28-е ноября 1991 года
— Я серьезно, парни. Почему вы так уверены, что то похабное интервью дал именно Пол? Да, он перекрывал нам ряд связей — теперь мы точно это знаем. И да, разок потыкал Роджера палочкой. Но Фреда он уважал… и любил. Да и тебя, Родж, только припугнул немного. Роджер скинул с себя плед и вскочил с дивана. Его губы тряслись. — Почему уверены? Да потому что… блядь! Что тут непонятного? Прентеру нужны были деньги — ему же наркоту не на что было покупать! А может, он уже тогда от СПИДа загибался… Неважно. Лично у меня нет никаких сомнений, что это был он. Фред накричал на него, выгнал из квартиры — Пол ему отомстил и получил за это тридцать штук. Он взял эти деньги, Джон. Чего тебе, черт возьми, еще нужно?! — Он с раздражением оттолкнул руки Брайана, который предпринял попытку снова его уложить. — Да отстань ты! Со мной все в порядке. Вновь Брай оказался между двух огней, с ужасом понимая, что пиздец минувшей ночи может повториться — из-за этих драных петухов, которым все неймется. — Родж, я тебя прошу, успокойся и сядь! Сядь сейчас же! Иначе я вызову неотложку, и мне насрать, что там говорил твой врач. Понял?! — Роджер поймал себя на мысли, что еще никогда в жизни не видел Брайана Мэя таким разъяренным:как бык, завидевший мелькание красной тряпки. Брай подошел к телефону и угрожающе приподнял трубку. — Я не шучу. Это и тебя касается, Дикки. Если вы оба не прекратите сию же минуту, один из вас пойдет гулять на улицу, а второй поедет в больницу на скорой — с комфортом, огоньками и всем прочим. Сука! Вам что, ночи было мало?! Хотите вторую серию? Его выпад достиг цели. Роджер осекся, присел на диван и вцепился в плед до боли в пальцах. Что-что, а в больницу он точно не собирался. Однако шестое чувство подсказывало, что Брай всерьез может осуществить угрозу. — Не кипятись, Бри, — выдавил Джон, тоже порядком поостывший. — Давайте спокойно, ладно? Вы в курсе, что Пол звонил Фреду в тот день, когда вышла статья? Вас это не удивляет? Меня, когда узнал — Фиби проболтался тогда, на Ибице, — очень удивило, но тогда я как-то не предал этому значения, а сейчас… начал кое-что понимать. Подумай-ка сам, Родж, если бы все было так, как ты говоришь, и Полу тупо нужны были бабки, он бы свалил подальше тотчас же, как только получил свое. Уж точно не стал бы звонить. С чего бы? Зачем? Извиниться? Поглумиться? Разве я не прав? Нет, Родж, прихлопнись и послушай! Спокойно послушай. Тебе не приходило в голову, что Пол тогда тебя просто дразнил? Или пытался что-то до тебя донести таким извращенским образом? Если бы он и вправду хотел тебе нагадить — давно нагадил бы. Считаешь, он не понимал, что его выперли из компании под твоим напором? Роджер притих. Схватившись за голову, он пытался обуздать эмоции и начать думать. Видит Бог, меньше всего ему хотелось признавать, что Джон в чем-то прав, но сомнения уже закрались в душу вместе с внезапным пониманием, что и Фред когда-то раздумывал о том же. Все, что еще недавно казалось ясным как день, вдруг заиграло новыми красками. Да, он ревновал Фреда к Полу. И более того, был уверен, что Пол ревновал тоже. Но как бы то ни было, приходилось признавать, что в глубине души он, Роджер, всегда знал, что Прентер уважал его, а подначки и фальшивое пренебрежение — это просто маска, которая устраивала обоих. И... как это было ни странно, он вдруг понял, что нравился Полу. Без дураков. Пару раз тот ему здорово помог, а однажды спас жизнь — надо же, и такое бывало!.. Джон встал со стула и, взяв сигарету, которую так и не прикурил, взялся расхаживать по комнате. — Попробуй взглянуть на ситуацию иначе. Что если Пол уже тогда, в восемьдесят пятом, знал, что больше не будет с нами работать? Если Фред намекнул ему, что группе осталось недолго? Что если он всего-навсего пытался наглядно проиллюстрировать, что было бы, если бы про тебя, про меня, про Брая писали то же, что и про Фреда? Он же активно контролировал прессу и делал многое, чтобы реальные факты не попадали в СМИ. Ни один газетчик не пронюхал про твои проблемы со здоровьем, а ведь торговать этим было проще всего. Ты это понимаешь? То, что он тебе наговорил, никого бы не заинтересовало. Он просто взял и ткнул тебя носом в.… в то, что я озвучил ночью. И явно сделал это не просто так. Ты умный мальчик, Роджер Тейлор, миллионер и рок-звезда. Ты же в курсе, что о людях надо судить по тому, что они ДЕЛАЮТ, а не ГОВОРЯТ. Верно? Роджер машинально кивнул. Правда, что Пол никогда, ни разу в жизни, не сделал ему ничего плохого. Несколько раз они бурно выясняли отношения, Роджер злился, выедал Фредди мозг чайной ложкой, чтобы донести до него, что Прентер — змея, Прентер — гадина… Фред отмалчивался. Вплоть до того самого лета восемьдесят седьмого никак не реагировал. Может, он, как и Джон, всегда оценивал людей только по поступкам, а не по тому, что они говорят, или что говорят про них? — А теперь, дорогие мои, подумайте, зачем Полу внезапно понадобилось обливать Фреда говном? Фред его уволил? Или Пол ушел по своей инициативе? Так или иначе, они с Фредом долго оставались в хороших отношениях. Полагаю, если бы хотел, Пол мог бы рассказать про Фреда много чего поинтереснее убогих подробностей из жизни педиков. — К чему ты клонишь? — наконец спросил Родж напрямую. — Вам в головы не приходило, что Пола Прентера могли подставить? Кто? Вопрос, конечно, интересный. Понятно, что он вряд ли самостоятельно принимал решения, кого посылать нахрен от нашего имени, а кого нет. И все же, я никак не возьму в толк, чего ради Пол звонил в Гарден Лодж? Он вел себя не как предатель — он вел себя как человек, который ищет возможности оправдаться. И еще. Джо говорил, что, когда Пол скончался, Фредди плакал… Объясните мне, с чего бы ему оплакивать этакого подлеца?***
Июнь, 1989 год
Тот день выдался ярким и солнечным. Утром прошел легкий дождь, и теперь остатки капель поблескивали на широкой кроне деревьев, раскинувшихся по обе стороны аллеи между Логан-Плейс и Эрлс-Курт-роуд. На улицах царило оживление. Вдоль аллеи в обе стороны с оглушительным визгом проносилась ребятня. Мило улыбаясь друг другу, на скамейках восседали влюбленные парочки… Это было неплохо. Среди толпы легче остаться незамеченным. Когда-то — казалось, еще совсем недавно, каких-то несколько лет назад — Фредди всеми силами избегал большого скопления людей, во всяком случае, тут, в Лондоне. Но сейчас, глядя на прохожих, которые сновали мимо, не обращая на него никакого внимания, испытывал двойственные чувства. Не то чтобы он скучал по тем временам, когда его вид моментально приковал взгляды уличных зевак, стоило только показаться за воротами Гарден Лодж, просто это непривычное равнодушие напоминало о том, как мало в нем осталось от пышущей здоровьем и силой рок-звезды, которая взорвала Уэмбли четыре года назад. Исхудавший, прихрамывающий на левую ногу мужчина с заметно обозначившейся лысиной на затылке и густой бородой, которую он отрастил, чтобы скрыть пятна на лице, способные сделать его изгоем в любой толпе. Фредди явственно чувствовал, что тает, как снежная скульптура под напором солнечных лучей, — из-за болезни его тело стало таким же хрупким. Из год от года это происходит все быстрее… Не хотелось, чтобы Джо, Фиби или Джим знали, куда он отправился. Два года назад эта троица приложила столько усилий, чтобы помочь ему забыть о последствиях того скандала с похабными статейками! С его стороны было свинством вновь ворошить прошлое, сводя на нет их усилия. Однако он достаточно много передумал и перечувствовал с той поры и теперь убедился окончательно, что ему не будет покоя, пока он не сделает то, что собирался сделать прямо сейчас, и чем скорее — тем лучше. Поезд до Белфаста шел около четырнадцати часов. Мерное покачивание вагона и стук колес навевали сон, помогая забыться и не думать о предстоящей встрече. Конечно, после всего случившегося перспектива еще раз увидеть Прентера вызывала отвращение, но куда хуже было постоянно раздумывать о том, что, возможно, он совершил самую страшную ошибку в жизни. На протяжении двух лет он убеждал себя, что не сделал ничего дурного, когда в бешенстве ударил телефонной трубкой по рычагу, объявив, что не желает больше видеть этого человека и знать о нем что-либо. Но так и не смог успокоить совесть. Что-то было не так во всей этой истории. Какие-то мелочи мешали сложиться общей картине и заставляли возвращаться к этим мыслям снова и снова.***
Фредди уже давно примирился с мыслью о близости смерти. Оказалось, это не так уж сложно. Достаточно разок вообразить себя семидесятилетним старпером, восседающим в кресле у камина в окружении любимых кошек и ворчащим на Джо, потому что тот варит ему одну овсянку из страха за его последние зубы. Нет, дорогуша! Легендам пристало уходить молодыми. И все же, вид Пола на больничной койке заставил его забыть на миг свою внутреннюю браваду и похолодеть от ужаса. Они оба не могли знать, когда заразились и кто из них был первым, но сейчас Пол выглядел гораздо хуже его самого. Мертвецки-серая кожа, исхудавшие руки, ставшие прохожими на птичьи лапы… и лицо, изборожденное страшными коричневыми пятнами — теми самыми пятнами, которые не спутаешь ни с чем. Эти два года превратили еще молодого и жизнерадостного мужчину даже не в иссушенного старика, а в мумию, в теле которой насмешкой судьбы еще теплится жизнь. Вид Фредди Меркьюри, несмело застывшего на пороге его палаты, похоже, совсем не удивил Прентера. Впрочем, возможно, подобравшись к грани жизни и смерти настолько близко, человек вообще перестает удивляться чему-либо. Бескровные губы тронул холодный оскал, означающий ничто иное как: «Я знал, что ты все равно явишься». Казалось, это улыбается сама Смерть, глядя на свою законную добычу. — Как ты меня нашел? — первое, что спросил он. — Рид дал адрес. Ты же писал ему недавно? — Да-а… — протянул Пол, не стирая ухмылки. — Нас с Джонни когда-то многое связывало. Не хотелось уходить, не попрощавшись. — Позволишь пройти? — Меркьюри несмело оглядел палату. Эта больница была единственной в Белфасте, оказывающей помощь ВИЧ-инфицированным. Большинство врачей не желали иметь дело с «новым заболеванием», опасаясь за свое здоровье и состояние пациентов. Так, по крайней мере, рассказывала миссис Прентер, регулярно навещавшая сына. Она-то и подсказала, где его найти; остальные домочадцы — отец Пола и брат с женой — не пожелали разговаривать, словно это он, Фредди, виноват во всех бедах, обрушившихся на их семейство. Пол раздраженно отмахнулся, давая понять, что вопрос не нуждается в ответе. Фредди, прихрамывая, переступил порог. — Как ты? — спросил он, попросту не представляя, с чего начать. — Я? — Пол глухо усмехнулся, приподнимаясь на постели. — Ты же все прекрасно видишь, Фред. Так что, может, прибережешь эту глупую учтивость для моих похорон? Судя по всему, у тебя для меня припасено не так уж много добрых слов, не стоит разбазаривать их попусту. Лучше скажи сразу, зачем пришел. Фредди кивнул, давая понять, что согласен, тянуть, наверное, и вправду, не стоит. Однако он еще не был готов к откровенному разговору и чувствовал это. Пол перебил его мысли: — Хотя, если ты и вправду хочешь знать, мне грех жаловаться. Трудно поверить, что пару лет назад я спустил на кокаин все, что у меня было. Теперь меня накачивают наркотой бесплатно, но знаешь… я стараюсь обходиться без этого. И тебе советую, когда придет твое время. Обидно тратить последние крохи жизни на наркотический бред из банального страха перед болью. Наоборот, с каждым днем боль нравится мне все больше — она позволяет почувствовать, что я, черт возьми, еще жив! Упоминание о том, что его ждет то же самое, и это время уже не за горами, вызвало секундное оцепенение ужаса. Как бы Фредди ни пытался взять себя в руки, думать, убеждать себя — одно дело, но видеть воочию — совсем другое. Некстати возникла мысль, что Леннону повезло куда больше. К нему смерть подобралась внезапно, так и не раскрыв своего уродства во всей полноте. Из окна, расположенного за спиной Пола, в палату проникало вездесущее летнее солнце и щебет птах, перелетавших с ветки на ветку. Какими бы скромными ни были доходы престарелой четы Прентер, они изыскали средства, чтобы обеспечить сыну достойное существование в последние дни — Пол жил один в небольшой, но зато отдельной палате с видом на больничный двор, где царили тишина и спокойствие. Подальше от ненужного внимания. — Ладно, довольно обо мне! Не знаю, зачем ты явился сюда, но уж точно не для того, чтобы выслушивать мои жалобы. Да и я еще не настолько плох, чтобы, как столетний старик, только и делать, что вздыхать и жалеть себя. — Тут Фредди вдруг заметил, что яркие серые со знакомым прищуром глаза заблестели озорством, как в старые добрые деньки. — Лучше расскажи, как поживаешь. Как работа? Парни? Мэри… как там Мэри? Фредди опустил глаза. Вопрос, брошенный наобум, неожиданно выбил почву у него из-под ног. — Она… ждет ребенка. Внутри Пола что-то напряглось — Фредди почувствовал это, даже не глядя на него. Он узнал ревность — ту самую больную, ядовитую ревность, которую сам не испытывал никогда, но которую всегда угадывал в других с такой легкостью. — Твоего? — Вопрос прозвучал столь же сухо и резко, как и ответ: — Нет. — Что ж, — Пол отвернулся на мгновение. — Я знал. Был уверен, что ты так и не решишься. Фредди стоял, потупившись, с досадливо перекошенным лицом. Что тут добавишь? Осуществилось то, чего он хотел для Мэри больше всего. Наконец у нее своя семья. Ребенок, который должен был появиться на свет через несколько месяцев, мог бы быть их общим, если бы он, Фредди Меркьюри, не повел себя как паршивый трус, не сумевший дать любимой женщине единственное, о чем она просила его на протяжении этих лет. Впрочем, если подумать, появление малыша — самое лучшее, что могла уготовать ей жизнь. Так Мэри будет проще пережить неизбежное. — И все-таки, зачем ты здесь? — Судя по всему, Пол решил не развивать щекотливую тему. Он прожил бок о бок с Фредди Меркьюри достаточно, чтобы по одному его тону угадать, когда следует остановиться. — Хотя я, может, сам догадаюсь. Совесть замучила, верно? — И да, и нет, — Фредди не стал юлить. Как бы то ни было, хватит ходить вокруг да около. — У меня остались вопросы, на которые можешь ответить только ты, и я… — Вопросы? — Пышные брови Прентера изумленно скакнули вверх. — Я думал, что у тебя не было никаких вопросов, когда ты выбросил меня из своей жизни после восьми лет, не позволив ничего сказать в свое оправдание. Фредди стерпел выпад, не дрогнув. В конце концов, он тут по доброй воле. И уж точно не ради очередной перепалки. — Тогда мне это казалось правильным. Наша ссора на Стаффорд-Террас, твой затяжной наркотрип… Пол спокойно кивнул. — Все верно. За эти восемь лет мы с тобой постоянно ругались. Ты хоть помнишь, сколько раз заявлял, что больше не желаешь меня видеть? Но потом всегда звал обратно. Разве нет? Так почему в этот раз все вышло иначе? И с чего ты, черт возьми, решил, что я способен опуститься до такой глупой и жалкой мести? — Но ведь ты же и вправду дал интервью «The Sun» и получил за это тридцать кусков? Ты этого не отрицал. — Фредди и не думал кричать, лишь слегка повысил тон, но и этого было достаточно. Плечи Пола чуть заметно дрогнули. — Не отрицаю и сейчас. Мне нужны были деньги на лечение... — То есть, на кокаин? Пол покачал головой. — Когда я узнал, что болен, тут же завязал. — Если ты нуждался в деньгах, всегда мог обратиться ко мне. — Разве не ты уволил меня? — Но разве не я позволил тебе жить на Стаффорд-Террас, сколько тебе будет нужно? Разговор стремительно приобретал черты словесной дуэли, но именно это было Фредди по душе. Мало-помалу они с Полом словно оживали. Начинали походить не на двух умирающих, пытающихся совладать со своей совестью, а на тех, кем были в лучшие годы — молодых, беспечных и абсолютно безумных парней на вершине богемного общества, которые еще недавно были искренне уверены, что могут все на свете. Каждый из которых скорее умрет, чем признает свою неправоту, даже если в глубине души прекрасно ее сознает. — Да, ты позволил мне жить у тебя в квартире. А вскоре выгнал оттуда. И не смей говорить, что я сам виноват! Будь честен хотя бы сам с собой, Фред. Мне казалось, что уж у кого у кого, а у тебя для этого достаточно мужества. Все дело в этом парикмахере, как там его… твоя очередная игрушка. Это ему я не нравился, верно? Фредди резко оборвал его: — Если ты про Джима, то он — всего лишь мой садовник. Захочу — уволю в тот же день и, поверь, не стану лить слез. — Но если не этот твой Джим, в чем причина? Почему ты вдруг перестал доверять мне? — Газетчики, конечно, написали много ерунды, но кое-что из того, что было в тех статьях, знал ты один, — сказал Фредди с горьким вздохом. Возможно, если бы не это обстоятельство, он бы легко позволил Полу убедить себя в своей невиновности. Но увы, именно он, Пол Прентер, сопровождал Миннси на том пляже в Майами в семьдесят седьмом. Пол общался с Тором и прочими «дочками». И только он знал про интрижку с этим пилотом, Джоном Мёрфи… — Все верно. — На сей раз Пол, похоже, не был настроен оправдываться. — Так почему у тебя вдруг после двух лет появились сомнения? Фредди замялся. Не потому что ему было нечего ответить, просто он не находил слов, чтобы полноценно выразить клубок странных чувств, теснящийся в груди. «Потому что все это непохоже на тебя»? «Потому что после всего произошедшего ты еще имел наглость звонить мне домой»? Нет, все не то… Наконец, он сказал первое, что пришло на ум: — Потому что, будь это ты, газетчики узнали бы гораздо больше. Пол коротко рассмеялся. — Ты прав, я говорил с журналистами, которые ходили за мной по пятам. Но я не сообщал им и половины из того, что они напечатали. У тебя под боком имеется еще одна крыса, Фред — вот что я пытался сказать тебе, когда ты бросил трубку. Крыса, которая живет с тобой под одной крышей. И ты знаешь не хуже меня, кто это. Плотно сжатый кулак Фредди с бешенством уперся в стену. Да, он знал. Если это не Пол, остается только один человек... Один из пятерых, живущих в Гарден Лодж или регулярно бывающих там, включая самого хозяина. Но себя Фредди подозревать не мог. Мэри и Джо он верил точно так же. Джим — новенький в их «семье» и к тому же не особый любитель сплетен. — Конечно, ты сейчас скажешь, что это не снимает с меня вины. И будешь прав, — продолжал Пол, глядя ему в спину. — Но вина, по крайней мере, не на мне одном. Не думаю, что он сделал это осознанно. Он никогда не желал тебе зла. Просто так уж устроена жизнь. Чем никчемнее человек — тем больше ему хочется доказать всем вокруг, включая себя самого, насколько он важен. Насколько осведомлен о жизни богатых и знаменитых. Фредди вновь поглядел на него. — Так ты сплетничал с ним обо мне? Пол только пожал плечами. — Когда-то это казалось невинными байками о сексуальных похождениях звезды, не более того. Ты и сам знаешь, как словоохотливы бывают некоторые люди в постели… — Выходит, и ты тоже? — Фредди криво усмехнулся. — У всех свои слабости. Но только обычно эти истории не выходят за пределы спальни. Пойми, я не снимаю с себя вины, — повторил Пол, выдержав секундную паузу. — Если бы имелся хоть один шанс, что ты меня простишь, я бы уже попросил прощения. Но тебе следует знать, что этот идиот был всего-навсего инструментом. Кто-то воспользовался его болтливым языком, чтобы раз и навсегда вывести меня из игры, растоптать мою репутацию. — Еще кто-то водит меня за нос? — Вообще-то эта мысль напрашивалась, но Фредди раз за разом отвергал ее. Право же, куда проще поверить в предательство одного человека, чем в целый заговор. Улыбка, отразившаяся на губах Пола, дала понять, что тот догадался о его мыслях. Эта особая прозорливость частенько озадачивала Фредди, а порой и пугала. — Ты же понимаешь, что на этот вопрос не может быть простого ответа. Возможно, он сделает тебе больно. — Больнее, чем сделал ты, уже не будет. — И все же, думаю, будет куда лучше, если я оставлю свои догадки при себе. В компании у меня было немало врагов — все они тебе известны. Для твоих товарищей я с самого начала был костью в горле. Уверен, теперь группе дышится легче. Что-то внутри подсказало Фредди, что Пол прав. На свете встречаются вещи, до сути которых стоит дойти исключительно собственным умом. И лучше всего с холодной головой и трезвым рассудком.***
Они проговорили еще с полчаса, то и дело спотыкаясь о неловкие паузы. По правде говоря, Фредди не так представлял себе их встречу — долгожданную для Пола и, вероятнее всего, последнюю. Он ждал извинений, попыток оправдаться, но не такого отстраненного поведения, не присущего его умному и жизнерадостному бывшему менеджеру. Довольно быстро пришло понимание, что эти годы безвозвратно надломили что-то в душе Пола — и одним своим появлением он не в состоянии исправить этого. Медсестра, мягко напомнившая о том, что пришло время ставить капельницу, прервала их натужную и, в сущности, бессодержательную болтовню. — Все же, обращайся, если тебе что-то будет нужно, — сказал Фредди, направляясь к двери. Обоим было ясно, что с его стороны это не более чем проявление вежливости. Едва ли Прентер отважится просить его о чем-то. — Постой, — внезапно донеслось с койки. Фредди обернулся. Пол глядел на него в упор и, казалось, боролся с собой, не зная, стоит ли высказать то, что он, судя по всему, собирался. Но зато точно зная, что другого случая не представится. — Ты должен знать, что правильно сделал, когда выгнал меня, — сказал он наконец. Такого Фредди не ожидал. — С чего это? — спросил он, поджав губы. — Я много думал о нас. Благо, в этом унылом местечке достаточно свободного времени. Возможно даже, что это — твой самый разумный поступок из всех, какие я могу припомнить. Это я был твоей смертельной болезнью, Фред. Хотя раньше сам этого не понимал. Я вцепился в тебя так сильно, как только мог. Наша ночь в Ванкувере… Ты был пьян, раздавлен и так очаровательно уязвим! Я с удовольствием сыграл роль любовника и утешителя. Наутро мне пришлось уверять тебя, что я согласен остаться просто другом, и ты легко поверил этому. А не стоило. Тогда я сказал, что влюблен в тебя, — сейчас у меня язык не поворачивается назвать это влюбленностью. Я был одержим. Понимаешь? В меня как будто вселился гребаный демон. Я давно осознал — намного раньше, чем ты сам, — что те, с кем ты спишь, ничего для тебя не значат, и наоборот, если человек хоть немного дорог тебе, ты не прикоснешься к нему никогда. Это открытие изменило многое, очень многое. Я раз и навсегда перестал ревновать тебя к случайным парням, которые околачивались по вечерам у тебя в номере — даже напротив, сам сводил тебя с некоторыми из них (ты ведь еще помнишь наши приключения в Южной Америке?), но твоих близких я возненавидел раз и навсегда — Мэри, товарищей по группе. А главное, Роджера. Именно его ты любил больше остальных, ведь так? Я ненавидел их настолько, что готов был на все, лишь бы заставить тебя забыть о них хоть на минуту. Я пытался заменить тех, кого ты по-настоящему любил. Выдавить их всех, освободить в твоем сердце место для себя одного. Я говорил себе, что моей любви хватит для этого — банальное и глупое оправдание, согласен, но я жил этой мечтой. Если бы я мог, то похитил бы тебя еще тогда, в семьдесят седьмом, приковал бы к батарее и трахал днями напролет. Если бы ты только знал, какое это мучение, быть рядом с тем, кого желаешь так, как я желал тебя, и не иметь ни малейшего шанса! Все равно что умирать от жажды и смотреть на полный воды кувшин из-за железной решетки. Не находя выхода, я в конце концов пристрастился к кокаину, как последний трус. Знаю, что был паршивым мудаком. Но жизнь уже наказала меня, да и тебя тоже. Фредди, не ожидавший такой внезапной и такой горячей исповеди, смотрел на него во все глаза, стараясь побороть смятение. Пол говорил ужасные, отвратительные вещи. Но что-то мешало просто развернуться и уйти, как хотелось в первые секунды. С долей удивления Фредди сознавал, что ему еще никогда не было так жаль этого парня, как сейчас. — Ты не виноват, — только и сказал он. Всему виной этот дурацкий флер порочной Королевы. Иллюзия, которая в свое время помогала ему удерживать интерес аудитории. Которая позволила ему охмурить Рида и выбраться из финансовой дыры. И которая помимо его воли поработила Пола однажды и на всю жизнь. Наверное, Пол Прентер — все же неплохой человек. Его главная и единственная беда — подсознательное стремление отдаваться чему-либо без остатка. Люди этой породы как ни одни другие подвержены страстям. Если они влюбляются — то на всю жизнь. Если подсядут на наркотики — их уже не спасти. Не признавая полутонов, они в конечном счете неизбежно разрушают сами себя. — Ты ни в чем не виноват, — как-то растерянно повторил Меркьюри, смутно ощущая, что наконец после стольких лет вернул Прентеру старый должок. — Если сможешь, прости меня… Пол рвано повел головой. Его глаза отражали облегчение.***
Фредди вернулся домой с ощущением глухой пустоты в душе. Оставалось признать, что он и сам виноват. Разве он не знал, на что идет, когда пригрел у себя надоевшую игрушку Пола Прентера, которая патологически не умеет держать язык за зубами? Когда-то это качество Фиби играло ему на руку — теперь обернулось против него. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, верно? До сих пор, сколько бы дерьма ни лилось на него со всех сторон, в одном Фредди был уверен — что в пределах его собственного дома его секреты остаются неприкосновенными, но Пол в очередной раз ухитрился выбить почву у него из-под ног. Стены, до сих пор казавшиеся незыблемыми, пошатнулись и вот-вот обещали раздавить его. Мелькнула малодушная мысль, что он, возможно, зря затеял эту поездку. Что для него было бы гораздо лучше провести остаток жизни в неведении, сохранив спасительную иллюзию безопасности и свои нервы. Однако в следующую секунду Меркьюри лишь посмеялся над собой. Кем-кем, но трусом он не был никогда; сознательно бежать от истины точно не в его характере. И потом, какова бы ни была вина Пола, было бы жестоко позволить ему умереть, так и не дав выговориться. Следующие дни он старался избегать общения не только с Фиби, но и со всеми домашними. Это, разумеется, не осталось незамеченным, но ему было уже глубоко наплевать, хотя он прекрасно понимал, что невольно мучает всех троих, заставляя их день за днем задаваться вопросом, что же они такого натворили. Упрямая апатия овладела его душой. Приходя домой, он тут же скрывался в спальне, игнорируя любые вопросы. Если кто-то пытался вывести его из этого состояния, он лишь огрызался в ответ. Вновь перестал подходить к телефону, на сей раз не делая исключений даже для Мэри — так было лучше для нее самой. И без того газеты по сей день мусолили сплетни о том, что она якобы носит ребенка Фредди Меркьюри. В один из дней он услышал голос Фиби снизу: — … нет, он не хочет ни с кем говорить. И просит Вас не звонить сюда больше. Благодарю, мисс Валентин. Впервые за эти дни внутри вспыхнуло что-то сродни любопытству. Фредди давно не видел свою мюнхенскую подругу и только теперь понял, что успел соскучиться. — Фиби, это Барбара? — гаркнул он в открытую дверь. Тот уже успел повесить трубку. — Мисс Валентин передала, что она в Лондоне и хотела бы увидеться, — пискнул Фиби снизу. Его голос дрожал — как-никак это был первый случай за две или три недели, когда хозяин обратился к нему. Но Фредди больше не сказал ничего. Пару дней спустя Джо, подавая завтрак, состроил такую кислую мину, что Фредди не смог не отреагировать. — Что у тебя с лицом? — осведомился он грубовато. — Откуда весь этот похоронный вид? Ты хорошо себя чувствуешь? Джо мрачно покачал головой. — Со мной все хорошо. — И добавил: — Фиби хочет уволиться. — Вот как… — Фредди постарался изобразить удивление, хотя в действительности не был удивлен ни капли. — С чего бы это? — Думает, что ты перестал ему доверять. Фредди не сдержал удовлетворенной улыбки. Верно говорят, на воре и шапка горит. — Послушай, — Джо посмотрел на него своим особым детским взглядом, который, казалось, мог бы расположить любого, — если Фиби, Джим или я в чем-то провинились, просто скажи. Прошу тебя, не нужно этих игр. Что бы там ни случилось, я знаю одно: любой из нас готов ради тебя на все. Разве мы заслужили такую жестокость с твоей стороны? Не зная, что сказать, Фредди привычными жестом потрепал его макушку и растерянно побрел вниз. Пожалуй, упрек Джо был справедливым. Настала пора принять какое-то решение. Проблема только в том, что он понятия не имел, как поступить. Ноги сами принесли его на кухню. Фиби стоял рядом с разделочным столом. Услышав шаги, он обернулся, и Фредди волей-неволей отметил неподдельное смятение на его лице. Странно, но он не мог вспомнить, упоминал ли Джо о том, что Фиби здесь, или эта встреча получилась спонтанно. Впрочем, какая разница? — Сядь, — коротко приказал он и сам опустился на стул. Фиби покорно устроился напротив. Он напоминал побитого пса, который опасается подойти к суровому хозяину, оттого все, что ему остается, — ждать, когда тот сам его позовет. Лицо Фредди перекосилось. Даже если бы у него имелись сомнения, одним своим видом Фиби с лихвой выдавал себя. Черт! ЧЕРТ!.. Фиби, дурак, как же ты мог?! — Джо говорит, что ты собрался уходить. Будь добр, объясни-ка мне, что значит вся эта ерунда? Фиби низко опустил голову. — Я вижу, что происходит. Мы — больше не твоя семья, верно? Есть поговорка: «Кормите их дерьмом и держите в темноте»… Фредди кисло усмехнулся в ответ. — А теперь подними глаза и скажи мне, есть ли у меня повод не верить тебе? Разве ты не хвалился тем, где и у кого работаешь, перед всеми этими закулисными зеваками? Не выбалтывал им что-то из того, что должно было оставаться между нами? Подумай-ка хорошенько… От этих слов Фиби вздрогнул. Однако, не осмелившись ослушаться, все-таки оторвал взгляд от столешницы. Черные глаза Меркьюри смотрели испытывающе. — Ладно, спрошу конкретнее. Ты говорил кому-нибудь, что я проходил тест на СПИД? Может, журналистам? Кусая губы, Фиби произнес: — Ты прав. В самом начале я гордился своим новым положением и… да, мог похваляться перед некоторыми… эм… приятелями, какая удивительная жизнь у меня началась. Но теперь… Я работаю у тебя много лет. И знаю, чего порой тебе стоит сохранить свои тайны. Попытка уйти от прямого ответа была слишком очевидной. — Тогда как это могло просочиться за пределы Гарден Лодж? — вновь спросил Фредди, нахмурив брови посильнее. — Не знаю. Но я бы никогда… никогда бы тебя не предал! Ты же понимаешь это, Фредди? Я сделаю для тебя что угодно… — Влажные пальцы Фиби коснулись его собственных. Фредди поспешил одернуть руку. Потом решительно поднялся и вдруг с силой ударил ладонью по столешнице, вымещая всю досаду, накопившуюся за последние дни. Нет, Пол прав. Этот дурачок не виноват — он и впрямь мог служить лишь орудием в чужих руках, не более. К тому же, он и сам уже себя наказал, разве нет? Достаточно взглянуть на него, чтобы убедиться, как глубоко вгрызлось ему в душу чувство вины. В первую очередь, за то, что он, сам того не желая, подставил человека, которого любил и, вполне вероятно, любит до сих пор. Грохот удара заставил Фиби подскочить на ноги, но Фредди к тому времени уже развернулся, чтобы уйти. — Постой! — С неожиданными проворством Фиби обогнал его и преградил ему дорогу. — Скажи только одно. Ты хочешь, чтобы я ушел? — И куда ты пойдешь? — буркнул Фредди, глядя прямо в его жалкие глаза. — Снова к своим гребаным балерунам? Или на биржу труда? — По правде говоря, он подозревал, что Фиби когда-то порядком набедокурил в Лондонском королевском театре, иначе что заставило его покинуть стабильную работу, которую, к тому же, прилично оплачивали? — Прекрати молоть чушь. Никуда я тебя не отпущу. Однажды он уже осудил близкого человека. Не разобравшись толком, в чем дело, обрек его на позор и одинокую смерть. Больше такой ошибки он не допустит. Фиби с облегчением выдохнул, казалось, полностью освободив легкие от воздуха, и обнял Фредди горячо и радостно, как ребенок. Пару секунд Фредди стоял неподвижно, словно пораженный молнией. Потом тяжело вздохнул, похлопал Фиби по плечу и, высвободившись из его объятий, зашагал прочь.