«Ты не хочешь причинить мне боль,
Но посмотри, как глубоко застряла эта пуля.
Не подозревая об этом, я разрываю тебя на части —
В наших сердцах гремит гром...»
Placebo — Running Up That Hill
Мимо окон проносились по-ночному пустые парижские улицы. Случайными полосами огней, лентами домов и редких деревьев они запутывались в клубок бесчисленных смазанных цветов. Цветов, которые мои уставшие глаза не могли отделить друг от друга. Потонувший в пучине переживаний разум был не в силах думать ни о чём другом, кроме дрожащего голоса Максанса, который я слышал несколько минут назад и который до сих пор крутился в моей голове, будто бы его поставили на повтор. Что с ним произошло? Почему он находился сейчас совершенно один в своей квартире и плакал так безутешно? Кто довёл его до такого сырого отчаяния? Почему он связался именно со мной? Жюли… Неужели они расстались? Такси ехало мучительно медленно. Я без конца ёрзал на месте и не прекращал периодически проверять телефон и смотреть на печальное, но в то же время успокаивающее отсутствие новых сообщений от Максанса. Эта пустота говорила о том, что ничего не изменилось — он всё ещё меня ждал. Чёртово такси ползло как улитка.***
Спустя бесконечные двадцать пять минут машина начала тормозить и остановилась у бордюра около одного из десятиэтажных домов, расположенных на улице, на которой я прежде никогда не бывал. Живо расплатившись с водителем, я пулей вылетел из такси и чуть ли не бегом поспешил к нужному подъезду. Перед глазами замельтешили бесконечные ступени, с каждым шагом сердце рвалось отчаяннее, ускоряя свой темп. Глаза почти ничего не видели в темноте, но я продолжал бежать, перепрыгивая через две ступени и не боясь споткнуться. Сейчас меня волновало совершенно иное. Спустя семь этажей я оказался у нужной двери и, наконец, остановился и сделал пару глубоких вдохов. Я пытался вернуть контроль над своими мыслями и распутать клубок мучивших меня вопросов. Сейчас всё и так стало бы ясно. Я позвонил в дверь. Спустя несколько секунд я услышал, как щёлкнул замок. Дверь открылась. Сердце отчаянно дёрнулось напоследок, когда я увидел покрасневшее блестящее от слёз лицо. Сердце затихло в скорбном молчании, когда я посмотрел на опущенные влажные ресницы. Сердце со всей силы рванулось прочь из груди, когда Максанс заглянул мне в глаза. Захотелось отвести взгляд — невыносимо было видеть эти опухшие веки, эти красные белки, эту насыщенную безутешную скорбь. Макс постарался улыбнуться, но в итоге получилась лишь вымученная гримаса. Его губы задрожали. До безумия хотелось прижаться к нему, обнять, заслонить его от всей этой печали, но я продолжал просто молча стоять на пороге. Почему я, чёрт меня дери, продолжал молча стоять на пороге? Почему я, чёрт меня дери, всё ещё не решался делать то, чего мне так хотелось? Я боялся, что Дане-Фовель оттолкнёт меня, разозлится, заставит уйти, пожалев, что позвал меня? Ну и пускай. Один шаг отделял меня от Максанса. И я сделал этот чёртов шаг, заключив парня в крепкие объятия. Пусть он может пожалеть о том, что позвал меня. Сам я ни о чём не пожалею. Я почувствовал, как на мои плечи легли дрожащие руки Макса. У него не было сил прижаться ко мне сильнее, поэтому я сделал это за него. Я услышал вымученный стон и последующие за ним частые всхлипы. Тело Дане-Фовеля содрогнулось от рыданий. Моё сердце стало биться в такт этой дрожи. Я чувствовал, как по моему левому виску текли чужие слёзы. Мои руки медленно поглаживали спину парня.***
Я не знал, сколько прошло времени, пока мы стояли, обнявшись, в небольшом коридоре квартиры Максанса. Я отрывался от парня лишь единожды, чтобы прикрыть за собой дверь. Свет не горел. В стоящей тишине слышалось только наше дыхание. Слёзы Дане-Фовеля остановились. Я мог бы простоять так с ним до самого утра, до середины дня, до следующего вечера, если бы он только захотел. Но, должно быть, парень сильно устал, а потому я, нежно отстранившись от него, прошептал: — Эй, как ты? Не хочешь присесть? Макс в ответ лишь молча кивнул. Мы выпустили друг друга из объятий, и парень мотнул головой в сторону, приглашая меня пройти дальше в квартиру. Сам он направился к дальней двери — по-видимому, в ванную. Это была небольшая студия. Светлые стены, тёмные полы и минимум мебели. В углу стояла полутороспальная кровать, застеленная темным покрывалом, на стене слева от неё находилось окно без занавесок, к подоконнику был приставлен небольшой столик, на котором расположились проигрыватель для пластинок и настольная лампа, сейчас являвшаяся единственным источником света. У противоположной от окна стены, рядом с кроватью, стоял вместительный шкаф. Над кроватью, чуть ближе к стене с окном, висели полки со всевозможными книгами, пластинками и различными другими вещами. Под полками, в углу, стояла тумбочка, а на ней стеклянный аквариум без воды. Из-за плохого освещения я не смог понять, что за животное там содержалось, и было ли оно там вообще. Я прошёл на середину комнаты и оглянулся — слева от дверного проёма я увидел невысокий холодильник, несколько кухонных шкафчиков и старенькую плиту, а справа маленький стол с парой стульев. На столе стояла начатая бутылка пива, а рядом с ней пепельница с несколькими лежащими в ней окурками. Я приблизился к шкафу — к дверце была прикреплена фотография, на которой Максанс целовался с Жюли. Больше в комнате ничего не было. Несмотря на наличие повсюду личных вещей, мне показалось, что квартира не выглядела достаточно обжитой. Я услышал шаги, и через секунду в дверном проёме появился Макс. Его лицо по-прежнему блестело, растрёпанные волосы ближе к лицу намокли от воды. На шее висело полотенце. Парень кивнул на кровать позади меня. Я, пройдя пару шагов, опустился на её край. Затем взгляд снова вернулся к Дане-Фовелю. Тот, подойдя к столу, взял бутылку пива и сделал несколько крупных глотков. После Максанс приблизился к кровати и устроился на противоположном от меня краю, повернувшись так, чтобы сидеть ко мне лицом, и обнял своё колено, подтянув его к груди. — Располагайся, как тебе удобно, — произнёс Макс. Я кивнул и осторожно отодвинулся дальше от края, облокотившись спиной о стену. Не сводя глаз с парня, я молчал. Не хотелось заваливать его вопросами — я ожидал, пока он сам захочет рассказать мне, что произошло. — Эмм… Аксель, — Максанс шумно выдохнул, — прости меня, что я так внезапно разбудил тебя и вынудил приехать ко мне в два часа ночи. Мне правда жаль, — он потупил глаза в пол. — Не говори глупости, — я отрицательно покачал головой. — Всё нормально. — Но это действительно по-идиотски, разве нет? То есть мы не настолько давно общаемся, чтобы я выплёскивал на тебя всё это дерьмо. — Иногда проще обсудить свои проблемы с незнакомым человеком, чем с близким другом, — сказал я. Макс кивнул и снял с шеи полотенце, отложив его в сторону. Его взгляд вернулся ко мне. — В таком случае мы можем не бояться быть осуждёнными. — Ну, ты ведь не незнакомый человек. Ты мой друг, — произнёс Дане-Фовель. Я слегка улыбнулся — я, безусловно, тоже считал его своим другом, но никогда прежде не говорил об этом вслух. — И ты можешь меня осудить. — Но я не буду. Максанс слабо улыбнулся. Ненадолго снова наступила тишина — парень собирался с мыслями. — Сегодня перед съёмками я скурил косяк травы, — Макс вздохнул. Я выдохнул. — Я обычно серьёзно отношусь к работе, но… Я устал, понимаешь? Я действительно очень устал. Я… всегда курю, когда мне плохо. Я вспомнил ночь в баре, когда Максанс чуть не расстался с Жюли. В тот раз он тоже затягивался косяком. Так вот почему сегодня ему было так весело. Я почувствовал себя как никогда паршиво. Почему я ничего не заметил? Почему я не спросил у него, всё ли в порядке, ещё в тот день, когда мы снимали «Минуту за минутой»? — Знаешь… — продолжал Дане-Фовель, — у меня с Элиоттом удивительно много общего. — Ты же не… — Нет-нет, я не биполярен, — парень покачал головой. — Но я всё чаще стал ловить себя на том, что, просыпаясь с утра, не понимаю, кто я — Элиотт или Максанс. Элиотт близок мне, потому что меня тоже всё время бросает из крайности в крайность. Эмоциональные подъёмы, эмоциональные спады... У меня бывают депрессии. Довольно часто. И… мне сложно это переносить, потому что… В такие моменты никто не может мне помочь, — он ненадолго замолчал. — А как же твои друзья? А Жюли?.. — Блять, да хватит уже упоминать её каждый раз! Жюли то, Жюли это. Раздражает, — отрезал Максанс. Я замолчал, чуть не подавившись воздухом. В голове, словно на быстрой перемотке, пронеслись все наши предыдущие разговоры, и я вдруг понял, что действительно часто вспоминал о Жюли, спрашивал о ней, называл её имя. Но я никогда не видел в этом ничего плохого — если Максансу больно, разве она не должна поддерживать его? Если суть отношений не во взаимовыручке и взаимопонимании, то тогда в чём она? В том, чтобы раздражать друг друга? Они действительно расстались? Я не знал, какие эмоции были отражены на моём лице. Но Максанс, посмотрев мне в глаза, вдруг выдохнул и уткнулся лбом в своё колено. Спустя секунду, когда он снова посмотрел на меня, в его глазах больше не было злости. — Чёрт, Аксель, прости меня, я такой кретин, — сказал Макс и придвинулся чуть ближе ко мне. — Я не хотел срываться на тебя, правда. Я сейчас вообще туго соображаю. — Всё нормально, — я чуть улыбнулся. — Я понимаю. — Я говорил, что никто не может мне помочь. Но, по правде говоря, я не знаю наверняка. Может быть, я просто не хочу их помощи? Я сейчас не о том, что мне нравится плавать во всём этом дерьме. Просто… я даже не хочу обращаться за помощью, — Дане-Фовель подтянул на кровать вторую ногу и обнял свои колени. — Жюли, она… Я не знаю, мне порой кажется, что мы вместе, скорее, по привычке. Да, она знает о причинах моих депрессий и по возможности старается меня успокоить, но… Чёрт, это так по-детски. Она всегда говорит не то, что я хочу услышать. То есть она и не должна, да? Но я всегда этого жду. И никогда не получаю. И от этого считаю её виноватой, считаю, что она меня совсем не понимает. И это уже закрепилось внутри меня, и я ничего не могу поделать… Бля, я чёртов эгоист. — А что ты хочешь услышать? — осторожно спросил я. — Да не особо важно, что конкретно я хочу услышать. Если в общем, то это должно быть подтверждение моих собственных мыслей, думаю. Знаешь, это как будто я уже принял какое-то решение, но ничего не сделаю до тех пор, пока не услышу подтверждение от другого человека. Да и, возможно, даже тогда не сделаю, но мне будет греть душу сам факт того, что мне хотя бы дали добро на то, чтобы поступить по-своему. Даже если это решение объективно неправильное. Это ужасно глупо, но вот такой вот я. Глупый. — Почему ты считаешь свои решения неправильными? — я придвинулся ближе. — Может быть, во мне сейчас говорит юношеский максимализм, но разве любое твоё решение не будет правильным уже оттого, что оно твоё? Я хочу сказать, никто, кроме тебя самого, не знает, как будет лучше для тебя. Что бы там ни говорили люди, умудрённые жизненным опытом, мол, такое случается со всеми, поэтому стоит поступить вот так-то — по мне, это полнейший бред. Никто не имеет права измерять чужой жизненный опыт своим собственным. Твои чувства и эмоции уникальны. Если ты считаешь, что тебе нужно поступить так, как тебе хочется — сделай это. Ну, то есть... В рамках закона и здравого смысла, естественно. Я замолчал. Максанс изумлённо смотрел на меня ещё пару секунд, прежде чем его глаза вновь заблестели от подступивших слёз. Парень часто заморгал. Я уже пожалел о том, что толкнул такую речь. — А что делать с сожалениями? — севшим голосом спросил Макс. — Лучше сожалеть о том, что сделано, чем о том, на что ты не смог решиться. Упущенные возможности не прибавляют жизненного опыта. Дане-Фовель улыбнулся, и по его щеке скатилась одинокая слеза. За ней вторая. Третья. Парень старался смахнуть их руками, но слёзы не останавливались. Сдавшись, он закрыл лицо руками. Я неосознанно придвинулся ещё ближе к нему. Максанс неожиданно подался вперёд и опустил голову ко мне на колени. — Хочешь ли ты сказать, что разрешаешь мне делать то, что я хочу? — прошептал он. — Всё, что угодно, — я улыбнулся и успокаивающе погладил его по спине. — Чего бы тебе хотелось? — Сегодня я не буду рассказывать тебе о том, что доводит меня до такого состояния, — парень отнял ладони от своего лица и, перевернувшись на спину, уставился в потолок. — Это не вопрос доверия, — добавил он, заглянув мне в глаза. — Я просто очень устал, не хочу снова поднимать этот мусор со дна. Отвечая на твой вопрос — мне бы хотелось сейчас просто лежать вот так и говорить о какой-нибудь бессмысленной чуши. Ты не против? — Я всегда несу бессмысленную чушь, — я рассмеялся. Рука запуталась в мягких волосах Максанса. Я тоже решил делать то, чего мне хотелось. Хотя бы сегодня. — И при этом всегда говоришь то, что нужно, — Макс боднул мою руку и улыбнулся, прикрыв глаза. Я почувствовал дежавю. — Я не знаю, сколько ещё раз скажу тебе спасибо за всё то, что ты делаешь для меня, Аксель. И за сегодня тоже. Приехал ко мне среди ночи… Правда, спасибо. — Больше никогда не думай скрывать от меня своё состояние, — прошептал я. — Это, наверное, немного нагло с моей стороны. Но тебе придётся потерпеть мою назойливость. Ведь я действительно переживаю за тебя. — Ох, как-нибудь потерплю, — рассмеялся Максанс. Он действительно был красив, когда смеялся. Я всей душой желал всегда видеть улыбку на этом лице. И если это было в моих силах, то я был готов на всё, чтобы никогда не угасало сияние этих серо-голубых глаз. Ведь этого мне хотелось больше всего на свете.