27-е ноября 1991 года
... Он так и сидел на бортике ванны, поочередно омывая руки струей ледяной воды. Пробирало до костей. Хотелось вообще замерзнуть тут к чертям… почему-то. Почему все так? Почему осознание того, что он любил Фреда (по-иному эти чувства назвать нельзя), пришло только сегодня? Любил как самого родного, самого близкого, самого дорогого человека. Разве это так страшно, любить кого-то? И да, черт возьми, Фред тоже его любил! И к сексу эти отношения не имели отношения… такой вот каламбур. Почему прожив огромный кусок жизни, в которой хватило места многим вещам, у него никогда вплоть до сегодняшнего вечера не возникло даже крохотной, мимолетной мысли, что Фред… Он же значил так много! Был старшим братом и самым клевым партнером по разным затеям. Был надежным другом и крепким плечом, был главной константой жизни. Могло меняться что угодно, но Фред был всегда… Слово БЫЛ резануло ножом по горлу. Вспомнилось, что Фредди почти всегда уступал ему. Порой разрешал чуть ли не веревки из себя вить, поступаясь личными интересами и амбициями. А он не замечал… Блядь, слепой крот! Не зря его так прозвали. Он не видел ничего дальше своего носа! Тогда, в Италии, он вдруг понял, что делать материальную вещь, даже дорогую и статусную, пределом своих мечтаний — это глупость и ребячество. Разве счастье в обладании всем этим барахлом? Достиг финиша, купил — и что? Ну, разок покрасовался перед дамочками на светофорах, произвел впечатление на приятелей, а дальше? Нужен тот, кто ехал бы рядом. Наполнял бы стены огромного дома счастьем и радостью — визгом, смехом, нежным детским лепетом. А еще тот, с кем можно было бы ругаться из-за общего супермодного пиджака, последних трех фунтов или невымытой посуды. Непереносимо нужен тот, с кем делишь завтрак из трех яиц и чая, и хрен с ним, что нет молока. Тот, с кем можно поскандалить и тут же помириться, и к кому всегда можешь прийти за советом и поддержкой. Тот, кто наполняет твою жизнь светом и счастьем. Так почему же надо страшиться этого слова «любовь»? В тот злополучный день он проснулся в номере, мало-помалу отойдя от жуткого стресса и шока, а Доминик лежала рядом и улыбалась. В тот момент Роджер понял, что безгранично счастлив. Хуй с ней, с машиной! Фред был прав, все встало на свои места. Он рассказал, что, оказавшись в двух секундах от верной гибели, понял, как хорошо жить, а еще лучше — в окружении такого количества замечательных людей. Что его размолвка с Фредом не стоила и выеденного яйца, и что она, Дом, — та женщина с которой ему хочется завести ребенка и прожить рядом до конца дней… Вечер того дня остался в памяти одним из самых радостных и счастливых. За ужином они выпили целую бутылку шампанского за удачу и за здоровье итальянки Клаудии. Конечно, позвонили Фредди, а после провели незабываемую ночь. Расследование дорожного происшествия ничего не дало. Машина сгорела. Скорее всего, производственный брак, либо он сам в чем-то напортачил — возможно, в радиаторе выкипела вода, а он не заметил. Компания, дорожившая своей репутацией, компенсировала именитому клиенту потраченные деньги. Они с Доминик вскоре вернулись в Лондон, и Роджер окунулся в работу — не только над новым альбомом «Queen», но и над личным синглом. Он давно хотел попробовать сделать что-нибудь сам, без парней. И понял, что момент настал. Жизнь затянулась тугим узлом. Пол никуда не делся, но сформировалось понимание, что надо это принять и перестать дергаться. Накал страстей схлынул. Теперь Роджер относился к присутствию Прентера, как к неизбежному злу… Почему именно «злу»? Этого он тогда объяснить не мог. Пол не понравился ему своими манерами — казалось, этот парень так и хочет всем угодить. Он долго был рядом, даже в самых сложных ситуациях, помогал, и еще - пытался держаться так, будто ничего не произошло — за это Роджер был ему благодарен. По большому счету, этот Пол был нормальным, толковым парнем. Если бы не то… предательство, подстава. Мерзость… Не хотелось об этом думать. Фредди продолжал вести не всегда понятную (а точнее, совершенно непонятную) Роджеру жизнь. Но они оставались друзьями. Да, тот страшный летний день стал одним из самых счастливых. Роджеру вспомнились слова мамы, сказанные в тот день, когда «Рапсодия» возглавила чарты. Самое важное в жизни — умение отличать главное от неглавного. Мама, как всегда, была права. Отношения с парнями — вот что главное. Их дружба… нет, даже не дружба. Они были друг для друга братьями, единой семьей. Это гораздо важнее машин, домов и яхт. Материальные блага, безусловно, упрощали жизнь, добавляли ей комфорта, но не добавляли смысла. Смысл они давно нашли — вместе, вчетвером. Сколько же счастья было в его жизни? Настоящего счастья. Как подсчитать, сколько счастливых дней подарили ему Фред, Брайан и Джон? Бессчетное количество. А самый страшный день… пожалуй, настал сегодня. Господи, дай сил его пережить! В семьдесят шестом, после выступления в Гайд-Парке, Брай решил написать песню, которую можно было бы петь хором с огромным количеством зрителей. Фред полностью поддержал идею, сказав, что это будет круто, потому что главное в их работе — дарить радость людям. И чем больше людей, тем лучше. Чего-чего, а это он умел... И не только фанатам. Фред приносил радость в его, Роджера, жизнь с того самого момента, когда впервые переступил порог обшарпанной кладовки, которую их банда гордо называла «гримеркой». День знакомства с Фредом запомнился до мельчайших деталей, хотя, по сути, был совершенно рядовым…***
30-е ноября 1968 года
— Парни, знакомьтесь! Это Фредди Балсара, мой сосед и сокурсник, — громко и радостно объявил Тим, едва успев появиться в дверях комнатушки, которая служила гримеркой для членов подающей большие надежды группы «Smile». — Любит рок-н-ролл, фанатеет по Хендриксу, как и ты, Бри. В общем, классный чувак. «Классным чуваком» оказался стоящий рядом парень лет двадцати трех, такой же худой, как Брайан с Роджем, в белой футболке с закатанными в три четверти рукавами и белых же старомодных брюках. Тонкость черт и живой ум в глазах сообщали его облику некую аристократичность. В его фигуре было что-то от танцора. Черные пушистые волосы падали на плечи. На запястьях сверкали необычной формы серебряные браслеты, а на поясе свободно болтался красный ремень. Прикрывая рукой рот, гость смущенно улыбался. Его трудно было назвать красавцем, но главным было не это — внезапно Роджеру показалось, что полутемную гримерку осветило солнцем. — Привет. — Фредди несмело прошел внутрь. — Привет, привет! Тим говорил, что у него есть прикольный сосед. Будем знакомы! — Брайан бегло помахал ему рукой и вернулся к своему занятию — он укладывал манатки, беспокоясь, в первую очередь, о том, как бы поплотнее засунуть гитару в кофр. Сырость и холод не шли на пользу драгоценному инструменту. — Фред, тебе понравился концерт? Давай уже, колись! Парни, я его с сентября зову, а он все отказывался… — Тим подмигнул Фредди, накидывая куртку. — Пойдемте уже отсюда. Не гримерка, а жопа старой коровы. Чем тут воняет? Улыбка Фредди стала шире и… теплее что ли. — Очень! Очень понравился. Я даже не ожидал такого! — Он хитро прищурился. — Тим, ты часто залезаешь в жопы к старым коровам? Что-то уж больно хорошо ты знаком с их интимными запахами. Роджер громко заржал. — Класс! Так его! Будем знакомы, я Родж. — Он поправил волосы и протянул Фредди руку. — А эта макаронина с копной кудрей, помешанная на своей гитаре, — Брайан. Рукопожатие нового знакомого было сильным. — Нифига себе! Видно настоящего мужика! — Роджер аж присвистнул. — Приятно познакомиться, Родж. Ты прям профи. И вообще, не ожидал, что у Тима настолько профессиональная группа. Кругом одни любители… Брайан тебе, наверное, говорили, но я присоединюсь, ты нереально крут! Это были лучшие гитарные соло после концертов Хендрикса! Король Джимми — Бог! А ты… ты где-то рядом с ним. — Любишь Хендрикса? — Брайан, поначалу не обращавший на Фредди особого внимания, разом встрепенулся. — Не то слово, дорогой! В шестьдесят седьмом я проехал за Джимми от Фултхэма до Ливерпуля. — Угольно-черные глаза заблестели невероятным огнем. — На сцене он и впрямь Бог. Самый настоящий… — В шестьдесят седьмом я играл с Хендриксом, — не без гордости сообщил Брай. — В театре «Олимпия». — Да, припоминаю. Как называлась ваша группа? — «1984»… — … как роман Оруэлла, — вставил Тим. — А после выступления к нам подскочил какой-то малый, подарил Джимми рисунок. Весьма неплохой, кстати… — Брайан не договорил. Его лицо просияло восторгом. Фредди с довольным видом хлопнул в ладоши. — Вот так встреча, мистер Мэй! Неожиданно в скромном пареньке открылась бездна красноречия, и остановить его уже не представлялось возможным. Своим весельем он заразил и Роджера, который еще пять минут назад и подумать не мог, что сосед Тима способен так буйно фонтанировать восторгами. Брайан живо подключился к разговору, и Роджер, подмигнув Тиму: «Ну все, мы их потеряли. Эти два фаната еще долго не отцепятся друг от друга», стал собираться. Вчетвером парни покинули комнатку и закрыли дверь на ключ. Брайан с Фредди шли впереди, все еще охваченные бурным обсуждением их общего кумира. — Дорогие, разрешите угостить вас пивом? — Фредди обернулся к Роджеру и Тиму. — У меня десять фунтов от заначки остались. Отметим наше знакомство! Тим говорил, что вы классные, что играете хорошо. Но оказалось, что вы играете не «хорошо», а круто! — Его глаза очаровательно блеснули в свете фонаря. Нет, Роджер не ошибся. Этот холодный и сырой вечер и впрямь стал теплее и светлее. — Я тоже пробую петь. Не знаю, хорошо ли… вроде, получается. — Как будто Фредди смутился снова. — Странное ощущение, я словно… сто лет вас знаю. Соглашайтесь! Выпьем пива. Хотя я больше люблю шампанское. На сей раз он забыл прикрыть рот, и его улыбка обнажила крупные, чуть выдающиеся вперед белоснежные зубы. «Комплексует», — смекнул Родж. — Шампанское — напиток чемпионов, — торжественно подытожил Фредди. — С тобой, Балсара, я готов пить даже эту противную мочу, которую называют шампанским, но пиво все же лучше. Знаешь, ты мог бы стать талисманом нашей группы. Такой улыбки я не встречал больше ни у кого! — Роджер рассмеялся, даже не подумав, что его слова попахивали издевкой. На душе было так легко и радостно, как не бывало уже давно. Странно… Помнится, однажды, когда ему было года четыре, отец, вернувшись с работы, принес надутый гелием ярко-синий воздушный шарик, который тут же вручил сыну. Восторгу Роджера Тейлора, эсквайра, будущего «лучшего барабанщика Корнуолла», не было предела! Тот диковинный подарок, то и дело норовящий убежать под потолок, запомнился ему, как один из самых лучших. Сейчас, после отлично отыгранного выступления и знакомства с Фредди Балсарой, вновь возникло такое же ощущение детской радости и счастья. Это было… волшебство. Какое-то очень простое и вместе с тем самое настоящее. — Говорил же я вам, что он классный! — Тим подмигнул соседу. — Фред, не стремайся. Лично я уже давно готов пропить твою заначку! — Тогда вперед, парни! Будем кутить! — В этот момент Роджу показалось, что Фредди тоже был абсолютно счастлив.***
27-е ноября 1991 года
Вода тонкой струйкой утекала в слив, а Роджер убегал все глубже в свои мысли. Собирал осколки прежней жизни, как мальчик из сказки Андерсена, которую он частенько читал маленькому Феликсу, собирал осколки льда. Мир сжался до размеров этой маленькой гостевой ванной и выливался вместе с водой, исчезая где-то. Если бы в тот день кто-нибудь сказал ему, что этот совершенно очаровательный арабский парнишка станет его лучшим другом, он бы поверил сразу. Даже возражать бы не стал. С первой минуты он чувствовал какое-то невероятное родство... Как теперь жить без этой улыбки, которая освещала его жизнь на протяжении двадцати трех лет? Еще совсем недавно, на прошлой неделе, Фред, несмотря на постоянные боли и близость смерти, так же счастливо улыбался. В последний раз, когда Роджер видел его живым…***
20-е ноября 1991 года
Роджер приехал в Гарден Лодж вечером. Всякий раз появление в доме Меркьюри требовало от него особых душевных сил, однако он брал себя в руки, понимая, что Фреду осталось совсем немного. — Привет! Сегодня разгребся побыстрее и решил заехать. Фредди казался таким маленьким на своем огромном ложе. Знаменитая королевская кровать, которую бедняга Рэтти вез через кучу границ. Свет был приглушен. За окном шуршал дождь. — Привет, Родж. Хорошо, что заехал. Садись-ка поближе! — Фредди широко улыбнулся, но голос… Роджер уже не раз замечал, что с каждой новой встречей этот голос звучит все тише, как будто его обладатель постоянно отдаляется, уходит к другим, каким-то неведомым берегам реальности. Роджер присел на край кровати так близко, как только позволяли ее размеры, и взял руку Фредди в свою. — Сегодня с парнями из «The Cross» раздумывали, стоит ли устраивать еще один Blue Rock Tour по Британии. Херня! Конечно, не будем. Только зря силы потратим… Брай сегодня звонил. Я сказал, что к тебе поеду. Он передавал привет… Роджер принялся рассказывать про все текущие дела, немного сбивчиво, старясь скрыть за этими необязательными разговорами что-то, так и просящееся наружу. Он всматривался в черты лица, знакомые до каждой морщинки и неровности, и не узнавал Фреда, настолько тот похудел и изболелся. Да, что-то хотелось сказать, но что, понять было трудно. — Как там твой Тигренок? — спросил Фредди, тяжело дыша. — Растет. Два зуба передних вылезли, так что скоро начнет кусаться. Я недавно звонил Дом, она интересовалась, как у тебя дела… — А что у Феликса в школе? — Вроде, все нормально. Посмотрим, что дальше будет. Фредди улыбнулся вновь. — Молодец ты, Родж… — Почему это? — Прежде всего, потому что и с Дом общаешься нормально, и с Дэбби. У Брая вот не получилось… — Фредди умолк, стараясь отдышаться. — Да ладно, чего там. Сам знаешь, что, если ты кого-то любил по-настоящему, даже расставаясь, глупо рвать все связи и делать вид, что этого человека никогда в твоей жизни не было. Я любил Дом, да и сейчас по-своему люблю. Она меня тоже… И потом, к чему я тебе все это говорю? Ты вон с Мэри всю жизнь рядом. В горе и в радости. Хотя, вроде, и не вместе. — Да, Родж. Всю жизнь… — Кстати, тридцатого стукнет двадцать три года, как я тебя знаю. Больше половины жизни, прикинь! — И я тебя, ежик, знаю половину своей жизни. Лучшую половину. — Они помолчали немного. — Дождь сегодня сильный. Ты лучше поезжай, пока совсем не стемнело. До Суррея долго добираться… Роджер рассеянно покивал. — Да, наверное… Я еще что-то тебе сказать хотел, только никак не могу вспомнить… — Ну ничего, в следующий раз. Ты ведь приедешь еще? — Обязательно приеду. Дня через два-три. Может, раньше, как получится. Ты уж держись! И вот, опять она. Эта широкая и светлая улыбка, от которой в комнате разом сделалось светлее. Фред был таким маленьким, а его улыбка — такой большой и яркой, что, казалось, сама смерть, которая, безусловно, уже притаилась где-то поблизости, задрожала и на время отступила. Вопреки всему на душе у Роджера стало легче. И хорошо… — Я буду ждать, дорогой. Очень ждать. Передавай привет парням.***
27-е ноября 1991 года
Отчаянный стук отдавался в голове, в висках. Сердце заходилось так, словно твердо вознамерилось покинуть тело и куда-то убежать… может, в ту черную дыру, куда утекает вода? Все-таки не удержался, довел себя до приступа. Молодец! Роджер медленно встал, закрыл кран, пошарив на полке, нашел таблетки и сунул одну под язык. Не сметь! Только не сегодня. Когда-то давно, в самолете, он перетерпел, и сейчас перетерпит. Не стоит пугать парней. Не стоит жалеть себя. Скоро… скоро все пройдет и станет легче. Нужно жить дальше. Нужно жить... Снаружи резко и круто постучали. — Родж, ты тут? Роджер, ответь! С тобой все хорошо? Куда он пропал, Джон?.. — Взволнованный голос Брайана окончательно вернул его в реальность. — Да, Брай, я тут. Нормально все. Сейчас выйду... Роджер еще раз перевел дыхание — вроде, и вправду стало полегче, — и отпер дверь.