27-е ноября 1991 года
Брайан и Джон появились в холле, когда часы отсчитывали последние минуты этого длинного и трудного дня. После скудного освещения снаружи яркий свет нескольких люстр ударил в глаза. На полу валялась куртка Роджера. Самого же Роджера видно не было. — Родж, ты где? Эй, мы замерзли, хотим выпить! И чаю!.. — Громко спросил Брайан у безмолвствующего дома, снимая пальто и аккуратно развешивая его на плечиках. — Ты чего куртку на пол кинул? Ответом была тишина. — Блядь… Родж! Роджер! — еще громче крикнул Брай и посмотрел на Джона округлившимися глазами. — Не паникуй раньше времени. — Джон поплотнее прикрыл входную дверь. — Может, он заныкался где-нибудь в глубине дома и не слышит. Или просто сидит в туалете. Брайан заглянул в кухню — никого. В малой гостиной, где они просидели весь день, камин уже догорел. Из приоткрытого окна тянуло ночной сыростью. Роджера нигде не было. — Из дому он не выходил, мы бы заметили. Значит, где-то тут. — Джон бросил взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж. — Давай-ка, ты наверх, а я внизу посмотрю. Может, он в спальне или в библиотеке... — Брайан сосредоточенно и четко начал давать указания. — Блин, надо было сразу идти за ним! Вдруг ему плохо? — Брай, успокойся, пока все хорошо. Не пори горячку раньше времени. — Джон, поправив свитер, начал подниматься по ступенькам. — Возможно, он просто заперся где-нибудь и не хочет никого видеть… Оказавшись наверху, он сразу прошел по длинному коридору и свернул налево в направлении спальни. Везде было тихо и темно. Дверь в спальню оказалась не заперта, но внутри никого не было. В ванной, как вскоре выяснилось, тоже. Свет не горел ни в одной из комнат. Библиотека располагалась в другом конце дома, чтобы попасть туда, нужно было вновь спуститься на первый этаж. Вряд ли Роджер рванул в бассейн или в студию. Что он там забыл? В таком огромном доме они даже вдвоем могли искать этого засранца часа два. Вдруг снизу послышались крики Брайана: — Джон, он тут, спускайся! Придурок! Еще один такой эксцесс — и я не знаю, что с тобой сделаю! Ты зачем дверь на замок закрыл? Кто бы к тебе в туалет приперся? Мы же вообще на улице были. «Дадим ему побыть одному, Брайан». Дикки у нас такой тактичный, блин! А если бы что-нибудь случилось? У тебя руки ледяные. Тебе холодно? Ты что там делал? Мокрый и бледный, как мертвец, Роджер стоял у лестницы рядом с сердитым Брайаном. — Уймись, Бри! Тебе в подробностях описать, что люди делают в туалетах? С использованием медицинских терминов или просторечия? Со мной все нормально. Замерз только. Мыл руки холодной водой, ну, и как-то… — Родж осекся. Говорить о неполадках с сердцем не хотелось вовсе. — Ладно, парни, чего митинговать, пошли лучше выпьем еще. — Джон неторопливо спустился, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Хотя беспокойство за засранца Тейлора отодвинуло прочие чувства на второй план, гнев, кипевший в груди, никуда не делся. Совладать с ним было очень сложно. Часы пробили полночь. — Ну вот, уже и двадцать восьмое, — объявил Джон. — Новый день… Прошли в гостиную. Пока Джон пытался заново разжечь огонь в камине, Брайан прикрыл окно. — Все же я не понимаю, Дикки, почему ты считаешь, что мы тоже виноваты? Что я, ты или Родж должны были делать? Приковать Фреда к батарее? Отгонять от него всех этих бесконечных прихлебателей и непонятных субъектов? Тот же Миннс или куча других мутных парней, которых хлебом не корми, дай только потереться около большой звезды… кто и когда принес эту пакость, уже не разберешь. — Брайан чувствовал, что нарывается, по крайней мере, на серьезную разборку, но оставить все как есть попросту не мог. Черт знает почему, но слова Джона задели за живое. — Брай, ты о чем? — Роджер сел обратно на диван. Сегодня это было его насиженное место. Не было никакого желания менять дислокацию. Вроде бы, его действительно отпустило. Слабость, правда, никуда не делась. Хотелось лечь и, накрывшись пледом, проспать часов двенадцать, не меньше. И лучше бы проснуться в каком-нибудь другом мире, где все хорошо. Где Фредди жив… — Пока ты тут в себе разбирался, мы с Джоном рассуждали, кто из нас и чем заплатил за успех. И он говорит, что Фред — больше всех. И за нас тоже. Мы-то тут при чем? Согласен, его цена оказалась выше, но она только его. В том, что он в загулы пускался, я виноват? Я? Или ты, Родж? Нет, я вовсе не ангел небесный, и у меня бывало… всякое. И все же… — Дикки, ты правда так считаешь? — Роджер недоуменно поглядел в спину Джону, который закончил колдовать над дровами, но продолжал стоять у камина и молча, не поворачивая даже головы, смотреть на разгоравшееся пламя. — Знаешь, ты сказал, что я ревновал Фреда. Я взбесился, но… ты прав, черт побери! Да, ревновал! Потому что он был мне ближе, чем брат родной, а потом… что случилось потом, ты помнишь? Он начал искать нам замену. И всякие мутные суки, типа Прентера, терлись вокруг. Может, это он наградил его СПИДом? Этот ублюдок явно подцепил заразу раньше Фреда. А еще продал его грязное белье журналистам за тридцать кусков. Помнишь это? Помнишь, а? Или напомнить?.. Не поднимаясь, Родж протянул руку, вытащил из тумбочки около дивана свернутую вчетверо газету и раздраженно бросил на журнальный столик. Это был свежий номер «News of the World». На первой же полосе рядом с фотографией счастливых Фредди и Мэри, сделанной на какой-то из вечеринок, разместился заголовок: «Культовый исполнитель признался в СПИД-диагнозе». Но самое мерзкое — это, пожалуй, дата в левом верхнем углу. Газета была выпущена двадцать четвертого ноября. — Какими же сукиными тварями надо быть, чтобы перепечатать похабные откровения Прентера в тот день, когда Фред… — Роджер не справился с эмоциями и, ухватившись за левый бок, откинулся на подушку. — Он пригрел у себя всех этих паразитов, а они… вот чем отплатили. Свели его в могилу, а теперь, кто жив, еще и пляшет на костях. И вообще, какого хрена ты стоишь спиной? Если я что-то не понимаю — поясни, может пойму. Вроде, не дурак… — Нет, Родж, ты не дурак. И ты, Брай, тоже. Просто вы… Блять! — Развернувшись, Джон быстрым шагом прошел к столу, наполнил рюмку водкой и залпом выпил, налил еще одну — и снова выпил, даже не поморщившись. Затем согнул спину и вцепился обеими руками в край столешницы. — Э-э… ты что делаешь?! С цепи сорвался? — изумленно воскликнул Брай, и они с Роджером переглянулись. Джон не ответил ничего. Кровь прихлынула к его лицу, глаза наполнились слезами. Он говорил сам с собой. — Фред, прости меня, только больше я так не могу… Знаю, ты простишь, хоть я и обещал, что эти идиоты ничего от меня не узнают. Так нельзя. Я взвалил на себя слишком тяжелый груз… — Наконец он вновь поглядел на товарищей, успев утереть слезы рукавом. — Сядь, Брай. И очень вас прошу, заткнитесь оба. Не перебивайте… если сможете. Сейчас я расскажу все, что знаю, а там уж сами делайте выводы, кто из нас и за что в ответе. В камине с треском рассыпалось на угли большое полено.***
20-е сентября 1979 года
Фредди привык все делать безупречно. Он и делал все безупречно. Фонограмма, свет, подтанцовка — все до последней крохотной детали всецело отвечало его видению. Здесь, на площадке «Trillion Studios», никто не смел ослушаться его ни в чем, интуитивно понимая, что сегодня он больше, чем Бог; он — автор. Время от времени даже Дэнни с легкостью уступал ему роль режиссера, давая просматривать снятые кадры и вносить коррективы. Словом, все шло как по маслу. Вот только… … только эта маленькая стервозная блондинка как будто нарочно портила уже третий дубль. По команде: «Стоп!» вся мизансцена рассыпалась. Откуда-то сзади Фредди уловил разочарованные вздохи и сдавленную ругань Роджера. Сам собой рядом вырос Пол, услужливо протягивая открытую пачку «Silk Cut Mild». Блондинка стояла на прежнем месте, вжав голову в плечи, бледная и сконфуженная. Вытянув сигарету, Фредди вальяжным шагом приблизился к ней. Майка, что была на нем, дышала на ладан — чтобы разорвать ее, не требовалось особых усилий. По всему выходило, что девчонка просто испугалась. — Как тебя зовут, дорогая? — Донна, — ответила та, виновато всхлипнув. — Послушай, Донна, мне не справиться без тебя. Если мы сегодня не закончим съемку, клип не успеют смонтировать к нужному сроку. Он не попадет в «Top of the Pops», и тогда весь наш график полетит нахер! — Фредди посмотрел в ее трогательно-испуганные глаза со всей теплотой, на какую был способен, хотя внутри у него уже кипел вулкан. — Ты поможешь? Дело не сложное. Ты должна порвать на мне эту чертову майку! С одного дубля. Она робко кивнула, по-видимому, все еще не очень-то в себе уверенная. — Вот и умница, — отозвался он, подмигнув. И вдруг приник к ней в неистовом поцелуе. Донна затрепетала, но не отстранилась, а наоборот, покорно разомкнула губы. Фредди готов был поклясться, что чувствует биение ее сердца, частое и гулкое. Он игриво прикусил ее нижнюю губу и нахально улыбнулся, спиной чувствуя колкий взгляд Пола, который уже с час как пристально следил за временем, будто боялся опоздать к какой-то невероятно важной встрече. — Давай, детка! Не бойся, я ведь не хрустальный. Всади в меня коготки посильней! — Вновь ободряюще чмокнув несчастную Донну на сей раз в пылающую щеку, Фредди выбросил толком не выкуренную сигарету, занял прежнее место у края бутафорской сцены, и только тогда сделал Дэнни знак, что готов продолжить. Джон, наблюдавший за ним, язвительно прищурился. — А ты, похоже, собрался сегодня изобрести новый вид секса, да, Фред? Фредди облизнул губы и улыбнулся. — Ты чертовски прав, Дикки! Я хочу трахаться с каждым зрителем по ту сторону блядского экрана — с женщинами, с мужчинами. Я ведь самая настоящая музыкальная шлюха. Или кто-то еще сомневается в этом? — Отвернувшись от него, Фредди громко хлопнул в ладоши. — Ну что, девочки, работаем? Через секунду снова зазвучала мелодия рокабилли, успевшая за этот вечер порядком задолбать всех. Пришлось начинать почти с нуля, но Фредди был готов еще хоть двадцать раз облапать талию Донны и запрыгнуть с ней на гребаный мотоцикл, лишь бы на экране это выглядело точь-в-точь как и у него в голове. Пока тело повторяло заученные движения, мысли постепенно уносились куда-то далеко. «Рокабилли…» Хотелось бы ему поглядеть на лопуха, придумавшего это идиотское словцо! Нет в мире большей глупости, чем пытаться загнать искусство в эфемерные границы жанров и направлений. Пожалуй, после выхода сингла у критиков появится отличный повод позубоскалить. Его уже достаточно обвиняли в бессмысленном подражательстве, но в паразитировании на популярности целого жанра, который сейчас сызнова набирает обороты, — еще ни разу. Впрочем, плевать. После Элвиса любая песня в таком стиле кажется кавером. Главное — не разочаровать поклонников. А если сингл попадет в чарты в США, значит, он не зря потратил полчаса своей драгоценной жизни. Меланхолично водя пальцами по струнам, Джон продолжал следить за Фредди. Вот, его рука плавно опустилась на бедро Донны, и они вдвоем начали ритмично двигаться. Казалось, в эти несколько секунд Фред был отчаянно влюблен в свою партнершу — настолько, что мог простить ей что угодно, даже если она расцарапает ему грудь до крови. Все, кроме еще одного испорченного дубля, конечно же. По счастью, на сей раз в самый ответственный момент девчонка не подвела. Ткань податливо разошлась, по спине у Фредди побежали мурашки, и он мысленно поаплодировал Донне, однозначно решив, что она молодец. Затем прошествовал в арьергард сцены, повисел пару секунд на тонкой опорной установке и встал возле Джона, эффектно переглянувшись с ним. — Снято! — Крик режиссера заставил всех расслабиться. — На сегодня хватит. Материала больше, чем нужно. Всем спасибо. Длинный, тягомотный съемочный день остался позади. Парни разбрелись по своим гримеркам собирать вещи.***
В дверь постучали. — Фред, ты там? Меркьюри судорожно вздрогнул, возвратившись к реальности, и чуть слышно кашлянул в кулак, чтобы избавить голос от ноток волнения. — Входи, дорогой. В гримерке показался Прентер, как всегда доброжелательный и собранный. — Уже десятый час, — мягко напомнил он. — У нас заказан столик, ты не забыл? Том и Питер ждали нас в восемь, ну да хрен с ними. Уверен, они уже нашли себе занятие. Фредди глянул на него, изобразив растерянность. Пусть Пол думает, будто он, увлекшись работой, позабыл всех и вся. — Мне надо переодеться, — зачем-то сказал он, хотя и так было ясно, что отправляться куда-либо в ветхой разодранной, вымокшей насквозь и пропахшей потом майке — не лучшая идея. — А может, пойдешь так, как есть? — Приблизившись, Пол опустил голову на плечо Фредди и ласково улыбнулся их отражениям в зеркале. — Тебе идет брутальный стиль. В любом случае, ты всегда будешь королевой бала. — Знаешь, мне предложили выступить с Королевским балетом на каком-то благотворительном вечере. — Знаю, — Пол бегло кивнул. — Ты уже говорил. Кажется, вчера… Но Фредди, не обратив внимания на его слова, продолжал: — Я, наверное, буду смотреться слоном в посудной лавке рядом с этими изящными танцовщиками, но… все равно хочу попробовать. В самом деле, почему бы и нет? Наверняка будет забавно. Представляешь, чего стоит освоить за пару недель все эти балетные движения, которым другие учатся годами? Да-а… — задумчиво протянул он, глядя исподлобья на Прентера, и его кулаки почему-то сжались. — Давненько мы не давали журналистам мало-мальки приличного повода для скабрезных статеек, правда, дорогой? Хотя переплюнуть тот бред, который эти олухи насочиняли после нашей тусовки в Новом Орлеане, будет непросто. Помнится, они смеялись до боли в солнечном сплетении, читая бесконечные бредни про ванны шампанского, гермафродитов и карликов с блюдами кокаина. Но потом, оставшись в одиночестве, Фредди ощутил непреодолимое желание расколотить что-нибудь. Хорошо еще, что под руку не попалась ни одна из его коллекционных японских ваз. — Зачем сейчас вспоминать об этом? — отмахнулся Пол. — По твоим же словам, насрать, что критики говорят об альбоме, главное — они его купили. Если журналисты подняли шумиху, продажи обеспечены, так почему тебя должно волновать что-то еще? — Да, но в Штатах мы по-прежнему только во втором эшелоне. Там всем заправляет панк, а «Queen» остается «теми смешными пидорковатыми англичанами». Иногда я думаю, а не послать ли нахер эту Америку и не попытаться копнуть в другом направлении. — Ты о чем? Фредди пожал плечами. — Например, Бразилия, Аргентина, Венесуэла — это настоящее непаханое поле! — Венесуэла? — Пол поморщился с сомнением. — Ты хоть представляешь, что творится в этих странах третьего мира? — Плевать, если там нас слушают и готовы заплатить! А еще Элтон в мае выступил в СССР. В «NME» напечатали фотографии, где они с Ридом, мать его, позируют прямо на Красной площади в Москве. Только представь! Там, за Железным занавесом, совсем другие зрители. Другая сцена, без панковской гнили. Там определенно есть, где развернуться! Неужели мы хуже Элтона? Или свет клином сошелся на этих американских ублюдках? — Тут Фредди замолчал, решив, что, пожалуй, излишне размечтался. Пока не истек срок контракта с «Elektra», им хочешь не хочешь придется батрачить на американский рынок. Пол уловил его смятение, и в пышных усах снова показалась улыбка. — Тебе нужно отвлечься, а то ты, похоже, сам не знаешь, что говоришь. Советский Союз? Раскачать тамошних жителей еще сложнее, чем пуританских зануд в США. Готов спорить, они и слышать не слышали о «Queen». Да и кто вас туда пустит? Их правительство, понимаете ли, следит за нравственностью молодежи. А если даже вам с парнями повезет, представляешь, как взбеленится пресса?.. — Он успокаивающе похлопал Фредди по предплечью и осторожно спросил: — Так ты идешь? Тот устало помотал головой. — Поезжай один. Пол нахмурился, ожидав, по-видимому, совсем не этого. — Да что с тобой сегодня? Снова депрессия? — Нет. Просто вымотался за день. — Если хочешь, я останусь с тобой. — Не стоит. Найдешь себе компанию на ночь. — Точно? — Голос Прентера отдавал сомнением. Фредди повернулся к нему всем корпусом и, собрав остатки бодрости, кивнул. — Точнее не бывает, дорогой. И чмокни от меня Томми и Пита, если встретишь их. Когда Пол исчез за дверью, Фредди еще долго смотрел ему вслед безучастным взглядом, рассеянно покусывая губы. Пол заботился о нем абсолютно искренне. Порой их совместные приключения действительно помогали отвлечься, однако позже необъяснимое чувство пустоты накатывало с новой силой. Что-то подсказывало, что он приближается к незримому рубежу, что пора подводить какие-то итоги, но какие? Казалось, его жизнь бесповоротно поблекла. Ничто не приносило радости. Даже их музыка, год от года становящаяся все более бездушной и конвейерной — он это видел, видели и парни, хотя никто из них ни за что не признался бы. То, что раньше было делом всей жизни, стало просто бизнесом. Когда-то он считал каждую свою песню очаровательной маленькой сказкой, а теперь, сочиняя за роялем, прикидывал, сколько заработает. Возможно, ему пришла пора уйти из «Queen»? Думать об этом было невыносимо. Пока мог, он гнал от себя ужасные мысли, но они снова и снова мучительной волной наполняли разум, дожидаясь только момента, вроде нынешнего, когда он бывал особенно уязвим. Сколько раз его слух волей-неволей улавливал противное роптание, будто «Queen» уже не та. Что их музыка изжила себя, износилась, как его старые балетные туфельки. Что они превратились в едва ли не оскорбительное подобие себя прежних. Разумеется, глупо принимать близко к сердцу мнение фанатов. Что бы ты ни творил на сцене, как бы ни пытался угодить, все равно отыщутся недовольные. Но не прислушиваться Фредди не мог, просто потому что знал: эти люди правы. Лучший материал получался у них тогда, только тогда, когда они вчетвером были заодно. Дышали в унисон. Мыслили и жили на одной волне. Когда держались друг за друга всеми силами души. А что с ними стало теперь? Всего-навсего четыре парня, у каждого из которых имеется отдельный лимузин со штатным водителем, и которые, отработав свои гонорары, молча разъезжаются кто куда. У Брая, Джона и Роджа свои дела и проблемы, свои семьи, свой круг общения. А он… как будто хоронит себя в этих нескончаемых ночных похождениях. С тех пор, как в его жизни появился Пол, у него не было ни одной женщины. Зато было бессчетное количество мальчиков-однодневок, подцепленных в гей-клубах, таких же инфантильно-нелепых, как Миннси, с которым, по счастью, после памятной встречи в «Heaven» судьба больше его не сводила (говорят, его видели в нью-йоркском клубе «Anvil» в компании Тима Карри и Джеймса Артура). Чаще всего эти парни оказывались продажной сволотой, обдолбанной в хлам, готовой за пригоршню кокса отсасывать ночь напролет. Фредди не щадил их, предпочитая пользоваться тем, за что заплатил, на всю катушку. Чаще всего он заглушал совесть теми же словами, которые раз от разу твердил себе, пока был с Дэвидом: его не жалели — и этих грязных шлюшек никто не обязан жалеть. Они, как и он, выбирали сами. Только пару раз за эти последние годы он честно пытался выстроить серьезные отношения — не столько по воле чувств, сколько от скуки и страха перед одиночеством, но все эти попытки окончились ничем. Грешным делом Фредди винил во всем Прентера, хотя и понимал, что уж он-то точно тут не при чем. Ожесточившись, утрачиваешь способность любить. Фредди очерствел душой и вскоре сам перестал замечать, что окружает себя такими же черствыми людьми, которые в лучшем случае питали к нему нечто сродни любопытству, в худшем — просто пользовались его деньгами и влиянием. Таким был теперь и Тони. Прелесть их отношений заключалась, прежде всего, и том, что им было одинаково плевать друг на друга. И потом, вместе с Тони в его доме появилось существо, куда более значимое, — очаровательный рыжий котенок Оскар, потеснивший во всех смыслах его прежних любимцев — Тома и Джерри. Случись им разбежаться, Фредди и не подумал бы удерживать Тони, но Оскара не отдал бы ни за что на свете. С девушками было сложнее. Нет, Фредди не считал, что эта дверь закрыта для него насовсем. Но всякий раз, когда он подумывал о чем-то большем, чем просто скоротать вечерок в приятной женской компании, в голове невольно возникал образ Мэри — такой же уютной, теплой, домашней, какой он привык ее видеть, пока они были вместе. И начинало казаться, что он даже по истечении стольких лет изменяет ей. Тем более, она по-прежнему была рядом. Что бы ни происходило с ним, он всегда мог навестить ее, просто перейдя улицу, хотя порой ему думалось, что эта близость играет с ними дурную шутку. Что он эгоистично вцепился в Мэри, с одной стороны, лишив ее законного места в своей жизни, но с другой, с садистским упорством не позволяя окончательно его забыть. Сам того не желая, он воздвиг в своем сердце пьедестал для нетленного образа Королевы эльфов и ревностно следил, чтобы ничто его не пошатнуло. Бывало, он всерьез жалел, что в тот по-летнему жаркий октябрьский денек именно их лошадь выиграла забег. Но тут же брал себя в руки и начинал мысленно повторять, что принял правильное решение, хоть и непростое. Может быть, однажды Мэри все-таки одумается и сделает то, на что у него самого никак не хватало духу — окончательно оборвет связывающую их нить, даже если это оставит у обоих кровоточащие раны. Оторвав себя, практически насильно, от этих дурацких, совершенно никчемных мыслей, Фредди наконец принялся собираться. Должен же и он в кои-то веки провести спокойно вечер и ночь! Дома его ждал Джо — не самая плохая компания. Можно будет поужинать вместе и посмотреть какую-нибудь ерунду по телевизору, как все нормальные люди в будний день. На выходе из гримерки он нос к носу столкнулся с Джоном. — Ты что, прибить меня хотел? — Глаза Джона смеялись. — Не стоит. Я — отец троих детей, как-никак. Случись что, кто будет кормить всю эту ораву? Куда так разогнался? Фредди вяло усмехнулся. — Домой. — Что-то на тебя не похоже, Фред, после работы сразу домой. Глядишь, раз-другой — и втянешься. Будешь ужинать перед теликом и ругаться с ведущими новостных каналов. Или, не дай бог, на футбол подсядешь. — Ты чего ржешь? — Фредди и сам не заметил, как черные тучи отступили, и на душе стало весело. Мучавшие его размышления ушли на второй план. В самом деле, куда это он собрался из группы уходить? Охуел что ли? — Слушай, дорогой, давай посидим где-нибудь? — неожиданно предложил он. — Завтра свободный день. Дети у тебя, наверное, все спят давно. Верон потерпит вечерок. И вообще, нанял бы ты уже няню, что ли… Пошли, а? Выпьем, потолкуем. Мы с тобой сто миллионов лет нормально не общались. Тут неподалеку есть одно приятное местечко. — Ну пошли. Ты у нас все «приятные места» знаешь, да? Сколько с тобой знаком, еще не встречал района в Лондоне, где у тебя не было бы «хорошего местечка» на примете. Ценный ты человек, Фред! Я давно это понял.***
С виду этот паб и вправду оказался неплохим местом. Просторный и уютный зал напоминал те пивнушки на Кенсингтон-Роуд, где они частенько пропадали в студенческие годы. Вдоль противоположной ко входу стены тянулась длинная барная стойка, у окон расположились круглые деревянные столики. Вокруг было полно людей. Чтобы протиснуться к стойке, пришлось проявить сноровку. Джон уже собрался было заказать по пинте пива им обоим, однако Фредди решительно перехватил его руку. — Нет-нет, только «Кристалл»! Мы сегодня празднуем. Бармен поставил перед ними два фужера и тут же наполнил их золотистой жидкостью с шипящими пузырьками. — Честно говоря, я думал, ты опять до утра будешь зверствовать, — лицо Джона отразило задумчивую улыбку. — Скажи, чего ты так прицепился к этой майке? Фредди изящно щелкнул в воздухе пальцами. — Притормози-ка, дорогой. Мы не обсуждаем ни песни, ни клипы. Или забыл? Он сделал глоток, на доли секунды позволив горьким мыслям раствориться в пряной сладости шампанского. По телу разлилось приятное тепло, и черт подери, будь он проклят, если не напьется сегодня в хлам! Джон отвернулся к окну и едва слышно протянул: — Как-то все это… непривычно. Я уже и забыл, когда мы в последний раз вот так, просто выпивали и болтали. Даже не знаю, о чем говорить. У тебя теперь своя компания… — Повернув голову, он пронзительно глянул на Фредди. — Ты только не обижайся, но ведь это правда. Ты стал нам совсем чужой. А ведь мы были, как семья. Вопреки его ожиданиям Фредди нисколько не разозлился, лишь горько оскалился в ответ: — Никакая мы больше не семья, Дикки…