Июль, 1974 год
Вечером того дня Фредди отправился в клуб «Rods» в Панти с одной-единственной целью — напиться до одури. Он чувствовал, что не может находиться в одной квартире с Мэри. И дело было не в ней. Обычно ее беззаботная болтовня позволяла ему расслабиться и хоть немного отдохнуть от проблем, даже если он толком не вслушивался в то, что она говорила. Сегодня все было наоборот. Стоило ей открыть рот, как у него начинала болеть голова. Сев за столик, он заказал бокал красного вина, потом еще. В висках навязчиво стучало и где-то в подсознании все еще слышался басовитый и похабный голос Джека: «Это шоу-бизнес, тут все так…» Вино быстро ударило в голову. Хорошо захмелев, Фредди даже не заметил, когда к нему подсел какой-то парень в белом костюме. Потребовалось несколько минут, чтобы узнать Малкольма Грея — парикмахера, с которым они были знакомы тысячу лет еще со времен их с Роджем лавочки на Кенсингтонском рынке. Вдруг Малкольм вытаращил глаза и, радостно хлопнув в ладоши, сообщил: — Опа! Это ж Дэвид! — И тут же сорвался с места. Фредди тоже заметил у барной стойки невысокого светловолосого парня, который беззаботно беседовал с коротко стриженой девицей. Какое-то время он с вялым интересом наблюдал за ними. Малкольм подлетел к тому, кого назвал Дэвидом, весело, по-приятельски обнял его, хлебнул виски из его бокала и что-то сказал ему, указывая на Фредди. Потом в разговор вклинилась девица. Она, судя по всему, брякнула что-то смешное и сама же первая от души расхохоталась. Через секунду Дэвид кивнул. Они с Малкольмом пересекли зал. — Дэвид, милый, это Фредди, — представил Малкольм каким-то слащаво-заискивающим голосом. Фредди с удивлением узнал того, кого давеча чуть не сбил с ног в офисе Нормана. Это обстоятельство пробудило у него какое-то подобие интереса: если этот Дэвид тоже работает на «Trident», их можно назвать товарищами по несчастью. Заметив его хмурый взгляд, Малкольм толкнул Дэвида локтем в бок. — Я же говорил, что наша королева очень расстроена и нуждается в утешении. Только теперь Фредди догадался, в какое идиотское положение поставил его Малкольм, произнеся слово «queen» перед человеком, который, судя по всему, если и имеет какое-либо представление об их группе, то разве что самое туманное. Подскочив на ноги, как ошпаренный, он поспешил представиться и вытянул вперед правую, с инфернальным маникюром, руку, которую новый знакомый крепко пожал. — Не обращай внимания, просто у нас проблемы с новым альбомом. Теперь, похоже, и Дэвид понял, что Малкольм ввел его в заблуждение, и они, глядя друг другу в глаза, искренне и тепло рассмеялись. Фредди сам не знал, как это произошло, но на душе у него в тот момент стало чуть легче. И вот, вскоре он, нисколько не стесняясь, уже жаловался Дэвиду на «Trident», которая крупно их поимела, а расхлебывать эту кашу, похоже, придется ему одному. Странно. Он скорее еще десять раз отсосал бы Джеку его дурацкий член, чем согласился взвались свои проблемы на Мэри или на ребят, однако с парнем, которого видел второй раз в жизни, мог откровенничать абсолютно беззастенчиво. К тому же, тот оказался хорошим слушателем. Кивал с пониманием и не забывал вовремя подзывать официанта, чтобы заказать еще выпивки и ему, и самому себе. — Я не знаю, стоит ли ввязываться, — бормотал Фредди, равнодушно постукивая черным ногтем по краю стеклянного фужера. — Формально Шеффилды не нарушали условий контракта. А значит, им ничего не мешает оставить нас с голыми задницами и все равно заставить батрачить на свою вонючую контору. — Не дрейфь, — ответил Дэвид вполне серьезно. — Контракты существуют, чтобы их разрывать. — Ты и правда так считаешь? — Фредди был удивлен, услышав столь решительные слова от столь мягкотелого на вид существа. — Еще бы! В любом случае, у тебя нет другого выбора, только давить на Шеффилдов до последнего и бороться за свой альбом. — Пожалуй, ты прав, дорогой. Просто… я даже не знаю, с чего начать. — Вам нужен толковый юрист. Тот, кто собаку съел на делах шоу-бизнеса. У меня есть на примете один, сейчас он представляет наши с Эдди интересы в сделке с «Warners». Если хочешь, могу дать его телефон? А еще… — Дэвид призадумался, как бы поточнее высказать мысль, которую, кажется, сам считал просто блестящей. — Будь я на твоем месте, я бы, прежде всего, попытался найти другого менеджера, чтобы он взглянул на ваш контракт. И лучше кого-нибудь, кто знает EMI изнутри. Кого-нибудь умного и пронырливого. Контракты существуют, чтобы их разрывать, — повторил он. — И особенно важно, кто именно разрывает их для вас. Признаться, Фредди никак не ожидал встретить кого-то, способного помочь дельным советом, тем более в местечке, вроде этого, но видимо, Бог все же решил помочь ему хоть в чем-то, послав этого парня. Получасового разговора с Дэвидом хватило, чтобы понять, что у него гораздо более обширный круг знакомств, а значит, больше и возможностей. — Знаешь, это кажется отличной идеей! — сказал он с искренней благодарностью, и они втроем посчитали это отличным поводом, чтобы чокнуться бокалами, после чего Малкольм, каким-то образом ухитрившийся напиться больше, чем они с Дэвидом вместе взятые, перешел к пошлой байке об одной своей приятельнице, которую ни один из них знать не знал и до которой им не было никакого дела. Суть же заключалась в том, что однажды, когда эта самая приятельница поскользнулась на улице и упала, широко расставив ноги, все, в том числе Малкольм, заметили, что под платьем она не носит трусиков. Фредди окончательно успокоился. Благодаря вину и приятной компании неприятности этого дня начали понемногу притупляться в памяти, а правильные слова Дэвида поселили в нем уверенность, так необходимую сейчас. Нет, больше он не станет вести себя, как жалкая шлюшка! Что бы дальше ни случилось, было очевидно одно — он пойдет до конца.***
Следующие месяцы прошли относительно спокойно. Погруженный в работу, Фредди почти забыл о произошедшем, да и Брай, оправившись, в конце концов присоединился к ним в «Рокфилде», чтобы сообща довести до ума многострадальный альбом. Вдобавок Рой Бейкер приехал на ферму с женой Барбарой, которая оказалась дамой довольно приятной наружности — аккуратной блондинкой с осиной талией и ласковыми серыми глазами; Мэри, пожалуй, могла бы стать ее копией лет через десять. Вскоре она начала оказывать ему знаки внимания, что поначалу казалось необычным. Чаще женщины западали на Роджера. Разумеется, Фредди не собирался изменять Мэри и одновременно подводить Роя (по крайней мере, не таким откровенным образом). Но ни к чему не обязывающий флирт помогал расслабиться, и саму Барбару такой расклад, похоже, вполне устраивал. Огромные надежды он возлагал на песню, ради которой пересел за фортепиано. Редкий случай, когда легкие, не лишенные двусмысленности стихи идеально легли на музыку. Закончив с треком, Фредди ранним утром поднял Барбару с постели, чтобы она послушала и оценила. Та нежно улыбнулась и с материнской проницательностью, свойственной женщинам, которые обращаются к мужчине младше себя, осведомилась: — Эта Killer Queen — проститутка или гей? Фредди удовлетворенно расхохотался. — Ее имеют сильные мира. Но они и не подозревают, что на самом деле это она их имеет, — ответил он загадочно. В конце октября «Queen» отправилась в тур по Британии — это стало началом новой существенной проблемы. Оказалось, Джек, однажды получив свое, не собирался останавливаться. Теперь Фредди ясно понимал, что в каком-то смысле все это время напрашивался сам. Его пируэты на сцене будоражили публику, порой воздействуя на самые темные, не подающиеся контролю чувства. Эта химия между ним и залом была необходима. В конце концов, хорошее шоу ничем не отличается от секса — ты стремишься влюбить в себя и довести до экстаза каждого зрителя. У Джека это возбуждение выливалось в примитивный, сродни самой его натуре, инстинкт подкараулить после выступления и прижать к стенке в каком-нибудь темном углу, чтобы вдоволь потискать, вдыхая запах вспотевшего тела, оставляя засосы и синяки. И если с первым у остальных, как правило, вопросов не возникало — все парни время от времени развлекались с девицами, некоторые из которых были весьма темпераментными, — то со вторым дело обстояло хуже. Фредди уклончиво говорил, что уродливые лиловые отметины на его бедрах — следы от ударов тамбурином, и сам удивлялся, как товарищи ему верят. Почему он допускал это? Достаточно сказать, что однажды, еще в Ковентри, на пятый день гастролей, он попытался поставить точку в этих отношениях. Вечером, заглянув к Джеку в номер, Фредди очень спокойно сказал, что больше так продолжаться не может, а если он, Джек, намерен настаивать, придется предать огласке его… наклонности. От этого никто не выиграет, не правда ли? Реакция последовала незамедлительно. Джек взвился на ноги и гордо произнес: — У тебя новая тактика поведения, Меркьюри? Решил корчить из себя целку? Что ж, вперед! Давай, расскажи всем! И начни со своих дружков. Пусть они узнают, как ты прибежал ко мне домой среди бела дня сломя голову и предложил себя. Как думаешь, кудряшку Брая сильно обрадует такой расклад? Расскажи Мэри, как ты изменяешь ей с девками и с парнями без разбора. Чего ты ждешь? Фредди, побелев, замер посреди комнаты. Осознание, что его главный аргумент обернулся против него самого, было сродни удару плети. Брайан — вот о ком он подумал первым. Не хватало воображения представить, как тот отреагирует, узнав, какой ценой был куплен покой последних месяцев и его, лично его, право остаться в группе. Но в том, что это наложит неизгладимый отпечаток на их дальнейшие отношения, сомнений, увы, быть не могло. Джек ухмыльнулся. — Так что, позовем парней или нет? — Вопрос не нуждался в ответе. Фредди не противился и даже не успел толком испугаться, когда Джек рывком толкнул его к краю кровати и, навалившись сверху, яростно прошептал ему в ухо: — Думаешь, я не знаю, каков ты на самом деле? Паршивая вертихвостка с членом. Давай-ка поглядим, чего ты стоишь. Так я тебя еще не пробовал… По телу пробежала противная мелкая дрожь — не столько от понимания, что сейчас произойдет, сколько из бессознательного страха перед звериной сутью этого человека, наконец показавшей себя во всей полноте. Джек, казалось, намеревался не просто бесцеремонно выебать, а разорвать его на сотню кусков, не меньше. И отсутствие сопротивления только подливало масла в огонь. — Не дергайся! Не хочу испортить костюмчик. — Нельсон трясущимися руками поглаживал его между ног и пытался нащупывать ширинку на узких атласных брюках. Нетерпение угадывалось в малейших движениях, но еще явственнее было ожесточенное торжество. — Думаешь, я не слышал о твоих похождениях? Например, о том, почему распалась «Sour Milk Sea». Сколько было тому мальчишке, которого ты поселил у себя в шестьдесят девятом? Шестнадцать лет? Семнадцать?.. А твой Ларри Люрекс? Любопытно, мне одному показалось подозрительным, что Роб хотел видеть в проекте только тебя и даже не рассматривал других кандидатов? Или то, что эта пластинка волшебным образом попала к EMI? А твое рождественское письмо Хольцману? Считал, я не узнаю? А первый фотосет у Мика Рока? Говорят, тебя одного не пришлось долго уламывать раздеться… Давай, зови остальных, пусть полюбуются! Я могу рассказать про тебя много… интересного. Наконец брюки сползли вниз, и Фредди инстинктивно напрягся от проникновения в тело чужих пальцев. Его спина выгнулась. — Это твоя метода, верно? Виляешь хвостом перед каждым, с кого можешь хоть что-то поиметь, а потом в кусты? Ну нет, со мной так не выйдет, дорогуша. Я вижу тебя насквозь. Ты — шлюха, Фредди Меркьюри. Шлю-ю-ха, — повторил Джек с особым смаком. — Дешевая потаскушка, возомнившая себя звездой. И обращаться с тобой я буду, как со шлюхой… Он умолк, уже не в состоянии сдерживаться, и больше не говорил ничего — только деловито трахал, впиваясь пальцами в бедра и откровенно наслаждаясь тем, как легко ему удалось одержать верх. Фредди тоже не проронил ни звука. Неимоверным усилием он смог подавить стоны, и лишь сбившееся дыхание напоминало, что это — живой человек, а не резиновая кукла для утех. Сердце заходилось в бешеной скачке. Глаза щипало слезами, но дал он им волю намного позднее — когда автобус с группой выехал в направлении Шеффилда, и не осталось сомнений, что парни, утомленные долгим пребыванием на сцене и убаюканные дорогой, мирно дремлют. Прислонившись лбом к стеклу, Фредди вглядывался в сумеречные очертания деревьев, нестройными рядами растущих вдоль трассы, и постепенно картина мира перед глазами расплывалась, становилось трудно дышать. Отчаяние вызывал не тот факт, что над ним грубо надругались — черт с ней, с гордостью! — а то, что он, похоже, крепко угодил на крючок. Оставалось только удивляться, как такое могло произойти. Ведь еще недавно казалось, что он способен удержать ситуацию под контролем, а теперь ему объявлена война, ставка в которой — не только его тело или его честь, но и будущее «Queen». Больше у него не было выбора. Случившееся стало последней каплей. Фредди вспомнил, что бумажка с телефонным номером, которым его снабдил Дэвид Миннс, все еще лежит дома, бережливо убранная в тумбочку руками Мэри, и он решил, что обязательно свяжется с этим пресловутым юристом, как только они возвратятся в Лондон.***
20-е сентября 1979 года
Время шло, и паб понемногу пустел. В отличие от Штатов, где за пуританской оберткой скрывались возможности гулять хоть всю ночь напролет, в Лондоне заведения даже с самой сомнительной репутацией закрывались не позднее двух часов ночи. Гудящее эхо многочисленных голосов неуклонно сменялось тишиной, наполняющей просторный зал. Только в дальнем конце, у окна, еще виднелась какая-то немногочисленная компания. Джона трясло так, словно он попал в какой-то кошмарный сон. Было желание как можно скорее сбрызнуть лицо водой, чтобы избавиться от мучительного наваждения, и только болезненное оцепенение всех мышц мешало ему сейчас же скрыться в туалете. Фредди, напротив, был удивительно спокоен, согнувшись над столом и покручивая в пальцах ножку давно опустевшего бокала. Поначалу его лицо полыхало стыдом, но это чувство на удивление быстро сменилось другим — как будто из давней раны наконец отсосали яд. — Так он тебя… шантажировал? — Джон залился краской, внезапно поняв, что собирался употребить вовсе не это слово. Фредди догадался, о чем речь. — Нет-нет! Я… я сам виноват, дорогой. — Это он тебе внушил? — Голос Джона вновь гневно дрогнул. — Ты не понимаешь. В конце концов, я сообразил, что могу манипулировать этой сволочью, гасить приступы его раздражения и по возможности заставлять делать то, что нужно нам. Оказалось, это не сложно. Достаточно дать ему… выпустить пар. — Он поглядел в пол и усмехнулся. — Да-а… способ не самый приятный. В который раз Джону захотелось заткнуть руками уши. Он, самостоятельный двадцативосьмилетний мужчина, отец троих детей, внезапно сам почувствовал себя беззащитным ребенком, впервые вынужденным посмотреть в лицо собственным потаенным страхам. Самое ужасное, что все это происходило у них на глазах. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, в чем дело — но ни один из них не догадался. Такую вопиющую слепоту нельзя было объяснить обычной наивностью. Нет, тут что-то другое. И именно это «что-то» терзало совесть больше всего. — А то, что он говорил... ну, тогда… Это правда? — Джон и сам не осознал до конца, какого черта задал этот вопрос. Фредди покачал головой. — Пойми, малыш, абсолютно неважно, что было на самом деле, а чего не было. Важно лишь то, как это выглядит. — А Рид?.. — Ты хочешь знать, было ли с ним тоже? — Фредди взглянул на него с иронией, отчего Джону захотелось провалиться прямиком в преисподнюю. Да, черт возьми, именно об этом он и спрашивал! — Раз уж мы с тобой начали вспоминать разные поговорки, нельзя не сказать еще об одной: «Хочешь прогнать Сатану — зови Вельзевула». Джон слегка фыркнул, припомнив замысловатый текст «Рапсодии», над которым они порядочно поржали в свое время. — Выходит, Сатаной у тебя была «Trident», а Рид — тем самым Вельзевулом? — Вроде того… — Фредди пьяно помотал в воздухе пустым бокалом. — Но с ним получилось еще хуже. Я… не чувствовал ничего. Вообще ничего — ни стыда, ни ненависти, ни злости. И тогда окончательно понял, что превращаюсь в того, кем паскуда Нельсон называл меня, бывало, по десять раз на дню. Да, дорогуша, я и вправду шлюха! Дешевая, мерзкая шлюха, для которой ее тело — это товар, не больше. А потом… Риду стало мало меня одного. Или тупо стало мало тех денег, которые он на нас заработал… неважно. Так или иначе, пришлось искать пути отступления.***
Октябрь, 1977 год
В полдень в ресторане «Белый слон» на Керзон-стрит обычно бывало довольно оживленно — это местечко, недорогое и притом вполне приличное, облюбовали те, кто работал поблизости, и регулярно наведывались сюда в обеденный перерыв. К счастью, Рид заранее заказал свой обычный столик и теперь спокойно курил в ожидании Фредди, который вскоре появился, судя по всему, в хорошем настроении. — Привет, Джонни. Ты хотел меня видеть? — Он приземлился напротив и тут же уткнулся в меню. — Погода сегодня просто прелесть, правда? Почему-то его довольный вид с самого начала вызвал резкий приток раздражения. — Здравствуй, милый, — Джон многозначительно постучал пальцами по столу. — Хотелось бы прояснить один любопытный момент. Позавчера ты встречался с Дэвидом Виггом? Фредди невинно улыбнулся. — Да, очаровашка Дэйв… мы с ним отлично поужинали! — Ты знаешь, что он работает на «Daily Mail»? — Разумеется, дорогой! — воскликнул Фредди, сверкнув глазами. — И уверен, что его статья получится еще лучше, чем у Тони Стюарта. Рид, уязвленный, поджал губы. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что пытается сделать Фредди — прикормить какого-то второсортного писаку у него за спиной. — Честно говоря, мне надоело, что пресса пишет о «Queen» одни только гадости, — продолжал тот, не поведя и бровью. — А Вигг показался мне приличным малым. Думаю, мы с ним поладим. — Разве ты забыл наш уговор? Любое общение с журналистами только через меня. — Джону стоило немалых усилий удерживать самообладание. С каждым словом становилось все очевиднее, что этот наглец просто-напросто издевается над ним. — О, как же! Помню-помню! — Фредди оторвался от меню и картинно всплеснул руками. Широкая улыбка не сползала с его лица. — Только в последний раз, когда я последовал этому правилу, твой знакомый втоптал меня в грязь. И только посмей, блять, сейчас сказать мне, что он сделал это без твоего ведома! — В этот момент от маски манерной Королевы не осталось и следа. Во взгляде Меркьюри промелькнуло что-то угрожающее. Рид прикусил язык. К такому откровенному разговору он не был готов — тут Фред, стоит отдать ему должное, сумел застигнуть его врасплох. — Знаешь что, дорогой Фредди Меркьюри. Пошел-ка ты в задницу! — Джон поспешил затушить сигарету, отер рот салфеткой и ретировался. Он выскочил из ресторана и перешел улицу так поспешно, словно убегал от кого-то. Было очевидно, что он сорвался, как маленькая капризная девочка, которой не купили желанную куклу. Еще никому не удавалось настолько вывести его из себя, и это было двойным унижением. Оказавшись дома, первое, что он сделал, — метнулся к мини-бару, достал бутылку виски и налил себе полный стакан. Да, похоже, сотрудничество с «Queen» себя изжило. Рано или поздно ему все равно пришлось бы выбирать между Элтоном и этими мальчишками, теперь же оставалось только одно — придать всей этой безобразной истории мало-мальски приличный вид. Прихлебывая виски, Рид сел на край дивана. Он старался мыслить хладнокровно, хотя обида все еще давала себя знать, и дыхание было тяжелым. К черту этого смазливого барабанщика! Неудачу на любовном фронте он бы как-нибудь пережил. Но Меркьюри… Джон в самом деле был готов предложить ему многое. При должной раскрутке у парня были все шансы переплюнуть Элтона уже в самое ближайшее время. Но тот предпочел остаться со своими гребаными дружками, и теперь Джона впервые за всю непродолжительную, но весьма насыщенную карьеру преследовало чувство, будто его крепко поимели. Если бы он только знал, что все так закончится, когда согласился пригреть этих неблагодарных… Ну ничего, он еще возьмет свое! Дай им только заикнуться о разрыве контракта — уж он стрясет с них все, что может. Его мысли перебил звон разбивающегося стекла. Одно из окон в дальнем конце комнаты треснуло, и что-то тяжелое приземлилось на ковер поверх осколков. Приглядевшись, Джон различил увесистый булыжник. Чтобы докинуть такой аж до второго этажа, требовался хороший размах. И конечно, он нисколько не удивился, когда, высунувшись в окно, увидел прямо перед собой самодовольное лицо Меркьюри, который стоял руки в боки и по-прежнему нахально улыбался. — Как ты смеешь бросать звезду в одиночестве? — громко прокричал он, вздернув подбородок. — Мы с тобой не закончили. Поверь, мне еще есть, что сказать. Много-много всего… Так что, выбирай сам, дорогуша, будем говорить у тебя дома, или прямо так, посреди улицы. Джон с досадой осознал, что у него нет выбора. Не позволять же этому засранцу делать из него посмешище! Сцепив зубы, он усмехнулся, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, и широко взмахнул рукой, приглашая Фредди подняться.***
20-е сентября 1979 года
Они покинули паб последними. Снаружи царила пустота, естественная для этого времени суток, когда добродетельным гражданам Лондона полагается видеть пятый сон. Лишь время от времени покой замершей в молчании улицы нарушало авто какого-нибудь припозднившегося работяги. Джон, выпивший больше, но каким-то образом сохранивший ясность ума, усадил порядком размякшего товарища в заранее вызванное такси и, забравшись внутрь следом, сообщил водителю адрес кенсингтонской квартиры Фреда. Оставалось уповать на то, что его нынешний… как там зовут этого прощелыгу? Тони? Да, оставалось уповать на то, что этот Тони не убежал в очередной раз искать приключения на задницу, иначе Джону придется самому заночевать на Стаффорд-Террас или, на худой конец, разбудить Мэри — оставлять Фредди одного в этот вечер он не осмелился бы ни за что. В окнах проносящихся мимо домов не виделось ни единого проблеска света — Лондон имел вид темной и холодной могилы. Фредди улыбался и похихикивал, вольготно развалившись на заднем сидении. Однако Джон хорошо знал, какая черная пропасть скрыта за видом обычного напившегося засранца, и боялся, что сейчас Фред способен на что угодно. Их сегодняшний разговор был сродни хирургической операции — Джон, сам того не ожидая, вскрыл многолетний болезненный нарыв. Кто знает, чем это обернется? Состояние больного было чревато осложнениями. Долго ехать не пришлось. Четверть часа спустя машина уже стояла у подъезда. Фредди вновь попытался что-то буркнуть насчет денег, но Джон проигнорировал его возмущенное бормотание и сам рассчитался с водителем. Тони в квартире не оказалось, что не удивительно. Вместо него внутри обнаружился Джо Фанелли, спокойно дремавший на диване прямо у входа в обнимку с пушистой, сиамского окраса, кошкой по кличке Тиффани. Очевидно, они оба дожидались возвращения Фредди. Как сюда попал Джо и давно ли, черт знает, но увидав его, Джон вздохнул с облегчением. Пожалуй, даже лучше, что тут был именно он. Честно говоря, мало кто из бывших парней Фреда производил приличное впечатление, но этот скромный американец, на удивление, нравился всей команде. Фред часто брал его с собой в разъезды на правах личного помощника. Иногда Джону даже казалось, что тот доверяет ему почти так же, как Мэри. Когда Джо, нащупав под подушкой очки и водрузив их на положенное место, увидел Джона в обнимку с Фредди, один пьянее другого, по его лицу стало понятно, что парень ожидал чего угодно, только не такой картины. Он был, судя по всему, убежден, что Фред вернется с кем-нибудь из клуба. Осознав двусмысленность ситуации, Джон поспешил пояснить: — Съемки затянулись, и я предложил ему зайти в бар, пропустить по стаканчику за успех клипа. Паразит и словом не обмолвился, что его ждут дома… Джо лишь кивнул, кажется, решив не задавать вопросов, даже если они у него были. — На-ка, забирай его. — С максимально непринужденным видом Джон сгрузил ему на плечо полубесчувственное тело и, прежде чем покинуть квартиру, которую таблоиды давно окрестили прибежищем содомии и разврата, наказал: — Не оставляй его сегодня. Ни на шаг не отходи. Ты меня понял? И лучше всего, завтра тоже…***
Конечно, Веронику удивило и даже малость рассердило его позднее появление, тем более в очевидном подпитии, но Джон не стал ничего объяснять, прошествовав с порога прямо в ванную, и вскоре она отстала, решив, по-видимому, отложить воспитательную беседу до утра. Только бросила ему вдогонку, чтобы он вел себя потише, потому что дети спят. В ванной Джон наконец как следует умыл лицо — раз, и два, и три, пока рукава его рубахи, которые он так и не удосужился закатать, не промокли насквозь. Потом он закрыл кран и, усевшись прямо на холодный кафельный пол, обхватил голову руками в бессознательной попытке хоть как-то унять хаос, которым были охвачены все его мысли. Он даже не подумал усомниться в правдивости услышанного — ни один человек в здравом уме не станет сочинять такое, а уж тем более Фред. Джон слишком хорошо его знал. Чем больше он вдумывался в положение вещей, тем очевиднее ему становилось, что каждый из них имел шансы очутиться на месте Фредди — с разбитой жизнью и измученной душой, противный сам себе. Все они в свое время балансировали на границе, но только один эту границу пересек, одновременно оттолкнув остальных как можно дальше. Казалось, он никогда не сможет уложить в голове то, с какой легкостью Фред принял на себя их общие проблемы. Принял сразу и со всей решительностью. Без обсуждений, без ропота, даже не поставив их в известность. Пока они строили каждый свою жизнь, Фред разрушал свою. Джон не мог не питать уважения к его поступку, хотя это уважение сочеталось с тихим всеобъемлющим ужасом. Он вслушивался в тишину дома, точно зная, что там, наверху, в детской, спят мирным сном Робби и Майкл. Что Вероника сейчас, скорее всего, дремлет в мягком кресле возле кроватки двухмесячной Лауры, дожидаясь, когда малышка в очередной раз попросит пищи. На глазах у Джона показались слезы. Впервые он понял, что Фред не лукавил, не кокетничал, не кривлялся, говоря, что завидует ему. Понял, почему тот обожал «You’re My Best Friend». Еще утром он смотрел на жену и детей, как на естественную составляющую своей жизни, не сознавая, какой бесценный подарок сделала ему судьба четыре года назад и как несчастны люди, лишенные этого. Ему было стыдно. Нет, вовсе не из-за чувства, что он обрел свое счастье взамен чужого счастья. Просто он понимал, что никогда не смог бы поступить так же, как поступил Фред. Он просто-напросто трус. Брай и Роджер ничего не знали и, если это зависит от него, не узнают никогда. Их совесть была и останется чистой. Но он… он догадывался уже давно, и только паршивый страх перед уродливой правдой жизни мешал ему во всем разобраться. Как знать, возможно, если бы этот разговор состоялся раньше — еще пять-шесть лет назад, — Фред не зашел бы так далеко? Женился бы на Мэри и со временем забыл о гомосексуальной стороне своей личности. Или, может, встретил бы подходящего парня и счастливо зажил с ним. Но не загнал бы себя в омут. Не попал бы в окружение мелочных и порочных людей. … Уже светало, когда Джон очень осторожно и тихо пробрался в спальню. Он нашел жену там, где и ожидал. Замотанная в плед, она крепко спала. В проеме теплого распашного халата виднелся ворот ночной рубашки и набухшая, вся в жилках, грудь. Левая рука лежала на плече, а на ней виднелось кольцо — то самое, которое он подарил ей в памятный день скачек. Джон стоял в дверях, очарованный этой картиной безмятежности, окрашенной предрассветными сумерками. Вдруг то ли от холода, то ли почувствовав его взгляд, Верон зашевелилась и приоткрыла глаза. — Который час? — пробормотала она едва слышно. — Не знаю, — честно ответил Джон. Он не следил за временем. — Ты еще не ложился? — Нет, — он прошел в комнату, опустился перед ней на корточки и улыбнулся. — Дорогая, иди в кровать. Тебе не помешает хорошенько выспаться. Я посижу возле Лауры и, если надо, сделаю все сам. — Как бы то ни было, сегодня он определенно не сможет сомкнуть глаз.***
Снова они с Фредом встретились только спустя две недели на небольшой корпоративной вечеринке по случаю выхода сингла. Клип, к тому времени уже почти готовый, получился, по мнению большинства из них, немного… не в стиле «Queen». Впрочем, Фредди только рассмеялся, сочтя такую оценку самой лучшей, и сообщил всем, что «стиль «Queen» — это удивлять зрителей, дорогие!» Фред постоянно крутился в стайке гостей, картинно улыбался и хвастался всем, кого видел, что через пару дней выступает в Колизее с балетной труппой. Его попросили спеть «Bohemian Rhapsody». Также он намеревался исполнить свою новую песню, посчитав, что «балету не повредит немного классики в стиле Элвиса». По его словам, на репетициях он поначалу жутко стеснялся, но, как выяснилось, напрасно. В этом нет ничего сложного, самое главное — ухитриться влезть в старое трико, в котором он давненько не появлялся на сцене. В другой раз Джон счел бы эту трепотню забавной, но сейчас она только раздражала. Он был твердо настроен поговорить с Фредом, на сей раз на трезвую голову, но никак не мог улучить момент. Он уже было решил, что Фред намеренно его избегает, когда тот вдруг подошел сам. Выглядел он так, словно и капли в рот не брал. Джон и впрямь не припоминал, чтобы хоть раз заметил его сегодня с бокалом в руке, хотя вечер уже подходил к концу, и гости начали разъезжаться. Первой же фразы хватило, чтобы Джон отчетливо понял: за все это время не было и дня, чтобы Фредди не вспоминал об их разговоре. Равно, впрочем, как и он сам. — Знаешь, Дикки, я хочу попросить у тебя прощения. Глаза Джона округлились — такого он уж точно не ждал. — За что? — За то, что тогда распустил язык. Поверь, меньше всего мне хотелось бы делиться этим с тобой. — Фредди смущенно, исподволь, глядел на него. Тут Джон сделал еще одно потрясающее открытие, от которого у него внутри все содрогнулось. Судя по всему, Фред и впрямь не ждет от него ничего, кроме презрения. Он что, серьезно? Человек, который не позволил им разбежаться в момент отчаяния. Который лег костьми, чтобы «Queen» жила и добилась успеха. И которому они сейчас обязаны если не всем, что имеют, то уж во всяком случае большей частью. Как он может? Как смеет, черт побери, так думать?! Не находя слов, Джон наконец сделал то, чего не успел сделать тогда, две недели назад, — схватив Фреда за грудки, он посмотрел ему в лицо так, как не смотрел еще ни на кого, а затем прижал к своей груди. Нет, после всего, что ему открылось, он не презирать его должен, а благодарить. — Не бойся. Все, что ты рассказал, умрет со мной. Я не стану говорить ни Браю, ни Роджу — никому. И не вздумай допускать даже мысли, что я стал меньше тебя уважать, слышишь? — Все это он произнес на едином дыхании в порыве чувств. Фредди не сказал ни слова, однако Джон почувствовал, как после короткого замешательства его тело расслабилось, словно с плеч упал невидимый груз. Отстранившись, он заметил, что щеки Фреда сверкают бриллиантовым блеском. Да, так и есть! Фредди, мать его, Меркьюри, впервые на его памяти плакал — и это были, без сомнения, слезы облегчения. Именно тогда Джон осознал для себя простую, но важную вещь. Сильный человек — не тот, кто никогда не плачет, а тот, кто, несмотря ни на какое жизненное дерьмо, продолжает улыбаться.***
28-е ноября 1991 года
— Я обещал Фреду, что не расскажу вам ничего, но… сегодня, наверное, пришло время нарушить слово, потому что… Потому что, блять!.. Фреда с нами нет, а мы сидим тут и рассуждаем, какие мы с вами все из себя белые и пушистые, а он сам виноват, что превратился в горстку пепла в сорок пять лет! — Джон, я… я не знаю, что сказать. Но я не думаю, что ты прав. Мы столько лет жилы рвали, работали, разве это не наш успех? Разве мы его не заслужили? — Брайан не мог оставаться на месте и опять уже нервно рассекал взад-вперед. — Давай будем логичными. Мы собирали полные стадионы не потому что Фред кому-то… подставился. Бред! Люди просто приходили слушать нашу музыку. Разве это не значит, что все было по-честному? — Ты меня не понял, Брай, — Джон вздохнул. — Разговор не о стадионах, а о том, что нам вообще позволили выйти из-за кулис. Наше шоу было прекрасным, никто не спорит. Но то, что занавес открылся, что у нас появился шанс, — это не просто удача. Увы, нет. Это проданные душа и тело Фреда… Родж, а ты что скажешь? Почему молчишь? Роджер как-то очень осторожно, опираясь на спинку, поднялся с дивана. — Сейчас, Джон, сейчас… мне только надо… Я сейчас воды… воды выпью и скажу. Да. Скажу. Минутку… — Он сделал пару шагов и начал заваливаться прямо на пол.