27-е ноября 1991 года
— Да уж, было, что вспомнить. Хотя… сейчас я думаю, не так уж плохо, когда мама рядом. — Роджер засмотрелся на огонь в камине. На его губах играл едва заметный луч улыбки. — Наверное, тогда мне это и вправду было нужно. По-настоящему нужно… — Конечно, неплохо! Всем бы таких понимающих и любящих мам. Фред тебе даже завидовал. Ну, так, по-доброму. Твоя мама, какой бы строгой и правильной ни была, всегда тебя поддерживала. Всегда была на твоей стороне. Помнишь, как она на твоем сорокалетии отжигала? Потрясающая женщина! — Джон внимательно поглядел на Роджера. — Давайте, парни, выпьем за наших родителей! — Давай, Дикки, — Брай горько вздохнул. — Родж, наливай! За такую прекрасную маму грех не выпить. Она тогда прежде чем уехать, подарив тебе глоток свободы, с нами долго говорила… — В смысле? Когда? — изумился Роджер. — В Манчестере. Ты дрых в номере, а мы выпивали. — С ума сошли с моей мамой и без меня пить?! И о чем же, интересно знать, вы говорили? — Да о тебе, балбесе! О чем же еще? Исключительно о тебе! — Джон лукаво улыбнулся. — Да и не пили мы почти. Так, разговор поддержать. Фред тогда много про себя рассказал… — А ты все проспал! — Брай не удержался и весело потрепал Роджа по макушке. Уж больно забавную рожу скорчил солидный сорокадвухлетний джентльмен Роджер Тейлор, эсквайр, который так и остался самым классным барабанщиком и хорошим, в общем-то, парнем.***
26-е ноября 1975 года
После концерта в Зале свободной торговли в Манчестере группа собиралась обратно в Лондон. В столице все билеты были проданы. Пять концертов подряд — один из них в сочельник — планировалось отыграть в большом зале Хаммерсмит Одеон. Настроение у всех было отличное. Парни соскучились по дому. Джон каждый день названивал Веронике, слушая рассказы о том, как растет и чему учится его сынишка. Еще такой маленький, но такой интересный человек! Казалось, в его жизни нет незначительных моментов. Каждую минуту происходит что-то важное — вот, переворачивается на животик или сует в рот погремушку... Обидно было пропускать все это. Брайан собирался жениться, и теперь, когда денежный вопрос перестал быть камнем преткновения, который не давал ему обзавестись семьей, молодые начали активные свадебные приготовления. Крисси не терпелось обсудить множество важных мелочей. Ну, а Фредди, как всегда, ждала Мэри. Надежный якорь его жизни. Они тоже созванивались ежедневно и подолгу болтали. Мэри продвинулась по карьерной лестнице, став менеджером магазина, и, конечно, у нее прибавилось хлопот. Дэвид Миннс доехал с ними до Манчестера и был благополучно сплавлен поездом назад в Лондон. Фредди торжественно заверил его, что они еще встретятся и очень скоро. Естественно, все кругом, включая товарищей по группе, интересовались, откуда взялся этот парень. Фредди неуклюже врал. Это, дескать, его приятель, который приехал по делам в Саутгемптон, а потом он, Фред, предложил вместе прокатиться до Манчестера. Объяснение, прямо скажем, так себе, но по счастью, ни у кого не было ни времени, ни желания углубляться в подробности. Рид немного помрачнел, узнав о том, что этот пронырливый Миннси едет с ними. Стоило признать, на сей раз его чутье дало сбой. «Рапсодия» стала суперхитом, Роджер на его крючок не клюнул. Да и Фредди оказался не тем орешком, который легко расколоть одним взмахом топора… Он вспоминал, как однажды Пол, один из его бывших, приволок в офис пачку снимков, сделанных модным фотографом, и сказал, что это группа «Queen». Название зацепило сразу, но еще больше — то, что он увидел. Фото были невероятно чувственными. На Джона смотрели четыре совершенных, как античные статуи, молодых человека — красивые, изящные, хрупкие. И что любопытно, хотя в каждом было что-то свое, вместе парни как будто дополняли друг друга, усиливая индивидуальные тона красоты. Выбрать кого-то одного не представлялось возможным. Поистине, они были единым целым! Это была мечта. Никогда прежде Джон Рид не видел ничего изумительнее. Обладать таким роскошеством всем и разом… вряд ли. Но он хотя бы попробовал. Что ж, пусть мечта остается мечтой. Так или иначе, игра стоила свеч. Сомнительная на первый взгляд сделка оказалась выгодной. Можно поздравить Вас с успехом, мистер Рид! Концерт завершился овацией, и Группа Британии Номер Один сравнительно рано вернулась в отель, абсолютно счастливая. Первый этап гастролей остался позади. Завтра домой! Роджер сразу поднялся в номер к маме. Кажется, он уже смирился со своей мученической участью и принимал ее как должное. Во всяком случае, в номере его всегда ждал ужин — мама заказывала что-то из ресторана или покупала готовую еду. Так что, голодным он спать теперь не ложился, что, безусловно, плюс. Конечно, миссис Тейлор строго следила за тем, чтобы он соблюдал режим питания, вовремя принимал лекарства и витамины. Надсмоторщики они такие, хотя может и мамы. Сначала Родж, как водится, сопротивлялся кормежке на ночь глядя, но теперь только радовался — ведь, как не выпендривайся, нормальная еда помогала «оставаться в форме и не терять работоспособность». Не говоря уже о том, что благодаря такому драконовскому режиму он совсем забыл про утреннее похмелье! Правильно говорил Джон — во всем нужно искать положительные стороны. Поужинав и поплескавшись в душе, Роджер улегся. Наверное, парни будут до утра протирать штаны в баре, заедая алкоголь всякой хренью. И пусть им без него наверняка будет скучно и не интересно, фиг с ними! Еще натрепятся. Тем более, пить ему пока нельзя — мама провела долгую и нудную беседу о том, что «его лекарство не совместимо с алкоголем». Все эти посиделки — только себя любимого расстраивать. Ладно уж, пускай ребята разок отдохнут от своего неугомонного барабанщика. Почитав полчаса невыносимо нудный новый роман в американском журнале фантастики «Fantasy & Science Fiction», Роджер плюнул на это дело. Выцыганив у мамы том ее любимой Агаты Кристи, он приступил к изучению странностей, происходящих в лондонском отеле «Бертрам»: Каноник Пеннифезер опоздал на свой рейс в Хитроу и вернулся в отель, а потом таинственно исчез… Как ни хотелось узнать, что было дальше, глаза настойчиво закрывались. Даже умная и настойчивая мисс Марпл не спасла Роджера Тейлора, эсквайра — отличного парня и все такое — от погружения в мир сновидений. Вскоре Родж со спокойно душой вырубился. Миссис Тейлор с нежностью посматривала на лохматую макушку, торчавшую из-под одеяла. Сколько бы проблем ни доставлял ее, скажем прямо, не самый послушный в мире сын, она всегда была уверена, что из него выйдет толк. Майкл в молодости был таким же неугомонным и заводным. За это она его и полюбила. Но… все кончается. Все, кроме любви к детям. Чего только не сделаешь ради сына. Вот и сейчас она, бросив все дела, болталась по стране со странной компанией гастролеров и их многочисленных помощников, чувствуя себя не в своей тарелке. Таких экскурсов по Британии она давненько не совершала! Пора было закругляться. Сегодня Уиннифред окончательно пришла к выводу, что ее присутствие в этой поездке больше не требуется. С Роджером все очень даже неплохо — свою миссию она выполнила. Пора возвращаться к домашним делам, к работе и общественной жизни в Корнуолле. Хватит, накаталась по родной стране от души! Пора и честь знать. От Манчестера до Лондона гастрольная команда должна была ехать поездом. Семейный подъем был назначен на семь утра, чтобы успеть позавтракать и собраться. Миссис Тейлор отложила книгу, тихонько встала с кровати, надела свои любимые тапочки — новомодное произведение в виде двух кроликов (дочь подарила на прошлое Рождество), — повязала на голову косынку, чтобы не позориться на весь отель, сверкая бигуди, накинула халат и выскользнула из номера. Ее наручные часики показывали половину двенадцатого. Надо было попросить администратора разбудить ее утром звонком в номер. Эта стандартная и бесплатная услуга позволяла не возить с собой громоздкий будильник. Конечно, можно было набрать дежурного портье прямо из номера, но Уинни не хотелось беспокоить спящего сына, который отыграл сложный концерт и очень устал. Она прекрасно понимала, сколько труда было вложено в эти шоу. Мальчики вкалывали как проклятые. Руки Роджера были стерты в кровь и нещадно болели натруженные плечи. Безусловно, ее сын очень вымотался, хотя виду и не подавал. Большой современный отель был заполнен едва ли наполовину. За дверью номера царила немного пугающая тишина. Свет в коридорах был приглушен. Немногочисленные постояльцы давно спали. Чувствуя себя героиней триллера Хичкока, миссис Тейлор спустилась на лифте и направилась к стойке. Расторопный администратор записал время и номер и, пожелав спокойной ночи, обещал обязательно позвонить. Вдруг ее окликнули: — Миссис Тейлор, добрый… ой, то есть уже доброй ночи! — Брайан первый заметил маму Роджера. В лобби-баре на диване за столиком сидели мальчики из группы и о чем-то тихонько разговаривали, попивая коктейли. — Доброй ночи. Уж извините, что я в таком виде. Роджер спит, а я... я вот… — Уиннифред была очень смущена. — Ну что Вы! Наоборот, очень здорово. Вы мне мою маму напомнили, она так же дома расхаживает. — Джон заулыбался. — Идите к нам! — Я не помешаю? — Cопоставив все «за» и «против», миссис Тейлор выбрала «за». Она давно хотела поговорить с ребятами. Те наперебой стали уверять, что нет, не помешает ни в коем случае, и потеснились, уступая ей самое удобное кресло. — Спасибо, мальчики. Посижу немного с вами. У меня, признаться, есть к вам разговор, так что, случай подвернулся очень удачно… — Да, мэм, мы слушаем. — Фредди поставил свой стакан на столик. — Можно угостить Вас коктейлем? Давайте! Тут легкие… — А давай, дорогой. В конце концов, я вас завтра покину. Отметим окончание моего турне! — Уинни улыбнулась и подмигнула ему. — «Кир Роял», если можно. Попрощаемся по-королевски! Вспоминая недавнее прошлое, Фредди заказал сразу два коктейля, чтобы лишний раз не бегать до бара. Ну, и парням повторить. Когда еще вот так с миссис Тейлор накоротке спокойно посидишь, чтобы ее драгоценный сынок не прыгал рядом, вынося мозг всем подряд? Вместе с заказом принесли орешки и еще какие-то закуски. Выпили за успешные гастроли. Расположившись совсем по-домашнему, миссис Тейлор обратилась ко всем сразу: — Мальчики, вы замечательные! Мы знакомы уже давно, но все же так близко не общались, а сейчас… Я хочу вам всем сказать, что счастлива за Роджера. Как же здорово, что у него такие друзья! Конфуций еще в пятом веке до нашей эры изрек мудрость: «Найди себе дело по душе — и ты не будешь работать ни дня». Зная Роджера, я прекрасно понимаю, что все, чем вы занимаетесь, для него не работа, а счастье. Хотя его руки стерты сильнее, чем у разнорабочего, он не жалуется. Я посмотрела на вашу жизнь… сладкой ее не назовешь, но все равно я вижу счастливых людей, и мой сын счастлив. А уж теперь, когда и машина мечты у него появилась, и деньги будут... Давайте выпьем за вас! Смущенные парни улыбались и не знали, что и ответить. — Я конечно хочу попросить вас о том, о чем попросила бы любая мать на моем месте. Пожалуйста, присматривайте за ним. Мало ли что… Роджер самостоятельный, умный, но… еще такой ребенок! Честное слово, мне иногда кажется, что ты, Джон, его лет на десять старше! Надеюсь, больше подобные инциденты не повторятся. Но если что, будьте готовы. Ладно? — Уинни внимательно обвела взглядом притихших парней. Фредди с готовностью кивнул. — Конечно, мэм. Обязательно. Не переживайте. — Спасибо вам. С Роджером вечно что-то происходит. Постоянно в истории влипает. — Да, мэм, верим! — Брайан потупил взгляд. Слишком свежи были в памяти Гавайи и то злополучное утро, которое, по счастью, закончилось хорошо. — Влипать в истории — это стиль жизни Роджера. — И не говори… А ведь он был таким милым мальчиком... Пока не нашел барабан! — Как нашел? — оживился Фредди. Подъебнуть закадычного друга было его любимой забавой. Он не он, если не узнает подробности, чтобы использовать при удобном случае. — Роджер говорил, что это вы ему купили первые барабаны. Не врет? — Нет, не врет! — рассмеялась Уинни. — Родж где-то увидел, как играют на барабанах, и начал отбивать ритмы на чем попало. Когда мне пришлось экспроприировать у него утащенные кастрюли и спицы, я поняла, что добром не кончится. Вскоре он нашел большой барабан на свалке и приволок домой. Тогда я и решила, что придется купить настоящую установку. Кстати, у него хорошо получалось. Ну вот, Майкл где-то раздобыл один барабан, потом на Рождество еще докупили… Счастью Роджера не было предела! Но спокойная жизнь в доме закончилась навсегда. — Миссис Тейлор пригубила искрящийся пузырьками шампанского коктейль.***
Лето, 1958 год
— Мама, смотри, какой классный! Я больше не буду брать твои кастрюли! Правда-правда! Теперь у меня свой барабан есть. Уиннифред вышла в прихожую и… обалдела. Гордый Роджер Тейлор (известный среди мальчишек Труро, как самый смешной и деловой парень Корнуэлла, а в семье — как Будущий Миллионер) втаскивал в дом, непонятное грязное нечто, сияя улыбкой на замурзанном лице. И да, эта совершенно счастливая улыбка стоила угвазданного пола. — Роджер, где ты это нашел? Сейчас же отнеси назад! Вдруг это будут искать хозяева! — Это называется «малый барабан», мама, — пояснил Роджер с важным видом. — Он валялся… ну, там. Мне теперь не нужны твои кастрюли, я буду играть на настоящем, всамделишном барабане! Видишь? — Мальчик посмотрел на маму тем особенным взглядом, при виде которого ей бывало трудно отказать ему. Собственно, никто не мог, включая учителей, девочек и регента церковного хора. Уинни оглядела сына с головы до ног. Печальное зрелище! — Вижу, что ты, Роджер Меддоуз Тейлор, нашел его в болоте за свалкой. Это черная грязь на твоей одежде и волосах ничем иным как болотной жижей быть не может. Отнеси этот ужас в гараж, помойся и переоденься. Будем ужинать. — Мам, ты прям сыщик! Ну да, там он валялся. Мы с парнями нашли. Он немного упал прямо ну... где вода уже. Но я достал! — Тут нужно было тормознуть, чтобы не проболтаться маме о том, каким непростым и даже опасным делом было вытаскивать этот самый барабан из болота. — Я его помою и знаешь, как играть буду! Это точно лучше, чем твои дурацкие кастрюли! Научусь играть, пойду в группу и стану самым крутым барабанщиком! Да-да! Знаешь сколько денег заработаю? Миллион! Я тебе тогда сто кастрюль куплю! — Счастливый Тейлор-младший побежал в ванную — отмывать слой засохшей грязи.***
Через неделю, приведенный в божеский вид и даже заклеенный «малый барабан» в руках Роджера доводил всю округу до белого каления. — Сынок… — Уинни заглянула в гараж, где Родж уже два часа выбивал какой-то замысловатый ритм. Бесполезно. Из-за адского шума она даже сама себя слышала с трудом. — РОДЖЕР ТЕЙЛОР! Если ты сейчас же не прекратишь, пожалеешь! — Ну что такое, мам? — Роджер сделал очень недовольное лицо. — У меня же получается! А ты мешаешь. — У тебя получается. Но мне только что звонила миссис Холт, у нее ребенок на улице в коляске два часа не может уснуть. Сейчас же прекрати этот ужас! — А как же мне играть? — И без того большие синие глаза мальчика стали еще больше, и в них мелькнула тень отчаяния. — Профессиональные музыканты делают защиту от шума, чтобы не мешать окружающим, — очень жирно намекнула миссис Тейлор. — Это как? — Роджер отложил палочки и внимательно посмотрел на свою строгую маму. Слава Боженьке, полного запрета не последовало! — Создают шумоизоляцию. Сынок, ты учишься в школе, физику изучаешь. Вот и подумай, что можно сделать, чтобы не мешать своей музыкой спать маленьким детям. Давай. Ты же у меня умный мальчик. Два дня спустя в гараже семьи Тейлор кипела своя, какая-то совершенно непонятная жизнь. Роджер где-то пропадал, прибегал домой на несколько минут и тут же исчезал в гараже. Барабанной дроби было не слышно. Наконец зайдя в гараж, Уиннифред застыла в полном шоке. Все стены были плотно обиты старыми упаковками из-под яиц. Прибежавший следом Роджер вывалил еще несколько штук. — Все, мама, я сделал звукоизоляцию! Пусть теперь миссис Холт хоть трех детей выгуливает, я ей мешать не буду. — Ее сообразительный сын весело улыбался. — Сынок, где ты набрал столько картонок? — Ну… в разных местах. А красиво, да? Я потом и на потолок приделаю… Именно в этот момент миссис Тейлор поняла: тягу к музыке у ее сына не отобьет никакая физика!***
26-е ноября 1975 года
Парни громко смеялись над этой забавной историей. — Давайте выпьем! — Уиннифред отсалютовала бокалом. — Когда мы еще увидимся. — Миссис Тейлор, извините, конечно, но неужели Вы не хотите сходить на концерт? Это же Хаммерсмит Одеон! Отличный зал. Самые лучшие места. Приходите, пожалуйста! — Брай решил, что нельзя не пригласить маму Роджера. Этот засранец сам никогда не догадается. — Спасибо, Брайан, но это, наверное, не очень удобно. Да и что я, далеко не молодая дама, буду делать среди толпы подростков? — Ну что вы! — засмеялся Джон. — У Вас будет прекрасное место! Не в толпе! — Да, миссис Тейлор. И мои родители тоже придут, — Брайан одобряющей улыбнулся. — Мои тоже, — Фредди оторвал взгляд от бокала. — Вот как? Ну что ж… нет, шанс познакомиться с такими хорошими людьми я упустить не хочу. Договорились, мальчики, я приду. Вот за это и выпьем! Бокалы торжественно звякнули. — Я давно говорил, что Роджеру повезло с мамой, — с довольным видом изрек Фредди, отхлебнув немного. — А тебе разве нет? Ты не рассказывал о своих родителях, Фредди. Вы ведь из Индии приехали? Тот смущенно опустил глаза. — Повезло, наверное… мне трудно сказать. Нет, мы не из Индии — с Занзибара. Отец работал в Британском консульстве. Мы жили в самом большом столичном квартале… — Прости, я не очень понимаю. Ты же индус, правильно? — Миссис Тейлор стало очень интересно. — Фредди, ты такой экзотический мальчик! — Не индус. Я — парс. Парсы — потомки древних персов. Больше тысячи лет назад наши предки бежали в Индию, где их не притесняли мусульмане. — А как твоя семья оказалась тут, в Англии? — О, это долгая история… — Фредди смутился еще больше. — А нам некуда торопиться, — с очаровательной улыбкой заметила миссис Тейлор.***
Лето, 1962 год
Бомбейский порт гремел своим обычным полуденным оживлением. Толпа вспотевших на солнцепеке людей текла в разные стороны сплошным потоком. Во втором часу дня, в самый зной, на пристань, пронзительно гудя, въехало маленькое такси с тремя пассажирами. — Фаррух, — недовольно окликнула женщина на заднем сидении шестнадцатилетнего мальчишку, одетого в свободную белую рубаху и производящего впечатление лощеного богатенького сыночка. — Закрой окно, в салоне прохладнее. И правда, на солнце было так жарко, что даже легкий бриз с моря не спасал положения, а в салоне работал слабенький вентилятор. Парень не ответил. Высунув кудреватую голову из машины, он так усиленно вертел ею, что казалось, скоро она совсем слетит с плеч. — Фаррух Балсара! — снова окликнула женщина с какой-то материнской строгостью. Только теперь мальчик повернулся к ней и все-таки прикрыл окно. Потом, ссутулив спину, откинулся на сидение и печально вздохнул. Долгая езда его утомила. Хотелось поскорее размять ноги, но машина как назло ползла вдоль пристани с черепашьей скоростью. Усталые и раздраженные прохожие расступались неохотно, то и дело ругаясь охрипшими на раскаленном воздухе глотками — в основном на варварской смеси хинди и маратхи, распространенной в трущобах Бомбея, хотя порой проскальзывали фразы на гуджарати и даже на английском языке. Пожилой, но крепкий с виду мужчина-индус, сидевший впереди рядом с водителем, посмотрел на беспокойного мальчишку в зеркало заднего вида и ласково улыбнулся сквозь густую белоснежную бороду. Дождавшись, когда такси затормозит у одного из причалов, мальчик по имени Фаррух (хотя теперь его называли так только дома) порывистым движением распахнул дверцу, выпрыгнул наружу, довольно потянулся и отвесил полушутливый поклон водителю, который тем временем доставал сумки из багажника. Впереди возвышалось пассажирское судно, посадка шла полным ходом. Индус обменялся парой фраз с водителем. Тот гаркнул что-то, широко растопырив пальцы, но в разговор быстро вмешалась женщина, не желавшая слышать пререканий. Ее пухлая ухоженная рука в золотых кольцах нетерпеливо дернулась. Пошарив в своей изящной сумочке из крокодиловой кожи, женщина извлекла несколько монет и протянула их водителю, который тут же просиял и торопливо сунул выручку в карман. Подхватив багаж, слуга коротко и учтиво поклонился женщине и направился к трапу. Все это время Фаррух стоял у края пристани, разглядывая корабль. Сквозь тонкие черты смуглого мальчишечьего лица все отчетливее проступала тень разочарования. Ему не впервой путешествовать через океан. Когда-то подобные посудины казались огромными и грозными железными чудовищами, но чем старше он становился, тем больше забывалось первое впечатление, и восторг и трепет уступали досадному ощущению обыденности. Женщина подошла к нему. — Ты уверен, что ничего не забыл? Мальчик ответил обворожительной, но какой-то неуверенной улыбкой, обнажив выступающие белоснежные зубы. Мысленно он перечислил все самые важные вещи, которые нельзя было оставлять ни в коем случае: новая скатерть для мамы, черепаховые заколки для Каши, чаванпраш и сладости для всей семьи… ах да, еще вымученный школьный аттестат, ради которого его на целых восемь лет спровадили из дому. — Да, тетя Шеру, уверен, — Фаррух решительно кивнул. Женщина приобняла его и нежно потрепала по впалой щеке. В этот волнительный момент она держалась с поистине королевским спокойствием, однако ее глаза выдавали радость и гордость. Ее племянник не без проблем, но все же окончил школу и теперь возвращается в родительский дом повзрослевшим и возмужавшим. Все, как хотел его отец. Имя Боми Балсара было хорошо известно всей его многочисленной родне, составлявшей почти две трети парсийской общины в Бомбее, включая тех, кто не знал его лично. Старший из восьми братьев, твердый, суровый и в высшей степени разумный, Боми бы считался патриархом, если бы жил здесь, а не на далеком Занзибаре. Тем не менее, в его единственном сыне — тонкокостном непоседливом Фаррухе, так забавно непохожем на отца, — все видели этакого принца-наследника. Родственники считали своим долгом приглядывать за парнишкой и всячески ему помогать, но так уж вышло, что больше всего он прикипел душой именно к Шеру. Если он не уезжал домой на лето, то обязательно гостил у нее. И она отвечала ему заботой и лаской. Да и как можно было не влюбиться в этого забавного и очаровательного мальчугана, который всех вокруг, даже тех, кого видел впервые в жизни, называл «дорогими»? — Я буду скучать, — выдохнула женщина, вглядываясь в блестящие черные глаза подростка. — Жаль, что ты не хочешь остаться. Если бы Фаррух пожелал и дальше жить в Бомбее, его отец — Шеру это точно знала — был бы только рад. Хотя бы потому что здесь было куда легче подобрать парню невесту из все той же родни — достойную и целомудренную парсийскую девушку. Сотни лет на чужбине не заставили парсов ассимилироваться, в основном благодаря архаичной традиции заключать браки между родственниками. И хотя серьезно о каких-либо видах говорить было рано — прежде мальчику предстояло встать на ноги; его отец женился, будучи зрелым и самостоятельным мужчиной, — нет сомнений, что Боми уже мыслил в этом направлении. Особенно после той неприятной школьной истории… Но у самого парня, судя по всему, были другие планы. — Ну ладно, — Шеру украдкой смахнула слезы. Она не любила долгие прощания. — Пойдем, а то Арун нас заждался. Она поправила мальчику ворот рубахи и поманила его за собой. Пирс был заполнен голосящей толпой. Люди махали друг другу и выкрикивали прощальные слова. То тут, то там виднелись лоснящиеся загорелые тела раздетых по пояс носильщиков, которые загружали на борт вещи пассажиров. Вдоль линии причального фронта на расстеленных циновках сидели полусонные торговцы и ленивыми голосами предлагали за пять-десять рупий то засахаренный инжир, то расмалай, то специи, то… бог знает, что еще. Чопорные парсы выделялись благодаря аккуратной и изысканной одежде и поведению, которое европейцы сочли бы неоправданно надменным, но здесь оно никого не удивляло. В Бомбее парсийская община была довольно большой, почти все ее члены слыли зажиточными и уважаемыми людьми. Местные привыкли относиться к ним, как к своего рода аристократам. Арун, давний слуга Шеру, шел с багажом впереди, гулко крича: «Дорогу». Сама Шеру следовала за ним, крепкой хваткой удерживая племянника за плечи, чтобы не потерять его в толпе. Чуть в стороне Фаррух заметил стайку нищих. Как мухи, приставшие к потолку, они вереницей роились в тени корабля и глядели вокруг стеклянными глазами, ничего не соображая от жары. От них исходил смрад выпивки и нечистот. Они с тетей шли мимо, стараясь не глядеть на сборище бездомных и убогих. Эти люди вызывали у мальчика отвращение, но не из-за грязи, которая их окружала, а из-за пустоты во взгляде, делавшей их похожими на живых мертвецов. Одна женщина сидела у самого трапа и подремывала, прислонившись спиной к кнехту. Когда Фаррух прошел рядом с ней, женщина лениво разлепила глаза и сердито простонала что-то, недовольная тем, что ее сон нарушили. И вдруг оживилась, как будто ее окатили водой. Ее лицо отразило странную, издевательскую ухмылку. Она подняла смуглую сморщенную руку и, указывая на мальчишку, долго и взволнованно бормотала что-то. Впервые с момента их прибытия в порт Фаррух нахмурился. Он почти не разобрал сказанного — было слишком шумно, к тому же, он не знал местное наречие достаточно хорошо. Но кажется, женщина сказала что-то вроде: «Я вижу на тебе корону. В сорок лет тебя коронуют… О! Посмотрите, это настоящий король! Мальчик, тебя ждет мировая слава! Ты станешь… легендой! О! Король, мой король... (Тут нищенка вдруг заплакала). Как рано, как рано ты уйдешь в сиянье славы… Прах и пепел… прах и пепел…»***
В последующие дни он частенько возвращался в мыслях к этим словам, когда по привычке встречал рассвет, сидя на корме у края борта и глядел вниз на бесконечно глубокую морскую синь. Было стыдно осознавать, что чьи-то бредни пробудили в нем такой живой интерес, но иначе он не мог. Случайная искра разожгла в его душе пожар, и теперь ему только и оставалось, что мучиться досадной неуверенностью, порядком портящей настроение. Шестнадцать лет — тот возраст, когда каждый считает себя избранником. Осознание того, что на самом деле этот проклятый мир прекрасно устоит и без тебя, — это и есть трагедия взросления. Как ни пытался взбалмошный мальчишка переубедить, образумить сам себя, случайное и немного зловещее пророчество казалось ему знамением: «Будь смелее, и тогда корона твоя».***
Дома почти ничего не изменилось с того лета, когда он был здесь в последний раз. Разве что сестра вытянулась еще сильнее, превратившись из милой крохи с косичками в угловатую десятилетнюю хулиганку. Родители и Кэш, конечно, обрадовались, однако его приезд не нарушил повседневного домашнего уклада, в который возвращенному в лоно семьи Фарруху Балсара еще только предстояло вписаться заново. Следующий год он просто наслаждался возможностью быть самому себе хозяином. Временами подрабатывал где-то или просто слонялся по городу, часто наведываясь в гости к двоюродным сестрам. А вечера проводил в гамаке на втором этаже их большой квартиры, прислушиваясь к оживленному гулу на улице Шангани. Пару раз отец пытался навести его на мысль о продолжении учебы, но Фаррух отговаривался тем, что он еще не решил, чем хочет заниматься. Традиционно мужчины в их семье становились бухгалтерами или юристами. Служащими, которые составляли вершину среднего класса. Они не ввязывались ни в политику, ни в бизнес, как их бомбейские родичи. Ни с кем не конфликтовали, предпочитая крутиться в своем ограниченном мирке. Вот только это стабильное, надежное будущее не привлекало озорного, жизнерадостного и амбициозного паренька. Жизнь, распланированная до дня отцом, матерью, многочисленной родней… какая же это невыносимая скука! Пожалуй, единственное, чего он терпеть не мог. На самом деле он уже знал, какую судьбу выберет. После «The Hectics» это было так же очевидно, как и то, что он больше никому не позволит упаковать себя в чемодан и отправить к черту на рога. Однажды он завел с матерью разговор о том, что мечтает создавать музыку. По-настоящему сложную и прекрасную музыку, способную потягаться с произведениями величайших авторов. Музыку, которая могла бы раскрасить повседневную серость волшебными красками. Подарить слушателям немного сказочного и прекрасного… Мать попросту не поняла, о чем это он толкует. Все ее представление о музыкантах оканчивалось вечно пьяными парнями, которые гремят маракасами или пощипывают струны гитары в баре на другой стороне улицы. Для нее они были немногим лучше обычных побирушек. Неужели Фаррух хочет стать таким же? Разве для того они с отцом прилагали все усилия, чтобы обеспечить его будущее? Конечно, они оплатили уроки игры на пианино, зная, что их сыну нравится выступать перед публикой, но Джер Балсара ни на секунду не могла допустить, чтобы он посвятил жизнь этому сомнительному занятию. С той поры юноша больше ни разу не поднимал эту тему. Только отшучивался, что он не так умен, как отец, и вряд ли потянет карьеру бухгалтера.***
Январь, 1964 год
Кому хоть раз не посчастливилось оказаться в эпицентре вооруженного восстания, тот прекрасно знает, с чего все начинается. Как тишина и тревога саваном окутывают город. Как пустеют улицы, и люди, еще недавно бывшие добрыми соседями, стараются не смотреть друг другу в глаза. Все разговоры только о том, что англичане покидают остров, что арабы скоро приберут к рукам все места в парламенте, что султан бездействует, а британское правительство отказывается прислать сюда миротворческие войска… После того как арабская партия разогнала большую часть полицейского состава, улицы в Каменном городе наполнились мародерами и бандитами. Тогда из дома семьи Балсара исчезли все слуги, а вскоре отец семейства впервые завел разговор о том, чтобы перебраться в Англию. Он проработал в консульстве много лет, британские власти не откажут ему в выдаче гражданства. И потом, может, хоть в Англии этот обормот (Боми небрежно указал на сына) наконец найдет себе занятие по душе. В последующие дни тема политической обстановки как-то сама собой перешла в разряд запретных, зато про переезд родители говорили все чаще и настойчивей. Мать сомневалась, что они смогут устроиться на новом месте так же хорошо, но отец с присущей ему решительностью уверял, что легко найдет работу — он провел столько времени бок о бок с англичанами, что и сам чувствовал себя почти англичанином. Мнения детей никто не спрашивал, Фаррух и Кашмира переглядывались с надеждой, что их отец знает, что делает. Однако они поневоле замечали, как дрожит его голос, как безвольно и страшно обвисают уголки губ, и с беспощадной ясностью понимали, что сытая безопасная жизнь, которую Боми Балсара годами выстраивал для себя и своей семьи, вот-вот рухнет. Изо дня в день они как будто сидели на бомбе, зная, что в любой момент может рвануть. Мало у кого выдержат нервы. Как бы они внутренне ни готовились к чему-то подобному, утро двенадцатого января застало их врасплох. Быть может, потому что к войне, как и к смерти, нельзя быть готовым? И то и другое приходит в разных обличьях, но всегда одинаково обезоруживает прежде чем всадить когти и содрать кожу. В столице с ночи шли вооруженные бои. Каруме поднял восстание. Эта новость звенела в воздухе. Пытаться утаить ее было нелепо и совершенно бесполезно. Навязчивым кошмаром в памяти Фарруха отпечатались трясущиеся руки матери, спешно собирающей чемоданы. Отец велел брать лишь самое необходимое. Все равно их основные сбережения хранятся в британском банке. Ничего, поживут в Фултхэме у родни, пока не встанут на ноги. Пусть африканцы и ширази отстреливают арабов, сколько им вздумается! Если даже султан бежал, Боми Балсара тем более ни дня больше не задержится на этом проклятом острове! Уже позднее, трясясь в крохотном битком набитом автобусе, Фаррух вдруг понял, что предстоящий переезд вызывает у него не только страх перед неизвестностью, но и робкий восторг. В школе он привык к английскому укладу жизни. Чего греха таить, даже прозвище Фредди, которым его наградили одноклассники, нравилось ему больше родного имени. И теперь ему в голову упорно лезла странная, кажущаяся неуместной и… притягательная мысль: «Может, все к лучшему?» Как знать, возможно, именно то, что сейчас кажется концом света, приведет его на единственно правильную дорогу? Люди шепотом рассказывали друг другу, что мятеж охватил большую часть столицы, а убитые среди арабского населения исчисляются сотнями. Так это или нет, никто не знал. Достоверной информации взяться было неоткуда — повстанцы заняли почти все крупные здания, включая радиостанцию. Зато угрожающий вид вооруженных радикалов, которые то и дело мелькали на улицах, способствовал распространению леденящих кровь слухов. Несколько раз автобус тормозили. Кое-кого заставили выйти. Что с ними стало, никто не решился даже предположить. Во время очередной вынужденной остановки двое крепких чернокожих парней, бегло оглядев пассажиров, принялись выборочно проверять документы. Фаррух даже не испугался, когда дуло винтовки ткнулось ему в плечо. Один из повстанцев коротко приказал ему и еще двоим идти следом. Только безумный рев матери и голос отца, бледными губами повторяющего, как молитву, одно и то же: «Это мой сын, пожалуйста, не трогайте его. Мы — парсы, а не арабы. Мы — парсы, парсы…» вывел его из оцепенения. Собрав волю в кулак, парень улыбнулся и махнул рукой, как бы говоря, чтобы его родные оставались на местах и что с ним все будет хорошо, прежде чем покинуть автобус. Он старался усмирить страх, хотя в мыслях постоянно крутилось, что сейчас достаточно одного косого взгляда, одного неосторожного движения, и тогда… пара секунд — и ты, Фаррух Балсара, лежишь в песке, превращенный в решето. Вот тебе Англия! Вот тебе корона! Вот тебе твои гребаные амбиции!.. Хотя нет, Фаррух смутно чувствовал, что у Бога на него другие планы. Ведь он — почти звезда, черт подери! Он не может умереть так глупо. Их отвели в какой-то заброшенный ангар с дверьми нараспашку. Здесь расположился небольшой, но хорошо вооруженный отряд африканцев. Пройдя внутрь, Фаррух перво-наперво увидел высокого, как скала, широкоплечего и на редкость уродливого человека средних лет с кожей оттенка горького шоколада. В форме его широких ноздрей было что-то звериное. Весь его вид говорил в пользу того, что это командир отряда. Во всяком случае, Фаррух рассудил именно так. — Паспорт, — приказал командир на плохом английском. Парень был к этому готов. Стараясь казаться спокойным, он извлек из нагрудного кармана сложенный вчетверо плотный листок бумаги. Командир прищурился, стараясь разобрать почерк, которым были заполнены все графы в документе. Потом бегло оглядел стоявшего перед ним мальчишку и с сомнением спросил: — Индус? Самым разумным было ответить утвердительно, однако Фаррух, сам не зная, почему, покачал головой и вдруг улыбнулся. — Я — почти англичанин, — отозвался он, вспомнив отцовскую шутку, которую, впрочем, никто в доме не считал смешной. Командир посмотрел ему в глаза, и в грозном полузверином облике Фарруху впервые почудилось что-то человеческое. Кажется, это была горечь. Да, именно. Пронзительная и страшная горечь. — Англичанин? — Командир возвратил ему паспорт и кисло усмехнулся. — Англичане-то и бросили нас на милость арабам. И, отвернувшись, он приказал, чтобы паренька отпустили. Фаррух проводил его взглядом со странным чувством в сердце. Внезапно он понял, что готов пожалеть этих людей, вынужденно взявшихся за оружие, доведенных до крайности несправедливостью и неизвестностью, что станет с ними завтра. Этих марионеток с оборванными нитями. Его проводили к выходу из ангара. Тут юноша остановился, услышав за спиной сдавленный крик — один из пленников, приведенных вместе с ним, видимо, попытавшись вырваться, получил удар прикладом в солнечное сплетение. Фаррух машинально обернулся на звук, но конвоир тут же грубо толкнул его в плечо, подгоняя вперед. То, что он почувствовал, оказавшись на свободе, не передать словами! Хотелось смеяться и плакать одновременно, но почему-то Фаррух не мог ни того, ни другого. Он лишь глупо улыбался, как влюбленный дурень, который наконец-то пригласил понравившуюся девушку на свидание. Любые трудности и тревоги стали вдруг казаться такими смешными, что о них не хотелось даже думать. Он чувствовал себя полностью неуязвимым. До порта пришлось добираться пешком. Благо, он был хорошо знаком с этим лабиринтом узеньких улочек, где небо порой терялось среди высоких каменных крыш. Повсюду царило зловещее запустение. Лишь кое-где встречались люди, напоминающие погорельцев, — полуголые, в одном изодранном тряпье, с синяками и ссадинами на обнаженных руках и ногах. Они пронзительно кричали, плакали, призывали проклятия на голову бандитов, которые ограбили их и выкинули на улицу. Арабы — самые богатые жители острова — за считанные часы лишились земель, состояния, а многие и жизни. Стараясь избегать людных мест, чтобы вновь не нарваться на неприятности, Фаррух выбрал окольный путь, ныряя из переулка в переулок. Пару раз до его слуха долетали звуки пальбы и грубоватая солдатская речь, но больше повстанцы ему на пути не встретились. ... Никогда еще мать так крепко не прижимала его к себе, как в тот раз, когда он, смертельно уставший, каким-то чудом разыскал родных в переполненном порту. Никогда еще ее руки не сжимались у него на шее в такой крепкой, если не сказать мертвой хватке. И никогда еще Каши так пронзительно не плакала, безумно счастливая оттого, что ее старший брат, ее товарищ и защитник, вернулся невредимым. Это так разительно контрастировало с обычной сдержанностью их семейства, что Фаррух не нашел, что сказать. Любые слова казались заведомой глупостью. Именно тогда черноволосая голова его отца как будто покрылась инеем.***
26-е ноября 1975 года
— Вот так примерно… Моим родителям до сих пор не нравится то, что я занимаюсь музыкой. Фредди рассеянно крутил в руке стакан с остатками «Маргариты». Конечно, в своем рассказе он многое упустил. Довольно и того, что тогда он за один-единственный день повзрослел больше, чем за восемь лет в школе. — Как-то раз наши соседи в Фултхэме переезжали и хотели оставить нам старенькое пианино. Совершенно бесплатно. Нужно было только забрать его. Но мама не разрешила поставить его дома. Сказала, что места нет, куда его втиснуть… — Фредди вздохнул и выпил еще. — Я как раз поступил в колледж. Договорился и ходил играть на рояле в спортзал по утрам... — Неужели это так плохо, заниматься музыкой? У вас, вроде, получается достаточно успешно. Миссис Тейлор искренне недоумевала. Она всегда поддерживала своего сына в стремлении стать музыкантом. Да, настаивала на том, чтобы он получил профессию. Но препятствий к увлечению музыкой не чинила. А на том, чтобы ее сын пел в церковном хоре, так и вовсе настояла. — Нет, не плохо, конечно, — вставил Брайан. — Но мои родители тоже не в восторге от моего занятия. Отец хотел видеть меня профессором и, по-моему, не оставил эту надежду до сих пор. Правда, отец… он мой друг. Он очень мне помог. Миссис Тейлор, вы знаете, что гитару, на которой я играю, мы с ним собрали сами? Вместе. Представляете? Из старой каминной полки… Думаю, он по-своему гордится мной. Приходите на концерт — и услышите, какой звук у каминной полки! — Уж лучше заниматься музыкой, чем просиживать штаны в офисе. По-моему, это ужасно скучно. Джон, Роджер говорил, что ты — инженер, правильно? — Миссис Тейлор перевела взгляд на Дикки, сидящего на уголке дивана. Он думал о чем-то своем и за весь вечер вряд ли оборонил даже пару фраз. — Да, правильно. Но музыкой я увлекался с детства. В семь лет родители подарили мне на День рождения первую гитару. Смешную такую. Пластмассовую. Уже потом, когда отца не стало… мы с ребятами создали группу. Я играл — и мне было как-то легче. Музыка помогла пережить… — Джон замолчал, прикусив губу. Миссис Тейлор встала, подошла к нему и погладила по плечу. — Я знаю, музыка многим помогает пережить потери. И ваша, я уверена, тоже... — Она задумчиво вздохнула. — Спасибо вам за все — за угощение и за приятную компанию. Я, пожалуй, пойду. Отличный вечер... вернее, ночь. И вы не засиживайтесь, завтра всем нам рано вставать. Спокойно ночи! Помахав всем на прощание, миссис Тейлор пошла к лифту. — Какая классная женщина! Эх, была бы она лет на двадцать моложе… — Брайан сделал сложное лицо. — И что? У тебя есть Крисси. И потом, Роджер бы тебе все волосы на плойку накрутил, дорогой, если бы узнал, какие мысли крутятся в твоей голове по поводу его мамы. — Фредди откровенно ржал, привычно прикрывая рот.***
Проснувшись среди ночи, Роджер Тейлор, эсквайр — барабанщик и далее по тексту — обнаружил, что в номере он один. Агата Кристи в мягкой обложке лежала на тумбочке, а мамы нет! Ни в кровати, ни, как быстро обнаружилось, в туалете, ни на балконе. Куда она могла подеваться, если все ее вещи — туфли, пальто, шляпка, сумочка, даже юбка и блузка — были на месте? Не было только самой мамы, ее халата и тапок с зайцами… Роджер почесал затылок. Ничего путного в голову не приходило. На часах час ночи. На улице кромешная ночь. В отеле все спят. Мама куда-то пропала. Надо было срочно действовать! Набрав номер администратора, Роджер поинтересовался, нет ли внизу пожилой женщины в халате и дурацких тапках. — Нет, сэр. Все гости давно разошлись. Волосы начали вставать дыбом. Куда, черт возьми, делась его мать? Твою же!.. Родж быстро надел кеды, накинул поверх пижамы концертный бархатный пиджак, который висел поблизости на спинке стула, и мужественно вышел в коридор. Отель спал. В коридоре царил тревожный полумрак. В одном и номеров глухо бормотал телевизор, в остальном — мертвая тишина. «Блядь, как в фильме ужасов! Мама провалилась сквозь землю, как у Кристи, с... как его... отцом? Или нет, каноником... Пеннивайзом, что ли?..» Прикрыв за собой дверь, Роджер пошел вдоль по коридору, совершенно не представляя, что делать дальше. По спине бежали мурашки. То и дело ему мерещились какие-то ужасные существа. Ну, на худой конец просто серийные убийцы. Но кто-то же обязательно должен был прятаться в этих длинных зловещих тенях. Тот, кто похитил его маму вместе с бигуди и кроличьими тапками, розовой ночной сорочкой и халатом в клетку. Вдалеке заскрипел лифт. Звуки гулко отражались от стен и вызывали парализующее эхо. Роджер замер в ожидании чего-то жуткого. Ну или на тот же худой конец просто страшного. И тут двери лифта с лягзаньем отворились, и в них … — Сынок, ты чего не спишь? И почему в пиджаке? Ты куда собрался? Все спать уже ушли. Ой, как смешно смотрится с этими штанами! Да, именно. Это была его мама. В бигуди, косыночке, халате, тапочках с кроликами — то есть, в полном комплекте. Живая, здоровая и какая-то подозрительно веселая. — Мам, ты где, блин, была! Я проснулся — тебя нет! — Я ходила вниз. Попросила, чтобы нас разбудили утром. — А почему от тебя несет спиртным? — Роджер не на шутку рассердился. — Мам, разве так можно? Я же волновался! Позвонил вниз, мне сказали, что тебя там нет! Мама, где и с кем ты пила?! Признавайся! Тебя нельзя одну на полчаса оставить, сразу убежишь… — Да никуда я не убегала. Пропустила коктейль в баре на сон грядущий, а то никак не могла уснуть. — Лицо миссис Тейлор светилось улыбкой. — А сейчас наоборот, ужасно хочу спать. — Ага, «пропустила коктейль»! А завтра опять тебе аспирин искать? Ты его, кстати, так и не купила. Пошли уже спать. Вот гулена! — Суровый Роджер, пропустив маму в номер, закрыл покрепче дверь — на всякий случай. Вдруг тут все же водятся какие-нибудь местные маньяки.