Легенда

Квас пил крепкий кофе под оживлённый монолог Лютика. Он, конечно, знал, что ЛТ был, мягко говоря, не очень тихим, но чтобы разбудить танк, который работал, как лошадь, двое суток без отдыха, нужно быть реально талантливым. Конечно, нельзя было винить только Люца за столь ранний подъём, хотя он и сыграл в этом большую роль. Дело было и в том, что Квас переживал за сына… Как он там? Доехал ли? А вдруг электричка с рельс сошла? А вдруг станцию захватили? А вдруг с ним что-то случилось? А вдруг… Слишком много вот таких вот «вдруг»… Да и на душе было неспокойно после рассказов Лютика… Приступы у малого стали повторяться, ни к чему хорошему это явно не приведёт… Ничего, он обязательно им займётся… Вот разгребётся немного и… Квас следил глазами за носящимся от стола к двери ЛТ и улыбнулся про себя — только этот танк мог делать три дела одновременно: завтракать, собираться на строительство и рассказывать истории из жизни. — Люц! Малыш выглянул из-за угла, щуря озорные глаза. — Ты же в больнице должен был лежать ещё неделю… Разве не так? Или сбежал, как обычно? — Не… Военное положение же объявили. В больнице только тяжёлых больных оставили — лекарства берегут. — А не уехал-то чего? Квас тут же осёкся: а куда он поедет? У него никого и нет, кроме матери и бабки, но ни та, ни другая его не жаловали… Подросток же на это промолчал. — Всё, мне пора… К вечеру не жди, — он пулей пролетел перед тяжем и ловко закрыл за собой дверь на ключ. «Бедняга… Тяжело без поддержки семьи… Ну ничего, найду я ещё управу на его мать!» Квас посмотрел на часы. Полшестого… В единственный выходной он и поспать не может. «На работу поеду… Всё равно делать нечего, а так хоть какая-то польза будет.» Он выехал на улицу, протягивая ноющие катки. Ещё было темно, но уже занимался алым горизонт на востоке, будто оттуда к городу шло огромное зарево пожара. Он относительно бодро поехал на работу, где, скорее всего, его снова заставят патрулировать какой-нибудь район или, вообще, отправят на строительство. По дороге пару раз попадались знакомые патрульные. Почему-то, когда он подъезжал к ним, они прятали глаза и всячески избегали разговора. Это настораживало, но Квас списывал всё на усталость и загруженность, поэтому не обращал внимания. Однако, когда он приехал к полигону, где сейчас собралось большинство его коллег, с ним по-прежнему обращались как-то особенно, даже начальник, обычно злой и недовольный жизнью, теперь как-то по-доброму вручил чашку с кофе и предложил ему отдохнуть. И только друзья его угрюмо молчали, боясь поднять на него глаза. — Вы что все с ума посходили? Что происходит? Всё молчали, только Тигр вздохнул: — Что ж, кто-то должен ему сказать… — Ты о чём? Победный положил руки на плечи Квасу. — Лучше сядь… — Так! Говорите сейчас же, пока все дружно лопатой по горбу не получили! Квас вспылил. Детский сад! Что опять? Каменщики в наступление пошли? Или мы на них наступаем? Что? Тигр подъехал ближе, видно было, что его самого подтряхивало. — Колян… Электричка с рельс сошла под Уссурийском… Васька в списке пропавших… Больше Квас ничего не слышал… Ни как чашка с лязгом разбилась, выплёскивая горячий напиток на асфальт, ни как друзья спрашивали его о самочувствии, ни утешений коллег… Ничего… Из глаз сами собой полились слёзы, но он и не собирался их останавливать или вытирать… Он не мог пошевелиться и сказать ничего… Внутри просто образовалась пустота… Разрывающая, высасывающая все жизненные силы пустота… Его сын… Его больше нет… Его малыша больше нет… Он не чувствовал, как катки ослабли… Как он упал поддоном на асфальт… Как друзья перетащили на скамейку и хлопали по щекам… Он думал только об одном… Они больше не увидятся… Никогда… Его больше никто не будет ждать дома до поздней ночи… Никто не будет прижиматься лёгким хрупким корпусом к нему после долгой разлуки… Никто не огорчит его плохой оценкой и не будет заискивающе смотреть в глаза, ища поддержки и ожидая наказания… Никто… Будто кусок от сердца оторвали… Будто погибла его часть… Лучшая часть…

***

— Подъём, салага! — резко раздался грозный крик, от которого Васька, только что разлепивший глаза, подскочил на кровати, — Встань, когда со старшим по званию разговариваешь! В комнату въехал хмурый ИС 7 и маленький МС-1, оба остановились перед вставшим у кровати подростком, что едва доставал первому до башни, однако спокойно смотрел прямо в глаза. — Фамилия, имя, отчество, возраст! — топ усмехнулся, увидев, как этот малыш, несмотря на рост и явное различие в силе, держит себя перед ним. Будто это и не ребёнок вовсе, а бывалый солдат… Хотя… — Легендарный Василий Дмитриевич, 14 лет, — даже глазом не повёл, а ведь Иван сказал, что он стоять-то с трудом должен. «Моська» стала что-то быстро записывать на небольшой белой бумажке. — Марка, тип, нация, уровень. — А-20, лёгкий советский танк 4-го уровня. Топ удивлённо вскинул брови. Обычно четвёрки боялись, не то что говорить с ним — смотреть в его сторону, а этот ещё и с вызовом таким смотрит… Да прямо в глаза! То ли смелый, то ли безумец… — Разрешите обратиться, товарищ командир, — спросил Васька хриплым голосом. ИС просто выпал в осадок… Теперь уже ему самому было неуютно под прожигающим взглядом разноцветных глазищ. А ведь он две войны прошёл… — Нет, не разрешаю! — рявкнул топ и добавил, обращаясь уже к Ивану, только что вошедшему, — долго он ещё будет в нерабочем состоянии? — Ну… Он в неплохом состоянии, единственное — сотрясение и побочка от «элексира», но она, думаю до завтра пройдёт… — Что ж, значит с завтрашнего дня и начнём… ИС выехал из комнаты, доктор и МС — вслед за ним. Васька тут же рухнул на кровать — катки не слушались, перед глазами плясали цветные пятна, а про боль уже можно и не говорить. Она часть его жизни. — Что начнём? — за стеной послышался приглушённый разговор. — Обучение. — Ты и впрямь решил, что мальчишка сможет воевать? Да ты посмотри на него! Его и так жизнь потрепала! Там же кости одни! Ни мышц, ни брони! — Исправим… Это потенциальный разведчик. Сам знаешь, что у нас с ними напряжёнка. Да и Мотоциклу какая-никакая помощь. — А если не согласится, как заставишь в разведку идти? Повисла гнетущая тишина… Васька невольно напрягся — речь сейчас идёт о его дальнейшей судьбе. — Никак. Расстрел и всё! Я его просто так кормить не намерен! Час от часу не легче… Теперь ещё и воевать придётся… Интересно, только он такой «везучий»? — Думаю, сегодня пойдёт ночевать в другое место. Мне под раненого кровать нужна. — Хорошо, пока пойдёт в Карцер, а потом что-нибудь придумаем. Ещё лучше… Теперь в каком-то карцере придётся жить… Ну просто идеально, мать вашу! В комнату вновь заехал итальянец. — Собирайся завтракать. — Спасибо, я не голоден… — А я разве тебя спрашивал? Сказал есть, значит есть! Васька вздохнул и попытался подняться. С горем пополам он с четвёртой попытки встал на дрожащие гусеницы, опираясь на кровать руками, и запустил двигатель. Доктор натянул на него рубашку, которая явно была на несколько размеров больше. И только сейчас до ЛТ дошло, что он стоял с голым торсом… Так вот почему все на него так смотрели… Дело в том, что со времён Великой войны весь его корпус был покрыт ужасными шрамами, которые не поддавались никакому лечению. Из-за них в детстве над ним сильно издевались, и он всячески старался их скрыть. А отец всегда говорил, что шрамы украшают мужчину… Да, но не такие… Он никогда не появлялся в обществе без своей любимой чёрной толстовки, которая так выгодно скрывала все его недостатки… Он очень засмущался, даже можно сказать ужаснулся, когда понял, сколько танков видели его «голым». Однако, видимо, кроме него это никого больше не волновало, ведь Иван просто взял его за шкирку и потащил на выход. Выехав на улицу, он не успевал осматриваться — доктор просто волок его за собой, не особо заботясь о его удобстве. Однако все-таки Васька рассмотрел, что они находятся в какой-то деревушке, явно среди леса. Домов не так много, да и танков… Одни дрова кололи, другие что-то громко обсуждали, третьи пили… Вот они заехали в столовую (вернее в небольшой домик, который все, по-видимому, считали столовой). Подросток был грубо посажен за стол, и почти мгновенно перед ним появилась тарелка супа и маленький кусочек хлеба. Всё в столовой обернулась на него — новенький, всё-таки. Он робко взял ложку и стал есть, глядя по сторонам. — О… Пополнение прибыло, — крикнул кто-то сбоку. — Хлипенькое какое-то пополнение… Пробник, что ли? По столовой прокатился дружный хохот. А Васька сжался в комочек… Аппетит, было появившийся, пропал совсем, еда просто не лезла в глотку. Но за ним следили и, навряд ли, дали бы встать, пока не доест. Поэтому он через силу съел всё предложенное и, сопровождаемый итальянцем, направился к выходу, когда в спину ему послышался крик: — Вылез из-под мамкиной юбки, вояка недоделанный! Ничего… Ненадолго задержится… Он обернулся. На него с вызовом смотрел Löwe с небольшим шрамом на лбу. Все в столовой смеялись, за исключением доктора, нескольких женщин и самого Васьки. Итальянец начал было что-то говорить, но тут же был перебит ЛТ. — Я, конечно, ожидал насмешек, но не от взрослых, кто должен быть умнее и выше этого… Если родину будут защищать такие, как вы… Мне жаль её… Тут уже у Ивана отпала челюсть. Похоже малыша сильно по башне стукнули… Или же просто инстинкт самосохранения потерял… В столовой все замолкли, глядя широко раскрытыми глазами на ЛТ… Никто не ожидал такого… — Хах, ловко вас четвёрка заткнула! А эта крошка с характером! — с удивлённым возгласом в столовую въехал Т-50-2, которого все называли Мотоциклом, — Здравствуй, приятель, я Михаил, можно просто Миша. Что ж… Ты мне уже нравишься. Уверен — хороший будешь напарник! Напарник?! Ах, да ему же воевать придётся… Васька пожал протянутую руку и представился, и тут же был вытащен на улицу. — Что ж прогуляемся пока… Сколько лет тебе? — Мотоцикл не умолкал… Чем-то он напомнил Ваське Лютика… Наверное, этой неусидчивостью или незатыкаемой болтовнёй… Васька отвечал сухо и кратко, особо не расписывая. — Хм, тебе 14? А мне 24… Я тут единственный легкач. Ну ничего, теперь нас двое будет… Мотоцикл болтал без умолку. Они заехали в лес. Вокруг было очень красиво: гигантские раскидистые дубы широкими кронами закрывали небо, мягкая молодая трава приятно щекотала гусеницы, пахло весной… — Поиграем? — Миша остановился перед подростком. Тот немного опешил. Что? Солдат и просто взрослый предлагает ему поиграть? — Ну… — Вот и чудно! Догоняй! — крикнул тот, толкнув Ваську в плечо. Он совсем растерялся… Ему нужно догонять? Он редко пользуется своей быстротой и уж тем более никогда никого не догонял… — Ты чего там встал? Эй! — Миша выглянул из-за дерева, — всё в порядке? — Я… Просто… Не умею… — Васька поступил взгляд. — Что не умеешь? Играть? Или догонять? — Миша выехал из своего укрытия. — И то, и другое… — подросток виновато посмотрел на солдата. — Ладно, — Мотоцикл достал из кармана небольшой красный мячик, — ловить-то, я надеюсь ты умеешь? А-20 коротко кивнул и поймал мяч… Мотоцикл кидал куда-то вбок, делал так, чтобы подросток больше двигался, практически падал, пытаясь поймать маленький скользкий мяч. После недолгой «перестрелки» старший убрал его обратно в карман и стал кружить вокруг подростка. Тот спокойно наблюдал за ним. — И чего ты встал? — сказал Мотоцикл на ходу. — А что мне делать? Солдат остановился. Обычно ЛТ при встрече крутят друг друга, и, когда один начинает движение, второй подхватывает и встаёт в круг. Так делали во все времена… Это, можно сказать, традиция… Но, похоже этот малыш не в курсе… — Вась, скажи мне, только честно. Тебя же не легкачи воспитывали… Да? Подросток кивнул, опустив глаза. Разведчик вздохнул. Он, конечно, предполагал, что будет тяжело, но, что они застрянут, даже не начав тренировок — это уже нежданчик… — То есть у тебя в окружении вообще нет легкачей? — Пара друзей… Да уж… Всё плохо… — Извини за нескромный вопрос… Что с твоими родителями? — Неважно… Васька окончательно потерял всякий настрой. Да и кому понравится, когда в его старых ранах ковыряются? Т-50-2 это почувствовал и замолчал. К деревушке они ехали молча. Подросток еле плёлся, тоскливо глядя перед собой, а взрослый ехал сбоку, чуть поодаль, иногда кидая сочувствующие взгляды в сторону подопечного. Вдруг его рация заговорила, но содержание смог понять лишь солдат. Перекинувшись парой фраз, он повернулся к Ваське. — Едем быстрее. Мне на задание надо. Тот прибавил газу, но ехать быстрее не стал — его водило из стороны в сторону, и он то и дело останавливался, натыкаясь на деревья. «Точно… Он же ещё не выздоровел… Вот я идиот!» — подумал Мотоцикл и взял малыша за руку. Меньше чем через минуту они были уже в деревушке. Миша сдал Ваську под чуткий надзор Стёпы, приказав беречь его, как зеницу ока, и укатил. — Привет, малютка, давно не виделись! — Защитник улыбнулся, показывая ряд ровных белоснежных зубов, — уже отошёл от «элексира»? Быстро, быстро… Я после такого неделю овощем валялся… — О чём вы? — А-20 решительно не понимал о чём идёт речь. — Переходи на «ты». Всё-таки я не такой старый. Едь сюда… — Стёпа подъехал к большой корявой яблоне, которая только набирала цвет, и присел, прислонившись спиной к шершавой тёмной коре, — «элексиром правды» называют наркотик. У того, кто его принял, развязывается язык, и он говорит всё, что думает. «Элексир» тяжело действует на нервную систему, и отходняки от него — просто ад… И, честно признаюсь, я очень удивлён твоей выносливостью. Присаживайся, малютка. Тебе, наверно, стоять тяжело? Тяж похлопал по земле рядом с собой. — Может хватит так меня называть? Я уже не маленький, — спросил Васька тихо, присев на предложенное место. — По сравнению со мной ты всё же малютка, поэтому не возникай. Я же не со зла, — Защитник погладил забинтованную маленькую башню. Из-под повязки выбилась пара русых непослушных прядей, и все попытки заправить их назад не увенчались успехом, — знаешь, ты очень смелый, для такого малыша. — С чего вы… Ты это взял? — Ну, когда мы тебя освобождали… А… Ты же не помнишь, наверно… Двадцать вопросительно посмотрел на тяжа. — В общем, когда мы ворвались в подвал, тот урод прикрывался тобой, и стрелять мы не могли. Но ты схватил скальпель и ударил его прямо в глаз! Он тебя выпустил, и мы его повязали. Тогда-то я тебе на гусеницу и наехал… Хотя, если честно, мы подумали, что ты уже мёртв. У тебя на лице живого места не было, весь в крови, пушка вообще вывернута вверх. Но ты молодец… Быстро восстановился… Васька потрогал свою пушку. Забинтована. А он и не заметил… — Вот, посмотри, — тяж протянул начищенный листочек металла, заменявший ему зеркало. Подросток ужаснулся, увидев собственное отражение: уголок губ содран и посинел, на скуле красовался стягивающий пластырь, а на брови — жирная кровавая ссадина, про вездесущие синяки и кровоподтёки можно и не упоминать… «Лучше б я сдох… Всем бы сразу легче жить стало…» — неожиданно промелькнула мысль. — Ловко ты Лёву заткнул сегодня. Но ты не обращай внимания на него. Он тот ещё уё… В смысле задира… Ко всем цепляется. Уже пару раз получал по морде, а всё никак не успокоится… — Слушай, Стёп… А мы ведь под Владивостоком находимся? На оккупированной территории? Васька снизу вверх посмотрел на тяжа. Тот вздохнул и снова погладил его по башне. — К сожалению, да. Семьдесят километров от города. — Вас правительство сюда отправило? — Нет, что ты… Мы сами… Когда Каменщики пришли сюда, стали собирать приспешников, а противников сгоняли в кучи и уничтожали. Естественно, многие подались в бега в основном в дальние деревни… Так вот мы одни из таких беглецов, только мы решили помочь изгнать этих гнид… Так что мы что-то типа партизанов. — Кто «вы»? — Мы с Яриком, то есть с командиром. Друзья с детства… Выросли здесь, а живём в Хабаровске. Приехали в отпуск, а тут вот… Мы избежали жестокой участи и приехали сюда. Немногие знают о деревне-призраке, в которой мы сейчас находимся, она была засекречена во время войны… Мы могли сбежать, но не хотели бросать родину. Конечно, тяжело собирать единомышленников. Теперь у нас около пятидесяти солдат, не считая трёх женщин, что попали сюда только потому что умеют готовить и из-за больших… впрочем, это не так важно… Но, согласись, пятьдесят танков за два дня — это более чем хорошо! И каждый день прибывают новые. Единственное — не хватает разведчиков, то есть легкачей… Они-то и в мирное время — редкость, а сейчас не найдёшь днём с огнём. Мишку мы вообще, буквально, выдрали из лап смерти, его уже расстреливать собирались, а тут мы… Вот теперь ты у нас появился… Это ничего, что неопытный. Мы тебя быстро натаскаем, станешь настоящим солдатом, малютка… Малютка? Тяж повернулся к Ваське. Тот мирно посапывал, прислонившись к стволу яблони, обняв беспомощно себя за плечи. Стёпа коротко улыбнулся, хотел было снова погладить его по башне, но не решился нарушить чуткого неспокойного сна. Аккуратно сняв с себя потрёпанную тужурку, он накрыл ею ребёнка. Рядом, на скамейке, расположилась шумная толпа мужиков — его товарищей, и, конечно же, он присоединился к ним, но не спускал глаз со спящего подростка, часто вздрагивавшего во сне. Васька вдруг очутился в до боли знакомом месте… Старый деревянный дом, ещё не подкошенная временем калитка, крашенный синим аккуратный заборчик и незабываемый запах свежего сена… Запах свободы и… счастья… Со слезами на глазах он объехал угол и попал в маленький уютный палисадник. Вокруг зеленели кусты смородины, сливы своими кронами упирались в небо, молодая трава светилась под гусеницами… Он проехал в конец вспаханного огорода к небольшому пруду, на берегу которого, наклонившись над водой, росла гигантская корявая яблоня… Она набрала цвет и вот-вот грозилась взорваться тысячей белых благоухающих цветов… Он заглянул в пруд — оттуда на него смотрел, улыбаясь, маленький счастливый А-20 с растрёпанными русыми волосами, с ярко-голубым и фиолетовым глазами. Он отпрянул от пруда, сердце забилось больно и часто… — Привет, Василёк, — сзади раздался громкий детский крик. Он обернулся — на крыльце стояла девочка — А-20 лет пяти с маленьким плюшевым зайчиком. Она прыгала на месте, растрёпывая аккуратно заплетённые косички, и махала ему ручкой. — Нет… Нет, нет, нет… Уходи… Не мучь меня… Зачем? — из глаз полились слёзы, он жался спиной к яблоне, ища защиты, закрывая лицо трясущимися руками, будто перед ним стоял не ребёнок, а беспощадный зверь. Из дома послышался детский смех. В окнах появились детские лица. Васька в ужасе прижался к дереву, едва не упав в воду. Детские голоса сливались, становились громче и ужаснее и вдруг переросли в крик, страшный предсмертный крик… Внезапно исчез дом и яблоня, он оказался в месте, где текла грязная мелкая речка… А крик смешивался с лязгом железа, хрустом костей, захлёбывающимся лаем орудий… Он пытался закрыться от этого леденящего звука, но не мог — он проникал в самую душу, грозился сломать хрупкий рассудок. Он закричал в отчаянии, надеясь заглушить его и… проснулся. На него смотрели, отложив выпивку и карты в сторону, удивлённые мужики, а он никак не мог отдышаться. — Кошмар? — Стёпа принёс ему стакан воды. Васька лишь коротко кивнул, трясущимися руками поднося напиток к губам. Настал вечер. Все сидели в столовой, за исключением некоторых часовых, и веселились как могли. Васька, съев часть ужина, слушал бесконечные рассказы Стёпы о молодости, о военных походах, о семье, словом, обо всём на свете. В столовую заехал командир, но никто не обратил на него внимания. Тот подъехал к подростку, ничего не говоря, выдернул его из-за стола и куда-то потащил. Васька не спрашивал ни о чём, будто, если он узнает, куда его ведут, что-то изменится. Они остановились перед небольшим тёмным бараком и командир стал отпирать дверь. Наконец, покончив с замком, он втолкнул Ваську внутрь, вручив ему керосиновую лампу. — Ночевать будешь здесь, и мой тебе совет — ложись спать сейчас же. Завтра трудный день. Он хлопнул дверью так, что Васька подпрыгнул на месте, едва не выронив лампу из рук. Он оглядел свои новые апартаменты — ободранные деревянные стены, низкий прогнивший потолок, на полу солома, только свежая, и маленькое окошко, пропускающее едва заметный свет. Знакомая картина… «Это, наверное, и есть карцер…» — подумал он и неохотно проехал вглубь. На стенах были выцарапаны разные надписи и рисунки, судя по датам, оставленные чуть больше десяти лет назад во время войны. Тут были и прощальные слова, и проклятия, и жалобы на судьбу… Каждая надпись скрывала за собой тайну. Несколько минут порассматривав «барачное искусство», он подъехал к окошку и заглянул в него, приподнявшись на катках. В столовой горел свет, кто-то оживлённо спорил на улице, несколько танков стояли рядом, видимо, курили. Две женщины, немного растрёпанные, ошивались там же. Через мутное стекло он увидел, как два силуэта приближались к его бараку. Дверь отворилась и в помещение въехали командир и Мотоцикл. — По-моему, я сказал тебе спать! — строго выкрикнул ИС 7, пропуская Мишу вперёд, — ты уверен, что хочешь остаться тут? Всё-таки завтра много работы, — добавил он, обращаясь уже к Т-50-2. — Да, я не оставлю такого кроху в одиночестве. Командир пожал плечами и уехал, заперев дверь на замок. — И снова здравствуйте! Я вернулся и на этот раз с молоком и печеньками, — солдат улыбнулся, доставая продукты, — чтоб не скучно было ночью. Ну рассказывай, как ты тут? Двадцать вздохнул. — Я понимаю, тебе тяжело сейчас, поэтому лучше отдохнуть. Едь сюда, — Миша присел к стене, поставив лампу перед собой, — не бойся, думаю, скоро переедешь отсюда, малыш. Малыш… Так его называл только отец… Интересно, как же он там… Жив ли, здоров? А вдруг его уже и нет… Что тогда? Что будет с ним? А с Данькой? Ведь ему нужна семья… Он добрый и открытый, нельзя чтобы он остался один… Нельзя… Мотоцикл снова начал говорить о чём-то, но никто его не слушал… Подросток был слишком занят своими мыслями… Васька не заметил, как Миша приглушил свет лампы, как глаза слиплись, как прижался к борту солдата и уснул…