машина поднималась все выше. Городок, в котором они с Барб провели прекрасное утро, стремительно отдалялся — сначала дома стали казаться игрушечными, а теперь — и вовсе как рассыпанные по ковру кубики лего. Они взбирались на перевал. Дорога резко перешла на спуск, когда на одном из поворотов навстречу вылетел мотоциклист. Водитель крутанул руль, и тут перед глазами у Фредди мелькнуло то плавящееся от жары лондонское шоссе, где они с Рэтти чуть было не разбились когда-то… Таксист выругался по-немецки и выровнял машину. — Все нормально? — спросил он, на секунду подняв взгляд к зеркалу заднего вида. — Эти дураки так и норовят слететь в пропасть, что тут поделаешь! А я Вас узнал. Вы — знаменитый певец. У моей дочки вся комната обклеена Вашей группой. Только сейчас Вы как-то изменились… Может, дело в бороде? Когда приедем, Вы ведь не откажетесь… Он оборвал фразу на полуслове. Машину резко занесло на повороте. Юзом пролетев несколько метров, та выскочила на обочину горной дороги, зацепила пару ограничительных столбиков. И полетела прямо в пропасть…