«Послушай,
Я приму шёпот, если это всё, что у тебя есть для меня,
Но ведь это не так, правда?
Ты можешь прийти и спасти меня и
Попробовать прогнать вон безумие из моей головы».
Jason Walker — Echo
Не было ни дня, когда Аксель и Максанс не поддерживали бы связь друг с другом. Вне зависимости от наличия совместных сцен, вне зависимости от занятости на работе — у одного всегда находилась хотя бы пара секунд набрать короткое сообщение другому. Это могло быть словосочетание, могло быть просто одно слово, а мог быть случайный бессмысленный смайлик — несущественная глупость, которая всё же имела значение для них обоих. Максансу и Акселю было хорошо вместе, уютно и свободно. Не сговариваясь, они стали звать друг друга друзьями. Максанс упустил момент, когда на съёмочной площадке его глаза стали всё время искать Акселя. Максанс упустил момент, когда в душе стало появляться вязкое чувство досады, если глаза не находили его. Несмотря на то, что Макс отдавал всего себя работе над сериалом и всегда выкладывался на полную в каждом дубле, неуверенность Дане-Фовеля никуда не исчезла. Не исчез и тревожный узел в животе, который затягивался сильнее в моменты, когда Орьян пропадал из поля зрения внимательных серо-голубых глаз. Максанс упустил и тот момент, когда он перестал контролировать собственные действия в мгновения, когда, наконец, находил Акселя и встречался с ним взглядом. Дане-Фовель не способен был не улыбнуться ему, не способен был не помахать рукой и, находясь около него, не способен был при любой возможности не коснуться его — его волос, плеч и рук. Макс чувствовал себя невероятно счастливым оттого, что Орьян не имел ничего против всего этого. Для Максанса Аксель в последнее время был единственным человеком, из-за которого тот мог почувствовать себя счастливым. Он был для него глотком свежего воздуха в том удушливом смоге, в котором Макс задыхался, безнадёжно хватаясь за горло.***
— Так, отлично, — сказал фотограф — добродушный темноволосый мужчина средних лет — и подошёл чуть ближе. Звук затвора фотоаппарата был похож на приглушённую автоматную дробь. Привычно. — Ещё пару кадров… Прекрасно, — Максанс отметил манеру мужчины чётко произносить каждый согласный звук. — Голову чуть вправо, взгляд в сторону. Чудесно… — должен ли он был после каждой своей фразы добавлять какой-нибудь комментарий? Должен ли он был так нахваливать Дане-Фовеля? Автоматная дробь словно неожиданно стала громче. — Приподними слегка рубашку, — попросил добродушный фотограф. — Замечательно…Один.
— Хм… Не видно пресс, можешь приспустить слегка брюки? — добродушный фотограф улыбнулся.Два.
— Не хочешь их снять?..Три.
***
Максанс проснулся в холодном поту. Сердце отчаянно колотилось где-то в горле, заледеневшие дрожащие пальцы зацепились за тёмные простыни и, сминая их в кулак, словно старались удержать тело на кровати, как будто оно могло внезапно перенестись обратно в тот самый день. Лёгкие со свистом вобрали воздух, за этим последовали прерывающиеся хриплые выдохи. Дане-Фовель сел на кровати. За его спиной послышалось шуршание, и затем на плечо Максу легла миниатюрная бледная кисть с тонкими аккуратными пальцами. — Ты чего? — спросил сонный женский голос. — Кошмар приснился, — прошептал в ответ парень. — Опять… Тот самый. — Ох, — снова послышалось шуршание, и Максанса сзади обхватили нежные руки. Спину защекотали мягкие волосы. — Опять? Это до сих пор не отпускает тебя? — Мне было так страшно, я даже не знал, что делать… — Но ведь ничего не произошло, так? Ты ведь тогда сразу же ушёл, — произнёс голос около уха Дане-Фовеля. — Ничего не случилось, — повторил он. — Пойдём спать. Максанс кивнул и лёг обратно в кровать. Нежные руки не выпустили его из объятий. Это успокаивало его. Это успокаивало его? «Ничего не случилось?»***
Слабая морось на рассвете нисколько не помогала отвлечься от грустных мыслей. Серость нового дня встретила Максанса, когда он, находившись в квартире своей девушки, ранним утром открыл шторы и увидел редкие капли воды на стекле. Бессмысленно они, накапливаясь, зацеплялись друг за друга и стекали куда-то вниз. Сегодня это не выглядело, как прежде, красиво. Эстетично. Сегодня это выглядело до скрипа зубов отстранённо. Печально и до боли в глазах бесцветно. С разочарованным вздохом Дане-Фовель закрыл шторы и сел обратно на диван. Рука сама потянулась за телефоном. Открыв Инстаграм, Макс по привычке сразу же нажал на комментарии под своей последней публикацией. Это было какое-то видео. «Миленькая мордашка». «Я не понимаю, что он говорит, но лицо у него охуенное», — написала какая-то американка. «Не, слишком смазливый он какой-то». «Не понимаю вас, ребята. Красивый мальчик. Сойдёт». Сил читать дальше у Максанса не нашлось. Парень устало откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Внутри него что-то настойчиво выло, изнемогало и скулило раненным загнанным зверем. Царапалось. Иногда что-то затихало, смирялось и глухо постанывало, но потом с новой силой накатывало навязчивой печалью, волна за волной. Подступало к горлу, сворачиваясь там клубком запутавшихся пережитых событий. Дане-Фовель не позволял этому вырываться наружу, поэтому оно копилось внутри, металось из стороны в сторону где-то в прокуренных лёгких. Макс не находил внутри себя каких-либо конкретных причин для такого состояния. Они одновременно были во всём и в то же время ни в чём. Одновременно парень ожидал, что кто-то другой сможет помочь ему разгадать эту загадку — в то же время он понимал, что кроме него это было никому не под силу. А он тоже не мог. Помощи ждать было не от кого. В очередной раз. Лёгкие ужасно устали от смога неопределённости. Хотелось дышать. Максанс открыл глаза, снова взял телефон и отправил Акселю пару смайликов. Каплю и зонтик. На часах было пять утра. Орьян ответил спустя пару минут. Тоже двумя смайликами. Это были кинокамера и солнце. Не успел Дане-Фовель ответить, как пришло ещё одно сообщение. Теперь там было четыре смайлика. Солнце, енот, ёж и сердечко. Макс не смог сдержать улыбки.***
В этот день Максанс приехал на съёмочную площадку раньше назначенного времени. По пути туда он старался не смотреть по сторонам — не было желания видеть скорбь проносящихся мимо городских улиц и отстранённую бесцветность пасмурного неба. Музыка в наушниках заглушала все внешние звуки, делая громче всё то, что было внутри. Клубок в горле словно становился всё больше и больше. Дане-Фовель сглотнул. В таком состоянии ему предстояли очень тяжёлые съёмки.***
Сидя в такси, Аксель смотрел на зажатый в руке мобильный, на экране которого был привычно открыт диалог с Максансом. Хотелось написать что-нибудь, и Орьян уже давно перестал искать внутри себя причины, почему ему не стоило этого делать. А: «Уже в пути. А ты?» А: «Как думаешь, к съёмкам появится солнце или нет?» Сообщения были прочитаны в ту же секунду, как будто Макс прямо сейчас тоже смотрел на их диалог. Однако ответ так и не пришёл.Один.
***
Аксель прибыл на съёмочную площадку как раз к назначенному времени. Когда парень вошёл в комнату, все уже были на месте — Альенор, Эдуар и Максанс о чём-то разговаривали; Давид, Нильс и Ксавье оживлённо спорили, последний, очевидно, пытался что-то доказать и без конца размахивал руками. Когда Орьян подошёл ближе, то расслышал оператора: — …как назло! Где это чёртово солнце? У меня в кадре должны быть солнечные лучи! — Ты можешь станцевать, чтобы разогнать облака, — подшучивал Нильс. — Ради всего святого, успокойся. Не переносить же из-за этого съёмки. У нас же график. — Не знаю, как вы, а я уже вижу здесь целых два солнца, — улыбнулся Давид, когда увидел Акселя. Тот приблизился к ним, чтобы поздороваться. — Доброе утро, мой мальчик, — обратился режиссёр к Орьяну. — Сейчас мы успокоим Ксавье и начнём процесс. А вы пока приготовьтесь. Аксель кивнул и направился к Альенор, Эдуару и Максансу. Последний показался Орьяну каким-то странным — он, как и обычно, улыбался и переговаривался с остальными, но Аксель заметил, что он делал это только в тех случаях, когда к нему обращались напрямую — сам же Дане-Фовель не начинал новых тем, он лишь поддакивал другим или отвечал на вопросы. Неожиданно Макс поднял глаза на Акселя. То, что было сокрыто за этими серо-голубыми стёклами, заставило Орьяна резко почувствовать сосущее беспокойство.Два.
Аксель поздоровался с Эдуаром и, чмокнув в щеку Альенор, уже протянул руки для того, чтобы обнять Дане-Фовеля. Его остановили две вещи — внезапно вышедшее из-за облаков долгожданное солнце, осветившее своими тёплыми лучами комнату, и возглас Ксавье, который тут же подошёл к камере. — Вот оно! Нельзя терять драгоценное время, ребята. Давид, пора начинать. — Ладно-ладно. Малыши, по местам, — скомандовал режиссёр и встал напротив мониторов. Аксель разочарованно вздохнул и опустил руки. Ещё на несколько мгновений удержав взгляд Максанса, парень развернулся и направился к выходу из квартиры, чтобы спустя пару минут войти снова, уже будучи Лукой.***
Сначала всё шло, как обычно. Аксель и Максанс выглядели предельно погружёнными в своих персонажей. Лука, обеспокоенный состоянием своего возлюбленного, вынужден был слушать отчаянную речь Элиотта о том, что им не стоит быть вместе. Находясь в депрессивной фазе, Демори убеждал своего Луку, что превратит жизнь самого дорогого для него человека в ад. Что будет беситься по пустякам, что сделает ему больно, что напугает его. Луке, уже решившему для себя, что он преодолеет всё, лишь бы Элиотт был рядом, было невыносимо слушать эти горькие слова, видеть любовь всей своей жизни разбитым, напуганным и чуть ли не плачущим. — …Иногда буду спать всю неделю, — говорил Элиотт. — Иногда не буду ничего хотеть… — Максанс сделал паузу. Аксель удержался от того, чтобы обратить на это внимание и выпасть из образа Луки. — Иногда буду заводиться по пустякам, — продолжил Демори. Или Дане-Фовель? — Думаю, с этим всем я могу справиться, — сказал Лука и, подойдя ближе, протянул руки. — Нет, я серьёзно, Аксель.Три.
Орьян замер. Глаза Максанса, смотревшие на него, удивлённо расширились. На несколько секунд наступила полная тишина. — Стоп! — послышалась команда Давида. — Макс, соберись. Ещё раз! Начинаем с реплики после «Меня это бесит». Аксель не сводил глаз с Дане-Фовеля. Беспокойство, которое он ощутил сегодня при встрече, накатило на него с новой силой. Да, ему не могло показаться — с самого утра с его другом было что-то не так. А ведь у Орьяна даже не было времени спросить у него об этом перед съёмками. И даже сейчас Давид мог бы дать несколько минут, чтобы подготовиться, но он этого не сделал. Парень почувствовал небывалую зависть к Акселям из параллельных вселенных. — Мотор!***
Во второй раз всё проходило более гладко. Максанс больше не сбивался и не выпадал из образа. Вероятно, так это выглядело со стороны. Однако Аксель видел эти серо-голубые глаза прямо перед собой, он мог читать, что скрывалось за ними — дело было в том, что именно в этой сцене Элиотт и Максанс стали одним целым. Они говорили хором о своих чувствах и переживаниях. Орьян, внешне сохраняя лицо Луки, внутри исходил от стремления залезть на стену из-за отчаянного желания не видеть душевные терзания в этих покрасневших глазах, эти стоящие в них слёзы, отвести от них взгляд и снова посмотреть в них только тогда, когда всё снова стало бы хорошо. Когда они снова бы засияли. Руки Луки покоились на плечах Элиотта, пока он говорил ему: — …У меня тоже есть куча недостатков. Я тоже буду убегать, хлопнув дверью, буду злиться, — обоим — и Луке, и Акселю — хотелось донести до него весь смысл этих слов, закутать его в этот самый смысл. Обнять с такой силой, чтобы все его сломанные кусочки вновь собрались воедино. — Но правда в том, что уж лучше ты будешь бесить меня, чем тебя не будет рядом вообще. Оба — и Элиотт, и Максанс — опустили глаза. Чтобы спустя один удар сердца снова поднять их, теперь наполненных вновь вернувшимся теплом и светом. Наполненных вновь вернувшимся смыслом. — Так что посмотрим… Знаешь что? С этого момента мы будем жить одним днём. Нет, лучше… Мы будем жить минуту за минутой. Лица обоих осветили улыбки. Лука легонько поднял Элиотта за подбородок. — Эй, — шёпотом позвал он, — она начинается сейчас. Медленно приблизившись к любимому лицу, Лука — или уже Аксель — несмело коснулся тёплых губ. Элиотт — и всё ещё Максанс — ответил на поцелуй. Лука дрожал. Он так долго желал этого, этих губ, желал вновь окунуться в эти чувства. Желал почувствовать, что всё снова стало хорошо. Почувствовать, что Элиотт снова может дышать. Что они оба могут. Одним воздухом на двоих. Минуту за минутой. Завершив поцелуй, Элиотт выпрямился, и Лука прильнул к нему, уткнувшись носом в его шею. Так они, слегка покачиваясь, будто в медленном танце, и облегчённо улыбаясь, стояли ещё пару минут. Переполненный чувствами Аксель не смог сдержаться и прошептал: — Ты красивый, когда смеёшься.***
— Снято! — зазвенело в воздухе. Аксель чуть отпрянул от Максанса, но не выпустил его из объятий. Заглянуть ему в лицо парень не решился, а потому отвёл взгляд в сторону и посмотрел на Давида. Мужчина, улыбаясь, показал два больших пальца, но подходить почему-то не стал. Хотя Аксель, кажется, уже понял почему. Выдохнув, парень повернул голову и, слегка приподняв её, наконец, встретился взглядом с Максом. — Я знаю сценарий наизусть, ты же помнишь? — вполголоса произнёс тот. В глазах всё ещё стояли слёзы, но сам он счастливо улыбался. — И… — И я тоже, — мягко прервал его Орьян. — Но я захотел сказать, о чём действительно думал, — парень шутливо подмигнул Дане-Фовелю. — Или тебе не понравилось? — Не делай такое лицо, блин, — рассмеялся Макс и прижал Акселя к себе. Они снова медленно закружились на месте. — Но… — зашептал Максанс, — спасибо, Аксель. Правда, спасибо. Орьян подумал о том, что в комнате было довольно много людей. Он понял, что сейчас все взгляды были направлены на них с Максом. Аксель осознал всё это. И, улыбнувшись, сильнее прижался к Дане-Фовелю.